На стороне бога
Оставшийся в столовой Погорельский сказал, обращаясь к Буянову:
– Кажется, нам придется провести в обществе этих людей весь день. Надеюсь, что они не будут нам очень докучать.
– Они ваши поклонники, – равнодушно напомнил Буянов.
– На расстоянии все видится иначе, – ухмыльнулся режиссер. – Лучше бы они меня вообще не знали. Так спокойнее. А теперь придется весь день и, возможно, всю ночь провести в обществе своих поклонников. Представляю, какими идиотскими вопросами они нас будут закидывать!
Буянов хотел что-то возразить, но затем передумал и промолчал. Ему было неприятно не только спорить, но и вообще разговаривать с режиссером.
Через несколько минут мужчины снова собрались в столовой. Ветер усиливался с каждой минутой. Здание скрипело, отзываясь таким необычным образом на порывы ветра. Подъехавшая к санаторию машина остановилась, и водитель, съежившись, бросился к дому.
– Быстрее! – закричал он. – Через полчаса не сможем проехать. Такой ливень, что по дороге не подняться. Напрасно мы отвезли женщин наверх. Нужно было вызывать вертолеты и вывозить всех отсюда…
– Какие вертолеты? – перебил его повар. – Не говори глупостей. В такую погоду в горах нельзя использовать вертолеты. Они разобьются. Давай грузить продукты, иначе действительно не успеем. Тебе еще нужно вернуться в город.
Мужчины начали помогать выносить мешки. Когда заднее сиденье было почти все занято мешками, Гасан наконец кивнул рукой, показывая, что все продукты погружены. Водитель обернулся к мужчинам:
– Кто поедет со мной?
– Вейдеманис, – сразу показал на своего друга Дронго.
– Нет! – крикнул тот. – Я пойду пешком. У меня есть теплая куртка.
Дронго взглянул на Вейдеманиса. Мужчине иногда нужно бросить вызов самому себе, чтобы испытать свои силы. Дронго понял состояние друга и не стал настаивать.
– Мы пойдем с вами, – решительно сказал Отари. – Нельзя сильно нагружать машину. В такую погоду это небезопасно. Пусть поедут кинематографисты – у них нет теплой одежды.
– Здесь недалеко идти, – показал водитель в сторону Мархала, – минут двадцать, не больше.
– Тем более, – кивнул художник. – Если вы позволите, я положу к вам свою картину. Хочу закончить ее сегодня ночью. И свои кисти.
– Кладите, – засмеялся водитель, махнув рукой, – только быстрее.
– Я пойду с вами, – предложил Гасан. – А наши гости из Москвы могут поехать в машине.
– Вы ставите нас в неудобное положение, – нахмурился Погорельский. – Почему вы считаете, что именно мы должны воспользоваться вашим предложением?
– У вас легкая вельветовая куртка, – пояснил Отари, – а у вашего спутника вообще нет теплых вещей. Мы здесь отдыхаем несколько дней и знаем, что вечера бывают холодными. Поэтому у нас есть теплые вещи. Лучше не спорьте. Будет правильно, если вы поедете с нашим водителем. А ваш актер поможет разгрузить машину.
– Я бы лучше пошел с вами, – несмело сказал Буянов.
– Вам лучше поехать в машине, – возразил Дронго. – Водителю действительно понадобится помощь. Иначе он не успеет вернуться в город.
– Хорошо, – кивнул Буянов, – я согласен.
– А мы пойдем пешком, – громко сказал Мамука, восторгаясь собственным великодушием.
– Мы должны уходить, – напомнил Гасан, глядя на небо.
Погорельский не стал больше спорить, очевидно, согласившись с подобным раскладом. Отари принес свою картину, завернутую в холст, положил небольшой чемоданчик, краски. Погорельский уселся рядом с водителем, Буянов с трудом поместился на заднем сиденье. Машина тронулась и довольно быстро исчезла в тумане. Снова раздались раскаты грома. Мамука оглянулся по сторонам и поежился. Похоже, он уже сожалел о своем благородстве.
У повара был длинный плащ, а у остальных четверых – куртки типа штормовки. Все подняли воротники и поспешили наверх, туда, где скрылась машина. Идти было тяжело с первых шагов. Не только сильный дождь, но и порывистый ветер буквально сбивали с ног. В некоторые мгновения приходилось пригибаться почти к земле, чтобы сохранить равновесие.
Они прошли примерно половину пути, когда показалась машина. Водитель остановил ее и испуганно оглядел группу уставших мужчин.
– Садитесь, я успею вас довезти, – предложил он.
– Нет, – возразил Гасан, как самый старший из группы, – ты не успеешь добраться до города. В санатории остались три женщины, наши работницы. Забери всех и уезжайте. Только очень осторожно, на реке может начаться наводнение. Дождь сегодня очень сильный.
– Хорошо! – крикнул водитель. – Я доеду до города и скажу, чтобы вам прислали помощь.
– Не нужно пытаться добраться до города! – прокричал в ответ Гасан. – Лучше оставайся в деревне, на этом берегу реки. На другую сторону уже не попадешь. Ты меня понял?
– Посмотрим! – закричал водитель.
Машина во второй раз скрылась за плотной завесой дождевого тумана, и пятеро мужчин продолжили свой тяжкий путь наверх. В обычные дни дорога к дому занимала гораздо меньше времени, но в такую погоду идти было очень тяжело. Они уже различали очертания здания, когда случилось несчастье. Повар вдруг всплеснул руками, неловко оступившись, сделал шаг назад, попал в лужу и рухнул на дорогу, подвернув под себя другую ногу. Он с размаху всем телом сел на вытянутую ногу и громко вскрикнул. Дронго бросился к нему. Вейдеманис, которому было тяжелее всех, хрипло дыша, подошел следом.
Гасан лежал на дороге, закрыв глаза. Когда подбежали Отари и Мамука, Дронго попытался с помощью остальных повернуть несчастного на спину. Тот в ответ застонал, приходя в себя.
– У него сломана нога, – устало сказал Дронго. – Придется нам втроем его нести.
– Вчетвером, – упрямо возразил Вейдеманис. – Я помогу вам.
– Сейчас не время спорить. Гасана нужно отнести в дом. Снимем с него плащ и отнесем на нем к дому.
– Может, позвать остальных? – предложил Мамука, с сомнением глядя на грузного повара, лежавшего на земле.
– А его оставить под дождем? – строго спросил Дронго. – Давайте его поднимать. Нам осталось идти метров пятьдесят или сто.
Никто не стал больше спорить, и они с трудом стащили плащ с несчастного. Повар был действительно грузным человеком, и следующие шаги были очень трудными. Вдобавок ко всему ветер усилился и перешел в настоящий шторм.
– Нужно было позвать мужчин, – бормотал Мамука.
Остальные молчали. Когда наконец они оказались почти у дома и остановились на мгновение, чтобы передохнуть, Мамука достал платок, который был абсолютно мокрым, вытер лицо, выжал платок и сказал, укоризненно качая головой:
– Нужно было собрать всех мужчин. Быстрее бы донесли. У меня жена – врач, она бы помогла.
– Давайте быстрее внесем повара в дом, – прервал эти причитания Дронго. – Нужно, чтобы ваша жена его осмотрела.
Они снова подняли повара, который оставался без сознания, и через несколько минут были уже у дома. На их громкий стук им почти сразу открыли дверь. Они внесли тело в дом под испуганные восклицания со всех сторон. Ни один из них даже не подозревал, что все самое страшное еще впереди…
Глава третья
Двухэтажный особняк был построен в дни благоденствия, когда казалось, что советская власть утвердилась в этих местах всерьез и надолго. Тогда здесь отдыхали только гости первых секретарей, которым разрешали вкусить отдых небожителей. Но ничто не вечно под Луной. Советская власть исчезла, первых секретарей больше не было, имущество частисно разворовали, но сам дом все равно остался символом прежних времен. Большой массивный двухэтажный особняк был предназначен для элитных гостей.
На первом этаже располагались просторная гостиная и небольшой зал с камином, где стоял бильярд. К дому примыкала специально построенная сауна, отделанная мастерами из столицы. На втором этаже находились три спальные комнаты и кухня, где готовилась еда для гостей. Тут же была большая веранда, где гостям нравилось сидеть в погожие дни, наблюдая за прекрасным пейзажем, открывавшимся с горы.
Мужчины внесли Гасана и подняли его в спальную комнату, в которой жил один из приехавших гостей. В каждой спальне стояли две кровати, и повара уложили на одну из свободных кроватей, чтобы его могла осмотреть супруга Мамуки Сахвадзе. Эта спальня находилась в правом крыле здания. Нани сразу осмотрела несчастного повара. Она подтвердила худшие опасения – у Гасана была сломана нога. Нани ощупала ногу все еще лежавшего без сознания повара и покачала головой:
– Похоже на закрытый перелом. Нужно срочно вызывать помощь.
– Каким образом? – услышал Дронго за своей спиной. Он обернулся. На пороге стоял неизвестный ему мужчина. Ему было лет сорок. Среднего роста, худощавый, темноволосый. Брови почти срослись на переносице, кривой нос походил на ятаган турецкого янычара, темные пышные усы дополняли его облик.
– Кто вы? – спросил Дронго.
– Меня прислали к гостям, – пояснил неизвестный. – Я Мехти Алиев, работаю на нашем шелковом комбинате.
– Очень хорошо, – кивнул Дронго. – Как быть с пострадавшим? Вы его знаете?
– Конечно, знаю, – усмехнулся Мехти. – Это мой дальний родственник. Нужно вызвать врача, но у нас не работает телефон. Наверное, ветер порвал провода.
– У нас есть врач, – показал на Нани Сахвадзе Дронго, – но нам нужна помощь. У нее нет лекарств. Его следует отвезти в больницу.
– Я детский врач, – пояснила Нани. – Я одна не справлюсь.
– У вас нет рации? – спросил Дронго.
– Здесь никогда не держали рацию, – ответил Мехти.
– Может, мобильные телефоны работают? – с надеждой уточнил Эдгар Вейдеманис.
– Не работают, – развел руками Мехти. – Ни один мобильный телефон здесь не работает. Горы мешают. Нужно спуститься немного ниже, там еще телефоны могут работать. Но в такую погоду врачи к нам не доберутся.
– Вы хотите, чтобы он умер? – разозлился Вейдеманис.
– Нет, конечно, – испугался Мехти. – Вы думаете, это так серьезно?
– Ему очень плохо, – подтвердила Нани Сахвадзе, сидевшая у постели. Рядом стояла супруга Отари Квачадзе, готовая помочь подруге. Остальные столпились у входа в спальню.
– Я оденусь и спущусь вниз, – предложил Мехти. – Постараюсь найти врача. Но мы вернемся не скоро, примерно часа через три или четыре.
– У вас есть снотворное или болеутоляющее? – спросила Нани.
– Есть аптечка, – вспомнил Мехти. Он вышел из спальни и скоро вернулся с аптечкой в руках. Нани нашла там солпадеин и аспирин.
– Надеюсь, это ему немного поможет, – сказала она, бросая таблетку в стакан воды, который принес кто-то из мужчин.
Гасан застонал, когда врач подняла ему голову. Повар все еще не пришел в себя после болевого шока, но Нани, поддерживая голову несчастного, заставила его выпить содержимое стакана, после чего Гасан опять застонал и попытался вытянуть ногу.
– Я постараюсь сделать ему хоть какую-нибудь повязку, – сказала Нани. – Вы мне пока не нужны. Людмила останется и поможет мне.
– Хорошо, – согласился Дронго, вышел в коридор и спустился в гостиную. Кроме пришедших с ним мужчин, там находились и неизвестные ему люди. За столом сидел пожилой незнакомец лет шестидесяти. У него были редкие седые волосы, доброе лицо, небольшие усы, тонкой щеточкой выделявшиеся под большим носом, и живые подвижные глаза. Взглянув на Дронго, он усмехнулся:
– Хорошо, что сумели добраться сюда в такую погоду. Я думал, вы уже не придете. У нас в горах бывают похожие ураганы, но только зимой.
– Вы из Таджикистана? – понял Дронго.
– Да, – кивнул незнакомец. – Мы приехали сюда сегодня и попали под такой дождь. Я работаю заместителем руководителя налоговой полиции республики. Моя фамилия Усманов. Рахман Усманов. А это мои друзья. Мой помощник Олег Шарай, – показал он на высокого худого мужчину лет тридцати, с длинной шеей и выпирающим кадыком. У помощника было квадратное белое лицо и немного выпученные глаза.
Второй спутник Усманова был постарше – лет сорока или около того. У него был абсолютно лысый череп, широкие плечи, мощные бицепсы – он казался борцом, недавно покинувшим ковер. На черепе красовался большой шрам, начинавшийся над правым ухом и заканчивающийся на затылке. Он стоял у окна, мрачно глядя на разбушевавшуюся стихию.
– Алтынбай Нуралиев, – представил его Усманов, – один из руководителей нашей оперативной службы. Мы приехали сюда в порядке обмена опытом с нашими азербайджанскими друзьями.
Нуралиев кивнул головой, ничего не сказав. Дронго прошел к столу и сел рядом с Усмановым. Рядом устроился Вейдеманис. Он тяжело переживал случившееся несчастье, словно сам был виноват в произошедшем. Отари и Мамука разместились на диване у камина.
Сверху спустился Семен Погорельский. Он был явно недоволен.
– У наших женщин истерика, – сказал он, обращаясь к Дронго, словно тот был старшим в их группе. – Они не хотят больше здесь оставаться. Требуют, чтобы мы отправили их вниз.
– В такую погоду? – спросил Дронго. – Вы же видите, что творится!
В гостиной снова появился Мехти. Он уже оделся в армейскую меховую куртку. На ногах были тяжелые ботинки. В руках он держал винтовку.
– Я оставлю здесь свое оружие, – сказал он, отставив винтовку в угол. – Постараюсь вернуться пораньше.
– Может, мы пойдем с вами? – спросил Погорельский.
Мехти с удивлением оглянулся на режиссера.
– Вы хотите пойти со мной?
– Не я лично, а наша группа.
– Женщины? – изумился Мехти. – В такую погоду?
– У них сдают нервы, – пояснил режиссер. – Неужели ничего нельзя сделать? И мобильные телефоны не работают.
– Они и в хорошую погоду здесь никогда не работали, – сказал Мехти, – поэтому не пытайтесь звонить. Лучше отдохните и подождите меня. Продукты есть на кухне. Вы можете попросить женщин, чтобы они приготовили вам ужин. Сейчас половина девятого. Я надеюсь, к двум или трем часам ночи мы вернемся. Может быть, даже раньше.
– При чем тут продукты? – разозлился режиссер. – О чем вы говорите? Нам нужно вниз, в наш санаторий. Там наша группа, неужели вы ничего не понимаете?
– Не понимаю, – искренне ответил Мехти, – извините меня.
По-русски он говорил хорошо, но с сильным акцентом.
– Чего вы не понимаете?! – закричал режиссер. – Мы не можем сидеть здесь и ждать, пока кончится дождь. Нам нужно вниз, в наш санаторий.
– У меня нет машины, – немного подумав, ответил Мехти. – И я не знаю, когда она будет, – добавил он, выходя из дома.
Наступило неловкое молчание.
– Проклятие! – прошипел Погорельский.
В гостиную спустился Сергей Буянов. Он вышел к мужчинам и молча сел на стуле в углу, недалеко от дивана.
– Что там с женщинами? – спросил Дронго.
– Ничего, – ответил Буянов. – Кажется, у Кати сдали нервы. Она плачет и требует, чтобы ее увезли отсюда.
– Наверное, боится дождя, – улыбнулся Усманов. – Кстати, мы знаем только ваши имена, а вновь прибывшие еще не представились.
– Да, конечно, – кивнул Дронго. – Это мой друг Эдгар Вейдеманис. А на диване сидят отдыхавшие вместе с нами Отари Квачадзе – он очень талантливый художник, я видел его картины – и Мамука Сахвадзе, он работает в налоговой службе Грузии.
– Значит, мы коллеги, – обрадовался Усманов. – Интересно, что мы случайно встретились именно здесь.
– Да, – кивнул Мамука, – очень приятно. Прямо маленький интернационал.
– Бывший Советский Союз, – засмеялся Усманов. – Мы с Алтынбаем таджики, хотя у меня мать узбечка. Мой помощник – украинец. Вы двое из Грузии, наши кинематографисты из России, а ваш друг, кажется, из Латвии, – сказал он, обращаясь к Дронго.
– Еще повар, он азербайджанец, – напомнил Мамука.
– Да, действительно, – кивнул Усманов. – Полный комплект.
– Я белорус, – вдруг сказал Погорельский, – а у Толдиной мама – полька.
– Ну вот видите, – развел руками Усманов, – все народы представлены. Только вы не сказали, как вас зовут, – обратился он к Дронго. – Вы, кажется, тоже местный?
– Не сказал, – согласился Дронго. – Я родился в Баку, но в последние годы чаще живу в Москве или в Европе.
– Это Дронго, – представил его Вейдеманис, – самый известный в мире эксперт.
– Проводите экспертизу грузов или товаров? – спросил Усманов. – Значит, мы почти коллеги. Вы работаете на таможне?
– Нет, – улыбнулся Дронго, – не на таможне.
И в этот момент на лестнице показалась Нани, спускавшаяся в гостиную. Она явно нервничала.
– У него закрытый перелом, – сообщила она мужчинам. – Сейчас он спит, но нам нужна помощь. Кажется, у него поднимается температура.
– Только этого не хватало, – нахмурился Мамука. – Ты не можешь ему ничем помочь? – спросил он по-грузински.
– Я сделала все, что можно, – ответила она.
– Мы в силах облегчить его состояние? – поинтересовался Усманов.
– Пока нет, – сказала Нани, – он спит. Будем надеяться, что помощь подоспеет вовремя.
Следом за ней по лестнице спустилась Людмила. Она подошла к мужу, взяла его за руку и села рядом с ним.
– Нас здесь тринадцать человек, – неожиданно сообщил Мамука, – прямо дьявольское число.
– Четырнадцать, – возразила его супруга.
– Что? – не понял Мамука. – Почему четырнадцать?
– Ты не посчитал раненого, – пояснила ему жена. – Вместе с ним – четырнадцать.
– Тогда не так страшно! – засмеялся Мамука. – В этом доме есть карты или какой-нибудь телевизор?
– Телевизор есть, но плохо показывает, – пояснил Шарай, кивая на телевизор в углу. – У нас есть видеомагнитофон и несколько кассет.
– Можно включить телевизор! – обрадовался Мамука. – Будет не так скучно.
– Есть еще нарды и карты, – добавил Шарай.
– Тогда все в порядке, – улыбнулся Мамука, – мы неплохо проведем время. Только нужно поужинать. Я хотел бы перекинуться в картишки. Кто хочет играть?
Все молчали.
– Я, – сказал в полной тишине Погорельский, – я буду играть с вами в карты.
– А ты? – спросил Мамука у Отари. – Может, будешь моим напарником?
– Нет, – не согласился художник. – Я лучше поработаю над картиной. В такую погоду мне хорошо работается.
– Вы будете играть? – спросил Мамука, обращаясь к Усманову.
– Я верующий человек и не признаю азартные игры, – ответил тот, – но нарды уважаю.
– Я буду вашим напарником, – предложил Буянов явно для того, чтобы не играть вместе со своим режиссером. Тот покачал головой и взглянул на Вейдеманиса.
– Может, вы?
– Хорошо, – согласился Вейдеманис, – я буду вашим партнером.
– А мы сыграем в нарды с Олегом, – позвал своего помощника Усманов. – Он уже несколько лет живет у нас, и нарды ему очень нравятся.
– И включите телевизор, – попросил Мамука, – пусть играет хоть какая-нибудь музыка. Будет не так жутко.
Шарай подошел к телевизору, включил его. Нажал кнопку видеомагнитофона, вставляя кассету. На экране замелькали кадры фильма. Это была очередная серия «Звездных войн». Мамука усмехнулся, доставая колоду карт. Отари пошел к лестнице, чтобы подняться на кухню и забрать свою картину.
Алтынбай уселся на диване, доставая газету. Он явно не собирался присоединяться к играющим. Усманов легко поднялся. Несмотря на свой возраст, он сохранил подвижность. Взяв нарды, он кивнул Олегу Шараю, приглашая его следовать за ним.
– Пойдем в бильярдную? – спросил Шарай.
– Хорошо, – согласился Усманов.
Они вышли в соседнюю комнату. Четверо игроков в карты расселись вокруг большого стола.
– Может, женщины приготовят нам пока ужин? – спросил Мамука, глядя на свою супругу.
– Хорошо, – кивнула Нани. – Людмила, идем вместе со мной.
– А ваши подруги все еще в спальне? – спросил Мамука, обращаясь к Погорельскому.
– Бабья истерика, – пробормотал тот, нахмурившись, и достал свою трубку, – но если хотите, я попрошу Сергея их позвать.
– Да, – кивнул Мамука. – Боюсь, что нашим женщинам это будет сложно – приготовить одним ужин на столько человек.
– Не думаю, что наши актрисы умеют готовить ужин, – пробормотал Погорельский. – Впрочем, можно попробовать. Сережа, поднимись наверх и предложи нашим девочкам помочь женщинам.
– Вы думаете, Толдина будет готовить? – с сомнением в голосе спросил Буянов.
– Не знаю, – раздраженно ответил режиссер.
Буянов вздохнул и вышел из-за стола, чтобы пройти к лестнице и подняться наверх. Дронго проводил его взглядом. Он сидел на диване рядом с молчавшим все время Алтынбаем Нуралиевым. Тот равнодушно смотрел на экран телевизора, словно его ничто не интересовало. Из соседней комнаты слышался стук падающих игральных костей. В нардах их называли «зарями». Удары по доске слышались через каждые несколько секунд, очевидно, игроки были очень увлечены.
Буянов вернулся через минуту. Он подошел к столу и сел напротив Мамуки.
– Она обещала помочь, – коротко сообщил он режиссеру.
– Да? – удивился Погорельский. – Я не ожидал от нее такой прыти. На съемках она постоянно проявляет свой характер. А как Катя?
– Ей плохо. Она лежит на кровати – кажется, заснула.
– Слава Богу! В таком возрасте истерики обычное дело. Говорят, что у женщины тридцать лет – самый критический возраст. А ей, кажется, двадцать восемь. Может, из-за того, что она до сих пор не вышла замуж?
– Не знаю. – Буянову был явно неприятен этот разговор.
Алтынбай поднялся. Ему было скучно смотреть на мелькавшие звездолеты. Свою газету он, очевидно, уже прочел. Ни слова не говоря, он пошел к лестнице.
– Куда вы идете? – спросил Мамука, сдавая карты.
– К себе, – ответил Алтынбай. У него был низкий голос.
– В вашей спальне лежит повар, – пояснил Мамука. – Мы пронесли его в первую комнату, которая была справа от лестницы. Мехти сказал нам, что это ваша.
– Ничего, – успокоил Алтынбай, – рядом комната Олега. Я полежу там. Рахман-ака отдал свою спальню актерам. Ничего страшного. Я только заберу свою книгу.
Дронго удивленно поднял бровь. Интересно, какую именно книгу читает этот малоразговорчивый человек, похожий на борца?
– Только возвращайтесь! – крикнул Мамука. – Мы будем вместе ужинать.
Алтынбай кивнул в знак согласия. Игроки продолжали с азартом сражаться в карты, в соседней комнате громко бросали кости Усманов и Шарай. Дронго смотрел в экран телевизора. В отличие от остальных ему нравился фильм Лукаса как некая игра, у которой были свои правила. Дронго всегда любил фантастику, и особенно американских мастеров этого жанра второй половины века, а фантастический фильм Лукаса был некой пародийной компиляцией многих подобных произведений. Так продолжалось около пятнадцати минут, пока вниз не спустилась Нани.
– Скоро ужин будет готов, мы уже почти закончили, – сказала она, обращаясь к мужу, – но у нашего повара сильный жар. Я боюсь за него. И ничем не могу ему помочь. Людмила все время дежурит у его кровати.
– Мы можем что-нибудь сделать? – спросил Мамука.
– Нет, – ответила Нани, – нужно болеутоляющее. Он начал приходить в себя. А здесь самое сильное лекарство – это солпадеин. Его явно недостаточно.
– И что вы предлагаете? – спросил Вейдеманис.
– Спиртное, – пояснила Нани. – Это должно на него подействовать. Нужно дать ему выпить. Может быть, он выпьет и снова заснет. Хотя бы до прихода врачей. Но нам неудобно предлагать ему подобное «лекарство».
– Я пойду с тобой, – сказал Мамука. – На кухне есть спиртное?
– Очень много, – кивнула жена, – запасов хватит на несколько дней для всех желающих. Даже грузинское вино есть.
– Превосходно! – обрадовался Мамука. – Значит, будет не так скучно ждать. Я сейчас вернусь, – обратился к остальным мужчинам, вышел из-за стола и направился к лестнице за супругой.
Дронго поднялся следом за ним. Подумав немного, он подошел к бильярдной, деликатно покашлял, перед тем как войти, и толкнул дверь, которая сначала не поддалась. Он толкнул ее снова и затем постучал.
– Войдите! – крикнул Усманов. – Дверь открыта! Толкните сильнее. Она заедает.
Дронго толкнул сильнее. Дверь открылась. Усманов сидел спиной к ней. Он обернулся и улыбнулся:
– Эти двери давно нужно менять. Кажется, здесь и окно протекает. Ничего страшного, но неприятно. А дверь мы прикрыли потому, что оттуда сильно дует. Наши картежники еще играют?
– Играют, – кивнул Дронго.
Он заметил у кармана Шарая небольшое пятно.
– Осторожнее, – предупредил Дронго, – у вас пятно на брюках.
– Когда нес чай, немного пролил, – улыбнулся Шарай.
Он взял кости в руки и посмотрел на Дронго, очевидно ожидая, что тот либо выйдет, либо присоединится к ним. Он чуть помедлил и бросил кости. Дронго взглянул на результат.
Две четверки. Шарай посмотрел на Усманова. Тот обернулся к Дронго:
– Вы хотите сыграть?
– Нет, – улыбнулся Дронго, – спасибо, не хочу.
Он повернулся и вышел из комнаты, прикрывая за собой дверь. В гостиной работал телевизор, а сидевшие за столом Вейдеманис, Погорельский и Буянов ждали Мамуку Сахвадзе, который уже спускался сверху по лестнице.
– Все в порядке, – радостно сообщил он. – Я уговорил Гасана выпить два стакана неразбавленного виски. Ему даже можно делать операцию после такой порции, и он ничего не почувствует.