Человек-Т, или Приключения экипажа «Пахаря»

Вступление

Я долго думал над тем, в каком жанре вести эти записки. В жанре дневника? Не получится. Хотя бы потому, что дневник предполагает точную датировку событий, а я зачастую не помню, когда именно со мной произошло то или иное. Да и вообще, дневник – интимное дело и предназначен, скорее, для самого себя, а мне хочется, чтобы эти записки нашли своего читателя.

Может быть, в жанре мемуаров?

Тоже не подходит. Мемуары пишутся в основном тогда, когда человек чувствует приближение смерти и знает – всё, что он мог совершить основного в жизни, он уже совершил. Я же отчего-то думаю, что ещё поживу на этом свете и кое-что успею сделать, кроме того, что сделал уже.

Но если не дневник и не мемуары, то что тогда?

Ответ пришёл однажды ночью. Сразу и неожиданно. «А почему бы тебе, Лёня, не написать нечто вроде романа?», – подумал я. – Пусть это будет художественное произведение. Все равно по прошествии стольких лет ты не сможешь объективно восстановить даты и факты, но на интуитивном, чувственном уровне, пожалуй, вполне на это способен. То есть, ты вполне можешь создать художественно правдивое литературное произведение. Или, во всяком случае, такое, которое с интересом воспримет читатель. А уж историки и архивисты пусть разбираются в том, соответствует ли рассказанное мной действительности или нет». Я понял, что это самый лучший выход. Именно роман. Или нечто похожее на него. Возможно, моё решение носит слишком безответственный и самоуверенный характер (дело в том, что я никогда не писал романов), но я его принял и честно постарался выполнить. И теперь предоставляю на суд читателя то, что у меня получилось.

Ваш Леонид Житинев

Эпизод первый

Я стоял возле окна и смотрел на заходящее солнце. Был август месяц начала двадцать первого века, пятница. То есть, впереди меня ожидали два бесконечно скучных выходных дня.

Надо заметить, что за последний год или даже полтора моё отношение к выходным резко изменилось. Если раньше я ждал их с нетерпением щенка, которого вот-вот обожаемый хозяин выведет на прогулку в широкий прекрасный и незнакомый мир, то нынче…. Нынче я не ждал от выходных ничего. Ни хорошего, ни плохого. Неизменная тоска у телевизора и каменно молчащий телефон, – вот и все мои выходные.

Нет, разумеется, иногда выпадали и весёлые субботы с воскресеньями. Например, когда мой единственный друг, бизнесмен и авантюрист (хороший бизнесмен всегда немного авантюрист) Витька Бондарь, оказывался вдруг свободен, и вспоминал о моём существовании. Тогда он заезжал за мной, и мы отправлялись развлекаться.

Впрочем, и развлечения эти последнее время стали какими-то однообразными. Ну, баня. Ну, водка. Ну, девочки. Можно в обратной последовательности. Ещё шашлыки на природе с той же водкой и девочками. Правда, однажды мы с ним слетали на два дня в Крым, в Коктебель, и это было действительно здорово. И ещё один раз прыгали с парашютом (я так до сих пор и не разобрался в тех чувствах, которые тогда испытал).

Но Витька – человек занятой, и свободные дни бывают у него редко. А самостоятельно развлекаться я разучился. Да что там – развлекаться, просто жить – и то… И ведь понимаю, что утратил вкус к жизни, что в тридцать лет это недопустимо, что нужно срочно принимать меры… Все понимаю. Но сделать ничего не могу. Пока. Одна надежда, что именно пока….

Итак, я стоял у окна в снимаемой мною квартире на одиннадцатом этаже и смотрел на закат.

Я люблю московское небо.

Есть в нём какая-то особая глубина и ширь, чистота и пронзительность. Иногда мне кажется, что московское небо создавал скульптор, а не живописец, если вам понятно, о чём я говорю. Солнце уже скрылось где-то за Серебряным Бором, и я уже почуял приближение очередного пустого вечера в пустой квартире, который мне суждено провести за пустой голливудской поделкой или не менее пустой книгой современного русскоязычного автора, когда в мою голову пришла банальная, но неожиданная мысль.

«А не выпить ли мне пива?» – подумал я.

И не одному, а среди людей. Пусть даже и незнакомых.

Мысль эта меня сначала радостно удивила, а потом подтолкнула к простейшим действиям. А именно: я обулся, сунул в карман деньги, ключи и покинул квартиру.

Как раз недалеко от моего дома совсем недавно открылось кафе со стандартным набором услуг: свежее пиво (а где оно сейчас несвежее?), водка-коньяк-вино, немудрёная еда, кофе, чай, прочие напитки. Цены вполне по карману таким, как я – людям, зарабатывающим на сносную жизнь, но не умеющим претендовать на большее.

Народа в кафе оказалось довольно много, и народа разного. Вон четверо работяг в углу пьют свою водку с пивом и дымят дешёвыми сигаретами. Вон несколько гостей с Кавказа сдвинули два столика и наслаждаются московским августовским вечером в обществе трёх прелестных, но несколько потасканных дам. Явно небогатая семейная пара у окна сидит с кофе и пирожными. Троица школьников за пепси-колой. А вон и не опустившиеся ещё до самого дна, местные бездельники-алкоголики цедят пиво и косятся по сторонам в надежде встретить щедрого кореша-знакомого с деньгами и раскрутить его на кружку-другую, а то и на бутылку чего покрепче.

Свободные места, однако, были. И даже свободные столики. Я выбрал столик в углу, заказал официантке две бутылки пива «Золотая бочка» (светлое), фисташки и, откинувшись на спинку стула, закурил.

Когда-то я любил подобные места. Мне нравилась их непринуждённая грубоватая атмосфера; звуки разудалой попсы из пузатого двухкассетника (made in China), от которой при желании можно легко отключиться в любой момент; запахи пролитого пива и водки, дешёвых духов, табачного дыма и верхней одежды, которую здесь не сдавали в гардероб, за неимением последнего, а в лучшем случае швыряли на свободный стул. Уют подобных заведений был хрупок и недолговечен, его легко могла разрушить какая-нибудь пьяная и наглая компания, но он, этот уют, не смотря ни на что, был, согревал руки и сердце поверхностным и во многом фальшивым, но всё же теплом; окутывал незримым и тонким коконом; защищал и прикрывал, как умел, от холодного и равнодушного города и мира. Конечно, только до определённого момента. До момента, пока не кончились деньги или настроение.

Да, когда-то… Когда-то я любил не только это, а много чего ещё.

Принесли пиво и фисташки. Стараясь не утратить в душе жалкую тень былых желаний, я выпил сразу полбокала, заел вкусными орешками южных стран и почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы продолжить.

К стенами и окнам кафе тем временем вплотную подступил вечер, а вместе с ним и неожиданный ветер, зашумевший в кронах лип и каштанов на близкой аллее.

– Будет гроза, – сказали рядом тихим голосом.

Я поднял глаза от бокала.

Человек, мужчина, лет, наверное, около пятидесяти. По всему видать, пьющий, но одежда новая, чистая и опрятная. Небрит. В одной руке – две бутылки той же «Золотой бочки», в другой – чистый бокал. Не стал ждать официантку – взял сам у стойки. Вот и собеседник.

– Разрешите?

– Пожалуйста, – разрешил я. – Не занято.

Он уселся напротив и, как мне показалось, с преувеличенной аккуратностью налил себе полный бокал пива. Выпил (его рука при этом чуть заметно дрожала), налил ещё, достал из кармана пачку «LM» и закурил. Было отчётливо заметно, что человеку уже гораздо лучше.

– Да, – сказал он окрепшим голосом. – Гроза… Скоро уже.

Я пожал плечами:

– Гроза так гроза. Мы внутри, не намокнем. А если б и снаружи – тоже ерунда. Лето пока. Тепло.

– Э, дело не в этом! – он явно обрадовался тому, что я поддержал разговор. – Намокнуть не страшно. Но все эти молнии с громом… Если честно, то я просто грозы боюсь.

– Боитесь? – переспросил я удивлённо.

– Именно. Странно, правда? Взрослый, казалось бы, человек. Образованный. И вдруг – боится грозы!

Он засмеялся отрывистым смехом, больше похожим на кашель.

– Наверное, в детстве какая-нибудь гроза сильно вас напугала? – предположил я, чтобы не молчать.

– Нет, – он покачал головой и отпил из бокала. – Хотя я действительно боюсь грозы с детства. А боюсь потому, что не понимаю.

Я засмеялся. Это было неожиданно и забавно. Сидит человек, пьёт пиво и утверждает, что боится грозы потому, что она ему не понятна! По-моему, смешно.

– А вы разве не страшитесь непонятного? – спросил он, дождавшись, когда мой смех угас. – Я думаю, что только непонятное бывает по-настоящему страшным. Явление, которое человек понимает, испугать не может, поскольку нам известно, откуда оно возникает и как от него защититься.

– Может быть, – сказал я. – Только при чём здесь гроза? Атмосферное электричество, достигшее известного напряжения. А для защиты от молний вполне достаточно громоотвода.

– Громоотвода… – пробормотал он. – Эх… Простите, вас как зовут?

– Леонид, – представился я, помедлив.

– А по батюшке?

– Владимирович.

– А меня – Вадим Алексеевич. Так вот, Леонид… Леонид Владимирович. Поверьте бывшему физику. В природе грозы ещё очень много непонятного и загадочного. Атмосферное электричество, говорите вы так легко, словно это бутерброд с колбасой! А что такое просто электричество, не говоря уже об атмосферном? Что такое электрический ток, например?

– Поток заряженных электронов, – улыбнулся я.

Он возмущённо фыркнул и прильнул к стакану, сразу уменьшив его содержание больше чем наполовину.

– Ладно, – вздохнул он, поставив стакан на стол, и с явным сожалением посмотрел на оставшуюся бутылку с пивом.

«Э, братец, – подумал я, – так ведь и спиться недолго…».

– Чёрт с ним, с электрическим током, – продолжил мой собеседник. – Мы хотя бы сумели заставить его работать себе на благо. Но что вы скажете насчёт шаровой молнии? Вот где загадка! Даже не загадка – тайна.

– Ни разу не встречал шаровую молнию, – признался я. – Мало того, даже не встречал человека, который бы с ней сталкивался.

– Теперь встретили, – сказал он. – Я видел шаровую молнию. Дважды. И считаю, что современной науке она не по зубам.

– Мало ли, что не по зубам современной науке, – пожал я плечами. – Стоит ли так волноваться?

Окна кафе полыхнули белым светом, и тут же, без малейшей паузы, в наш разговор ворвался гром.

– Вот она, гроза, – прошептал Вадим Алексеевич, косясь на окно. – Совсем близко… Вот вы говорите, стоит ли волноваться… Как же не волноваться, если тайна? Или вас тайны не волнуют?

– Когда-то волновали, – сказал я. – Теперь – не знаю. Скорее нет, чем да.

– Разочарование в жизни, – кивнул он медленно. – Да, я понимаю, теперь это модно. Впрочем, это всегда было модно. Но я хотел рассказать вам о шаровой молнии. Об одной моей встрече с ней. Встреч этих, как я уже говорил, было две, но та, первая… она до сих пор не даёт мне покоя, потому что я не могу объяснить того, что произошло.

За стенами снова сверкнуло и прогремело. Хлынул ливень.

Э, подумал я, придётся здесь переждать. Да и куда мне торопиться? Дома никто не ждёт… завтра суббота…

– Может, чего покрепче заказать, Вадим Алексеевич? – спросил я неожиданно для самого себя.

– Ну… честно говоря, денег у меня… – пробормотал он.

– У меня есть.

– Разве что маленькую…

Я заказал маленькую «Праздничной», ещё два пива и все те же фисташки. Заказ принесли быстро. Мы выпили за знакомство, и я приготовился терпеливо слушать. В конце концов, надо же как-то было пересидеть грозу?

– Это случилась лет, наверное, тридцать пять назад, – начал Вадим Алексеевич, закуривая. – Я тогда был мальчишкой, и мой дед по отцу взял меня с собой на рыбалку. С ночёвкой. У деда была машина – «Москвич –403», знаете? И палатка была. Надо сказать, что дед у меня был человеком суровым и замкнутым, баловал меня редко, и эту поездку на рыбалку я воспринял как настоящий праздник. Но дело не в этом. Мы приехали на место вечером, дед установил палатку, а я соорудил костёр. Потом ловили рыбу и кое-что поймали. Мало поймали, поэтому спать легли пораньше, чтобы встать на утренней зорьке и снова попытать счастья. А ночью началась гроза. Вот, как сегодня. Я проснулся от жуткого грохота. Дед храпел рядом, как ни в чём не бывало. Что ему гроза, – он всю войну артиллеристом прошёл… В общем, сижу я и трясусь от страха. Молнии сверкают так, что в палатке светло становится. Кажется, что совсем рядом в землю бьют и вот-вот ударят прямо в меня. Гром небо раскалывает. Дождь сплошным потоком. Светопреставление, в общем. Сижу я, боюсь, а деда разбудить тоже боюсь. Ещё неизвестно, что страшнее – дед или гроза. Мне-то лет, наверное, двенадцать или тринадцать тогда было, то есть, большой мальчик уже. Что бы я ему сказал? Что мне страшно? Он бы мне дал «страшно»… – Вадим Алексеевич снова покосился на окна, за которыми продолжало сверкать, грохотать и лить, протянул руку к бутылке и решительно налил себе и мне. Мы выпили.

– Наконец, гроза стала уходить, – продолжил он свой рассказ. – Я уж, было, собрался ложиться, но тут… Сложно описывать это тому, кто никогда не видел. Сравнить не с чем. Разве что с каким-нибудь спецэффектом в голливудском фильме. Но кино – оно на экране, а здесь… Прямо сквозь брезент, сбоку, в палатку вплыл светящийся ярким зеленоватым светом шар. Размером, наверное, с большое яблоко. При этом, заметьте, брезент остался совершенно цел! Ни дырочки! Как вам, а?

– Возможно, он не проник в палатку, а сразу в ней появился? – предположил я, вспоминая о читанных когда-то историях про встречи с шаровыми молниями. – Сконденсировался или как там ещё это называется…

– Если бы он возник в палатке, я бы так и сказал, – перебил Вадим Алексеевич. – Нет, он именно что проник внутрь снаружи. И брезент не повредил! Но это всё ещё были цветочки, потому что ягодки ждали меня впереди. Шар повисел немного, покачиваясь из стороны в сторону… Знаете, было похоже, что он живой. Он, словно бы принюхивался к ситуации и раздумывал над тем, что ему делать дальше. Я от страха совсем оцепенел. Сидел, замерев, чуть ли дышать не забыл и глаз оторвать не мог от этой штуки. Мальчик я был начитанный, о шаровых молниях слышал и догадался, что это она и есть. Но от этой догадки легче мне не стало, потому что я сразу вспомнил прочитанное. И что взрываются, бывает, шаровые молнии, и что людей калечат, пожары устраивают и вообще очень опасны. Хотел деда позвать, разбудить, а потом подумал, что спугну незваную гостью ненароком, и натворит она в палатке бед. В общем, стараюсь не шевелиться и жду, что дальше будет. Шар покачался, покачался и начал кружить прямо над дедом. Один круг сделал, второй, третий… И вижу я, что не просто он кружится, а снижается помаленьку. Тут мне совсем невмоготу стало. Открыл я рот, чтобы деда позвать и разбудить, но шар мой крик опередил и коснулся дедовой руки, что из-под одеяла простого верблюжьего выпросталась. Прямо тыльной стороны ладони, где у деда ещё наколка была: «Артиллерия – бог войны!». Коснулся он, значит, руки и, словно присосался к коже. И стал втягиваться в руку! Ну, выглядело это именно так, во сяком случае. Вот он с яблоко, вот уже с шарик для пинг-понга величиной, вот со сливу, вишню, горошину… Все, исчез! Он исчез, я глаза закрыл и снова открыл. И увидел, что дед тоже исчез.

Я потянулся к пачке сигарет, скрывая подступивший смешок. Вот оно, дождался, начались пьяные байки. И сколько уже я их слышал за годы занятий журналистикой! Иной за бутылку тебе такое расскажет, что никакая буйная, но трезвая фантазия охватить не в состоянии. А с другой стороны, иначе русского человека и разговорить трудно. Не хочет он, русский человек, без бутылки разговаривать. Ну, ладно, разговаривай, но врать-то зачем безбожно? Впрочем, сейчас мне всё равно, что плетёт мой собеседник и собутыльник, я его историю публиковать не собираюсь. Да и пить с ним дальше тоже что-то расхотелось. Алкоголик. С ними всегда одинаково: налей стакан – потом не отвяжется. Скучно…

– … совсем у меня душа в пятки ушла, – размахивая рукой с горящей сигаретой, воодушевлённо продолжал мой не совсем уже трезвый собеседник. – Подумал сначала, что дед проснулся и выполз наружу, пока я глаза закрывал. Но – как? Я их закрыл на долю секунды, не больше. За это время не то что вылезти – с боку на бок не перевернуться. А главное – вход в палатку оставался закрытым! Палатка у нас была старая, вход не на замке-«молнии», а на завязках. Я сунулся было наружу, а выйти не могу, потому что все завязки того… завязаны. Тут гроза вроде как отдалилась, и дождь утихать стал. Я немного осмелел, узлы развязал, фонарик прихватить не забыл и вылез в ночь. Дождь уже почти кончился, но темно было, как…очень темно, в общем. Но фонарик у нас был хороший, мощный. Я его включил и стал деда искать. Молча искал, не звал. Сам не знаю почему, наверное, боялся, что вернётся шаровая молния на мой крик, и тогда мне совсем несдобровать… – Вадим Алексеевич умолк и снова протянул руку к бутылке. Там уже почти ничего не осталось, и я ждал, что он сейчас предложит мне взять ещё одну. Но он не предложил. Разлил остатки, выпил, уставился снова в окно, за которым продолжалась гроза.

– А дальше? – прервал я молчание, чтобы не показаться совсем уж невежливым – всё-таки он не попросил взять вторую бутылку…

– А дальше – нашёл я деда. По храпу нашёл. Метрах, наверное, в тридцати от палатки под кустом боярышника. Он даже не проснулся – так и продолжал себе храпеть на мокрой траве, завернувшись в одеяло.

– И? Разбудили вы его?

– Да, конечно. Но правду не сказал. Он бы всё равно ни в жизни мне не поверил. Сказал только, что проснулся, а его нет. Пошёл искать и тут, под кустом, его увидел. Дед, почесал в затылке, стал припоминать не было ли у нас в роду лунатиков, не припомнил, махнул рукой и пошёл обратно в палатку.

– А вы?

– А что я… Запомнил это на всю жизнь, теперь, вот, вам рассказал. Но вы, я вижу, не особенно мне поверили.

– Почему же? – я пожал плечами. – Верю. Но думаю, что с вами и вашим дедом случилось что-то, что вы не поняли. Не считаете же вы, в самом деле, что шаровая молния перенесла вашего деда по воздуху? Тем более, мне показалось, вы упоминали, что вы физик…

– Бывший, – кривовато усмехнулся он.

– Какая разница! Прикиньте энергию переноса. Я-то физику и в школе плохо знал, а сейчас и вовсе забыл, но все равно соображаю, что перенести семьдесят-восемьдесят килограммов на тридцать метров…

– Это был не перенос, – перебил он меня. – В том-то и дело. Подумаешь, перенос… Я бы ради такого пустяка и рассказывать вам ничего не стал. Это было мгновенное перемещение. Или почти мгновенное. Палатка-то не пострадала, как вы не понимаете! Как бы он прошёл сквозь палатку? Материальное тело всё-таки! Э, да что там говорить… Я всю жизнь над этим голову ломаю и все равно даже близко не подошёл к объяснению. А вы говорите – перенос.

– Да не говорю я ничего, – разозлился я. – Хотите объяснение? Извольте. Вы уснули, и молния вам приснилась. И всё остальное тоже. А пока вы спали, дед ваш вылез из палатки вместе с одеялом, завязал за собой вход и пошёл на речку. Покурить, например. Или нужду справить. А потом завалился под куст и уснул. Что, вы хотите сказать, что моё объяснение более невероятно, чем ваша история? Что быть такого не могло? Ха-ха. Физик, тоже мне…

Я и в самом деле неожиданно разозлился. Сидит, понимаешь, тут передо мной полуспившийся физик-недоучка и сказки рассказывает. И, главное, зачем? Как благодарность за водку, что ли? Так не нуждаюсь я в его благодарности. Ну, пусть бы рассказал он эту историю, ладно. Но что, нельзя было самому предположить, что дед просто вышел, а ему всё приснилось? Нет, обязательно надо тумана напустить, собеседника за дурака посчитать, а потом, возможно, и посмеяться над ним. Самому или с товарищами. Вот, мол, рассказал байку лоху, а он и уши развесил, водку выставил…

– Извините, если что не так, – прервал мои злые размышления Вадим Алексеевич. – Пойду я. Гроза кончается, да и домой мне пора. До свидания. Спасибо за угощение и ещё раз извините.

Он поспешно поднялся, неловко загасил в пепельнице сигарету и поспешил к выходу из кафе.

Гроза на самом деле ещё продолжалась, и мне отчего-то стало неловко. Только что злился на человека и вот уже чувствую себя виноватым.

Чёрт, обиделся, кажется. И что я на него накинулся? Сидели, разговаривали… Ну придумал человек интересную историю, и что с того? Он тебя, дурака, развлечь хотел, а ты… Эх, вот и всегда так со мной последнее время – то себя извожу почём зря, то на людей кидаюсь ни с того ни с сего.

Настроение было испорчено окончательно. Попил, блин, пивка… М-да, надо, пожалуй, тоже домой идти. Тем более, что дождь, кажется, действительно утих, пива и водки я больше не хочу, а поговорить больше всё равно не с кем.

Я подозвал официантку, расплатился и вышел на улицу.

Гроза уходила. Только ветер ещё шумел в деревьях, да редкие крупные капли дождя напоминали о близкой непогоде.

Чтобы попасть домой, мне нужно было пересечь аллею нырнуть в проход между двумя соседними панельными двенадцатиэтажками и пройти по короткой тёмной улочке, образованной железными коробками гаражей. Тут следовало смотреть под ноги, потому что на улочке этой, из-за отсутствия асфальта, после хорошего дождя возникали широкие и глубокие лужи. При этом, почему-то, всегда в разных местах.

Что заставило меня поднять голову, не знаю. Вероятно сработала так называемая интуиция. Шестое чувство, блин. Хотя откуда ей было взяться? Никогда не срабатывала, а тут – на тебе.

Как бы то ни было, а я их заметил. Трое перегородили мне дорогу, а когда я оглянулся, то увидел ещё двоих, отрезавших путь назад. Было темно, и лиц их я не видел, но то, что этим пятерым нужен именно я, понял отчего-то сразу. И тут же в ногах разлилась противная трусливая слабость, обмерло сердце, и в голове вспыхнула одна, но очень яркая мысль: «Доигрался в журналистское расследование, мудак. Тут-то тебе и…».

Бежать было некуда. Справа гараж, слева гараж, трое впереди и двое сзади.

Кричать?

Бесполезно. Даже, если услышат, то на помощь никто не придёт – дураков нет. В самом лучшем случае – вызовут милицию. Но пока те приедут, если, конечно, вообще приедут…

Драться? Пожалуй, это единственный выход. Попробовать кого-то свалить, вырваться и убежать. Боец, правда, из меня хреновый, даже в детстве я редко дрался, предпочитая решать конфликты миром, но, если прижмёт… Опять же, физически слабым назвать меня трудно – ещё каких-то десять лет назад я почти дотянул до кандидата в мастера спорта по прыжкам в воду и полностью формы пока не утратил.

– Ты головой не верти, – отчётливо сказал один из троицы. – Стой на месте и не дёргайся. Слышал о том, что за базар отвечать надо? То-то. Вот и ответишь сейчас.

Они разом шагнули мне навстречу, и я приготовился кинуться вперёд на прорыв, как тут над нами что-то затрещало фейерверочным треском, и посыпались искры. Машинально все подняли головы. Искрила проводка на столбе, видимо, повреждённая ветром, и я увидел, как из того места, откуда фонтанировали искры, вдруг полез, наливаясь объёмом и пронзительным зелёным светом круглый шар-пузырь.

Полез, надулся до размеров небольшого арбуза, оторвался от провода, завис, покачиваясь, в воздухе и неожиданно скользнул бесшумно и быстро вниз, прямо между опасной троицей и мной. Пахнуло озоном, и в кожу рук и лица словно воткнулись тысячи мельчайших иголочек.

– …ть! – попятившись, визгливо удивился тот, кто перед этим советовал мне не дёргаться и стоять на месте. – Это ещё что за хрень?

Пора, решил я. Другого времени не будет. Пока они растерялись… И кинулся вперёд и вправо, огибая зависший на моём пути удивительный шар.

Дальнейшее произошло в какую-то долю секунды. Шар, словно испуганный кот, заметался из стороны в сторону, я, стараясь от него увернуться, поскользнулся на мокрой глине, взмахнул правой рукой, удерживая равновесие… и всей кистью погрузился в яркое круглое и зелёное свечение.

Позже гораздо, когда я уже смог хоть как-то анализировать происшедшее, мне припомнилось многое. И морозный холод, вмиг разошедшийся от руки по всему телу, и сама рука, засветившаяся тем же ярким и зелёным светом (мне даже показалось, что сквозь ткань рубашки, кожу и мышцы я вижу собственные кости), и лица тех троих, кто поджидал меня в тёмном проходе между гаражами. Приоткрытые рты и выкаченные глаза с застывшим в них тупым удивлением.