Колумб

Глава XI. Агенты

В лучшем номере лучшей гостиницы Кордовы пышущий здоровьем, разодетый мессир Рокка докладывал о своих успехах.

– Я засыпал его комплиментами, а он в своём самодовольстве словно и не заметил их. Чего я только ему не наговорил. – И принялся цитировать самого себя: – Моя роль в той истории была маленькой, тогда как вы стали её героем. Я говорю о морском бое в Тунисе десять лет назад, когда ваши мужество и решимость привели к разгрому турецкой эскадры. Как я завидую тем, кто поплывёт с вами. Какое счастье – стать участником этого незабываемого путешествия. Какая честь служить под командой такого капитана. – Он замолчал, переводя дух. – Потом я предложил снарядить корабль для участия в экспедиции. Если б он клюнул на это, я мог бы попросить показать карту, и тогда, возможно, мы бы нашли кратчайший путь к нашей цели.

Рокка ожидал услышать аплодисменты, но их не последовало. Его единственный слушатель, низкорослый, с квадратными плечами мужчина, более всего похожий на огромную обезьяну, привык ругаться, а не говорить комплименты. Его костистое, загорелое лицо напоминало маску. Маленькие блестящие глазки буравили собеседника.

– К чёрту эти тонкости. Мы получили чёткие указания и должны их выполнять.

Рокка, однако, гнул свою линию.

– Я и содействовал их выполнению. Теперь, когда я втёрся к нему в доверие, остальное проще простого. Кровь у него горячая, я в этом убедился. Разумеется, мы будем следовать полученным указаниям. Но прямой путь может оказаться куда как короче. Шесть дюймов металла между рёбер тёмным вечером и…

– И всё пойдёт прахом, если карты у него не окажется. Первым делом необходимо выяснить, где она. Он может хранить её у казначея, как в Лиссабоне. В этом случае Беатрис должна уговорить его забрать карту и принести её домой. Если же карта и сейчас в его доме, тогда мы можем пойти прямым путём, как ты предлагаешь. Но сначала мы должны знать наверняка, где она. Один неверный шаг, и мы всё погубим, потому что он и так настороже после неудачного покушения в Лиссабоне. Мессир Саразин ясно дал понять, человек этот – тьфу, главное – карта. И не след тебе забывать об этом.

– Я же сказал, мы в точности будем следовать полученным указаниям.

– Именно этого от нас и ждут.

– Но мы можем не успеть. Время поджимает. Мессир Саразин как-то не придаёт этому значения, а зря. Сегодня я узнал от Вильямарги, что их величества вот-вот ускорят решение дела. Они вызвали учёных докторов из Саламанки, чтобы те высказали своё мнение.

На мгновение собеседник Рокки встрепенулся, но тут же вновь расслабился.

– Королевская комиссия? И ты говоришь мне, что у нас мало времени? Ба! Королевские комиссии ползут к цели, как улитки, и никогда не достигают её. Комиссия – благо для нас.

– Рад это слышать.

– Сказанное не означает, что мы должны медлить. Так какие отношения установились у тебя с мореплавателем?

Делла Рокка выложил ему всё в мельчайших подробностях.

– Хорошее начало, – кивнул мужчина. – А теперь пару дней надо подождать. – Говорил он властно, каждое своё слово расценивал, как приказ, ибо его, Галлиаццо Галлино, лучшего агента Совета трёх, назначили руководителем всей операции.

В помощники ему Саразин назначил Рокку. Пару он подобрал удачно, потому что каждый из них обладал теми качествами, которых недоставало другому. Рокка, любящий красиво одеться, легко сходившийся с людьми, с манерами аристократа, в светском обществе чувствовал себя как рыба в воде. Галлино недоставало внешнего лоска, зато он обладал большим опытом и не раз показывал, что ему по силам дела, о которых инквизиторы предпочитали не говорить вслух.

Рокка согласно кивнул.

– Как скажете. – И тут же добавил: – А как наша девушка?

– Она обо всём договорилась со своим мавром, как, собственно, и ожидалось. Она работала у него раньше и привлекала посетителей в его харчевню. Он рад, что она вернулась.

– Прекрасно. А что у нас на обед?

Они ещё сидели за столом, когда в их номер зашла Ла Хитанилья.

Вошла она без стука, да и они не потрудились встать, чтобы приветствовать её. Лёгкой походкой девушка направилась к столу, откинула капюшон, скрывающий лицо, расстегнула и сняла длинный плащ, села.

Простое чёрное платье ещё более подчёркивало бледность её щёк. Под карими глазами появились чёрные круги.

– Галлино сказал мне, что вы уже устроились.

Ла Хитанилья кивнула.

– Всё оказалось не так просто, как я предполагала. Многое изменилось с моего последнего приезда в Кордову. Святая палата всё более косится на морисков и маранов, и Загарте очень боится доминиканцев. Так что теперь он ставит только те спектакли, которые могут прийтись по вкусу Святой палате. Вроде «Мученичества святого Себастьяна». Когда я предложила выступить в перерыве между действиями, он чуть не лишился чувств от ужаса, – она невесело рассмеялась. – Но, в конце концов, он не смог устоять перед редкой возможностью заработать приличные деньги. В Кордове полно солдатни, и они повалят валом, чтобы посмотреть, как я пою и танцую. На Себастьяна-то никто и не ходит, а те, что заглядывают в харчевню, мало едят и ещё меньше пьют. Сначала, правда, он мне отказал.

– Отказал? – воскликнул Рокка. – Но…

– Дайте мне договорить, – прервала его Ла Хитанилья. – Я помогла ему преодолеть сомнения. Я стану участницей его спектакля. Буду исполнять роль Ирены, юной христианки, которая спасает Себастьяна от гибели, сама принимая мученическую смерть. Я заменю мальчика, играющего сейчас эту роль.

На лице Рокки отразилось недовольство.

– Зачем нам этот монашеский спектакль?

– Монашеский? Я буду петь и танцевать. Что в этом монашеского?

– В «Мученичестве святого Себастьяна»?

– Такая возможность есть. Я буду петь над телом Себастьяна, под ту мелодию, которую так любили в Венеции.

Глаза Рокки выкатились из орбит.

– Девочка моя, да ты закончишь на костре.

– Слова станут моей защитой. Не волнуйтесь. Да и танец мой будет более чем благопристойным.

– Благочестие в танце! – Он испугался ещё больше. – Святость в аду!

Ла Хитанилья рассмеялась.

– В Испании мы ухитряемся совместить несовместимое. Вам следует посмотреть, как танцуют на страстной неделе перед алтарём в кафедральном соборе Севильи.

Галлино ухмыльнулся.

– Сумасшедшая страна, в которой возможно и такое безумство. Продолжай в том же духе.

– Пока у Святой палаты нет никаких претензий к Загарте. Так что и вам волноваться пока не о чем. А вот Колон… Что он за человек?

Ответил ей Рокка.

– Вспыхивает, как сера. При дворе шепчутся, что он пытался покорить прекрасную маркизу Мойя, но потерпел неудачу. Женщин он не чурается. Так что работа вам предстоит лёгкая.

– Лёгкая? – недоверчиво переспросила она.

– Да, да. В руках такой, как вы, он будет таять, словно воск.

Ла Хитанилья продолжала хмуриться, глядя на весёлое лицо Рокки.

– Я намерена предложить Загарте новую мистерию. Историю Самсона. Для филистимлянки Далилы танец будет более естественным, чем для Ирены. В танце она будет соблазнять Самсона.

– Прекрасно! – вскричал Рокка. Горечь в её голосе осталась для него незамеченной. – Блестящая мысль. Именно это нам и нужно.

Галлино, однако, тут же охладил его энтузиазм.

– Идиот, она же смеётся над тобой.

Улыбка сразу сбежала с лица Рокки.

– Нет, сеньоры! – Ла Хитанилья покачала головой. – Если я и смеюсь, то только над собой.

Галлино смерил её суровым взглядом.

– В таком настроении не следует браться за работу.

– Если я сделаю всё, о чём вы просите, что вам до моего настроения? – возразила девушка. – Дайте мне выпить.

Галлино налил ей стакан вина, которое она разбавила водой из глиняного кувшина.

Глава XII. У Загарте

В сопровождении говорливого мессира делла Рокка Колон гулял по садам Алькасара.

Тень, отбрасываемая цветущими апельсиновыми деревьями, защищала их от жаркого андалузского солнца.

Венецианец старался расположить к себе Колона. С лестью он не перегибал, зато с присущим ему красноречием критиковал придворных, столь мало внимания уделяющих его спутнику. И Колон, окрылённый новой надеждой, принимал его речи тем более благосклонно, что делла Рокка пообещал снарядить корабль для экспедиции в Индии.

Потом разговор перекинулся на другие темы, от путешествий к границам известного мира, ведущихся военный действий к обычаям Испании и особенностям жизни в этой стране. Вполне естественно, что мессир Рокка, большой любитель наслаждений, вспомнил об испанских женщинах.

– В их жилах смешалась кровь Востока и Запада, создав совершенство, смертельно опасное для таких, как мы, мужчин из других стран.

– Не более они опасны, чем все женщины, – возразил Колон. – Они всегда баламутят спокойствие души мужчины.

Рокка доверительно взял Колона под руку.

– Только когда не хотят потакать нашим желаниям. А вот в этом обвинить испанских женщин я не могу.

– Естественно, раз вы их находите самыми очаровательными.

– А вы нет? Если так, позвольте мне обратить вас в свою веру. Здесь, в Кордове, я знаю жемчужину, с которой едва ли кто сравнится за пределами Андалузии. Вы бывали в харчевне Загарте? Нет? А давно вы в Кордове? Впрочем, это неважно. Сегодня мы можем убить двух зайцев. Во-первых, вкусно поужинать, а во-вторых, посмотреть спектакль, который ежедневно играется у Загарте. Моя жемчужина исполняет в нём главную роль.

Так что во второй половине дня Рокка и Галлино, которого представили Колону как соотечественника и купца, повели нового друга по Калье де Альмодовара, вдоль череды выкрашенных в белое домов с высокими заборами и коваными воротами. Через них виднелись тенистые дворики с фонтанами. Окна домов, выходящие на улицу, были забраны решётками, балкончики радовали глаз разнообразием цветов.

Вокруг шумела улица. Толпился простой люд, средь которого прокладывали себе дорогу добротно одетые купцы и гордые идальго. По мостовой, весело позванивая колокольчиками, шли гружённые дровами мулы. Юноша вёл на верёвке осла с двумя бочками воды, оглушая прохожих криками: «Вода! Кому воды?» Девицы в ярких шалях, с жгучими глазами заговаривали с проходящими военными, благородные дамы с наброшенными на голову капюшонами старались не привлекать к себе внимания. Каждую сопровождала дуэнья или паж в ливрее.

Пробираясь сквозь толпу. Колон и венецианцы подошли к харчевне Загарте. Стену украшал золочёный щит с виноградной гроздью. Кучка горожан стояла у ворот, осаждаемая нищими. Рокка локтями проложил путь к воротам, не обращая внимания на недовольные взгляды. Привратник, завидев венецианца, гостеприимно распахнул дверь, а из глубины харчевни к ним уже спешил сам Загарте, маленький смуглый мориск с пронзительным взглядом, остреньким носиком и широким ртом, в белой рубашке и белом же фартуке, под которым скрывалась его одежда.

Он низко поклонился Рокке, заверил, что приготовил для его светлости лучший кабинет. И, если гости позволят, он сам отведёт их туда. Загарте выразил надежду, что спектакль им понравится. Другие придворные, почтившие его своим присутствием, высоко отзывались об игре актёров и самой постановке.

Непрерывно тараторя, сверкая ровными белыми зубами, Загарте вёл их по просторному двору, укрытому зелёным пологом от прямых лучей солнца. Подмостки для актёров соорудили в конце двора. К ним вплотную примыкали дюжина или больше рядов скамей, на которых уже сидели зрители. Часть их, что победнее, стояли за скамьями. Напротив подмостков вдоль второго этажа тянулась открытая галерея со столиками для обедающих. В побелённых боковых стенах на первом и втором этаже темнели окна отдельных кабинетов. Всего их было восемь, для тех, кто желал пообедать в уединении и мог себе это позволить. В один из этих кабинетов на первом этаже, у самой сцены, мориск и ввёл своих гостей. Посередине комнаты стоял большой стол для гостей с четырьмя стульями. Ещё один столик для посуды притулился у стены.

Черноволосая, с цыганскими чертами девушка в ярком платье помогла Загарте перенести стулья поближе к окну. На столике у стены появился графин вина и три чашки. Получив заверения в том, что дорогим гостям пока больше ничего не нужно, Загарте и девушка покинули кабинет.

В окно было видно оживлённо беседовавших в ожидании начала представления зрителей. В трёх других окнах первого этажа Колон заметил дам и кавалеров, которых неоднократно встречал при дворе. Из этого он сделал вывод, что ничуть не уронил своего достоинства, приняв приглашение Рокки, поскольку и другие придворные не считали зазорным появляться у Загарте.

Рокка болтал без умолку, Галлино, наоборот, молчал, не обращая внимания на говорливого соотечественника. И Колон даже задавался вопросом, а с какой стати привели сюда этого зануду.

Наконец раздались удары гонга, требующие тишины, зрители приумолкли, и спектакль начался.

На сцену вышел высокий воин в сверкающих доспехах и, подбоченясь, объявил, что он – центурион императорской гвардии, и звать его Себастьян, он – любимчик императора Диоклетиана и боги так благоволят к нему, что в недалёком будущем он, несомненно, станет трибуном.

Один из первых христиан, в серой монашеской рясе, то ли святой Пётр, то ли святой Павел, услышал молодого воина и, выйдя вперёд, громовым голосом объявил, что тот поклоняется ложным богам.

В последующей стычке Себастьян, поначалу чуть ли не с мечом набросившийся на старика-монаха, понемногу начал прислушиваться к истинам, им изрекаемым, а затем упал на колени, умоляя обратить его в христианскую веру.

Под рукой у монаха оказалось ведро с водой, и он окропил центуриона, совершив обряд крещения. Вот тут-то на сцену выскочил толстяк в красной тоге, с браслетами на руках. Его сопровождали два солдата. Назвавшись императором Диоклетианом, толстяк с руганью набросился на Себастьяна, призывая того вернуться в лоно богов Рима. Зрители, вдохновлённые ясными и точными ответами Себастьяна, не оставлявшими ни малейшего сомнения в его правоте, ахнули, когда разъярённый Диоклетиан приговорил Себастьяна к смерти.

Ещё шесть солдат появились на сцене по зову императора. С центуриона сорвали доспехи и привязали его к столбу спиной к зрителям. Половина солдат осталась рядом, охранять мученика, другая половина, выстроившись в шеренгу перед ним, по очереди стреляла в него из арбалетов, чем вызвала негодование зрителей. Правда, осталось не ясно, чем же они возмущались, то ли приказом императора, то ли тем, что не видели, как стрелы вонзались в жертву. Себастьян лишь вздрагивал после попадания очередной стрелы и всё сильнее обвисал на верёвках. Наконец, возвестив присутствующим, что подобная участь ждёт каждую христианскую собаку, Диоклетиан увёл солдатню со сцены.

Пронизанный стрелами центурион неподвижно висел на верёвках, когда до зрителей донёсся перезвон гитарных струн, к которому присоединился женский голос, нежный и мелодичный. Женщина пела что-то радостное и весёлое, и зрители, заворожённые голосом, напрочь забыли о Себастьяне и его мучительной казни.

Певица пропела два куплета, прежде чем показалась на сцене. На мгновение застыла, продолжая петь, в белом платье, обтягивающем её точёную фигурку, с гордо отброшенной назад головой. У мужчин даже перехватило дыхание. А потом её блуждающий взгляд остановился на мученике, и песня оборвалась криком ужаса. Певица мгновенно преобразилась. Только что она не могла нарадоваться жизни, теперь же её переполняли жалость и печаль, и зрители сразу же вспомнили о трагедии, случившейся на их глазах до появления певицы.

Она бросилась вперёд, развязала верёвки, и Себастьян рухнул на спину. Теперь все видели торчащие из его тела арбалетные стрелы. Девушка отложила гитару, склонилась над поверженным мучеником, одну за другой вынула стрелы, перевязала воображаемые раны. Не поднимаясь с колен, потянулась за гитарой. И вновь её голос очаровал зрителей. Пела она страстную любовную песенку, которой недавно очаровывала венецианцев, но слова разительно изменились: песня стала плачем скорби христианской девы над телом мученика.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Да пребудет с вами мир Господень (лат.)

2

И с твоим духом (дат.)

3

Господь сказал моему Господу: сядь по правую руку от Меня…