Нубук
Улыбающийся, посвежевший от разговора Володька нажал на мобильнике какую-то кнопку, сунул его в карман. Глянул в мою сторону:
– Обещал заскочить.
– Нормально…
Тормознули возле магазина с огромной, даже сейчас, днем, ослепительно сверкающей сотнями лампочек надписью «Континент».
– Выпрыгивай, – велел Володька. – Надо пропитаньем слегка затариться.
Эта «затарка» подарила мне первое знакомство с супермаркетом.
Вообще-то по зарубежным фильмам и нашим убогим подобиям под названием «универсам» я имел представление, что это такое, но реальное столкновение, честно сказать, ошеломило. Я растерялся.
Бесконечные ряды полок с разноцветными банками, упаковками, бутылками; чистота и идеальный порядок, как прямо в музее. Молодые, красивые, длинноногие девушки в одинаковых синих фартуках и пилотках приветливо улыбаются. Даже не просто приветливо, а будто самому близкому человеку. У каждой на груди бирочка с именем; и имена-то какие все – «Жанна», «Катюша», «Эльвира», – под стать первосортному товару вокруг… Удивительно, что за вход сюда не надо платить, можно гулять задарма и глазеть, глазеть, сколько угодно. Да, бесплатный музей…
А для Володьки это, похоже, самое обычное место. Катит решетчатую тележку, без сомнений и размышлений наполняет ее чем-то с полок, из открытых стеклянных прилавков-холодильников. Вот обернулся, громко, пугающе громко позвал:
– Роман!
Я дернулся, трусцой побежал к нему, как к защите.
– Что есть будешь?
– Да я как-то… – по своему обыкновению замямлил я, и вдруг появилась смелость, даже наглость, отчаянная и безрассудная: – Самое лучшее! – На глаза попались копченые куры. – Курицу можно, сыра там… А это вкусно? – я указал кивком на пакетики с замороженными овощами.
– Смотря кому. Вот ничего. Мексиканская смесь. Брать?
– Конечно!
– Оливки? Они для этого самого, – Володька покачал согнутой в локте рукой вверх-вниз, – очень полезны.
– Давай, хе-хе, конечно, давай.
– Что хочешь пить?
– Н-ну, я водку предпочитаю.
Володька посерьезнел, замер, точно бы размышляя, но тут же махнул рукой:
– Ладно, ради праздника можно… – Положил в тележку литровую бутылку «Абсолюта» с синими буквами на прозрачной этикетке.
«Как в рекламе!» – пришло мне подходящее сравнение, и от этого спина как-то сама собой распрямилась, мускулы окрепли, я весь наполнился силой и достоинством.
– Долго еще? – спросил я, когда мы снова оказались в машине.
– Три минуты.
– У, радует.
Питер, проспекты, сказочный «Континент», мягкий бег «Мерседеса» теперь, в один миг, поблекли и отошли на второй план. Ведь я вспомнил, что пять лет – целых пять лет! – не был в нормальной квартире. Пять лет не принимал душ, не сидел на унитазе, не катался в лифте…
И снова, как тогда, после предложения Володьки, выполняя привычную работу, я почувствовал, что я на грани того, чтоб не выдержать. Ведь пять лет, может, лучшие в жизни пять лет я провел в полускотских условиях, я просто превратил их в навоз для удобрения неизвестно чего. Добровольно выкинул драгоценные годы из своей жизни. А ведь вокруг-то… Вокруг!.. Я впивался глазами в идущих по тротуару людей, стараясь стать похожим на них, я ласкал стены домов, полукруглые окна, за которыми уютные, удобные для жизни квартиры; я косился завистливо на Володьку, следил, как он с уверенной небрежностью переключает скорости, как легко покручивает чуть влево, чуть вправо руль, а красивая машина покорно исполняет его команды… Наш семейный проржавевший «Москвич» показался мне тогда пределом уродства…
Нет, не надо ни о чем вспоминать! Чистый лист… с чистого листа… Но, как всегда, как назло, замелькали картинки из прошлого… Я стою на праздничной линейке во дворе школы первого сентября. Маленький, растерянный, в слегка великоватом синем костюмчике-форме, с новеньким и еще пустым ранцем за плечами, с букетом гладиолусов в потной от волнения ручонке. Первый раз в первый класс… Что-то говорит высокий незнакомый мне дяденька (потом я узна́ю, что это директор, строгий и правильный до жестокости), его сменяет тетенька с добрым голосом (через четыре года она замучает меня своим немецким), затем из громкоговорителя льется такая светлая песенка «Вместе весело шагать по просторам!..». Слева и справа от меня, сзади стоят незнакомые ровесники, и я рад, что мы пока ничего не знаем друг о друге, а три уже знакомые девочки (они были со мной в одной группе в детском саду) портят настроение, кажутся мне лишними и опасными – ведь они знают меня прежнего, детсадовского, дошкольного… После этой мелькнула другая картинка – как мы прилипли с Володькой к круглому окну самолета, бегущего по посадочной полосе… Мы – новые, никому здесь пока не знакомые, и будущее теперь зависит только от нас, от того, как мы поставим себя. И, конечно, нет и мысли о том, что через неделю нас будут бить туркмены из ПТУ, что жизнь в этом прекрасном городе окажется далеко не праздником… А вот меня уже гонят со станции к воротам воинской части. Вокруг топочут десятка три таких же, как я. Одни лысые, другие пока с волосами, но скоро мы сравняемся полностью – от причесок «под ноль» до обуви и трусов. Лейтенант время от времени колет наши уши командами: «Подтянись!.. В ногу!.. Шир-ре шаг!..» По бокам колонны, как конвоиры, шагают сержанты, высокие, здоровые парни, и совсем не верится, да и просто в голову не приходит, что они-то всего-навсего на год-полтора старше нас. Нет, меня и вот этого, в заломленной на затылок шапке с гнутой кокардой, в красиво сидящей шинели, разделяет целая жизнь. Я слабенький, перепуганный, новый, никому не известный, а он… И надо сделать все возможное, чтоб показать, что я тоже чего-то стою, тоже могу стать таким, а иначе здесь, кажется, и нельзя… Вот мы с родителями переносим вещи из пульмана в избушку. Старые, хорошо знакомые вещи, среди которых я жил с раннего детства. Но здесь, в новой обстановке, они выглядят нелепо и пугающе. Кресло, овальный обеденный стол, сервант, телевизор, связки книг… Подходят соседи знакомиться, появляются парни и предлагают мне перекурить, начинают расспрашивать, откуда мы, надолго ль приехали, чем занимаемся. Вот прошла по улице симпатичная девушка, с интересом на меня посмотрела – ведь я новый, я никому пока здесь не известный. Опять с чистого листа, и все сейчас в моих, только в моих руках…
Но почему я нигде не становился сильным, уважаемым, нигде не попадал в общий круг, а болтался где-то на отшибе? В школе, в училище, в армии, в деревне… Теперь судьба дает мне еще один шанс. Я сижу в «Мерседесе», я в новом месте, у меня впереди новая жизнь. Да, я опять новый, меня здесь никто не знает, кроме Володьки и совсем немного Андрюхи. И лишь от меня зависит, каким я стану, как себя здесь поставлю. Сделаюсь своим или опять окажусь на отшибе… Как поступить, чтоб оказаться своим, вместе с ними, с теми ребятами, которые поняли, как надо правильно жить? Одному, кажется, я уже научился – нельзя робеть, мямлить, не знать. Да, к черту, к черту эти пожимания плечами, идиотские хохотки, раздумчивые «н-ну»!
Темно-серый семнадцатиэтажный дом подъездов, наверное, в двадцать. Не меньше. Такие громады должны строить на какой-то черте – на границе микрорайона, округа, а то и вовсе целого города. Дальше, за этим домом, просто обязано быть другое. Лес до горизонта, пустырь, за которым новый микрорайон, еще что-нибудь в этом роде. Новые лабиринты домов по крайней мере представить себе невозможно.
Володька остановил машину, заглушил почти бесшумно работавший мотор.
– Вот-с, приехали.
– Ты в этом доме живешь? – не поверил я.
– Ну. А чего?
– Да нет, так… Мощное сооружение.
– Еще бы! Забор от ветра.
Я нагрузился своими сумками, Володька – пакетами из «Континента». Небрежно хлопнул дверцами, направился к подъезду. «Замкнуть забыл, что ли?» – подумал я, хотел было уже напомнить, но, дойдя до ступенек крыльца, Володька как-то привычно, почти инстинктивно приостановился, нажал кнопку на брелке с ключами. «Мерседес» отозвался всписком, моргнул фарами. Я догадался, что это он включил сигнализацию…
В первый момент меня поразило: как в таком огромнейшем доме, почти вавилонской башне, могут быть такие квартирки? Тесный пятачок прихожей, кухонька, где двоим уже тесно, сидячая ванна. И комнаты напоминают клеточки. Но зато их три. И та, что в народе называется «зал», все-таки более-менее. Плюс к тому застекленная лоджия. Как ни крути – с избенкой сравнения нет… И уж что стопроцентно искупало другие недостатки Володькиной квартиры, так это вид из окна, с двенадцатого этажа. Вид на залив.
Я замер, влип глазами в густую синь шевелящейся воды, медленно пополз взглядом дальше, к пепельному туману, в котором то ли различается, то ли просто угадывается кромка суши… И, как по заказу, оттуда вдруг появился белый треугольничек паруса; зыбкий, такой ненадежный, он упорно двигался сюда, становился больше, реальнее, он догонял волны, подминал под себя. Захотелось во весь голос, с выражением читать: «А он, мятежный, просит бури…»
– Потом посозерцаешь, – выбил меня из лирики хозяин квартиры. – Давай покажу, что к чему, а то ехать надо.
– Куда? – мне почему-то стало тревожно.
– Хм. Я все-таки работаю. Не вольная птица.
– А, да-да…
Володька объяснил, как включать плиту на кухне, как телевизор, видеомагнитофон; рассказывая, он принюхивался и все явнее морщился, наконец не выдержал:
– Носки есть другие?
– Да, конечно.
– Смени, а эти вон в пакет заверни и выкинь в ведро под мойкой. И душ прими.
– Конечно-конечно… – торопливо кивнул я и перевел разговор на более интересное: – И за сколько, если не секрет, ты ее купил?
– Кого?
– Ну, квартиру.
– Пока только снимаю. Может, куплю. Хозяева, в принципе, готовы продать…
Не удержавшись, я перебил:
– Вид потрясающий из окна!..
– Вид не самое главное. Зато сквозняки – никакой утеплитель не помогает. Ветры жуткие. – Володька посмотрел на часы, дернул головой досадливо. – Ни фига ж себе! Все, я поехал. Андрюхе открой, он должен заскочить вот-вот. Обрадовался тебе… Я буду часам к десяти, потом, может, куда-нибудь в клуб рванем.
– В ночной клуб? Хорошо бы… давно мечтал…
– Еще – ха-ха! – надоест. Ну все, пока!
Володька быстро вышел за дверь, щелкнул замком-собачкой. Я слышал стук его башмаков по плитке пола, потом заскрипели дверцы лифта, разъезжаясь, а через несколько секунд с хлопком, сомкнулись… Убедившись, что Володька уехал, я гикнул, подпрыгнул, ликуя, что остался один в квартире, что могу делать, что захочу. Могу включить видик и посмотреть какой-нибудь эротический фильм (у Володьки наверняка среди сотни кассет в шкафу есть нечто такое, а я никогда не видел настоящей эротики), могу петь, орать, развалиться на мягкой тахте. Могу сколько угодно плескаться в ванне.
Да, надо срочно помыться, тем более Андрюха вскоре обещал приехать… Я стал раздеваться, вспоминая забытые ощущения, когда лежишь в теплой воде, играешь пеной. Хм, это тебе не тазик с теплой водой в тесной, пропахшей дымом баньке…
В квартире оказалось очень мало вещей, мебель только самая необходимая: в «зале» тахта, два кресла и между ними стеклянный столик с несколькими журналами «XXL» и «7 дней», узкий черностенный шкаф с телевизором и видеомагнитофоном внутри, множеством кассет и несколькими книжками вроде Дина Кунца и Стивена Кинга… В другой комнате, скорее всего, кабинете, – письменный, тоже черный, стол, на нем компьютер, какие-то бумаги и папки, календарь, бокал для ручек. Рядом со столом вращающееся кресло, у стены шкаф с пустыми стеклянными полками; рядом со шкафом узкий диванчик… Третья комната была превращена в спортзал. Шведская стенка, два тренажера, гантели разной тяжести, подобие велосипеда, но без колес. Я сел на него, с трудом провернул педали несколько раз и слез, почувствовав ломоту в икрах.
Изучив комнаты, прошел на кухню, тоже хоть и маленькую, зато без ненужного барахла. Нашел в шкафчике рюмку, оторвал у курицы ножки, порезал хлеб, насыпал оливок на блюдечко… Что ж, Андрюха что-то не торопится увидеть своего соседа по романтической комнатенке, а выпить надо, отметить приезд хоть в одиночку, да и под рюмочку время скорей побежит, скорей вечер наступит, и там уж наверняка будет настоящий праздник, ночной клуб, еще что-нибудь…
Расставил закуску на журнальном столике, открыл «Абсолют», без промедлений выпил рюмку почти безвкусной, совсем не противной, но и без той жгучей сладковатости, что всегда присутствует в «Русской», «Столичной», и потому какой-то ненастоящей водки. Выдохнул для порядка, закусил курицей, еще раз оглядел чистую, светлую комнату. Да, хорошо… Стал изучать дистанционку.
Включить телевизор и видик удалось без особых проблем, но зато с каналами я что-то напутал, фильм «Шоу-герлз», который я всунул в щель магнитофона, на экране не появлялся, хотя кассета крутилась… В итоге я разозлился и, попивая безвкусный «Абсолют», стал смотреть клипы по МТV…
Неудача с видиком, честно сказать, очень расстроила, тем более что это была первая неудача в моей новой жизни.
2
А утром Володька мне выговаривал:
– Это не дело, теперь так не принято. Я понимаю, хотелось отметить, расслабиться, только до такого скотства зачем… Нажрался, ванну всю заблевал, Дрон полчаса трезвонил, фигел – музыка играет, а никого, что ли, нет… И ему вечер испортил, и мне… Нет, Роман, завязывать надо с этим, здесь не твоя деревня. Здесь по-другому… У меня лично жизнь по минутам расписана, и за тобой бухим ухаживать я не собираюсь. Сегодня давай отлеживайся, а завтра начнешь работать. Надо ж, почти литровку водяры за каких-то пару часов выглушил!.. Нет, я серьезно говорю: это первый и последний раз…
Я лежал ничком на диване в Володькином кабинете и сдерживался, чтоб не послать его куда подальше. Каждое его слово вбивалось в мозги раскаленным гвоздем, хотелось сдавить голову и завыть. И Володька, кажется, почувствовал это, смягчился, почему-то полушепотом предложил:
– Похмелись. Граммов семьдесят – само то.
Перед глазами как наяву возникла рюмка водки, я явно почувствовал запах «Абсолюта», и запах был теперь острый, терпкий, тошнотворнейший. Я сморщился, передернулся, но видение не растворялось – вот уже потекло по глотке теплое, смолянистое, вот добралось до желудка, там заурчало, и остатки закуски бросились прочь… Я вскочил, застонал от боли в висках, побежал к туалету…
Володька уехал, и я почувствовал себя лучше в тишине и одиночестве. Завернулся в одеяло, подремывал, старался ни о чем пока что не думать. Очухаюсь, тогда извинюсь, все остальное…
Как я умудрился так быстро и сильно напиться? Ведь вроде спокойно сидел, смотрел телевизор. Ел копченую курицу и изредка наполнял рюмашку. Глотал, как мне казалось, малоградусный «Абсолют», даже подозревал, что нам продали подделку и почти разочаровался в чудо-супермаркете «Континент». А оказалось… Фу, какая же гадость! Снова увиделась рюмка, по глотке прокатилось теплое и смолянистое; я снова вскочил…
Все дело в том, что просто давно не пил. Только с родителями, изредка, по вечерам. Рюмки три, чтобы усталость снять, немного отвлечься от постоянных забот, а тут – дорвался… Бутылка дорогой водки, копченая курица, оливки, которые, правда, я почти не мог есть, – горьковато-соленые какие-то, – зато красивые и престижные… Ох, какой же я скотиной, наверное, выглядел, когда вернулся с работы Володька.
Только к пяти часам вечера более-менее пришел в себя, умылся, освободил раковину от грязных тарелок своей вчерашней пирушки. Хотел было включить телевизор, но побоялся. Вдруг что не так сделаю… Вышел на лоджию, с трудом выкурил полсигареты. Смотрел вдаль, на такую же, как и вчера, дымку на горизонте, там, где соединяются вода и небо, и снова гадал: видна ли действительно полоска суши или это обман… Н-да, отличный пейзаж, чтоб любоваться им после тяжелого, но продуктивного трудового дня, топить усталость в этой водной огромности и из нее же набираться новых сил, или с прекрасной девушкой стоять здесь в обнимку, от земного отрываться, парить над волнами… Скорей бы завтра, и начать действовать, выполнять задания, стать полезным, забыть о своем сегодняшнем состоянии.
Около девяти я съел остатки курицы, выпил стакан яблочного сока и лег на диван, укрылся с головой одеялом. Придет Володька – притворюсь спящим. Сплю – и дело с концом, никаких разговоров, а утром начать с начала. Взяться за ум. Хорош, отпраздновал.
Склад находился в Никольском дворе, уменьшенном подобии знаменитой Гостинки, на берегу канала Грибоедова.
Возле стальной, покрашенной черной эмалью двери горделивая, яркая вывеска «Торговый дом «Премьер». Оптовая продажа обуви». Прямо, как входишь, – многометровое, полутемное помещение с высоким, пыльным потолком. Как колонны, как еще одни стены – большие коробки с обувью. Кое-где россыпь мелких, с фирменными знаками коробочек, в которых по паре туфель, ботинок или сапог. Тоже, как в квартире Володьки, порядок, лишь в дальнем углу явно ненужное – горка мятых, полинялых джинсов, рваная кожаная куртка, электрическая пишущая машинка с раскуроченной клавиатурой, целлофановые мешки с газетами и журналами и просто обрывки бумаги, картона, шарики слипшегося скотча. К стене прибита металлическая дуга, а на ней висят завернутые в целлофан штук семь дубленок.
– Остатки прежних метаний. – Володька ковырнул джинсы мыском туфли. – Не сразу ведь к обуви пришел, много чего перепробовал. То сумки, то вот джинсы, то мясо, то лес… В итоге на обуви остановился. Обувь – самое оптимальное. Спрос стабильный. Штаны при желании можно лет пять носить, а обувь по-всякому чаще менять приходится. Когда трещина в подошве – попробуй нормально ходить… А женщины так вообще золотая жила.
Я в ответ понимающе усмехнулся.
– Ладно… – Он еще раз ковырнул ногой джинсы, точно бы проверяя, совсем они истлели или можно с ними что-нибудь сделать, и повернулся к ним спиной. – Ладно, пошли в офис. Сейчас звонить будут.
Сумрачное помещение склада связано узким коридорчиком с уютной, чистой комнатой. Стены обиты белыми пластиковыми рейками, в потолке шесть маленьких, зато очень ярких лампочек. Слева от входа стоит решетчатая пятиярусная полочка с образцами обуви. Три стола. Два больших, на них компьютеры, бумаги, разные канцпринадлежности, а на третьем – чайник, посуда. Стулья, вращающиеся кресла. В общем, действительно офис, как на картинке.
Володька по-хозяйски уверенно уселся, бросил на стол свою кожаную пузатую сумочку. Глянул на меня:
– Чего стоишь на пороге? Располагайся.
– Уху… – Я тоже сел, осторожно подвигался в кресле влево-вправо, поозирался, привыкая к обстановке, заметил пепельницу, правда, слишком чистую, без окурков и пепла, будто находящуюся здесь лишь для порядка; осторожно спросил: – Закурить можно?
– Не стоит. Лучше на улицу выйди. Вон, – Володька указал на неприметную, обитую такими же, как и стены, рейками дверь, – есть выход во двор. Но вообще-то, – голос его стал доверительным и серьезным, – советую бросить. Зачем травиться? И так жрем всякую гадость, дышим дерьмом, так и еще это… Извини, Роман, но ты через пять-семь лет разваливаться начнешь. Видно же, что никакого у тебя здоровья нет, а жизнь начинается только. Скоро, – он неожиданно улыбнулся, прямо озарился улыбкой, потянулся так, что кресло заскрипело, – скоро такие дела крутить начнем. Заживем по-настоящему… Так что готовься, еще не поздно человеком стать. Курить бросай, делай зарядку…
Я хохотнул. Володька, как мудрый старец, укоризненно покачал головой:
– Дурак ты, дохмыкаешься. Когда будешь от всяких остерохондрозов корчиться, вспомнишь мои слова.
Его учительский тон стал меня раздражать. Что, если позвал к себе, так можно, что ли, лить в уши все подряд, и я обязан кивать и улыбаться?
– Я в деревне, Володь, кстати, не на печке валялся. Вот несколько дней ничего не делал – и знаешь как мышцы ломит! – Для подтверждения я помассировал правой рукой тонкий бицепс левой; ломота, конечно, была, но не такая, чтоб о ней стоило говорить.
Володька то ли понял, что переборщил с нравоучениями, то ли решил не тратить на пустой спор время, закончил разговор шуткой:
– Сейчас фура придет, четыреста пятьдесят коробок. Так что – покачаешься.
Я опять хохотнул. На этот раз мягче:
– Спасибо!
– Да не за что, не за что… – Он поднял трубку телефона, стал нажимать кнопочки.
Потом долго беседовал с каким-то Сэром. Объяснял, что вот-вот придет машина с товаром, и вряд ли весь он уместится на складе, поэтому Сэр, как было условлено, должен приехать и забрать свою часть. Сэр же вроде как отвечал, что у него сейчас нет транспорта.
– Ну какие проблемы? Найми. Мы же заранее договаривались именно на этот день, на это время! – теряя терпение почти кричал Володька. – Мой «Рафик» тоже сейчас черт знает где. В Тверь товар повез, вернется не раньше вечера… Что мне, на крыльце оставлять коробки?!
Сошлись пока на том, что Сэр перезвонит через полчаса.
– Вот видишь, – отвалившись на спинку кресла, выдохнул устало Володька, – любая мелочь катастрофой стать может. Ведь все заранее обговорили, а теперь оказалось – машины нет. Да выйди на улицу, тормозни любую «Газель», предложи сто тысяч несчастных…
Я кивал сочувствующе, а в душе изумлялся, как сильно не вяжется должность Володьки на визитке «президент Торгового дома» и то, что оказывается на самом деле. Кустарность какая-то…
– Ладно, пока вот чего надо сделать, – Володька вскочил. – Пошли!
На складе он долго изучал ярлыки на коробках, что-то определял, высчитывал, беззвучно шевеля губами; я, как хвост, следовал позади и наконец получил задание:
– Эти восемь рядов, короче говоря, надо переставить сюда. И в высоту, сколько сможешь. Стремянку возьми. Надо место освободить… Так… А эти коробки сюда, в проход. Все равно те задние пока не понадобятся. Только не перемешай. Тут на боку, видишь, коды. Надо, чтоб они все были в ряду одинаковы, а то потом сдам не ту модель – снова проблемы… Ну, понял?
– Да вроде, – я кивнул. – Приступать?
– Естественно… Куртку сними, неудобно же.
Поначалу работа казалась плевой. Коробки легкие, и нужно было просто брать очередную, переносить метра на три в глубь склада, заодно проверять по наклейке, чтоб, например «1253 В» попадало к «1253 В», а «2093–501 W» к «2093–501 W». Но постепенно это начало надоедать, глаза устали сверять цифры и буквы, коробки заметно потяжелели. К тому же слегка бередила обида. Вот Володька, мой одноклассник и друг, сидит сейчас в удобном вращающемся креслице, треплется по телефону (мне слышны обрывки фраз «…да не надо текилу! И так башка ни черта не варит…», «лучше в «У Клео», нормальный клуб»), а я должен вкалывать…
Да, в тот день я обижался, я еще не привык, что Володька теперь мой хозяин, а я – подчиненный. Он командует, я исполняю… Пять лет с родителями в деревне не пошли мне на пользу – я как-то отвык (да еще и не знал, так как никогда нигде не работал), что общество построено по такому принципу. Будь ты приятель, друг или даже родственник, если речь идет о бизнесе, соблюдение иерархии (хм, историческое словечко!) наверняка необходимо. Иначе ничего не получится.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги