Чаша тьмы

– Каких еще булочек? – потрясенно спросил Орн Тарнай, чем вызвал новый взрыв смеха.

– Это он сидел на коне вместо Арвалирена, – сквозь смех пояснил Эруэлл, – мы ведь боялись, что он что-нибудь не то скажет… то есть не он, конечно, а Арвалирен… а он для того и упаковал Арвалирена, чтобы тот ничего не сказал… но мы-то не знали… и тогда Йолн наколдовал ему несъедаемую булочку…

– А где Арвалирен? – спросил Орн Тарнай.

– Вообще-то в этом ковре… – смутился Эруэлл.

Орн Тарнай оглядел всех присутствующих с таким видом, будто вдруг засомневался в их душевном здоровье.

– И он слышит все, что мы говорим? – тихо полюбопытствовал Тарнай.

– Вообще-то – да… – еще больше смутился Эруэлл.

– И чего вы от меня хотите? – ехидно осведомился Тарнай.

– Я думаю, ты сам понимаешь – чего, – вкрадчиво проговорил Линард.

– Ха! А что мне за это будет?! – фыркнул Орн Тарнай.

– Его Величество король Эруэлл простит тебе те дерзости, которые ты ему наговорил, и – так и быть, не станет рубить голову, – пообещал Линард.

– Неужели?! – восхитился Тарнай. – Я так тронут его пронзительной щедростью!

– Будешь дерзить – четвертую. А потом уши надеру, – с мягкой улыбкой пообещал Эруэлл.

– Жестокий вы человек, командир, – насупившись, промолвил Орн Тарнай, – чуть что – сразу за уши… больно же…

– Будешь выпендриваться – корону подарю, – пообещал Эруэлл.

– Шуточки у вас, командир. – Орн Тарнай с шутливым ужасом схватился за голову, словно ее уже придавила пудовая тяжесть невидимой короны. – Все понял. Приступаю к воспитанию Вашего вассала и моего сюзерена. Прочие могут быть свободны. Так сказать, во избежание всяких неизбежностей и прочих неблаговидностей.

– Я думаю, мы и в самом деле пойдем, – проговорил Герцог Седой, – нужно разобраться с пленными.

– И заняться детьми, – добавил Линард.

– И придурками, – вздохнул Эруэлл.

– Идем, – сказала Шенген.

– Ваше Величество, я ведь так и не успел сказать, – обратился Йолн Холнамуртен к Эруэллу, – это насчет того, куда пленных девать.

– Вот по дороге и расскажешь, – кивнул Эруэлл. вскакивая в седло. – Эту проблему нужно решить немедленно. Слишком опасно держать их при себе.

– И отпускать нельзя, – добавил Линард. – С этой «армией», что нам подкинул «славный воитель Арвалирен», у нас нет никакой свободы маневра. Стоит нам их отпустить, как чертовы маги тут же подкинут им через портал оружие, и у нас под боком появится армия побольше нашей.

– Но нельзя же их всех убить! – возмутилась Шенген.

– Нельзя, – кивнул Линард. – Это будет самое худшее. В такой крови утонет любая идея. Даже самая великая. Хладнокровно перебить сдавшихся в плен? Безоружных? Чем тогда Оннер будет отличаться от Голора? И у кого из нас хватит духу отдать такой приказ? Кто станет подчиняться такому приказу? Искренне надеюсь, что таковых в нашей армии нет. Нет, убивать их нельзя… – помолчав, добавил он.

– И не нужно, – сказал Йолн Холнамуртен. – Я уведу их.

– Уведешь? Но куда? – удивился Эруэлл.

– Подальше отсюда, – ответил гном. – В такое место, откуда они выберутся денька через три, не раньше.

– Этого бы хватило, – кивнул Линард, – враг должен быть совсем рядом, и если этих ронских вояк не окажется рядом во время битвы… это было бы здорово!

– Я отправляюсь прямо сейчас, – заявил гном.

– Насколько я понимаю, ты хочешь сказать, что сделаешь это один? – спросил Герцог Седой.

– Не совсем один, Ваша Милость, – усмехнулся гном, – я собираюсь призвать на помощь своих воинов.

– Своих воинов? – нахмурился Герцог Седой. – Не понимаю.

– Любой художник, особенно если он маг, может собрать армию, равной которой не будет ни у одного из властителей этого мира, – ухмыльнулся Йолн Холнамуртен, – ни у одного, Ваша Милость.

– Ты говоришь об армии своих сородичей? – Любопытство и настороженность мешались в голосе Герцога Седого.

– Да нет, почему же только сородичей? – удивился гном. – Я могу призвать в свою армию кого угодно, могу составить ее из одних только героев и великих воинов, могу даже из одних только королей… самое смешное, что мне это и гроша стоить не будет.

– Счастье, что художники не пытаются захватывать власть, властителям было бы трудно что-либо им противопоставить, – задумчиво промолвил Герцог Седой.