Гряда, или Чёрная сторона луны

Гл. 5. Вояж в незнаемое

Павшук без особого интереса глядел на типично унылый пейзаж из окна дребезжащего ЛиАЗа, автобуса ещё советского образца. На журналисте были только голубые джинсы и футболка с фото Джимми Хендрикса, выделывающего на гитаре очередные пассажи, да надписью «Rock`n`Roll forever!». Чёрная кожаная куртка с заклёпками болталась рядом на крючке. Из люка в потолке автобуса струилась полоска сверкающей на солнце пыли, что совсем не радовало Владимира: иногда от неё так щекотало в носу, что нестерпимо хотелось чихнуть.

Уже истекло часа два, как он отправился с автовокзала Волженска. Бесконечная лесостепь расстилалась до горизонта, прожариваемая августовским пеклом. Хотя время близилось к четырём часам пополудни, это не прибавляло прохлады. Всё усугубляла «чугунная» голова после попойки накануне. «В общем, вчера так хорошо погуляли, что нынче стало плохо…» – вертелось в мозгах. Правда, он всё равно был доволен встречей, помогавшей хотя бы немного отдохнуть на не всегда дававшей остановиться журналистской стезе.

Приятным моментом было лишь то, что в транспорте сидело всего десять человек, и каждый мог расположиться отдельно. Владимир положил рядом с собой любимый тёмно-синий рюкзак, с которым не расставался ни в одной служебной командировке. В рюкзаке, как обычно, покоились мелкие предметы обихода, два яблока, бутылка лимонада и стандартный набор любого журналиста: диктофон, фотоаппарат, блокнот с ручкой.

***

Чтобы отвлечься, корреспондент воткнул в уши наушники плейера и включил любимый «Пинк Флойд». Он отлично знал композиции с этого известнейшего альбома «Dark Side of the Moon», и даже чем они навеяны у странных гениев рока. Однако забавный парадокс заключался в том, что у Владимира каждая композиция ассоциировалась совершенно с другими чувствами. «Гениальные вещи в искусстве тем и хороши, что у слушателей, зрителей, читателей они вызывают личные эмоции, но в то же время – созвучные с эмоциями художника, – искал журналист некое оправдание личному пониманию их музыки. – Не зря же великие мастера похожи на всех прочих людей, но никто не похож на них».

Владимир в который раз переслушивал композицию «On the Run», где «Пинки» увязали свою музыку с параноиком, который против собственной воли покидает больницу на каталке и несётся куда-то по коридорам. Все к нему добры и благосклонны – медсёстры, улыбчивые джентльмены и сотрудники аэропорта, все предлагают проехать ему дальше и дальше. И несчастный на кровати с колёсиками мчится сквозь распахивающиеся двери, чтобы вырваться, наконец, прямо на взлётную полосу. И вот он взлетает! Чтобы взорваться… Что всё это значит? То, что люди, одержимые болезненной идеей, иногда слишком далеко заходят в собственных фантазиях? Что они несутся на сумасшедшей каталке, когда рады бы остановиться, да не могут? И тогда происходит взрыв неминуемый мозга?

Правда, у корреспондента музыка вызывала иные ассоциации: некто хочет предупредить, что террористы готовятся взорвать самолёт, и он несётся в аэропорт, дабы предупредить, но не успевает, самолёт взлетает, человек ахает, и мощный взрыв разбрасывает в воздухе куски аэробуса и тела жертв… Что ж, современные реалии мира диктуют соответствующие умонастроения. Как-никак, упёртые в своей тупой вере террористы сейчас – увы – главная угроза человечества. Других угроз, вроде бы, пока не предвидится.

***

Журналист косил краем глаза на унылую буколику за окном, как вдруг из ближайших кустов выскочил какой-то бородач с базукой на плече. Миг – и огненная ракета помчалась прямо в стекло автобуса. Раздался страшнейший взрыв, и… Владимир чихнул и вздрогнул одновременно от привидевшейся сюр-картины, открыл глаза. М-да, укачало-таки…

Он усиленно потёр нос, в котором вновь защекотала от пыли.

– Будь здоров, касатик! – весело отозвалась сухонькая старушка в сатиновом платочке с синими васильками. Она сидела через проход.

При посадке Павшук помог бабуле подняться по ступенькам, да ещё занёс её вещи. Вот она и хотела хотя бы таким образом отблагодарить помощника. Говорливую старушку, как оказалось позже, звали чисто по-русски: Настасья Петровна.

– Спасибо, маманя, – ответил он.

Но бабуля – божий одуванчик, не унималась:

– Кудый ты едешь? Уж не в нашу ли сторону?

– Ну, если к вам в Лещёво…

– В Лещёво, в оно самое, – закивала она. – Живу я там. А ты к родственникам или как?

Павшук не испытывал особого желания болтать лишнего, потому молчком кивнул головой. Любознательная соседка не отставала:

– А кем же ты работаешь?

Только этого не хватало! Владимир вообще не любил распространяться о своей профессии с незнакомыми людьми. По опыту знал, что сразу возникает два варианта: либо на тебя начинают смотреть как на «шпиёна», выведующего чужие тайны, либо начинают делиться «наболевшим», надеясь, что журналист тотчас настрочит об этом в газету. Не зная почему, брякнул неопределённо:

– Да вот езжу по стране, описываю жизнь…

– А-а… – протянула в ответ бабулька, соображая, что же это за род деятельности такой, и кто за такую ерунду ещё платит деньги? Не осилив столь странного ребуса и поняв, что лучше отстать, она с обиженным видом откинулась на спинку сиденья.

Павшук сделал то же самое, вздохнув свободнее. «Скорее бы добраться до места назначения, – подумал он, – не то спекусь в этом стодушном гробе ужасном, как написал мой знакомый поэт о подобном общественном транспорте».

Гл. 6. Зов прошлого

«Главное затемно найти пристанище», – загадывал Павшук. По времени он прикинул, что уже скоро приедет в Лещёво.

Разумеется, Владимир заранее позвонил из редакции в администрацию посёлка, интересуясь обстановкой, и его обнадёжили, что у них имеется некая гостиница, переделанная из «Дома колхозника». Хотя по накопленному в командировках опыту журналист знал, что это не гарантирует, будто в забытой сельской глуши найдётся приличное жилище.

Попутно на ум пришло и другое: «Не удивительно ли, что судьба направляет меня в забытый богом край, откуда родом мой отец». Правда, у Павшука не было ни единой его фотографии. Там, где отец и мать были вместе, родительница аккуратно разрезала снимки пополам, и затем изображения экс-супруга полетели в мусорное ведро вместе с неудавшимся браком. Они развелись, когда Владимир ещё под стол пешком ходил, потому он лишь знал, что того звали Григорий. Но что он был за человек? Мать мрачно отмалчивалась. Только когда Павшук подрос, она нехотя поведала, что Григорий отличался жестоким характером, и отпечаток горькой жизни так повлиял на женщину, что она больше не выходила замуж.

***

Что касается райцентра Лещёво, то он являлся в старину колонией поволжских немцев. Два с лишним века назад они заселили эти степные территории вдоль Волги. Точнее, колонисты были выходцами из различных стран Западной Европы – среди них встречались скандинавы, чехи и французы, но основную массу составляли жители германских княжеств, которые от бесконечных войн готовы были бежать куда угодно! Однако для русских они всё равно были «немцами». Их призвала сюда своим манифестом императрица Екатерина II, обещая свободные – не хуже, чем в неосвоенной ещё Америке – земли и массу льгот, дабы переселенцы удобно устроились.

В результате на территории, равной приличному европейскому государству, взросли сотни колоний со своеобразным бытом и культурой. Правда, все колонисты делились строго по главному признаку – одни являлись яростными католиками, другие – протестантами различного толка. И нынешнее Лещёво изначально было немецкой колонией Тусенбах. Его улицы педантично изгибались под углом в девяносто градусов; дома, амбары и хозпостройки закладывались основательно из камня и с учётом европейской архитектуры. Кирхи возводились такой высоты и красоты, что приезжавшие к мимо крестьяне долго чесали «репу», глядя вверх от изумления. Впрочем, это не меняло отношения тамошних жителей – как казаков, так и азиатов-степняков – к немцам. Они старались при каждом случае сотворить гадость «пришлым», приговаривая: «Ишь, понаехали, басурмане!..»

После того, как немцев перед войной объявили предателями советской родины, их скопом отправили в товарняках в заснеженную Сибирь и пустынный Казахстан. А ещё тёплые очаги резво позанимали строители «нового общества». Правда, с расселением последних посёлок стал стремительно захеревать, так как дома и дороги практически не ремонтировались. Адепты «красной» религии бескомпромиссно верили: чистота и порядок – пережиток проклятых буржуев. И ни в коем случае нельзя отвлекаться на такие мелочи, когда ты занят более важным делом – построением коммунизма. Они даже для пущей убедительности поставили огромную фигуру своего идолища, который протянутой вперёд рукой звал их в дальнюю даль, в светлое будущее… Новые хозяева запущенного до неузнаваемости посёлка даже обижались, коли их в шутку тоже называли «немцами».

И вот теперь, неисповедимыми путями Павшук оказался в этих местах. «Не странно ли?» – подумал он снова.

***

Внезапно автобус начал притормаживать. Сквозь липкую дремоту Владимир с наушниками на голове едва услышал встревоженные голоса пассажиров. Он приоткрыл веки и увидел, как все прильнули к широким окнам – рядом с дорогой что-то случилось.

Автобус стал двигаться медленнее, так как впереди скопился транспорт. Журналист тоже перевёл взгляд туда, куда глядели остальные.

Вдоль обочины шла густая лесопосадка, и в ней суетилось несколько человек; кое-кто из них был в штатском, другие – в полицейской форме. На обочине также стояли одна полицейская машины и один белый фургон с синими полосами на котором читалось: «Лаборатория криминалистическая»; рядом виднелся ещё зелёный УАЗик.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Матиас Руст – немецкий пилот-любитель. Незаконно совершил перелёт на лёгком самолете из Гамбурга в Москву в мае 1987 года (в День пограничных войск СССР), нахально приземлившись на Красной площади.

2

Кому выгодно? (лат.)

3

Многоступенчатые культовые сооружение в Древней Месопотамии (от вавилонского слова sigguratu).