22 июня. Анатомия катастрофы

…Замысел операции

Вечером 22 июня 1941 г., а если говорить совсем точно, то в 21 час 15 минут, нарком обороны Тимошенко утвердил и направил для исполнения командованию западных округов (фронтов) Директиву № 3.

В этом документе, как и положено в боевом приказе, давалась краткая оценка группировки и планов противника:

«…противник наносит главные удары из сувалкского выступа на Ал и ту с и из района Замостье на фронт Владимир-Волынский, Радзехов, вспомогательные удары в направлениях Тильзит – Шяуляй и Седлец – Волковыск…» и ставились ближайшие задачи на 23–24 июня: «…концентрическими сосредоточенными ударами войск Северо-Западного и Западного фронтов окружить и уничтожить сувалкскую группировку противника и к исходу

24 июня овладеть районом Су валки;

мощными концентрическими ударами механизированных корпусов, всей авиацией Юго-Западного фронта и других войск 5 и 6-й армий окружить и уничтожить группировку противника, наступающую в направлении Владимир-Волынский, Броды. К исходу 24 июня овладеть районом Люблин» (6, стр. 440).

В скобках заметим, что уже один этот документ позволяет сделать обоснованный вывод о том, чего стоит многолетнее бахвальство славных «чекистов» о том, что документы немецкого командования якобы ложились на стол

Сталина на полчаса раньше, чем на стол Гитлера. За шесть месяцев, прошедших с момента подписания Гитлером плана «Барбаросса», советское военное руководство так и не узнало, что самый мощный удар вермахт будет наносить силами 2-й танковой группы Гудериана по линии Брест – Слуцк – Минск. Это направление не упомянуто в Директиве № 3 даже как вспомогательное. А то, что наше командование расценило как «вспомогательный удар в направлении Тильзит – Шяуляй», было в действительности началом наступления главных сил группы армий «Север» на Псков – Ленинград.

К тому времени, когда Директива № 3 была получена и расшифрована в штабе Западного фронта, военная ситуация качественно изменилась.

К исходу дня 22 июня 1941 г. передовые части 3-й танковой группы вермахта продвинулись в глубь советской территории на 60–70 км и форсировали Неман (точнее говоря – переехали его по трем невзорванным мостам у Алитуса и Меркине) (см. Карта № 1). Но каким бы сильным ни был наступательный порыв немцев, каким бы слабым ни было сопротивление войск 11-й армии Северо-Западного фронта – дороги и мосты имеют вполне определенную пропускную способность, а танки в колоннах движутся с интервалами в несколько десятков метров. В результате, когда утром 24 июня 7-я танковая дивизия вермахта заняла Вильнюс, а 20-я и 12-я танковые дивизии подходили к Ошмянам, арьергард танковой группы -19-я танковая и 14-я моторизованная дивизии – еще только переправлялся через Неман (13). Таким образом, то, что военные историки обычно называют «немецким танковым клином», в те дни представляло собой несколько «стальных нитей», растянувшихся на 100–120 км вдоль дорог юго-западной Литвы. При этом немецкая пехота, ходившая в прямом смысле этого слова пешком, со своими конными обозами и артиллерией на «лошадиной тяге», еще только начинала наводить понтонные переправы через Неман.

Устав требует, чтобы подчиненный любого ранга и звания, при безусловном выполнении поставленной ему вышестоящим командиром задачи, проявлял разумную инициативу в выборе наиболее эффективных путей и методов выполнения приказа. Именно так и действовал командующий Западным фронтом, Герой Советского Союза, кавалер трех орденов Ленина и двух орденов Красной Звезды, генерал армии Д.Г. Павлов. Отойдя от прямого следования «букве» Директивы № 3, он довернул острие наступления с северо-западного направления (от Гродно на Сувалки) прямо на север, вдоль западного берега Немана, от Гродно на Меркине. Замысел операции был гениально прост. Стремительный (два дня во времени и 80–90 км в пространстве) удар во фланг и тыл наступающей на запад пехоты противника, захват мостов и переправ через Неман – и мышеловка, в которую сама загнала себя 3-я танковая группа вермахта, захлопывается. Отрезанные от всех линий снабжения, лишенные поддержки собственной пехоты, немецкие танковые дивизии, прорвавшиеся к Вильнюсу, окружаются и уничтожаются.

В скобках заметим, что одиннадцать месяцев спустя, в мае 1942 г, в точности такая же по замыслу операция была проведена немцами. Тогда, в ходе ставшей печально знаменитой Харьковской наступательной операции, советские войска форсировали Северский Донец и вышли к пригородам Харькова. А в это время немецкая танковая армия Клейста форсировала ту же самую реку в районе города Изюм (в 100 км южнее Харькова) и, продвигаясь на север вдоль восточного, практически никем не обороняемого берега Северского Донца, перерезала коммуникации советских войск, оказавшихся в конечном итоге в «котле» на западном берегу Донца. Результатом стало окружение и разгром пяти советских армий, при этом более 200 тысяч бойцов и командиров Красной Армии оказалось в немецком плену. Задуманная Павловым операция не могла завершиться столь масштабным успехом – просто потому, что в составе немецкой 3-й танковой группы не было ни 200, ни даже 100 тысяч человек. Но во всем остальном наступление ударной группы Западного фронта было, что называется, «обречено на успех».

Благодаря предусмотрительно вырисованной в сентябре 1939 г. «линии разграничения государственных интересов СССР и Германии на территории бывшего Польского государства» (именно так официально именовалось то, что во всех советских книгах и учебниках называется «западной границей»), белостокская группировка войск Западного фронта, еще не сделав ни одного выстрела, уже нависала над флангом и тылом немецких войск, зажатых на тесном «пятачке» Сувалкского выступа. Об этом позаботился мудрый Сталин. А природа позаботилась о том, чтобы река Неман повернулась у Гродно на 90 градусов, «освобождая» таким образом дорогу наступающим от Белостока на Меркине советским танкам. Никаких других крупных рек, за которые могла бы зацепиться обороняющаяся немецкая пехота, в этом районе просто нет.

Благодаря тому, что Павлов отказался от наступления на занятый немцами в 1939 г. город Сувалки и решил окружить и уничтожить сувалкскую группировку противника на советской территории, немцы были лишены возможности опереться на заранее подготовленную в инженерном смысле противотанковую оборону. Излишне доказывать, что на местности, которую немцы заняли всего один-два дня назад, у них не было и не могло быть ни минных полей, ни противотанковых рвов, ни железобетонных дотов.

В состав ударной группировки войск Западного фронта было включено два механизированных корпуса и один кавалерийский корпус (это соединение по численности личного состава соответствует одной стрелковой дивизии). Таким образом, создавалась (по принятой тогда в Красной Армии военной терминологии) «конно-механизированная группа», сокращенно – КМГ. Командовать конно-механизированной группой Павлов поручил своему заместителю, генерал-лейтенанту Болдину. В 23 ч 40 мин в Белосток, в штаб самой мощной, 10-й армии Западного фронта (куда к этому времени уже прибыл из Минска генерал-лейтенант Болдин) поступил приказ Павлова, в соответствии с которым КМГ в составе 6-го мехкорпуса, 11-го мехкорпуса, 6-го кавалерийского корпуса должна была «нанести удар в общем направлении Белосток, Липск, южнее Гродно с задачей уничтожить противника на левом (т. е. западном. – М.С.) берегу р. Неман и к исходу 24.6.41 г. овладеть Меркине».

Здесь, пожалуй, настало время прервать последовательное изложение событий июня 1941 г. для того, чтобы пояснить читателю – что же обозначают эти слова: «механизированный корпус»?

Вторая мировая война в значительной степени может быть названа «танковой войной». Именно мощные танковые соединения стали в ту эпоху главным инструментом в проведении крупных наступательных операций. И коль скоро мы решили выяснить реальные наступательные возможности Красной Армии образца 1941 г., то нам никак не обойтись без того, чтобы познакомиться с советским мехкорпусом поближе.

Все механизированные корпуса Красной Армии имели единую структуру. В состав мехкорпуса входили:

– две танковые дивизии;

– моторизованная дивизия;

– отдельный мотоциклетный полк;

– многочисленные спецподразделения (отдельный батальон связи, отдельный мотоинженерный батальон, корпусная авиаэскадрилья и т. д.).

По сути дела, в состав мехкорпуса входили три «танковые» дивизии, т. к. советская моторизованная дивизия имела в своем составе танковый полк и по штатному (275 единиц) числу танков превосходила немецкую танковую дивизию. Фактически отличие моторизованной дивизии от танковой заключалось в названии и в разной структуре, т. е. в разном соотношении между танковыми и мотострелковыми частями. В танковой дивизии было четыре полка: два танковых, мотострелковый и артиллерийский. В моторизованной дивизии также было четыре полка: два мотострелковых, танковый и артиллерийский. Кроме того, в каждой дивизии были свой батальон связи, свой разведывательный батальон, понтонно-мостовой батальон, зенитно-артиллерийский дивизион, многочисленные инженерные службы.

В состав моторизованной дивизии (на случай встречи с танками противника) был предусмотрительно введен и отдельный истребительно-противотанковый дивизион.

Очевидно, что, разрабатывая именно такую структуру, советское командование стремилось к тому, чтобы корпус в целом обладал максимальной оперативной самостоятельностью. В руках командира корпуса были:

– мощный бронированный «таран» из пяти танковых полков;

– своя собственная артиллерийская группа (три артполка на механической тяге, способные взломать на участке прорыва оборону противника);

– механизированная «легкая кавалерия» (корпусной мотоциклетный полк);

– своя пехота (четыре мотострелковых полка, способных закрепиться на завоеванной местности и прикрыть наступающий танковый клин с флангов и тыла).

Были в мехкорпусе и собственные средства противовоздушной обороны, связи, разведки. Даже собственная разведывательная авиация – корпусная авиаэскадрилья, на вооружении которой было 15 самолетов У-2 и Р-5 (сверхлегкий биплан У-2, как известно, взлетал и садился на любой лесной поляне, радикально решая таким образом сакраментальную проблему «отсутствия связи»). Для обеспечения высокой подвижности всех подразделений мехкорпуса ему полагалось по штатному расписанию 5165 автомобилей (всех типов, включая автоцистерны) и 352 гусеничных тягача (трактора) для буксировки артиллерии и эвакуации подбитых танков с поля боя.

После многочисленных изменений штатной численности вооружение мехкорпуса должно было включать 1031 танк, а именно: 126 КВ, 420 Т-34, 316 БТ, 152 Т-26 (в том числе 108 огнеметных) и 17 плавающих пулеметных танкеток Т-38/Т40. Кроме того, на вооружении мехкорпуса был и такой (отсутствующий в вермахте) тип бронетехники, как колесные пушечные бронеавтомобили, всего 152 БА-10. Машина эта была создана на базе трехосного грузовика повышенной проходимости и вооружена 45-мм танковой пушкой 20К в стандартной танковой башне, т. е. по мощности своего вооружения БА-10 превосходили легкие немецкие танки Pz-I, Pz-II, Pz-38(t), Pz-III (первых серий с 37-мм пушкой), все еще составлявшие к лету 1941 г. 60 % парка танковых групп вермахта. Были на вооружении мехкорпуса и легкие бронемашины с пулеметным вооружением (БА-20), созданные на базе легкового автомобиля. Общее распределение бронетехники мехкорпуса показано в таблице:

Всего в мехкорпусе числилось 1299 единиц бронетехники. Если выстроить всю бронетехнику мехкорпуса в одну линию со стандартным маршевым интервалом в 15 м между машинами, то получится «стальная лента» длиной в 25 километров!

Наличие на вооружении мехкорпуса 126 тяжелых танков КВ и 420 средних танков Т-34, кроме всего прочего, означает 546 артиллерийских стволов калибра 76,2 мм. При этом, кроме танковых пушек, в составе мехкорпуса была и «обычная», буксируемая специальными артиллерийскими гусеничными тягачами (или мощными тракторами), артиллерия: пушки калибра 76,2 мм и гаубицы калибра 122 мм и 152 мм. Артсистемы корпуса были распределены следующим образом:

В целом вес совокупного артиллерийского залпа мехкорпуса (даже не учитывая огневую мощь полутысячи 45-мм пушек в башнях легких танков и тяжелых бронемашин) составлял без малого 6 тонн, что в четыре раза превосходило соответствующий показатель пехотной дивизии вермахта. Стоит обратить внимание и на соотношение числа орудий (100 единиц) и средств мехтяги (352 гусеничных тягача), не говоря уже о том, что сами танки КВ и Т-34 с их 500-сильным дизельным мотором могли как «пушинку» буксировать дивизионную «трехдюймовку» (вес 1,5 т) или 122-мм гаубицу (вес 2,5 т).

Уникальные для своего времени тактико-технические характеристики новых советских танков Т-34 и КВ (противоснарядное бронирование, мощное вооружение, дизельный двигатель, высокая проходимость и большой запас хода) в своей совокупности означали создание принципиально нового инструмента ведения войны. Т-34 и КВ могли самостоятельно (не дожидаясь подхода тяжелой артиллерии) подавить огневые средства противника на переднем крае, а затем поддержать прицельным огнем пехоту при прорыве обороны противника на всю тактическую глубину.

В декабре 1940 г. на известном совещании высшего комсостава Красной Армии будущий командующий Западным фронтом (а на тот момент – начальник Главного автобронетанкового управления Красной Армии) генерал Д. Павлов с чувством законной гордости за свою армию докладывал:

«…Танковые корпуса, поддержанные массовой авиацией, врываются в оборонительную полосу противника, ломают его систему ПТО, бьют попутно артиллерию и идут в оперативную глубину. За танковыми корпусами устремляются со своими танками мотопехота и стрелковые корпуса… При таких действиях мы считаем, что как минимум пара танковых корпусов в направлении главного удара должна будет нанести уничтожающий удар в течение пары часов и охватить всю тактическую глубину порядка 30–35 км. Это требует массированного применения танков и авиации; и это при новых типах танков возможно…

…Если для подавления одного пулеметного гнезда в полевой обстановке требуется 120 снарядов 76-мм или 80 снарядов 122-мм гаубицы, то я прошу вас подсчитать, сколько потребуется танку выстрелов для того, чтобы уничтожить одно пулеметное гнездо? Или ни одного, или с дистанции 1–1,5 км 2–3 снаряда. Для уничтожения пушки ПТО, как правило, применяется 122-мм гаубица. Нужно 70–90 снарядов. Я спрашиваю вас: сколько потребуется тяжелому танку снарядов для того, чтобы подавить одну пушку ПТО? Или ничего, или один выстрел… Я утверждаю, что наличие большого количества тяжелых танков сильно поможет артиллерии в ее работе и сократит расход снарядов…» (14).

В феврале 1941 г. было принято решение сформировать ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ таких мехкорпусов, что означало развертывание танковых войск численностью в два раза больше, чем в армиях Германии, Англии, Италии и США, вместе взятых. Увы, даже у Гитлера, хотя и считался он «бесноватым ефрейтором», хватило ума не ждать, а напасть самому. Напасть раньше, чем Сталин укомплектует до последней гайки все свои двадцать девять мехкорпусов. В результате в реальности воевать пришлось отнюдь не таким мехкорпусам, какие описаны выше.

«Мы не рассчитали объективных возможностей нашей танковой промышленности, – горько сетует в своих мемуарах маршал Г.К. Жуков, – для полного укомплектования мехкорпусов требовалось 16 600 танков только новых типов… такого количества танков в течение одного года практически при любых условиях взять было неоткуда» (15). Удивительно, как бывший начальник Генерального штаба мог забыть утвержденную им самим 22 февраля 1941 г. программу развертывания мехкорпусов?

Танковые войска совершенно запредельной численности и не планировали создать «в течение одного года»!

Все мехкорпуса были разделены на 19 «боевых», 7 «сокращенных» и 4 «сокращенных второй очереди». Всего к концу 1941 г. планировалось иметь в составе мехкорпусов и двух отдельных танковых дивизий 18 804 танка, в том числе 16 655 танков в «боевых» мехкорпусах (16, стр. 677). С точки зрения количественных показателей никакой проблемы с укомплектованием этих мехкорпусов не было: к 1 января 1941 г. в Красной Армии уже числилось более 20 тыс. танков. Но это были «устаревшие» (устаревшие в сравнении с новейшими танками КВ и Т-34, а вовсе не с танками противника!) легкие танки Т-26 и БТ, а для полного перевооружения новыми танками всех 29 мехкорпусов требовалось 3654 танка КВ и 12 180 танков Т-34.

Программа их производства была спланирована в соответствии с реальными возможностями гигантской военной промышленности СССР и успешно выполнялась. В 1941 г. было выпущено 1358 танков КВ и 3014 танка Т-34.

В следующем, 1942 г. танковая промышленность СССР произвела уже 24 718 танков, в том числе 2553 КВ и 12 527 Т-34 (1, стр. 598). Итого: 3911 КВ и 15 541 Т-34 за два года. Причем этот объем производства был обеспечен в таких «условиях», которые в феврале 1941 г. Жуков со Сталиным могли увидеть только в кошмарном сне: два важнейших предприятия (крупнейший в мире танковый завод № 183 и единственный в стране производитель танковых дизелей завод № 75) пришлось под бомбами перевозить из Харькова на Урал, два огромных ленинградских завода (№ 185 им. Кирова и № 174 им. Ворошилова) оказались в кольце блокады, основной производитель бронекорпусов, судостроительный завод в г. Мариуполе, захвачен немцами. Нет никаких разумных оснований сомневаться в том, что в нормальных условиях советская промышленность тем более смогла бы обеспечить перевооружение мехкорпусов к концу 1942 г. Как это и было запланировано.

Покончив со спорами и прогнозами, перейдем к оценке того, что было в реальности. К началу боевых действий в составе 20 мехкорпусов, развернутых в пяти западных приграничных округах, числилось 11 тыс. танков. Еще более 2 тыс. танков было в составе трех мехкорпусов (5, 7, 21-й) и отдельной 57-й тд, которые уже в первые две недели войны были введены в бой под Шепетовкой, Ле пелем и Даугавпилсом. Таким образом, Жукову пришлось начинать войну, довольствуясь «всего лишь» четырехкратным численным превосходством в танках. Это если считать сверхскромно, т. е. не принимая во внимание танки, находившиеся на вооружении кавалерийских дивизий и войск внутренних округов. Всего же по состоянию на 1 июня 1941 г. в Красной Армии было 19 540 танков (опять же, не считая легкие плавающие Т37/Т38/Т40 и танкетки Т-27) и 3258 пушечных бронеавтомобилей (1, стр. 601).