Знаки ночи
«Гуль». Это что-то из фэнтези. У Говарда я про этих гулей читал вроде, в «Часе дракона». И в «Сверхъестественном» они упоминались. Они то ли оборотни-каннибалы, то ли разновидность вурдалаков.
Надо будет в Википедии посмотреть, как они выглядят. Новые знания лишними не бывают.
– Ну да, в общем-то, похоже на гулей, но только на первый взгляд, – помолчав, продолжил Нифонтов. – Есть некоторые нестыковки. Гуль сожрал бы не только сердце, но и печень. А еще череп бы жертве вскрыл, чтобы мозгом полакомиться. Но тут ничего подобного.
Меня замутило от той простоты и деловитости, с которой он говорил. А еще захотелось выпрыгнуть из машины, пусть даже она мчится полным ходом, и скрыться в жиденькой лесополосе, что мелькала за окном. А после сбежать куда подальше от этой парочки.
– Как ты уже понял, двумя смертями дело не закончилось, на сегодняшний день в активе неизвестной твари уже четыре трупа. Последний совсем свеженький, датирован этой ночью. – Николай наконец проявил хоть какие-то эмоции и досадливо прихлопнул ладонями по рулю. – Самое поганое, что мы могли эту пакость прихватить нынче же ночью, если бы не одно «но». Пока мы ждали ее в одно месте, человека убивали совсем в другом.
– Не поверишь, Саш, нас надул призрак, – стягивая волосы в «хвост», сказала Евгения. – Сволочь такая!
Я ничего на это не ответил. Я офигевал от услышанного.
– Жень, не беги впереди паровоза, – попросил напарницу Нифонтов. – Понимаешь, Саша, свидетелей произошедшего не было. Да оно и не удивительно. Южный порт по размеру территории как пять Люксембургов. Или даже больше. Ангары, склады – черт ногу сломит. И потом – люди, которые там работают, вообще не склонны совать нос в чужие дела. Знаешь, это как в Вегасе – что там происходит, то там и остается. В старые времена, может, и по-другому было, но последние десятилетия даже рьяных общественников перековали.
– Но про покойников-то вы как-то узнали? – возразил я.
– Не путай, – осадил меня Нифонтов. – Речь не о том, что там всё скрывают, в том числе и преступления. Это бизнес, Саша, никто ничем подобным заниматься не станет. Естественно, при обнаружении мертвого тела была вызвана полиция, следом за ними примчались комитетские и так далее, по процедуре, включая «труповозку». Конечно, подобные места – некие анклавы, со своими многолетними сложившимися внутренними порядками и традициями. Но это же не «Черкизон», в Южном порту работают законопослушные люди, там есть охрана, дирекция и все остальное, что должно быть. Короче – свидетелей убийств не было. Кроме одного.
– Того самого призрака, который вас надул? – резонно предположил я.
– Именно, – вздохнул Николай. – Его присутствие уловила Виктория, одна из наших сотрудниц. Вообще-то она у нас больше по заклинаниям, но и в других областях кое-что смыслит. Мало того – она умудрилась даже его разговорить, и он вроде как пошел на контакт, вызвался помочь. Но вот только в результате закончилось это печально.
– Проще говоря – он нас поимел, – просто и безапелляционно сообщила Мезенцева. – В переносном смысле, конечно, но при этом крайне жестко.
– Мы могли бы справиться с ним сами, – продолжил Николай. – У нас есть способы и заставить его говорить, и просто уничтожить, но это потребует времени. И, не стану скрывать, ресурсов. Чтобы его поймать, а после выжать из него правду, Вике придется рисовать крайне сложный каббалистический круг с символами и использовать заклинания, которые изначально противны человеческой сущности. И это при том, что она еще до конца не отошла от предыдущей беседы с этим красавцем. Просто призрак там старый, а потому сильный. Из тех, что не развоплощаются с годами, а, наоборот, матереют.
Это да, это встречается. В большинстве своем неупокоенные души со временем превращаются в безликие тени, вроде тех, что я вчера отпускал на волю. Но бывают и такие, которые, напротив, как бы обретают вторую жизнь. Загробную. Как и в первом случае, в них от изначальной личности остается не так уж много, но зато выковывается новая, вбирающая в себя при этом все те скверные качества, которые были свойственны покойному при жизни. Собственно, все злобные привидения из фильмов ужасов и сериалов на мистическую тематику списаны как раз с таких сущностей. Мне про них лесовик из Лозовки много рассказывал. У него один такой призрак почти век в осиновой роще обретался, клад охранял, и попутно свинячил всем, кто попадал в зону его внимания. И так он лесному хозяину за это время надоел, что тот в результате навел на этот клад какого-то мимохожего колдуна, который зловредного призрака и изничтожил.
Но если это похоже на правду, то в остальном услышанном мной как-то очень много неувязок. Чересчур. Не думаю, что так уж сложно нарисовать этот самый круг с символами. Да и кое-что другое меня смущает.
– Слушай, чего-то не понимаю, – помотал я головой. – Как-то непонятно выходит. Ты же тоже можешь видеть умерших? Помнишь, на кладбище, когда мы к тамошнему Хозяину ходили? Ты черта, что у нас проводником был, зрел не хуже меня. И общался с ним. Даже сделку тогда заключил!
– Так он был не против того, чтобы я его видел, – пояснил Нифонтов. – Вспомни – он сам этого хотел. И потом – это кладбище. Там действуют другие законы не-жизни, за соблюдением которых внимательно следит Хозяин. А здесь – город. Это, брат, совсем другая сказка. Тут все по-взрослому.
Отмазка, признаемся, сомнительная, но при этом звучит формально допустимо. Интересно, вот зачем ему все это? Явно ведь дело не только в пресечении преступления, хотя, само собой, это имеет место быть? Может, не хочет своих коллег подставлять? Или хочет на меня еще разок поглядеть в экстремальной ситуации? Не знаю, что из этого верно.
Но вписываться придется. И должок, повторюсь, за мной, да и полезен этот Нифонтов мне в будущем может быть. Мало ли как оно повернется?
И, если уж совсем честно, у меня внутри появился некий азарт, до того мне совершенно несвойственный. Я, как и всякий порядочный клерк, давно усвоил простую истину: «Не суйся в мутные темы, если не хочешь найти на свою задницу проблемы. Ну или делай это за большие деньги, заранее оформив «шенген»». Больших денег мне никто никогда не предлагал, а потому я никогда не лез в дела, от которых пахло риском, нестабильностью и возможными проблемами.
Здесь три этих запаха сплелись в один мощный аромат, причем самого главного компонента, который мог бы подвести под это предприятие хоть какое-то логичное обоснование, здесь не было. Проще говоря, я нарушал все правила, по которым жил последние годы.
И мне отчего-то это даже нравилось. Может, дело в том, что это все было настолько не похоже на то, как я жил раньше?
– А от меня-то что требуется? – задал вполне резонный вопрос я.
– Эй, приятель, кто-нибудь дома есть? – перегнувшись через сиденье, постучала мне по лбу Мезенцева. – Нам надо, чтобы ты вытряс из тамошней нежити все подробности произошедшего. И я говорю не о том, кем он был до смерти и прочих пикантных подробностях его бытия, а о том, что он видел за последнюю неделю. Уверена, этот поганец все знает.
– Редкий случай, – заметил Нифонтов, сворачивая на развязку, ведущую на МКАД. – Нечасто в том потоке сознания, который, как правило, льется из моей напарницы, проскальзывает хоть что-то рациональное. В принципе, все верно. Что знает по этому делу он, должны знать мы.
– И как вы себе это представляете? – совсем уж опешил я. – Мне что, брать призрак за грудки и трясти, пока он не выложит все правду?
– Понятия не имею, – как-то даже весело ответил мне Нифонтов. – Кто из нас ведьмак – ты или я? Может, так, может, как-то по-другому. Главное – результат. Надо это дело пресекать, и срочно. Четыре одинаковые смерти – это почти «серия», скоро в Южном порту будет не протолкнуться от наших коллег и, что хуже, от журналистов. Работать будет положительно невозможно, потому все надо закончить быстро, лучше всего – сегодня. Плюс еще один нюанс – кто бы это ни был, действует он нагло, не сказать – бездумно, а значит, останавливаться и не подумает. И если следующей жертвой станет журналюга или кто-то из наших, вой поднимется до небес.
– Ровнину еще после третьей смерти кто-то звонил «сверху», – добавила Евгения. – Он очки после этого разговора постоянно с носа снимал и усердно тер тряпочкой. Те уже блестят, как у кота шарундулы, а он все трет и трет.
– Вот, – назидательно произнес Нифонтов. – Значит – плохо дело. Значит, присели ему на мозг неслабо.
Ровнин. Это их начальник, я помню эту фамилию, ее тогда на кладбище тамошний служитель упоминал.
– В общем – думай, – посоветовал мне оперативник. – Или покемарь маленько. Время есть, нам стоять теперь – не перестоять.
Это да. Мы влипли в пробку на МКАДе, которая, как известно, не имеет ни начала, ни конца. Потому что эта дорога кольцевая.
Кстати, мне мой родитель рассказывал, что в бытность свою юношей, то есть каких-то три десятка лет назад, он частенько шастал из родного Теплого Стана в сопредельный Мосрентген, который славился красотой проживавших там девушек. Так вот, он пересекал МКАД туда-обратно, даже не вертя головой по сторонам. Тогда по нему проезжали три машины в час, не более. И никаких тебе «отбойников», надземных переходов и всего прочего.
Благословенные времена.
Самое забавное было в том, что, поразмышляв над причудами недалекого прошлого, я и в самом деле уснул. Физический труд на воздухе и неслабые эмоциональные всплески сделали свое дело.
Когда я проснулся, МКАДа за окном машины уже не было. Зато наличествовали сумерки, а также какие-то ангары, краны и прочая экзотика, которую в мегаполисе можно увидеть не всегда и не везде.
Мы прибыли в Южный порт.
Глава пятая
– Приехали? – поинтересовался я, зевнув.
– Проснулся? – повернулся ко мне Нифонтов. – Как раз вовремя. Кофе хочешь? У меня еще полтермоса этого дела имеется.
– Нет, – помотал головой я. – Не любитель. Чайку бы выпил с удовольствием, а кофе не люблю. Он горький. Пью по необходимости, но сейчас не тот случай.
– Если исходить из подобных вкусовых пристрастий, то ты и водку любить не должен, – заметила Евгения. – Она тоже не сильно вкусная.
– Так я и не люблю, – потянулся я. – И коньяк не жалую.
– Странный он, – обращаясь к напарнику, ткнула в мою сторону пальцем Мезенцева. – Кофе не пьет, водку не пьет, меня за задницу тогда не схватил, хотя возможность была практически легальная. Коль, стоит ли ему доверять?
– Если вопрос только в этом, я могу тебя за задницу прямо сейчас потрогать, – предложил я. – Нет проблем. А если пообещаешь по лицу меня не бить, то и за другие выпуклые части твоего трепетного юного тела. Это я всегда готов.
– Мяч на его стороне поля, – засмеялся оперативник. – Жень, парируй, отстаивай честь отдела.
Мезенцева подумала, почесала нос и показала мне язык.
– Тоже аргумент, – признал я. – Ладно, шутки шутками, а дело делом. Я так понимаю, нам вот в этот ангар надо?
То, что уродливое здание, рядом с которым стояла наша машина, являлось местом преступления, догадаться было несложно, больно много там было полосатых лент, которыми с недавнего времени, по примеру иностранных коллег, начали пользоваться наши органы правопорядка. Мол – «стой, здесь недавно кого-то убили».
– Ну да, – подтвердил Николай. – Но если напрямоту, то я толком даже не представляю, где искать этого неприятного духа. Есть у меня подозрения, что тут вся территория его владения, и он по ночам всю ее дозором обходит, как Мороз Воевода из стихов поэта Некрасова.
– Оптимистично, – вздохнул я.
– Я так думаю, он учует, что ты здесь, – на этот раз совершенно серьезно сказала Женя. – И непременно придет на тебя посмотреть.
– Согласен, – поддержал ее оперативник. – Про что-то такое мне одна из наших сотрудниц рассказывала. По сути своей, призраки вообще-то практически лишены человеческих чувств как таковых. Но вот себе подобных или, того хуже, тех, кто пришел по их душу, они чуют будь здоров как.
– Каламбур, – хихикнула Мезенцева. – Души чуют тех, кто пришел по их душу.
– Этому каламбуру сто лет в обед, – сообщил ей Нифонтов. – Кстати, еще старые призраки, те, что задержались на Земле и очень не любят живых, обожают эманации страха. Думаю, они их как-то улавливают, и им эти ощущения очень нравятся.
– Говорили мне про такое, – подтвердил я. – Человеческий страх для них, как для нас хорошее вино. Он их бодрит, и на мгновение создает иллюзию того, что они живы.
Мне про это русалки рассказали, между прочим. Они же тоже в каком-то смысле призраки. Не такие, как прозрачные тени в лунном свете, но тем не менее. Нежить, говоря по-простому. Нет в них жизни, а то, что есть, это одна иллюзия. И самая большая радость для них – забыться на дне водоема сном, в котором они снова будут живыми и настоящими, увидеть в нем лица тех, кто им когда-то был дорог, и ощутить внутри себя токи крови.
А чтобы получить эту награду, им надо забрать чью-то жизнь.
Вот и у призраков так же. Напугал кого-то – насытился его страхом. И вот тут-то в действие вступает абсолютно людская схема, которую бабушки у подъезда, созерцая помятого мужичка, утром бегущего в магазин, называют просто и емко: «Совсем спился».
Сначала призраки не хотят никого пугать, навещая бесплотными тенями дома родных и близких, но раньше или позже их кто-то замечает, и, что вполне естественно, изрядно пугается. Ну вот не любим мы, люди, визитеров с той стороны. Страшит нас Смерть в любом обличии, напоминает о собственной бренности и о том, что нас ждет после того как… Ну вы поняли?
Ощутив нечто, что напомнило ему о прошлом, призрак начинает экспериментировать и со временем неминуемо входит во вкус. Как пьяница или наркоман, он существует от дозы до дозы. И чем сильнее человеческий страх, тем большее удовольствие он получает, потому и выходки его раз от раза становятся все страшнее и опасней для людей.
Души, как верно было замечено, у души нет, остатки последних сдерживающих социальных факторов исчезают с распадом личности, бояться призраку нечего – все плохое, что с ним могло случиться, уже случилось. Он мертв, и его не приняли ни наверху, ни внизу. Более того – теперь ему совершенно непонятно, есть ли там что-то вообще. В той жизни говорили, что есть, и в свете этого требовали соблюдения неких нравственных норм, но, судя по нынешней не-жизни, выходит, что он никому не нужен. И еще – что ему ничего не грозит. Нельзя убить того, кто уже мертв.
По крайней мере, так думают они. Все-таки это бывшие люди. А людям свойственно полагать, что им известно все на свете. Но это не так.
На чужие беспризорные души всегда найдутся охотники. Есть колдуны, которые их заставляют служить себе с теми или иными целями, есть нечисть, которая всегда найдет применение бесхозному добру. Да и ведьмы тоже своего не упустят.
И это только те, кого мне назвали русалки. Думаю, есть и другие любители душеловства.
Жалко только они не объяснили мне, как именно, например, те же колдуны заставляют души себе служить. В смысле – технологически, от начала до конца, от поимки призрака до его разжалования из своих слуг.
И что вообще они ему поручают? Подслушивать? Подглядывать? Или чего похлеще?
А главное – как именно они их умудряются привязывать к себе? У любого, кто служит, что в обычном мире, что в этом, есть некий стимул. Ну или мотивация. Без нее никак. Вариантов этой мотивации немеряно – деньги, карьера, разные материальные блага, доза наркоты, три хрестоматийных щелбана по лбу служителя культа.
Но тут-то что? Какой интерес может быть у бесплотного существа, которое все, что было, оставило в прошлом?
Я, конечно, выдвинул тогда на берегу несколько версий, но ответа от русалок не получил. Они посмеялись, грудями потрясли, но сказать ничего не сказали. Так до сих пор и не знаю – угадал, не угадал.
Впрочем, не сильно и расстроился по этому поводу. Я не спешу, времени у меня много. Раньше или позже все равно узнаю. Опытным, так сказать, путем.
Пока я вспоминал и размышлял, Нифонтов, кстати, говорил практически про то же самое.
– Страшен не тот призрак, который в темноте по квартире ходит, – вещал он. – Это-то ладно. Неприятно, но что уж теперь. А вот те, которые ощутили эманации человеческой смерти – вот это беда так беда. Это как хищники в живой природе. Если тигр раз мяса человечьего поел, то все, его непременно отстреливать надо. Для него теперь человек самая желанная дичь. Вот с призраками так же. Если перешел он грань, то хочешь не хочешь, надо на него охоту устраивать. А знаешь, как трудно старого сильного призрака упокоить?
– Не знаю, – честно ответил я.
– Очень. – Николай открыл дверь машины. – Я бы сказал – крайне. Теперь, правда, попроще будет, теперь у нас ты есть.
– У себя, – мягко произнес я, тоже выбираясь из салона.
– В смысле? – Нифонтов приложил ладони к пояснице и наклонился назад. – Уффф, хорошо!
– Я не у вас, – спинным мозгом чую, что все-таки размежевание интересов неминуемо. Если их сейчас не осадить, то запрыгнут они мне на спину и поедут. – Я у себя есть. Просто как-то не очень правильно выходит. В отдел к себе вы меня брать не хотите, а припахивать, похоже, собираетесь с завидной периодичностью. Коль, без обид, но прозвучало это именно так.
– А ты очень хочешь к нам в отдел? – прищурился оперативник.
– Боже сохрани! – замахал руками я. – Это так было сказано, для примера. Просто дружба дружбой, должок должком, но всегда есть некая реперная точка, под которой висит табличка «Грань между «надо» и «хочу»». Ты же понял, о чем я говорю?
– А зубки-то у него есть, – с непонятной интонацией произнесла Мезенцева и хлопнула меня по спине. – Хоть и новорожденный ведьмачок, а гонор уже прорезался.
– Не в гоноре дело, – повернулся к ней я. – Профессиональная привычка, знаешь ли. Договариваться об условиях сотрудничества, а также проговаривать права и обязанности сторон всегда надо «до», а не «после». Это азы.
– В накладе не останешься, – без тени улыбки сказал Николай. – Если надо будет заплатить – мы заплатим.
– Не надо вот этого всего, – попросил я его. – Сейчас не о деньгах речь идет.
– Хорошо, – возможно, мне показалось, но некий ледок, появившийся было в его голосе, пропал. – В любом случае, мы всегда найдем пути разумного компромисса.
– Ты, главное, покажи, что вообще на что-то годен, – бросила мне Мезенцева, натягивая куртку. – А то, может, ты вовсе «пшик» и все. Так, муляж.
По-моему, я все-таки потерял свое золотое место в ее сердце. Максималистка она, похоже.
Да и черт с ней. Моя задача сейчас дать им понять, что в обозримом будущем нельзя будет поступать так, как сегодня. То есть приезжать тогда, когда им этого захочется и тащить меня с собой невесть куда. Как минимум надо будет перед этим позвонить и поинтересоваться моим мнением на этот счет.
– Коль, еще один вопрос, – обратился я к оперативнику, который как раз щелкнул зажигалкой, прикуривая сигарету. – Помнишь, ты мне обещал подогнать книгу нашего общего друга?
– Какую книгу? – удивился Нифонтов. – Какого друга?
– Который на кладбище в канаву свалился и там шею свернул, – пояснил я.
– А, ты об этом. – Николай затянулся сигаретой, а после ловко выпустил кольцо дыма. – Увы, дружище, увы. И рад бы тебе ее отдать был, да только к нам в руки она не попала. В офисе мы ее не обнаружили, хоть и перерыли в его кабинете все. Мы тогда СК на «хвост» сели, с ними в здание прошли. И в особняке его загородном тоже ничего не нашли. Я так думаю, у него где-то еще «лежка» была оборудована. Но где – фиг знает. Повторюсь – мы не нашли. Кабы еще его слугу прищучить и разговорить, то был бы толк, но и его тоже никто не видел. Как в воду канул.
– А мне кажется, что он умер после смерти хозяина, – неожиданно вступила в разговор Мезенцева. – Ведьмак сильно старый был, вот слуга с ним и сроднился до такой степени, что не пережил его гибели.
Как по мне – чушь полная. Погоревать слуга после смерти хозяина, конечно, может, Родька вон тоже сначала за Захаром Петровичем сильно убивался. Но умирать по этому поводу он точно не станет. И меня он тоже переживет.
Но вслух я этого говорить не стал. Не стоит расширять трещину, которая образовалась между мной и рыжей оперативницей. Я всегда исхожу из того принципа, что в этой жизни по возможности не стоит портить отношения с людьми сверх меры. Никогда не знаешь, как оно все дальше повернется, и кто когда тебе понадобиться сможет. Ты сегодня с кем-то поругался, а завтра он окажется тем единственным человеком, который сможет тебе помочь. И что тогда делать?
Вот то-то и оно.
– Какой феерический бред, – сообщил напарнице Нифонтов. – Жень, поменьше романтики. Ну или выплескивай ее в другую область, что ли? Роман вон напиши, про дракона, принца и грудастую второкурсницу из нашего мира, которая к этим двоим попала и в обоих влюбилась, а после на «Самиздате» его выложи. И назови как-нибудь эдак… Ну я не знаю… «Между драконом и принцем».
Я не удержался от смешка, и заработал еще один неприязненный взгляд зеленых глаз Мезенцевой.
– Ладно. – Николай бросил окурок на асфальт, растоптал его носком черного кроссовка и глянул на звездное небо. – Однако почти ночь. Пошли сначала в этот ангар, есть причины, по которым именно с него стоит начать. Опять же – вдруг Женька права, и он притащится просто на тебя посмотреть? Ну а если до полуночи он не заявится, вызвоним Викторию, пусть она нам поможет.
– Лучше бы без нее обойтись, – высказала пожелание Мезенцева. – Я себя в ее присутствии не очень хорошо ощущаю. От Вики постоянно холодом веет, будто она вся изнутри промерзла. И слова доброго не дождешься. Да и вообще хоть какого-то. Только по работе если что скажет.
– Зато ты за двоих языком мелешь, – справедливо отметил Николай, а после сказал мне: – Вот, а ты еще к нам работать хочешь идти. Оно тебе надо?
– Не надо, – заверил его я. – Теперь уж точно. Пошли уже в ангар, а? Неуютно мне как-то.
И это было правдой. Не знаю почему, но я ощущал себя приблизительно так, как в свое время на корпоративе, когда меня на сцену вытащили, речь от отдела финансового мониторинга говорить. Ты на сцене стоишь, а на тебя все смотрят.
Хотя кто тут на меня глазеть мог – понятия не имею. Вокруг ни души, и в ангарах с окнами тоже никак.
Нифонтов, услышав мои слов, мигом посерьезнел и обвел взглядом окрестности.
– Вроде никого, – негромко сказал он мне. – Но даже если мы ничего не замечаем, это не означает, что дело обстоит именно так. Женя, страхуй нашего друга со спины.
– Все как всегда, – отозвалась Мезенцева. – Ты впереди, на лихом коне, а я, так сказать, в этой самой. Со спины страхую.
– Господи, – снова уставился в небо Нифонтов. – Ты хоть знак подай мне, разъясни непонятливому – вот в чем я так перед тобой провинился?
– Если покопаться в твоем прошлом, то найти можно, – уверенно заявила Евгения. – Как и у любого из нас. Ну кроме меня, разумеется.
– Саш, скажи, а вам в службу безопасности сотрудники не нужны? – направляясь к двери ангара, на ходу спросил меня оперативник. – Я просто знаю одного хорошего парня, с образованием, с опытом работы в государственных структурах.
– Без понятия, – отозвался я. – Но могу узнать, если хочешь.
– Если ты из отдела сбежишь на частные хлеба, то я тебе во снах являться буду, – пообещала Нифонтову его напарница. – Каждую ночь. И не голенькой, как бы ты того хотел, а в виде немого укора. Вот так буду на тебя смотреть, и еще пальчиком укоризненно грозить. Ты меня знаешь, я заморочусь, но способ, как это сделать, найду. А если погибну, по причине того, что меня никто не подстраховал, так и в виде бестелесной сущности начну приходить. Ввек не отвяжешься.
– Язык прищеми! – уже не в шутку рассердился оперативник и сорвал с двери бумажку с синеющей на ней печатью. – Думай, что мелешь! И в чьей компании!
Мезенцева несколько раз хлопнула себя ладонью по губам и виновато потупилась.
Интересно, он под словом «компания» имел в виду себя или меня? Если меня – то это даже как-то очень обидно прозвучало.
Внутри ангар был еще неприглядней, чем снаружи, это я оценил сразу после того, как Нифонтов, войдя внутрь, дернул какой-то рубильник на стене, после чего зажглись тускловатые лампы. Хотя – это же не коттедж и не офис, а складское помещение, причем практически пустое. Только в центре была свалена куча частично поломанных деревянных поддонов из тех, на которые грузят плитку, стройматериалы и вообще что угодно, да по углам стояли какие-то металлические стеллажи. И все.
Впрочем, нет, не все. Неподалеку от груды поддонов, на полу я сразу приметил некий рисунок, который здорово смахивал на те, которые в сериале «Сверхъестественное» братья Винчестеры то и дело рисуют. Ну, круг и в нем куча непонятных завитушек, вроде как магических символов.