Перья

Глава 12

Мы пробродили по кривым улочкам Парижа бо́льшую часть утра. После Селеста отправилась на встречу со своим грешником. А я прилегла вздремнуть на часик, который превратился в десяток часиков. Когда я проснулась, небо Элизиума уже стало пурпурным от звезд, а значит, на Париж тоже опустилась ночь.

Я не сразу встала – смотрела на звезды и обдумывала свое ужасное решение. Неужели я действительно подписалась на Тройку? Действительно ли я ходила к нему домой, встретила его и потеряла перо?

Я перевернулась на бок и обнаружила на соседней кровати маленький комочек, издающий тихое похрапывание и увенчанный копной длинных каштановых волос. Селеста.

Вздохнув, я сбросила одеяло и на цыпочках обошла комнату. Одной рукой я расчесывала волосы, которые в свете ангельского огня казались пронизанными медью и золотом. А другой расстегивала две верхние пуговицы черного платья, потому что моей груди в нем было тесно. Неужели она снова выросла? Я повернулась боком, осматривая свое тело. Корсаж определенно стал слишком тугим, но, если я расстегну еще несколько пуговиц, стану похожа на женщин с вечеринки Джареда. И хотя я хотела, чтобы меня снова пригласили в «La Cour des Démons», все равно не была в восторге от вероятности, что меня могут принять за одну из особых гостий.

Я шла туда по делу, а не ради удовольствия.

Я отложила расческу, схватила сумку и вышла из спальни, аккуратно прикрыв за собой дверь. В отличие от сегодняшнего утра, многие неоперенные были уже при деле. И я снова ловила на себе пристальные взгляды, пока шла по гильдии.

– Bonsoir[26], Лей, – сказала Офан Полин, когда я проходила мимо нее.

Я улыбнулась и пожелала спокойной ночи. Я услышала, как неоперенный спросил Полин обо мне – «перевод из Гильдии 24», – а чуть позже тут и там зазвучало имя Ашера. Должно быть, он уже произнес свою речь. Он все еще здесь или уже ушел? И если ушел, помог ли пройти через поток кому-нибудь? Когда я вышла в сумерки, ревность окутала меня, как паутина. Едва заметная, но тем не менее липкая.

Я резко остановилась.

Ревность стоила Еве пера. Я взмолилась, чтобы со мной не произошло того же, и закрыла глаза, ожидая жжения. Я сделала три безболезненных вдоха и подняла веки. Затем покрутилась, проверяя булыжники вокруг своих бронзовых шпилек. Должно быть, этой ревности недостаточно для потери пера.

На этот раз я поехала на метро, предположив, что так будет быстрее, чем пешком. Но пожалела о своем решении, как только почувствовала запах пота, который исходил от спешащих по туннелям людей.

Женщина в разорванной одежде, с перепачканными грязью щеками и спящим на ее коленях ребенком, протянула мне бумажный стаканчик, наполненный монетами.

– Shivouplait, – сказала она, позвякивая чашкой.

Мне потребовалась пара секунд, чтобы разобрать ее речь. «S’il vous plaît». «Пожалуйста». Я достала из сумки синюю купюру и сунула ее в стаканчик.

Моргнув, женщина посмотрела на купюру, потом на меня, но не поблагодарила. Надеюсь, она использует эти деньги, чтобы накормить своего ребенка. Хотя, к сожалению, я сомневалась в этом. В Нью-Йорке тоже немало попрошаек, и большинство из них покупают алкоголь или отдают деньги своему боссу.

Я продолжила спуск по туннелю и услышала скрежещущий звук от торможения поезда, который эхом отразился от выложенного плиткой перрона. Чуть не свалившись с крутой лестницы, я влетела в поезд прямо перед тем, как стеклянные двери захлопнулись.

Четыре остановки спустя я пересела в другой поезд на еще более оживленной станции, а затем еще десять минут тряслась в извивающейся металлической трубе под Парижем. Я вынырнула из-под земли и жадно втянула воздух, который не пах тысячами тел.

Как же хотелось уметь летать!

Я взглянула на темно-синюю табличку на углу здания, чтобы понять, где я нахожусь, и направилась на восток, к ухоженной площади и зловещим красным дверям. По пути я обдумывала предлог, который поможет мне попасть на еще одну аудиенцию с лидером «Суда Демонов».

Меня приводила в ужас сама идея того, чтобы снова встретиться лицом к лицу с Джаредом. Но, оказавшись у багрового входа, я все же нажала на звонок. В отличие от вчерашнего дня, дверь не открылась сразу. Я чуть-чуть подождала и позвонила снова. Ничего. Должно быть, Джаред отдал приказ не впускать меня.

Однако он не мог оставаться внутри вечно. И, учитывая его род деятельности, он обязан принять посетителя. А я хороша в выжидании людей.

Я достала книгу, которую захватила с собой, и прислонилась к одной из каменных колонн аркады, повернув страницы к фонарному столбу. Я была готова ждать всю ночь, если понадобится.

Час спустя я захлопнула книгу, потрясенная финальным сюжетным поворотом – девушка выбрала не герцога, а конюха. Я не могла понять, что чувствую. Я была настолько уверена, что героиня в конце окажется с герцогом, что не обращала внимания на конюха. И вот он превзошел своего господина.

– Мне казалось, она собирается покинуть страну, – прозвучал грубый голос.

Я так резко вскинула голову, оторвав взгляд от обложки, что чуть не потянула шею.

Светлые глаза Тристана сверкнули в темноте, и уголки его губ приподнялись в улыбке.

Прежде чем он успел сказать «я же тебе говорил», я облизнула губы.

– Месье Адлер, я знаю, вы не хотели видеть меня…

– Джаред.

– Что?

Он скрестил руки на груди, из-за чего рукава его прекрасного темно-синего костюма натянулись. На манжетах белой рубашки поблескивали запонки в виде черепа и костей.

– Месье Адлером был мой дядя.

– Ох. Эм, ладно.

– Почему ты здесь?

– Чтобы объясниться. – Джаред примет мою помощь, только если преподнести ее как нечто совершенно иное. – Я поспорила со своим лучшим другом, что смогу заставить тебя совершить один добрый поступок. И я многое потеряю, если потерплю неудачу.

Я ждала, когда перо оторвется от моих крыльев, ведь на самом деле я не делала никаких ставок. Ангелам не разрешалось играть в азартные игры, даже если это было не ради денег. По какой-то причине – возможно, потому что в моих словах все же присутствовала правда – ни одно перо не упало.

– Добрые поступки никоим образом не принесут мне пользы.

– Они принесут пользу твоей душе.

Джаред фыркнул.

– Мне нравится моя душа такой, какая она есть.

Я изумленно уставилась на мужчину. Он Тройка, напомнила я себе. Тройки не заботятся о своих душах. Точно так же, как они не заботятся ни о ком, кроме себя. Я бросила быстрый взгляд на улицу – ни прохожих, ни машин. Почему я все еще здесь?

Верно…

Селеста.

Ашерлеста.

– Тебе бы не понравилась твоя душа, если бы ты знал, какое она имеет значение, – сказала я.

– И какое же? – Джаред склонил свой щетинистый подбородок к шее. – Что она значит, Перышко?

Я уже собиралась дать ему базовое объяснение, которым нам разрешалось делиться с людьми, но осознала слово, которое он только что произнес. Перышко. Стук моего сердца начал отдаваться в висках.

– Почему ты меня так назвал?

– Как так?

– Ты только что назвал ее Перышком, – подсказал Тристан.

Время тянулось бесконечно, прежде чем Джаред ответил:

– Потому что она выглядит мягкой и бесхребетной. Как перышко.

Мне следовало бы поморщиться или возмутиться из-за «мягкой». Сначала Тристан, теперь Джаред… Разве нельзя описать меня по-другому? Но прозвище попало в точку.

– Черви бесхребетны, у перьев есть стержни.

– Стержень – это не позвоночник, – на губах Джареда заиграла улыбка. – Но если ты предпочитаешь, чтобы я называл тебя Червяк…

– Нет! Перо подойдет, – я облизнула губы. – Значит ли это, что ты дашь мне второй шанс?

– Ну, на тебя приятнее смотреть, чем на Тристана.

– Salaud[27], – выругался Тристан, но, судя по смешку, не всерьез.

Джаред повернулся к въездной арке.

– Будет весело.

Это будет совсем не весело. Ни капельки. Но если я смогу заставить его изменить хоть одно ужасное решение, оно того стоит.

Джаред позвонил в свою собственную дверь – у него нет ключа? – и повернулся ко мне.

– Когда закончится ваш спор?

– Через месяц.

Щелк.

Джаред прижал пальцы к лакированному дереву.

– У тебя есть двадцать четыре часа.

– Что? – пискнула я.

– Я весь твой на один день. Как только твое время истечет, ты перестанешь преследовать меня.

– Я не преследую тебя.

Джаред кивнул в сторону колонны, у которой я его поджидала, и на книгу, все еще зажатую в моих руках.

– А как ты называешь осаждение моего порога? Осмотр достопримечательностей?

Ладно, возможно, я преследовала его.

– Я хочу, чтобы ты навсегда убралась из моей жизни через двадцать четыре часа. Соглашайся или уходи сейчас, Перышко. Мне все равно.

Мое сердце тикало в груди, как бомба. Смогу ли я изменить этого человека за один день?

– Часы сна не считаются.

– Хорошо торгуется, – заметил Тристан.

– Ладно, – сказал Джаред.

Тристан бочком приблизился ко мне и пробормотал:

– Молодец, Лей.

Я удивленно уставилась на него, гадая, почему он меня поздравляет.

Рука Тристана опустилась на мою поясницу.

– Не в привычке Джареда давать второй шанс.

– Время, которое ты тратишь на флирт с моими сотрудниками, считается в трехкратном размере.

Я резко отодвинулась от Тристана.

– Я не флиртовала, – возразила я, проходя к двери, которую придерживал Джаред.

Тристан хотел пройти следом, но Джаред приказал:

– Иди домой. У меня все под контролем.

Тень сомнения промелькнула на лице Тристана и заставила мой желудок судорожно сжаться. Хоть я и не знала Тристана лучше, чем Джареда, но он был словно буфер между нами. А я вроде как хотела буфер. Однако я не проронила ни слова, так как не собиралась показывать слабость. Это единственная возможность, и я ею воспользуюсь. Сотня перьев может стать моей еще до конца дня.

Я выпрямилась, что придало мне мужества, и прошла мимо Джареда. Дал ли он мне настоящий шанс или у него были грязные планы на меня?

– О чем задумалась, Перышко?

– Собираешься называть меня так все время?

– Имеешь в виду в течение следующих двадцати четырех часов? Да. Разве только Лэ нравится тебе больше.

Почему ему обязательно произносить мое имя настолько ужасно?

– Мне не нравится, как ты его произносишь.

– А что не так?

Я прищурила глаза, чтобы показать: я не купилась на его притворную невинность. Он ухмыльнулся:

– Тогда оставляем Перышко.

Когда тяжелая дверь с лязгом закрылась, я тихо выдохнула. Над внутренним двором не было крыши, но я еще никогда не чувствовала себя такой скованной.

Джаред внимательно посмотрел на мои приоткрытые губы, на мои глаза, а затем на волосы, которые я нервно заправила за уши. Он шагнул вперед, взял в руку прядь моих волос и поднес ее к слабому свету фонаря.

Я оттолкнула его пальцы.

– Что ты делаешь?

– Проверяю, настоящий ли цвет.

– Это не твое дело.

– Мне нравится знать, с каким человеком я имею дело. Женщины, которые красят свои волосы в яркие цвета, хотят выделяться. А ты производишь впечатление интроверта.

– Цвет естественный, ясно? – Шепотом я добавила: – Поверь, если бы я могла перекрасить их во что-то нормальное, то сделала бы это.

Краска не действовала на ангельские волосы. Я пыталась. Несколько раз.

– Если бы могла? – брови Джареда сошлись на переносице. – Тебе нельзя красить волосы из-за веры?

– Я не собираюсь тратить двадцать четыре часа, которые ты так великодушно выделил мне, на обсуждение моих волос, хорошо?

Уголок его губ приподнялся.

– Что же мы тогда будем обсуждать? Погоду?

– Поговорим о том, как тебе стать лучше.

Джаред фыркнул.

– Я безнадежен, Перышко. На твоем месте я бы не стал и пытаться.

– Но ты не я, – я растерла руками предплечья, чтобы отогнать прохладу апрельской ночи.

– Я бы лучше обсудил твои волосы.

– Если ты веришь в свою безнадежность, зачем давать мне второй шанс?

Больше не улыбаясь, Джаред сказал:

– У меня свои причины.

Моя кожа покрылась мурашками.

– Какие?

– Неважно.

Мне следовало вовремя отказаться и выбрать кого-нибудь другого. Кого-то, кто не выглядел словно хищник, которому нравилось играть со своей жертвой.

– Ты же не собираешься запереть меня и пытать? – не сдержалась я.

– Я обещал тебе двадцать четыре часа, а не объяснение своих поступков.

Он направился ко входу в особняк из известняка. На пороге стоял Амир, отдаленно напоминающий стальную балку. Он сердито смотрел на меня, словно я была какой-то крысой, которую Джаред вытащил из канализации и принес домой в качестве питомца.

– Ты идешь, Перышко? У тебя осталось всего двадцать три часа и сорок семь минут, чтобы изменить мое ужасающее поведение.

Насмешливые нотки в голосе Джареда не ускользнули от меня. Он не верил, что я смогу исправить его. По правде говоря, я и сама в это не верила. Но мне отчаянно хотелось вернуть свои перья, поэтому я направилась за мужчиной. Мои бронзовые туфли на шпильках застучали по булыжникам. Когда я проходила мимо фонтана, мой взгляд остановился на израненной спине статуи.

Это не предзнаменование, Лей.

Тогда почему именно предзнаменованием это и кажется?

По моему телу пробежала дрожь, когда я вошла в дом.

– Ты очарована моим фонтаном, – сказал Джаред.

Я посмотрела на его смуглое лицо.

– Жаль, что он сломан.

– Я думал, ты увлекаешься сломанными вещами.

Я вглядывалась в полуприкрытые глаза Джареда. Вестибюль освещался слабо, но я все равно разглядела: они были настолько глубокого карего оттенка, что казались черными.

– Это мой долг, а не увлечение, – возразила я, обходя мужчину.

Мюриэль сегодня не было, а дверь, ведущая в логово инкубов, была приоткрыта. Так что я подошла к ней.

– Твоя сумка, Перышко, – сказал Джаред. – Я не разрешаю пользоваться мобильными телефонами в доме.

Я прижала к себе мягкую кожу.

– Я не буду им пользоваться.

– Еще одна причина оставить телефон здесь.

Я прикусила губу, затем склонила голову, сняла сумку с плеча и протянула ее. Амир тут же схватил сумку.

– Он хорошо о ней позаботится, – успокоил Джаред.

Этот телохранитель не был похож на человека, который хорошо о чем-то заботится. Он казался человеком, который ломает шеи своими гигантскими руками и проламывает черепа массивной головой.

Когда я поворачивалась, Джаред спросил:

– Ты собираешься починить ее, как только закончишь со мной?

– Что?

– Статую в моем фонтане.

Он расстегнул воротник своей белой рубашки.

– Зависит от обстоятельств, – я наблюдала, как Джаред расстегнул еще одну пуговицу, обнажив россыпь темных волос на груди. – Ты сохранил ее крылья?

Я скользнула взглядом вверх по его шее, зацепившись за резкий изгиб кадыка.

– Нет. Я превратил их в пыль.

– Тогда я мало что могу для нее сделать.

Я прошла мимо, молясь, чтобы моя судьба оказалась лучше, чем у статуи. Чтобы я покинула «La Cour des Démons» с целыми крыльями.

Или более тяжелыми.

Потяжелее было бы неплохо.

Глава 13

Зал, в котором проходила вечеринка, оказался огромной столовой. Длинный, покрытый лаком стол, должно быть, отодвинули в сторону прошлой ночью. Учитывая, что за ним могли с комфортом разместиться шестнадцать человек, я никак не могла его не заметить.

Вдоль стен с одной стороны тянулся выцветший гобелен со сценой охоты, а с другой находились три пары французских дверей, которые выходили во внутренний двор. Потолок являлся самой эффектной частью комнаты. Херувимы – такие, какими их представляли себе люди, крылатые и пухленькие – порхали по голубому небу или выглядывали из-за пушистых облачков.

– Дядя заказал рисунок для моей матери в качестве свадебного подарка. Она его обожала. Я как раз собирался закрасить.

Я оторвала взгляд от фрески.

– Я думал о краске с эффектом «яичной скорлупы». Или, может, стоит выбрать просто черный цвет. Чтобы соответствовал моей душе.

Я почувствовала, что Джаред просто пытается вывести меня из себя. Если бы он хотел уничтожить любимое панно своей матери, то сделал бы это раньше.

– Почему ты хочешь избавиться от воспоминаний о своей матери, Джаред? Она плохо к тебе относилась?

Черты его лица стали еще острее. Я не была уверена, сердится он на меня или на женщину, которая считала херувимов милыми. Мне вдруг захотелось, чтобы его досье имело больше информации.

– Ты ешь что-нибудь, кроме радуги, Перышко?

Его вопрос потряс меня.

– Радуги?

Резкость испарилась с лица Джареда, но черты не смягчились. В Джареде Адлере не было ничего мягкого.

– Горшочки с золотом[28], но только на завтрак, – выдала я.

Мой ответ вызвал у него улыбку, которую я могла бы назвать сокрушительно прекрасной. Если бы не пребывала все еще в ужасе от того, что скрывалось за ней.

– Я дам знать Мюриэль.

– У нее есть поставщик?

– А я-то думал, что фанатики унылые.

– У тебя на удивление много предубеждений о фанатиках. Полагаю, я не первый фанатик, с которым тебе довелось столкнуться.

Пристальный взгляд Джареда впился в мой.

Прежде чем я успела спросить его об остальных, двери столовой открылись.

– Pardonne-moi[29], Джаред. Я не знала, что ты развлекаешься.

– Ты неправильно все поняла, Мими. Это меня развлекают.

Мими? У Джареда было прозвище для каждой близкой ему женщины? Не то чтобы я была ему близка. Хотя технически я была женщиной и буду рядом с ним в течение следующих двадцати трех с небольшим часов.

Мюриэль изобразила легкую улыбку. Несмотря на густой макияж, она была красивой женщиной.

– Не хочешь поужинать?

– С удовольствием.

Улыбка женщины стала шире.

– Твоя гостья присоединится?

– Да, – ответил за меня Джаред.

– Спасибо, – сказала я, прежде чем она ушла.

– Не за что, – Мюриэль закрыла дверь.

– Она очень заботится о тебе, – заметила я.

Джаред снял пиджак и бросил его на спинку одного из обитых тканью обеденных стульев, а затем занял место во главе стола.

– Ей платят за заботу.

Я вздрогнула.

– Сомневаюсь, что она заботлива поэтому.

Мужчина отодвинулся назад и закинул ногу на ногу. Его штанина задралась, обнажив красный носок, который сочетался с карманом на пиджаке.

– Она бы не осталась, если бы я уволил ее.

– Не верю.

– Конечно, ты не веришь. В твоем мире все хорошие и добросердечные.

У меня пересохло в горле.

– В моем мире?

– Очевидно, ты живешь в мыльном пузыре, Лэ. Только по-настоящему бесхитростный человек может прийти в мой дом в ожидании доброты.

Я не понимала, стоит мне чувствовать облегчение или обиду.

Он наклонил шею из стороны в сторону, и она хрустнула.

– Итак, теперь ответь мне, почему тебе необходимо выиграть это пари. Что ты можешь потерять?

– То, что я хочу.

– Что именно?

– Неважно, – сказала я, возвращая его же слова.

– Не сомневаюсь. Причина наверняка поверхностная, но меня это заинтересовало. Чего ты так сильно хочешь, что готова провести день с кем-то настолько ужасным, как я?

– Почему ты делаешь то, что делаешь?

– Прошу прощения?

– Почему ты убиваешь и пытаешь? Или чем вы там еще занимаетесь в своей организации?

Я ожидала, что Джаред задаст ответный вопрос. Но он откинулся назад и положил руку на резной деревянный подлокотник своего кресла, которое больше походило на трон, чем на домашнюю мебель.

– Потому что мне нравится наказывать людей.

По моему телу пробежала дрожь.

– Почему?

– Почему ты хочешь исправлять людей, Перышко?

Джаред профессионально отражал вопросы. Каждый раз, когда я затрагивала нечто важное, он либо насмехался надо мной, либо менял тему.

– Чтобы дать им шанс на лучшую жизнь.

– Ну, мне нравится наказывать людей, потому что это дает шанс на лучшую жизнь тем, кого они обидели.

– Как ты выбираешь, кого наказать?

– Обычно из-за крупных пожертвований, но первого числа каждого месяца я принимаю бедняков, которые могут доказать, что им нужна моя помощь. Я как настоящий Робин Гуд.

Я заняла место слева от Джареда.

– Робин Гуд был грабителем и убийцей, который считал себя выше закона, чем заслужил дурную славу. Тебе не следует выбирать его в качестве образца для подражания.

Добродушное выражение слетело с лица Джареда.

– Ты не перо, а игла, – проворчал он.

Прежде чем я успела оправдаться, высокие двойные двери распахнулись. И в комнату впорхнула Мюриэль в сопровождении двух мужчин в накрахмаленных серых униформах. Пока один раскладывал перед нами ажурные подтарельники и тканевые салфетки, сложенные веером, другой расставлял тарелки с жареной курицей, тонко нарезанной морковью и порцией чего-то, что пахло картофельным пюре.

Мюриэль водрузила блюдо с подливкой.

Я схватила серебряный половник, чтобы полить соусом ароматно пахнущую еду. – Пахнет восхитительно.

– Это любимое блюдо Джареда, – ответила женщина.

Это заставило меня прищуриться и посмотреть на Джареда, который наблюдал за наполнением своего бокала.

Мюриэль работала не из-за денег. По крайней мере, не только из-за них. Неужели он действительно этого не видел? Правда ли он верил, что каждый пытается извлечь из него выгоду?

Прежде чем я успела отказаться от вина, мой бокал наполнили. Закончив, официант легким движением запястья повернул бутылку и скользнул взглядом по мне.

– Глаза вверх, Сильвен, – рявкнул Джаред.

Мальчик перевел взгляд на гобелен, щеки его пылали.

– Убирайся, – приказал Джаред.

Официант попятился, чуть не споткнувшись о бордовый ковер с темно-зеленым узором, а затем поспешил прочь.

Джаред сжал вилку.

– Уволь его, Мими.

У меня отвисла челюсть. Он серьезно?

Как только Мюриэль и второй официант удалились и оставили меня с мистером Угрюмым, я спросила:

– Это из-за того, что он посмотрел на мои волосы? Ты разглядывал мои волосы, Джаред. Все это делают. Не стоит кого-то увольнять из-за такой мелочи.

Джаред наколол курицу и отправил кусочек в рот. Проглотив еду, он сказал:

– Не указывай мне, как вести дела, Перышко.

Я выпрямилась.

– Ты трогал мои волосы, а он нет. Он даже ничего не сказал про цвет.