Колымская проза
Стоявший на вахте матрос был примерно того же возраста, как и сам Самат. За свои годы он уже успел прилично помотаться по морям на разных судах и имел, так скажем, определённый производственный и житейский опыт, которым, по возможности, готов был всегда с кем-нибудь поделиться. Особенно тянуло его к душевному разговору в период нудной вахты рулевого. А ну, попробуй-ка несколько часов стоять за штурвалом сейнера, всматриваясь в морские просторы, внимательно следить за показаниями приборов, контролировать связь, вовремя реагировать на внешнюю обстановку и мгновенно выполнять полученные команды старших. Чтобы выдержать это, временами требовалась хоть небольшая разрядка. Каждый, кто стоял на вахте у штурвала, как мог устраивал её себе. Одни пели песни, иногда, чтобы никто из находящихся в рубке, будь то капитан, старпом или ещё кто-нибудь, не слышали, гундели их себе под нос. Другие курили, жевали жвачку или грызли печение, сухари. А вот такие как этот, сейчас стоящий у штурвала матрос, принадлежал к третьей категории людей, которые свою физическую и эмоциональную усталость снимали в процессе разговора. Если более конкретно сказать в отношении непосредственно несущего вахту матроса, то он был любитель поболтать, потрепаться на какие угодно темы. Главное – лишь бы рядом находился сторонний человек и даже не обязательно, чтобы он принимал в этом участие, а просто присутствовал. Ведь не говорить же со стеной или каким-ни- будь прибором. Так пару раз увидят друзья или начальники, точно подумают, что спятил человек.
В этот раз он, в пример складывающейся за бортом судна обстановке, повёл свой рассказ о том, как однажды на СТР-е (среднем траулере) ходил в составе экипажа в сторону Камчатки. Тогда тоже стояла поздняя холодная осень. Рыба шла хорошо. Сеть почти всегда вытягивали полной. Капитан и вся команда были довольны своей работой, морской удачей – а как же без неё?
И вот уже в конце путины, когда надо было возвращаться в порт приписки, они попали в сильный шторм. К этому времени судно было под завязку загружено рыбой. Всем казалось, что осталось немного потерпеть, и они будут дома. Однако шторм не на шутку разгулялся, температура окружающего воздуха резко упала, началось обледенение. Труд рыбака, надо сказать, тяжёлый и рисковый, не каждый может его осилить. А ну-ка, попробуй вытащи-ка набитый рыбой многотонный трал из моря, когда бьют о борт и гуляют по палубе штормовые волны, сбивает с ног бортовая и килевая качка, шквалистый ветер. Солёная, студёная вода, словно водопадом обливает рыбаков. Их лица обжигает ледяной ветер, нещадно по ним хлещет дождь. Нужны невероятные усилия, чтобы работать в таких условиях, рискуя в любой момент оказаться за бортом, ведь не секрет, для удобства работы многие часто пренебрегают страховочными поя-
сами, что нередко приводило к трагическим последствиям.
– Честно сказать, – продолжал тему вахтенный, всматриваясь сквозь забрызганные солёной морской водой и моросящим дождём оконные стёкла ходовой рубки в туманную, кипящую в белых бурунах волн даль, – многие тогда, в том числе и я, ох как дрейфонули! Да, серьёзная болтанка была. Даже у самых крутых «морских волков» внутренности выворачивало. Около суток свирепствовала стихия. О еде, сне напрочь забыли! Всё кругом летит кувырком. Самому не верится, как это мы тогда не ушли на дно кормить крабов. Наверное, просто не судьба. Верно в народе говорят, никто не знает, где она, эта костлявая с косой зараза, тебя подстерегает, – закончил матрос.
– Правильно говоришь, вахтенный, – серьёзно сказал капитан. – Нам не дано знать, когда и где нас она приберёт. Однако за свою жизнь надо всегда бороться до конца. Ты ведь об этом хотел сказать? Если бы в тот шторм ваш экипаж не выстоял, вот тогда вас точно уже давно съели крабы, – сдержанно улыбнувшись, Кудинов посмотрел в сторону матроса. – До подхода эпицентра циклона мы должны успеть дойти до Магадана. Об этом надо думать и всё для этого сделать. Расслабляться сейчас нельзя, – добавил он.
– Машинное, слышите меня?! Полный ход можете обеспечить?! – взяв трубку, громко спросил Кудинов.
– Пока всё в норме, капитан. Будем стараться держать высокие обороты, – ответил вахтенный механик.
– Давайте, мужики, на вас основная надежда! – сказал Самат.
Дальше потянулись обычные для экипажа часы, когда знаешь, что всё, путина завершилась, сейнер направляется в порт приписки, надо только ждать и думать о хорошем.
Глава вторая
Мы тем временем опять сделаем небольшое отступление, чтобы чуть больше узнать о представленном в рассказе судне. Таких промысловых сейнеров, каким являлся наш
«Осьминог», водоизмещением в триста тонн, в Советском Союзе за долгие годы их производства было выпущено несколько сот штук.
Из-за отличных мореходных качеств, неплохой управляемости, в своём классе они являлись одними из лучших.
«У данных типов судов хорошая, при очень больших углах качки, остойчивость. Качка быстрая, но плавная, амплитуда её не превышает сорока пяти градусов на оба борта. Корабль неплохо всходит на волну. При килевой качке корпус сильно не осыхает и под воду глубоко не уходит. Короче говоря, в воде он сидит, как поплавок». Такое мнение высказывали моряки, работавшие на подобного типа судах.
Этой же точки зрения придерживался и Самат Кудинов. И не случайно, а вполне осознано, поскольку за его спиной было уже несколько самостоятельных, в качестве капитана сейнера, выходов в море. А там, в какие только переделки они не попадали и ведь ничего страшного не случалось.
«Да, сейчас есть некоторые проблемы с главным двигателем, но механики у меня рукастые, справятся, дотянет наш „Осьминог“ до порта. Я уверен в этом. А там до очередной путины времени много. Встанем на „капиталку“, „подшаманим“ свой корабль и всё пойдёт путём». Возможно, такие мысли витали в голове у капитана сейнера «Осьминог», когда он делал выбор: либо идти в Магадан, либо укрываться от подходящего шторма за островом Завьялова. Однако мы уже знаем, какое решение на коротком совещании он принял. Теперь все сомнения в сторону, весь экипаж должен быть заряжен одной мыслью и целью – дойти без потерь до порта приписки Магадан.
Прошло около двух часов, как сейнер изменил направление своего движения и полным ходом шёл на юго-запад. Стало смеркаться. В начале ноября световой день в этом регионе длится примерно девять часов. Температурный режим резко снижается в сторону минусовых параметров. Усиливаются ветра, часто несущие с собой мощные снежные циклоны. Всё это как раз происходило на глазах капитана и вахтенного рулевого, напряжённо всматривающихся в даль моря, которая с каждой минутой становилась всё ближе из-за ухудшающейся видимости. Волны заметно выросли, потемнели, всё чаще их белые пенистые гребни стали доставать палубы и потоками воды прокатывается по ней.
На смену весёлому, усатому балагуру рулевому пришёл другой – коренастый, рыжий матрос. В отличие от своего товарища, он не любил попусту болтать. Предпочитал лучше покурить, если, конечно, начальство разрешало.
Капитан включил радиостанцию УКВ. В шумном, скрипучем потоке звуков поискал голосовые сигналы находящихся в море кораблей. В итоге ему повезло, удалось поймать еле слышимый, временами пропадающий разговор какого-то СТР (среднего траулера) с «берегом», правда самого «берега» Кудинов не различал. Внимательно, напрягая весь свой безупречный, данный при рождении природой «слуховой аппарат», он пытался понять, соединить обрывки доносившихся до него с далёкого судна человеческих фраз. Через несколько минут этот слабо различимый голос и вовсе пропал в хрипящих, свистящих волнах радиостанции.
В этот момент в рубку вместе с порывом свежего ветра, с шумом разгулявшегося моря, вошёл старпом. Он успел увидеть, как Кудинов «возился» с радиостанцией.
– Ну что там в эфире, капитан? – спросил он.
– Да вот удалось кое-что поймать, только неясно, какое это судно и его местонахождение. Мне показалось, СТР (средний траулер). По обрывкам разговора я понял, что траулер находится в зоне шторма и экипажу сейчас несладко.
– Если у них радиостанция помощней нашей, то всё равно диапазон приёма при такой погоде будет примерно где-то в пределах ста – ста двадцати километров. Зная скорость ветра и его направление, можно легко подсчитать, когда эпицентр шторма настигнет нас, – сказал помощник капитана.
– Циклон движется на юго-запад, практически, как и наш сейнер. По моим расчётам он настигнет нас недалеко от мыса Чирикова. Если успеем за него зайти, то, возможно, там будет уже чуть потише. А дальше, думаю, дотянем и до Магадана, – сделал заключение Кудинов.
– С расчётами я согласен, при условии, если сохраним всё это время прежний ход. Что сомнительно. Волны становятся выше, а ветер продолжает крепчать. Впереди ночь. Температура за бортом резко падает. Вытянет ли в таких условиях подобную нагрузку наш движок? – высказал своё мнение старпом.
– Я не понял, Вы что сейчас предлагаете? Развернуться и навстречу волне идти искать укрытие за островом Завьялова? Пару часов назад на совещании разве не Вы, Матвей Степанович, первым высказались за предложенный мною один из вариантов – взять курс на Магадан? Может я Вас тогда не понял или Вы говорите о чём-то другом? – жёстко посмотрел на своего старшего помощника Кудинов.
– Извините, Самат Ринатович, я, возможно, не так выразился, – ответил несколько обескураженно Матвей, поскольку разговор происходил в рулевой рубке в присутствии вахтенного матроса. – Я, как и прежде, уверен, что решение принято правильное, только при этом надо учесть все возможные сложные обстоятельства.
– Это другое дело. Сами понимаете, сейчас нам обратной дороги нет. Предстоит сделать всё возможное и невозможное, чтобы не допустить никаких сбоев ни в чём. Доложите, пожалуйста, как выполняются те задачи, которые я перед вами поставил, – несколько погасив жёсткие нотки в голосе, сказал капитан.
– Всё исполняется согласно ваших требований. Сделана приборка. Имущество, оборудование внутри и наружи судна закреплено. Подготовлены спасательные средства. Скомплектованы две команды по обколке льда. Экипаж проинструктирован, как нужно действовать в условиях сильного шторма, разгерметизации корпуса, возможного затопления судна, – доложил старпом.
– Хорошо. Так дальше и продолжайте. А сейчас останьтесь здесь вместе с рулевым на некоторое время до прихода вахтенного помощника, я же пойду посмотрю, что там в машинном отделении, ну и заодно немного отдохну. Ночь у нас предстоит напряжённая, – сказал Кудинов и тут же вышел.
Сильный, плотный, рваными порывами ветер ударил ему в лицо, как только Самат покинул ходовую рубку. Ветер не просто дул, он свистел, стучал, грохотал в мачтах, надстройках, леерах и прочих деталях судна. Морская вода, сырые, снежные, несущиеся с огромной скоростью воздушные массы заворачивались в единый страшный тёмный клубок. Волны шли с северо-востока, накатываясь на корму и под небольшим углом ударяясь в правый борт сейнера. Это несколько добавляло ему скорости и облегчало работу его силовой установки. В данный момент такое положение вселяло хоть какой-то оптимизм капитану и всему экипажу. Однако всё это было лишь преддверьем ещё не настигнувшего их эпицентра шторма, который неуклонно приближался со скоростью около семидесяти километров в час.
Температура воздуха действительно резко упала. Теперь вместо дождя мощными зарядами, крупными хлопьями летел снег. Смешиваясь с морской водой он намерзал на бортах, палубе и других частях сейнера. С каждой минутой наросты льда увеличивались, что грозило, в конечном счёте, ухудшением мореходных качеств судна, его остойчивости.
Передвигаться по гуляющей под ногами, скользкой палубе стало невероятно трудно, да что там ходить, просто сложно устоять, не вцепившись при этом мёртвой хваткой в какой-нибудь выступающий предмет. Однако, несмотря ни на что, с обледенением требовалось решительно бороться, иначе при таком раскладе подобная ситуация могла привести к катастрофе.
Самат по крутой лестнице спустился под палубу, в жилое помещение, где располагался экипаж сейнера. В небольшом пространстве плотно друг к другу размещались двухъярусные койки. Перегородок не было. Вместо них использовались плотные шторы. В это время несколько человек находилось на вахте, большинство же кто сидел, кто лежал на койках.
– Боцман здесь? Позовите мне его, – громко произнёс Кудинов.
Услышав и узнав голос капитана, люди начали подниматься, правда, не особенно торопясь. Ведь не в армии же, да и одновременно это не позволяло достаточно ограниченное пространство.
Один, что постарше, легко стукнул по плечу рядом стоявшего молодого парня, сказав при этом:
– Давай, Юрка, сходи, позови боцмана, он наверно в кладовке.
Пока искали боцмана, между рыбаками и Кудиновым завязался разговор.
– Скажите, капитан, мы действительно идём в Магадан? До начала выходных дней с нами успеют рассчитаться? Или с пустым брюхом будем праздник встречать? —
спросил высокий, с курчавой бородой в далеко не свежей тельняшке моряк.
– Да, направляемся в магаданский порт. А там, сами знаете, если успеем вовремя дойти и разгрузиться, то соответственно получите свои заработанные деньги. Но сейчас надо думать не об этом, – серьёзно сказал Самат, обрывая тем самым пустую болтовню. – До Магадана в этот раз нелегко будет добраться. Сами видите, погода испортилась, вот-вот судно настигнет сильный шторм. Но не это главное. Опасность для нас представляет прежде всего обледенение. С наступлением ночи температура окружающего воздуха понизится, соответственно масса льда резко возрастёт. Если с этим не будем бороться, то итог для нас может стать печальный. Я сейчас прошёл по палубе, действительно там крайне неблагоприятная обстановка. Медлить нельзя. В тёплых каютах нам не отсидеться. Если крабов не хотите кормить, то одевайтесь в штормовую одежду и, как установил мой помощник – старпом, с соблюдением всех мер безопасности, поочерёдно, одна команда меняя другую, за работу. Это мой приказ.
Пока капитан говорил с людьми, подошёл вызванный матросом по имени Юра боцман. Он успел услышать требование, высказанное капитаном и понять его суть. Как только Кудинов закончил говорить, боцман, невысокого роста, несколько полноватый, с усами и короткой бородкой мужичок, чем-то похожий на мячик, громко скомандовал, перечисляя фамилии моряков, которые должны были первыми идти на палубу обкалывать лёд.
Тут же народ пришёл в движение. Часть людей вновь залезла в свои койки, чтобы не мешать товарищам одеваться в соответствующую одежду и идти бороться со стихией за живучесть судна.
К Самату «подкатил» кругловатый боцман.
– Товарищ, капитан, – обратился он к Кудинову по-армейски, поскольку в своё время оттрубил на флоте три года срочной и слово «товарищ» в обращении к начальству у его навсегда въелось в кровь, – Вы не подумайте, что народ ничего не делает, одним словом, балду гоняет. Нет. Мы только что со старпомом и экипажем закончили приборку на судне, закрепили такелаж, внутреннее имущество. После этого старпом пошёл к Вам, а я дал полчасика людям отдохнуть. Мне требовалось время для подготовки инструмента по обколке льда, а также собрать одежду и страховочный инвентарь командам.
– Хорошо, – сказал Кудинов. – Сейчас все силы экипажа надо направить на очистку судна ото льда. Используйте все средства. Только смотрите, чтобы при этом никого не смыло волной в море. Работать на палубе в паре и только со страховкой.
– Так и сделаем, капитан. Жить все хотят, – ответил боцман.
– Давайте, время не ждёт, – сказал Кудинов и больше ничего не объясняя, резко повернувшись, направился в сторону трапа, ведущего из внутренних помещений на палубу судна.
Глава третья
Прежде чем пойти в свою каюту и немного отдохнуть, Самат решил заглянуть в машинное отделение сейнера. От безотказной, исправной работы главного двигателя во многом зависела их судьба, жизнь.
Вновь миновав скользкую, гуляющую под ногами палубу, Кудинов спустился в помещение, где не смолкая днём и ночью работало железное сердце их корабля.
Как только он оказался внутри машинного отделения, на него низвергся страшный грохот, словно он попал на какой-нибудь сталелитейный завод. Это стучали, рокотали, лязгали поршни, коленвал, клапана, маховик, прочие агрегаты и детали двигателя, а также вспомогательных систем. К общему шуму добавлялось неприятное жужжание генератора, обеспечивавшего судно электрической энергией. Ещё нельзя не отметить, несмотря на постоянно вентилируемый воздух, в замкнутом пространстве машинного отделения ощущался сильный запах солярки и масел. Здесь совершенно невозможно было разговаривать друг с другом. Для того, чтобы хоть что-то услышать и понять, требовалось орать собеседнику прямо в ухо.
Не успел Самат толком оглядеться, как его заметили. В это время в данном помещении кроме него находились ещё двое: стармех и вахтенный механик. У обоих руки были по локоть вымазаны моторным маслом.
– Как там за бортом, капитан?! Какая погода?! Сидим тут как кроты в норе, ничего не видим! – подойдя вплотную к Кудинову, протирая ветошью испачканные руки, практически прокричал стармех.
– Ничего хорошего, Алексей Михайлович. Шторм усили- вается. Температура за бортом минусовая. Вместо дождя снег идёт. На корпусе судна, палубе, надстройке нарастает лёд. Сейчас боцман готовит и отправляет на борьбу с ним команду! Такие дела! А как у вас?! – снова громко спросил Самат.
– Что сказать, пока держим обороты! Однако в таком режиме наш движок долго не протянет! Боюсь, как бы не поймали «клин»! Вот следим с вахтенным механиком за ним, да заодно вспомогательный немного подлатали! Если в этот раз всё закончится по-хорошему, то с «капиталкой» откладывать больше нельзя! – закончил стармех, серьёзно посмотрев на капитана.
– Хорошо! Я Вас понял! Постарайтесь сделать всё зависящее от вас, чтобы мы шли как можно дольше полным ходом! – вновь громко сказал Кудинов, обращаясь к обоим механикам.
Они ничего не ответили, лишь немного покачали головой в знак согласия. Что тут можно ещё сказать, и так всем всё ясно.
Самат за короткое время уже третий раз спускался и поднимался на палубу судна. К этому времени команда по обколке льда уже работала. Для этого на сейнере объявили общий аврал. В нём принимали участие все члены команды, кроме тех, кто нёс вахту и отдыхал после неё. Работа была чрезвычайно изнурительная, тяжёлая для людей. Капитан об этом прекрасно знал.
Для борьбы с обледенением используются все имеющиеся на судне средства: горячая вода и пар, подаваемые соответствующими шлангами и стволами, ломы, топоры, пешни, лопаты, деревянные кувалды, механизированный инструмент, крепкий раствор поваренной соли с содержанием ингибиторов, противообледенительная смесь (если имеется), даже жир, паста, отходы судового производства и другие. Многого, конечно, из всего перечисленного на их небольшом рыболовном сейнере не было. Работали тем, что было.
Несколько человек, прочно привязанные страховочными, спасательными верёвками и канатами к деталям надстройки сейнера, топорами, ломами обкалывали образовавшиеся на бортах, палубе и других частях наросты льда, другие лопатами сбрасывали их в море. Однако огромные волны не позволяли команде справиться с поставленной задачей. Они одна за другой вновь накатывали на судно. От этого сейнер то поднимался, то уходил вниз, зарываясь носом в воду. Сильный ветер обрушивал на корабль солёные брызги вместе со снегом. Большая часть морской воды стекала по палубе обратно за борт, но некоторое её количество оставалась и смешавшись со снежной массой превращалась в лёд. Он образовывался буквально на всех частях и деталях судна, нивелировав тем самым, практически всю работу людей. Однако в этой жестокой схватке со стихией рыбакам нельзя было отступать. И люди, стиснув зубы, отчаянно, превозмогая неистовую силу непогоды, продолжали сражаться за живучесть своего сейнера «Осьминог».
Самат не стал вмешиваться в хорошо налаженный производственный процесс, только немного постоял, посмотрел, широко расставив ноги, крепко удерживаясь за металлические поручни, затем, осторожно двигаясь, направился к себе в каюту. Пару часов он хотел отдохнуть, зная, что предстоящую ночь, вплоть до прибытия сейнера в порт, ему придётся провести, не смыкая глаз, в рулевой рубке. И если всё с ними будет нормально, удастся-таки живыми дойти до Магадана, то там их ждёт ещё швартовка, разгрузка, оформление документов. Но сейчас главное для его команды – пережить предстоящую ночь. В эти самые тёмные и холодные часы на них, по его последним расчётам, обрушится всей своей мощью сильнейший шторм. Тут уж капитан обязан находиться на своём рабочем месте, управлять кораблём, командовать людьми. А пока в хорошо выстроенный его помощниками процесс работы ввязываться не надо. Будет только хуже. Люди знают, как и что делать. Пока обстановка не настолько критическая, ему надо использовать эту возможность и восстановить свои силы. Ведь не железный же он.
Тем временем обкольные команды, одна под руководством боцмана, другая – старпома, после того, как его в рубке сменил вахтенный помощник, продолжали очищать судно ото льда. Первое время люди выдерживали нахождение на палубе около часа, а потом с трудом дотягивали и двадцать-тридцать минут. Несмотря на специальную защитную непромокаемую внешнюю экипировку, вода всё равно проникала внутрь одежды. Ледяной ветер со снегом шквалистыми порывами пронизывал тела до костей. Накаты волн, их солёные брызги раз за разом обрушивались на сопротивляющихся стихии, борющихся за живучесть своего рыболовного сейнера моряков.
Отработав на палубе положенное время, смены менялись. Возвращаясь в жилое помещение, уставшие, промокшие моряки, сбрасывали с себя верхнюю одежду, вывешивали её для просушки, где только возможно. С брезентовых, прорезиненных роб и сапогов оттаявший снег и лёд стекали, капали на пол, образовывая маленькие лужицы. Затем замёрзшие спешили согреться. Горячий, крепко заваренный чай со сгущёнкой, сухарями, печеньем, хлебом с маслом или салом всегда ожидали их. За это отвечал кок – крепкий, невысокого роста, шустрый, черноволосый кореец по имени Хан. Он в любых условиях мог приготовить вкусную еду. Однако, надо сказать, иногда слишком острую, видимо, в соответствии с национальной традицией. В целом основной состав команды к этому уже привык и претензий к нему не предъявлял.
Отогревшись крепким чаем, мужики тут же падали в койку, чтобы на пятнадцать-двадцать минут забыться коротким сном. А потом по громогласной команде боцмана или старпома, часто подкреплённые крепким словцом, вновь вставали, натягивали на себя непросохшие штормовки, шли на палубу менять работающую там смену. Так безостановочно продолжалась борьба с обледенением сейнера. После тёплого помещения, прерванного сна первые минуты вялое и размякшее тело сопротивлялось, не желало подчиняться разуму. Но это состояние длилось недолго, ровно до того момента, как люди выходили на свежий воздух, на палубу корабля. Первый же снежный заряд в лицо, накат волны, её ледяные с пеной брызги мигом приводили всех в соответствующее обстановке состояние.
Погода тем временем продолжала ухудшаться. Да и погодой, честно говоря, это уже было трудно назвать. Для сухопутного человека, не моряка, такой шторм всё равно, что «ад небесный». Мне сложно описать самому это грозное явление природы, поскольку я в такие ситуации никогда не попадал, поэтому обращусь, с позволения читателя, к фрагменту небольшого романа Джозефа Конрада «Тайфун».
«…Это было нечто грозное и стремительное, как внезапно разбившийся сосуд гнева. Казалось, все взрывалось вокруг судна, потрясая его до основания, заливая волнами, словно на воздух взлетела гигантская дамба. В одну секунду люди потеряли друг друга. Такова разъединяющая сила ветра: он изолирует человека. Землетрясение, оползень, лавина настигают человека случайно – как бы бесстрастно. А яростный шторм атакует его, как личного врага, старается скрутить его члены, обрушивается на его мозг, хочет вырвать у него душу».
Примерно что-то похожее на данную ситуацию складывалось с промысловым сейнером «Осьминог». Шторм всё-таки нагнал его и всей своей силой, мощью теперь играл им, как детской игрушкой.
К полуночи все наружные работы, главным образом касаемые обколки льда, приказом капитана были прекращены. Поскольку людям стало небезопасно находиться вне судна. Мощные волны, прокатывавшиеся по палубе, сильнейшие порывы ветра легко могли смыть, сбросить человека в море. Удержаться за всевозможные поручни, леера и прочие страховочные средства, даже быть привязанным верёвкой или канатом к ним, всё это не давало никакой гарантии, что человек останется жив и невредим.
Кудинов к этому времени был на ногах и руководство судном вновь взял в свои руки. Небольшой отдых пригодился ему для восстановления сил. И вот теперь, когда для корабля и его экипажа настали самые тяжёлые минуты, он занял капитанский «боевой» пост в рулевой рубке. До Магадана оставалось идти чуть больше сорока миль.