Рабы Парижа

Глава 11

Ван-Клопен, знаменитый в Париже дамский портной, после многих крушений встал, наконец, на вершине парижской моды, а, значит, и славы. Родом из Роттердама, отличавшийся недурным вкусом, однажды он поймал удачу в образе двух известнейших щеголих нашего времени – герцогини де Сермез и прелестной Женни Фанси.

Первая из них, столь же знаменитая своей эксцентричностью, сколько древностью своего рода и положением в свете, до безумия любила наряды и, надо отдать ей должное, умела ценить тех, кто ей угождал по этой части. Другая, бывшая в то время содержанкой графа Треморела, не знала счета своим деньгам, целиком спуская их на те же наряды.

Эти две законодательницы мод, одна – большого света, другая – так называемого полусвета, вывели в люди Ван-Клопена, и с их легкой руки успех его стал расти с изумительной силой и быстротой. В настоящее время у Ван-Клопена не было никаких конкурентов. Низенький, толстенький человечек, он не отличался ни красотой, ни достоинством, зато в его взгляде явно светились наглость и цинизм. Таков был еще один приятель и компаньон Маскаро! Еще бы, все аристократы и знаменитые кокотки, все одеваются у Ван-Клопена, называя его с милой бесцеремонностью: наш прелестный, обожаемый Клопен! Как же после всего этого Маскаро мог не быть с ним в самых дружеских отношениях!

Надо отдать должное, Клопен умел держать своих почитательниц в руках. Горе той, которая ему задолжает! Он, как вампир, все равно высосет из нее нужную ему сумму.

Подкрепившись в ресторане, Маскаро повел Поля к своему другу, объяснив предварительно, что в залах его огромного заведения они легко могут встретить ту, которую Маскаро назначил Полю в спутницы жизни.

Через пять минут они уже входили в роскошный подъезд с богато убранной лестницей, по которой поднялись в великолепный зал, задрапированный богатыми тканями, убранный бронзой и зеркалами. Лакеи бросились снимать с них пальто.

– Господин Ван-Клопен в настоящую минуту занят с одной русской княгиней, – сообщил один из них, – но если монсеньору угодно, я пойду ему доложить, и он примет его в своем кабинете.

По этому разговору вполне можно было судить, каким почетным посетителем и в то же время близким человеком был Маскаро во владениях Ван-Клопена.

– Не надо, пусть работает, мы не спешим, – отвечал он со скромным достоинством. – А в общей приемной много народу?

– Дам двенадцать, по крайней мере. Теперь время балов…

– Прекрасно. Идемте Поль, посмотрим на этих дам, нас это, кстати, развлечет в ожидании хозяина.

И, не спрашивая ничего больше, он, как у себя дома, направился к одной из бархатных портьер зала, откинув ее, вошел в следующую комнату, пропустив впереди себя Поля.

Маскаро улыбался.

«Ну, теперь ты у меня не вырвешься, – решил он про себя, – можешь любить, что хочешь: ее или приданое, но я из тебя сделаю то, что мне надо!»

Остановившись на этом «родительском» решении, он обратился к своему названому сыну с новым вопросом:

– Хотите знать ее имя?

– О, да!

– Флавия!..

…Поль не мог насмотреться на обольстительную смуглянку, она стояла к нему в профиль и, как он считал, забыв об игре зеркал, не замечала его.

Он так усердно был занят этим, что не слышал, как отворилась дверь, и Ван-Клопен вошел в комнату. В жабо и манжетах из дорогих брабантских кружев, с огромным солитером на пальце… Дамы бросились к своему кумиру.

Но законодатель мод заметил в углу на диване сидящего Маскаро, и с самой сладкой улыбкой попросил обождать любезных заказчиц.

– Как, это вы, мой любезный Маскаро! – воскликнул он и поспешил к нему, – тысяча извинений, что заставил вас ждать!

Это было сказано вслух и довольно громко, затем он что-то шепнул Маскаро, а затем опять вслух:

– Будьте так добры, перейдите с месье в мой кабинет и подождите меня там.

Едва Ван-Клопен проводил своего друга, как к нему кинулась одна из заказчиц. Лицо ее было озабочено, дрожащей рукой она прикоснулась к руке знаменитого портного, увлекая его в небольшой коридорчик, прилегающий к приемной.

– Ради Бога, уделите мне минуту времени, – проговорила она рыдающим голосом.

Ван-Клопен рассеяно взглянул на нее.

– Что с вами?

– Ах, вы не можете себе представить, в каком я отчаянии! Завтра кончается срок моего векселя на три тысячи, подписанный мною для вас.

– Такое вполне может быть.

– Да, но у меня нет денег, чтобы оплатить его!

– А у меня тем более.

– Я приехала умолять вас отсрочить мне срок уплаты, переписать его на два месяца, на каких угодно условиях…

Дамский портной пожал плечами.

– Через два месяца вы его точно так же будете не в состоянии оплатить. Поэтому я прямо вас предупреждаю: если вексель завтра не будет оплачен – его опротестуют.

– Но, Боже мой, ведь тогда узнает мой муж…

– Я на это и рассчитываю, я знаю, что он заплатит по нему.

Несчастную женщину бросило в дрожь.

– Да, он заплатит, но тогда я пропала!

– Ничем не могу вам помочь, у меня ведь есть компаньоны.

– О, умоляю вас, не говорите со мной так! Спасите меня! Муж уже трижды оплатил мои долги и заявил мне, что если я задолжаю еще раз… Впрочем, дело даже не во мне, если бы я была одна… но у меня дети, а мой муж может отнять их, рассердившись на меня! Имейте же сострадание к ним, мой добрый, любезный Клопен!

В отчаянии дама ломала руки, готовая, казалось, упасть к его ногам.

Но знаменитый портной был холоден, как мрамор.

– Напрасно вы, имея детей, делали долги! Матери семейств берут себе портных на дом поденно, среди них встречаются весьма недурные мастерицы, – заметил он спокойно.

Бедная жертва роскоши и тщеславия, пытаясь смягчить сердце Ван-Клопена, схватила его руку и прижала к своим губам.

– Если бы вы знали! Я не смею показаться домой, у меня не хватает смелости признаться мужу…

Громкий смех был ей ответом.

– Если вы так боитесь своего мужа, обратитесь к чужому, – бесцеремонно ответил он ей, оттолкнул от себя рыдавшую женщину и пошел в кабинет, где его ожидали Маскаро с Полем.

– Слышали? – воскликнул он, с сердцем захлопнув за собой дверь, – слышали вы эту трогательную сцену? Черт возьми, она всего меня намочила своими слезами!

Поль был глубоко взволнован. Если бы у него были эти три тысячи, он бы, не задумываясь, сейчас же отдал бы их этой несчастной.

– Это ужасно, – заметил он.

Замечание Поля задело хозяина.

– Во-первых, в данном случае страдают не только мои интересы, но и интересы моих компаньонов, а во-вторых, знаете ли вы, что это за существа, которых я одеваю? Мать, отца, мужа и детей впридачу они променяют на возможность блеснуть в обществе, на возможность затмить хотя бы роскошью туалета своих соперниц… Случаи, подобные этому, – единственное средство, заставляющее их вспомнить, наконец, о своей семье!

– Вы понапрасну теряете время, – сказал Маскаро, – между тем я хотел просмотреть счета. Но в зале еще так много народа…

– И это обстоятельство вас смущает? – искренне удивился знаменитый портной, – погодите минуту!

С этими словами он вышел и за дверью раздался его голос:

– Я в отчаянии, что заставляю вас ждать, но, видите ли, я должен привести в порядок свои расчеты с одним из моих поставщиков, которые, к сожалению, нельзя отложить. Но, чтобы не заставлять вас ждать, я попросил бы…

– Мы подождем! – дружно ответил ему хор женских голосов.

Ван-Клопен вернулся с торжествующим и гордым видом.

– Как видите, дело сделано! Бедные кошечки готовы ждать своего портного хоть до полуночи. И прождут, будьте уверены! Таковы уж характеры парижанок! Будьте с ними вежливы и добросовестны – и они начнут вами пренебрегать. Смейтесь над ними – они только сильнее станут гоняться за вами! Если бы меня вдруг оставило счастье, и я вынужден был бы закрыть свой салон, то над дверью я сделал бы надпись: «Для публики вход закрыт». Уверяю вас, что на другой же день заказчицы выломали бы дверь!

Маскаро кивнул головой в знак согласия, меж тем, как его приятель уже вынимал книги из шкафа.

– Никогда еще у нас не шли дела так хорошо, как сейчас, – заметил он, достав толстую книгу и раскрывая ее перед Маскаро. – Сезон в полном разгаре и за девять прошедших дней, пока вы не были здесь, сумма заказов достигла восьмидесяти семи тысяч франков.

– Превосходно! Но оставим все это до более свободного времени, мне некогда, я спешу…

Ван-Клопен начал перелистывать книгу.

– Вот, – начал он, – четвертого февраля мадемуазель Виргиния Клюш заказала пять костюмов: два домино и три городских костюма.

– Это много.

– Она должна безделицу: тысячу восемьсот франков.

– И это уже много, если, как я слышал, ее покровитель разорился. Не отказывайте, но и не делайте ничего до нового приказа.

Вместо ответа Клопен сделал какую-то пометку и перевернул лист.

– К шестому того же месяца, – читал он, – графине Мюсидан сделано: платья для нее самой и для дочери, для последней белое, без всякой отделки! Послушайте, ее долг очень уж высок – не прекратить ли? Граф ведь ничего не заплатит, он предупредил заранее.

– Не беда, делайте! Ее надо затянуть покрепче…

Новая пометка в книге.

– Седьмое… Мадемуазель Флавия Мартен-Ригал, – новая заказчица, надо полагать, дочь банкира, просит открыть ей кредит.

При этом имени Поль задрожал, но достойный его учитель, намеренно не заметив этого, заговорил громче:

– Подчеркните хорошенько и запомните эту фамилию – Мартен-Ригал. Все, чего бы ни пожелала эта молодая особа, даже если это будет весь ваш салон, должно быть сделано как можно лучше и с глубочайшим уважением и почтительностью. Малейшее невнимание с вашей стороны доставит вам кучу неприятностей. Начните с того, что после моего ухода, пригласите ее первой, слышите?

Знаменитый портной уставился на своего друга с заметным удивлением, но, получив взамен не менее красноречивый взгляд, понял и покорно кивнул.

– Будет исполнено. Теперь, восьмого появляется новый заказчик, молодой человек, какой-то Гастон Ганделю, рекомендованный мне, впрочем, ювелиром Лупереном. Сам-то он ненадежен, но, говорят, что его отец очень богат и, кроме того, ему лично достанется очень значительное наследство. Он просит открыть кредит на пятнадцать-двадцать тысяч его содержанке.

При последних словах Маскаро с улыбкой глянул на своего протеже. Но Поль был совершенно спокоен. Имя Ганделю ему ни о чем не говорило.

– Вчера я видел эту госпожу, – продолжал, ничего не понимая, знаменитый портной, – она назвалась вымышленным именем – Зора де Шантемиль. Ах, черт возьми, какая хорошенькая!

Маскаро соображал некоторое время.

– Послушайте, дорогой, этот молодой человек меня очень стесняет, и я дорого бы дал, чтобы на время его удалить из Парижа. Придумайте что-нибудь…

Спустя миг Ван-Клопен радостно воскликнул:

– Придумал!.. Есть выход… Он для своей красавицы пойдет на все, что угодно…

– Еще бы!

– В таком случае мы будем действовать следующим образом. Сначала я открою ему небольшой кредит, потом, как только от нее поступит срочный заказ, я сошью, примерю, но когда надо будет отдавать, скажу, что без некоторых гарантий от нашего общего друга Вермине отдать заказ не могу. А тот уже сумеет придумать такое, что из него можно будет вить веревки!.

– Прекрасно, но только тут есть одна неудобная вещь…

– Какая же?

Вместо ответа Маскаро взял его под руку и отошел с ним к окну. Там они о чем-то шептались…

Побледневший Поль пугливо озирался. О чем могли шептаться эти два человека? После всего увиденного и услышанного Поль стал догадываться, что его благодетель далеко не так чист и бескорыстен, как пытался это представить ему.

Он попытался проанализировать все услышанное: графиня Мюсидан, которую требовалось пустить по миру; Флавия – дочь богатого банкира, которой он предназначался в мужья; несчастный Ганделю – страстью которого пытались воспользоваться в каких-то темных целях… Значит, и сам он не более, чем орудие в преступных руках!

Только теперь, пожалуй, слишком поздно, для него стала ясна картина с Тантеном, давшим ему первые пятьсот франков!

Он ужаснулся. Правда, не так, как ужасается честный человек, столкнувшийся со злодейством, а как мелкий мошенник, дрожащий за свою шкуру.

Поняв, что Маскаро не просто мошенник, а, пожалуй, еще и преступник, Поль принялся успокаивать себя тем, что он настолько опытен, что вряд ли попадется.

В его голове еще свежо было сообщение о том, чьим сыном он может быть и обладателем какого состояния станет, женившись на этой обольстительной девочке, показанной ему Маскаро.

Меж тем опытный искуситель нарочно потихоньку приоткрывал перед ним истинное свое лицо прежде, чем прямо сказать, для чего тот ему нужен. Он находил, что наглядный способ обучения самый эффективный.

Читая в душе Поля, как в раскрытой книге, он нарочно продолжал разговор в том же направлении…

– Ну, а под конец, – главное, для чего я стремился к вам: как обстоят наши дела в отношении виконтессы Буа д’Ардон?

Дамский портной всем своим видом изобразил удовлетворение, а потом уже произнес:

– Готовим ей целую серию изумительных нарядов.

– А сколько за ней?

– Больше двадцати пяти тысяч, правда, она бывала должна и больше!

Маскаро тер свои очки.

– Поистине эту женщину оклеветали! Действительно, она расточительна и тщеславна, возможно, несколько больше нормы кокетлива, но… и только! В течение пятнадцати дней я самым тщательным образом следил за ней, но не нашел ни одного грешка, способного подчинить ее нам. Слава Богу, что хотя бы долги держат ее в наших руках. Знает ли ее муж о том, что она у нас имеет кредит?

– Разумеется, нет! Он ей дает такую бездну денег на расходы, что если бы он узнал еще и о кредитах…

– Отлично, значит, следует ему открыть глаза!

– Бог с вами! – удивился Ван-Клопен, – да она только на прошлой неделе рассчиталась полностью!

Но эти слова, казалось, не возымели на Маскаро никакого действия.

– Я бы попросил раз и навсегда избавить меня от ваших советов и замечаний, скажите-ка лучше, знакомы ли вы с домом виконтессы?

– Еще бы!

– Прекрасно! Значит, послезавтра, ровно в три часа, извольте быть у нее. Вначале вам откажут на том основании, что у нее посетитель, но вы назовете мое имя, и вас примут.

– Не надо, у меня хватит оснований, чтобы меня приняли.

– Ну, как знаете. Войдя, вы застанете виконтессу с маркизом Круазеноа. Надеюсь, вы его знаете?

– Чисто визуально…

– Этого вполне достаточно. Он вас не касается. Вы, едва войдя в комнату и увидев виконтессу, начинайте требовать деньги.

– Разве не понятно, что она просто прикажет выбросить меня за дверь!

– Все возможно, но, во избежание этого, вам надо успеть пригрозить ей передать счета ее супругу. Если же и это не поможет, смело усаживайтесь в кресло и заявляйте, что не уйдете до тех пор, пока не получите деньги.

– Легко сказать…

– Я думаю, что маркиз Круазеноа, желая прекратить подобную сцену, вытащит свой бумажник и предложит вам убираться вон.

– И что же я должен буду после этого делать?

– Разумеется, убраться, но прежде – взять с него расписку, что он заплатил по счетам виконтессы.

– Хоть убейте, но я ничего не понимаю!

– От вас этого и не требуется. Вы поняли, что я вам сказал?

– Понял. Все будет сделано, но учтите, что этой заказчицы я. разумеется, лишусь!

– Это абсолютно ничего не значит!

В эту минуту из зала послышался визгливый мужской голос.

– Что? Он занят? Его нельзя видеть?! Целый час она должна ждать его?! Я ему покажу, что значит заставлять меня ждать! Для меня у него найдется время!

Приятели переглянулись.

– Опять он, – проворчал Маскаро.

Ван-Клопен утвердительно кивнул головой. Дверь распахнулась, и молодой Гастон Ганделю, весь красный от волнения и злости, влетел в комнату. Короткий жилет, светлые панталоны, убийственный галстук и плоская физиономия, которая, казалось, прямо-таки нарывалась на оплеуху.

– Как вы смеете заставлять меня ждать целых двадцать минут! – заорал он с порога.

Если юный идиот думал ошеломить знаменитого портного, так он ошибся. Тот поспешно встал со своего места и. приложив руку к сердцу, произнес:

– Милостивый государь, если бы я знал, что именно вы ждете меня, я никогда не позволил бы себе…

Эта мелкая лесть восхитила Ганделю.

– Ну, если уж вы приносите свои извинения, то тогда… Внизу стоят мои лошади, вы их никогда не видели; дело в том, что они способны разнести все вокруг. Да и Зора тоже… Она просто не может ждать при ее темпераменте.

При этих словах он выскочил из комнаты, крича:

– Зора, мадам Шантемиль, обожаемая…

Портной вертелся, как на горячих углях. Он потерянно глядел на Маскаро, ожидая его помощи и поддержки, но тот, как ни в чем не бывало, отошел к лестнице и смотрел, чем же окончится эта сцена.

Поль же воспринял бестолковость и обезьяньи манеры этого идиота за образец изящного обращения великосветской молодежи, и бросился к Маскаро, чтобы скорей узнать его имя.

Язвительно улыбаясь, Маскаро прервал Поля:

– Чепуха, лучше приготовьтесь спокойно перенести то, что вас сейчас ожидает, в противном случае, сударь, я вынужден буду навсегда с вами расстаться.

Поль, не зная, что именно его ожидает, приготовился к худшему и правильно сделал, потому что при виде женщины, поднимавшейся по лестнице, он едва сдержал крик злобы и отчаяния.

Виконтесса Зора, или его обожаемая и сбежавшая любовница! Роза, та самая Роза, с которой еще два дня назад он делил любовь и нищету! Теперь она входила роскошная и сияющая, в изумительном туалете.

Она вовсе не выглядела застенчивой, и только одному Ганделю могло прийти в голову ободрять ее.

Но Роза и не слушала его. С надменным видом она уселась в кресло и небрежно повернула голову в сторону знаменитого портного.

– Что бы вы могли предложить госпоже Шантемиль из того, что соответствовало бы ее красоте? – произнес Ганделю, обращаясь к Ван-Клопену.

Тот медлил с ответом, заметив, что госпоже Шантемиль сейчас явно не до туалетов.

Нечаянно обернувшись в сторону, она увидела Поля и, как ни велика была ее дерзость, в первую минуту она до того испугалась, что чуть не упала в обморок.

Внешне спокойного Поля выдавали лишь глаза, готовые испепелить госпожу Шантемиль на месте.

Смущение Розы, однако, было настолько заметно, что даже Ганделю не смог его не увидеть. Не подозревая истинной причины, он решил, что это от радости.

Маскаро же, наблюдая эту сцену, решил, что для первого раза, пожалуй, достаточно и, взяв Поля за руку, поспешил откланяться.

– Ну, и каковы ваши впечатления? – спросил он, выходя на улицу.

Но самолюбие Поля было столь уязвлено, что он ответил проклятьем. Он был бледен, его пошатывало.

«Ничего, это тебе наука» – думал его наставник. – Для первого раза ученик держался недурно» – Ладно, завернем-ка в кондитерскую: надо чего-нибудь выпить.

И, действительно, после двух стаканов пунша лицо Поля порозовело.

– Полегчало? – спросил наставник и, получив утвердительный ответ, решил, что железо надо ковать, пока оно горячо.

– Пятнадцать минут тому назад вы, кажется, были расположены несколько иначе по отношению к этому молодому человеку, Ганделю… – начал он издалека.

Но Поль только умолял оставить его в покое.

Маскаро грустно улыбнулся.

– Однако, как быстро у людей меняются взгляды! С каким тактом и благоразумием вели вы себя сегодня!

– Да, я стал благоразумным, – с грустью отвечал Поль. – Но это не утешает меня. Вы были правы. Я решил стать богатым, и вам не понадобится больше подталкивать меня к этому. Наоборот, теперь я стану торопить вас. Я не хочу больше повторения сегодняшней сцены.

– Следовательно, вы озлобились?

– Нет. Что такое злоба? Она может пройти, а решение я менять не намерен…

Теперь, когда Поль столь настойчиво шел к намеченной Маскаро цели, тот решил несколько попридержать его. Такова тактика почти всех, кто пытается развращать молодые умы.

– Не стоит так стремительно бросаться в жизнь, сейчас вы еще вправе выбрать тот или иной путь, но завтра вы должны будете твердо заявить себе – то ли вы подчиняетесь мне безоговорочно, то ли выбираете себе что-либо иное…

– Уверяю вас, теперь я готов на все!

Маскаро торжествовал.

– Хорошо, – ответил он холодно. – В таком случае, завтра доктор Ортебиз представит вас Мартен-Ригалу, отцу Флавии, а я через неделю после вашего брака с нею, добуду вам герцогство и герб, который вы сможете поместить на своем экипаже!

Глава 12

Когда Сабина заявила Андре, что сама поговорит со своим женихом-бароном, она больше считалась со своей любовью, чем с наличными возможностями.

И лишь наедине с собой она представила, как трудно ей будет выполнить собственное решение.

Она пришла в ужас от мысли, что ей придется назначить свидание мужчине, которому к тому же придется открыть душу.

Ей легче было бы говорить даже с незнакомым человеком, чем с бароном, которого она знала с детства.

Приехав домой, она прошла к обеденному столу, терзаемая страхом.

Обед прошел в мрачном и торжественном молчании. Если Сабину терзал страх предыдущего решения, то граф и графиня подавно не могли быть веселы и разговорчивы, – он – после визита Маскаро, она – после разговора с Ортебизом.

В великолепной столовой неслышно скользила вокруг стола вымуштрованная прислуга…

В девять часов Сабина вернулась в свою комнату, все еще приучая себя к мысли о необходимости разговора с бароном Брюле.

В эту ночь она не смогла заснуть. Ей даже не пришло в голову избежать этого разговора или хотя бы отдалить его на некоторое время. Она дала Андре обещание и должна была выполнить его, зная, с каким нетерпением он ждет от нее известий.

Разумеется, и ей самой хотелось покончить с этим состоянием неуверенности и страдания.

Положим, никто не мог принудить ее к замужеству, но, откровенно говоря, Сабина не знала многого. Отцу она не доверяла, а матери – тем более.

Никогда не участвовавшая в их жизни, она, тем не менее, чувствовала, что над ними тяготеют какие-то нравственные муки.

Кроме того, выйдя из монастыря, где она воспитывалась, она чуть ли не с первых дней поняла, что является единственным связующим звеном между ними, что не будь ее – они давно разъехались бы в разные стороны. И, может быть, поэтому она у обоих вызывала чувство сильнейшей неприязни, если не ненависти.

Вот это, разумеется, послужило тому, что в ней развилась какая-то мрачная мечтательность, но в то же время она была самостоятельна и энергична.

Она взвешивала различные варианты: тайком оставить родительский дом, или вынести пытку откровенного разговора с бароном, или решиться напрямик заявить родителям об Андре и своем выборе.

До двенадцати часов мучилась она различными предположениями, у нее даже возникла мысль написать барону откровенное письмо, но, поразмыслив, она пришла в ужас от того, что ей придется доверить бумаге то, что она не решалась высказать вслух.

А время шло. Сабина понимала, что пора действовать, упрекала себя в безволии и бесхарактерности, но принять решение не могла.

Вдруг послышался шум подъезжающего экипажа.

Машинально подойдя к окну, она увидела фаэтон барона Брюле!

Таким образом, самая трудная часть ее задачи была решена.

– Неужели вы решитесь говорить с бароном в собственном доме? – воскликнула Модеста.

– Что ж в этом удивительного? Мать еще не одета, отца без его приказания никто не побеспокоит, так что, встретив барона у входа и попросив его пройти в зал, я смогу свободно поговорить с ним.

Собрав всю свою волю, она сошла вниз, радуясь, что все так удачно складывается.

Поистине было чем гордиться бедному незаконнорожденному живописцу! Ведь именно его предпочла единственная наследница старинного имени всем известнейшим молодым людям Франции!