Магиум советикум. Магия социализма

Николай вскинул руки, чтобы защититься, но те не слушались. «Надо поставить воздушный щит» – инстинкт самосохранения помогал бороться до последнего, пробиваясь через парализующий ужас, но сил не было. Сражаться в одиночку с духом Енисея? Такое безумие не пришло бы в голову даже самому сумасбродному магу.

Вдруг перед носом качнулся знакомый крюк. Николай вздрогнул и очнулся. Еще не понимая, что происходит, ледяными руками зацепил куртку и поднял большой палец. Крюк резко дернулся так, что чуть не порвал спецовку, и, набирая скорость, понес его к балкону. Третьяков будто в замедленной съемке видел, как Гидра плюет в него тонны воды изо всех пастей, и непроизвольно скрутил вокруг себя воздух плотным коконом, захватив в него и крюк.

Кран, рассчитанный на тысячи тонн тяжелых узлов и агрегатов, выдержал. Кокон треснул, будто яичная скорлупа, но основной удар выдержал. Мокрый с ног до головы, трясясь то ли от холода, то ли от страха, Николай рухнул с двух метров на балкон: ткань спецовки всё же не выдержала. В эту секунду перед ним возникло изображение Михаила Ивановича.

– Коля, задержи Гидру! Саня лезет наверх сбрасывать затворы – дай ему время! Задержи Гидру!

Стихийщику хотелось заорать: «Как я ее задержу? Она смахнет меня, даже не заметив! Это ж всё равно, что задержать на минуточку течение Енисея!», – но он ничего не сказал. Вода подбиралась к балкону, и стало понятно, что живым отсюда никто не выйдет. Так какая разница, в какую минуту погибнуть? Прятаться и утонуть или броситься с вилкой на танк?

Николай сцепил руки в замок, поднял его на уровень глаз и закрутил кокон, а затем еще один, поверх. Вовремя. Стена воды обрушилась на мага, выбивая стекла машинного зала за спиной. Младший брат Ниагары стремительно подрастал. Тем временем Третьяков лихорадочно перебирал варианты: атаковать огнем воду – всё равно что кидать щепки в водоворот, надеясь его остановить. Воздух отлично подходит для защиты, но как им нападать? Земля? Похоже, что бороться с водяной Гидрой можно лишь ее же оружием – водой. Попытаться усмирить бешеного мустанга, запрыгнув ему на спину.

Маг выдержал еще один удар трехголовой, обновил кокон и прикрыл глаза. Воду он почувствовал везде. Она стала его руками и ногами, его легкими и сердцем. Полноте, разве у него вообще есть какие-то легкие? Руки? Он и есть вода! Вода, которая властвовала тут всегда, одаривала милостью или гневалась, и сейчас она во гневе. Эти людишки посмели ее обуздать! Эти наглецы накинули на нее сбрую и изменили русло! Они, видимо, не знают ее мощи! Так она им покажет.

Михаил Иванович с ужасом смотрел на то, как Николай собирал потоки воды и обрушивал их на головы уцелевшим. Но самые мощные удары достались лестнице наверх, которую он обрушил с трех ударов. Если у Чеснокова не получится закрыть затворы, то больше никто этого не сделает. Взбесившиеся волны бились о стены, течение рвало остальные гидроагрегаты, пытаясь выкорчевать их, освободив дорогу водяной силе. Силе, способной разрушить плотину. Кокон у Третьякова давно рассыпался, но в нем не было необходимости – Гидра его не трогала.

Саша лез наверх, перебирая руками и ногами ступеньки. Ему нужно было забраться на высоту семидесятиэтажного дома, и он одолел лишь половину. Единственным источником света в непроглядной тьме лестничного колодца был фонарь: оперативники всегда носили его с собой. Внизу бесновалась стихия. От ударов лестница дрожала, Саша чувствовал, как за шиворот сыплется бетонная крошка, ноги от усталости стали ватными. Пару раз он оскальзывался, повисая на руках, но продолжал лезть на пределе возможностей. Он понимал: надо не просто сбросить затворы, но сделать это так быстро, как только возможно.

Казалось, лестница не кончится никогда, но солнечный свет, ударивший в глаза, возвестил о том, что Саша на гребне плотины. Глаза заслезились, ноги подогнулись, и лекарь рухнул на колени, упершись руками в теплый и колючий бетон. Каждая клеточка организма требовала отдохнуть хотя бы минуту, хотя бы полминуты, но в ушах звенели слова Деда: «Спасай станцию! Спасай плотину! Если станцию затопит и плотину прорвет, погибнет весь поселок!»

Неожиданно тряхнуло, и лестница с грохотом рухнула, а Чеснокова обдало водой. Гидра понимала, что пытается сделать дежурный смены, и бросила все силы, чтобы помешать этому. Усталость куда-то делась, лекарь подскочил и рванул к затворам первого гидроагрегата. Его накрыла еще одна волна, вырвавшаяся снизу, сбила с ног и потащила за собой. Руки скользили по бетону, пытаясь за что-то уцепиться, но ничего не находили.

На сей раз у воды не хватило сил, и она вынуждена была отпустить человека. Ненадолго.

Снизу за этой битвой внимательно следили восемнадцать человек.

Николай увидел смутно знакомый образ. Тот пробуждал какие-то странные эмоции и воспоминания, но что-то в нем было не так. Такого не бывает. Он ломал что-то в голове, крича о нереальности происходящего. Сознание пыталось избавиться или от образа, или от происходящего, но Ленин в воинском шлеме не исчезал. Третьяков дернулся, будто от нашатыря, и с ужасом осознал, кто он, чьим орудием только что был и в каких целях его использовали.

«Спасибо, Дед», – шепнул Николай, понимая, кто его сейчас вытащил из этого ужаса, используя последний, грубый, но действенный способ вернуть мага в сознание. На этот нереальный образ якорили всех магов, прежде чем разрешать им применять силу самостоятельно.

Третьяков знал, что пытается сделать Гидра: как она, проникнув в его сознание, узнала о миссии Чеснокова, так и он, побывав ею, узнал, что Гидра пытается того убить. Стихийная магия оказалась бесполезна: невозможно силами стихии победить саму стихию. Но оставался еще один выход. Ленинский значок – проклятие мага, но и его последняя надежда. Это запасной парашют и атомная бомба. Его не используют для спасения жизни, обычно активация означает смерть мага.

Николай сорвал титановую пластинку с груди и направил на Гидру. Запасенная в ней колоссальная сила рванула, высвобождаясь плазменным лучом. Вода с шипением начала испаряться, опаленная трехголовая тварь взвыла, стала извиваться, попыталась дотянуться до обидчика, но не смогла. Чистая мощь, вложенная лучшими советскими магами, делала то, ради чего годами лежала спрятанной.

Третьяков успел соорудить небольшую подушку из воздуха, но раскалившийся значок жег руки и грудь, жар плазмы опалял лицо. Боль пронзала всё тело, но Николай управлял лучом, всё дальше и дальше отгоняя взъяренный дух Енисея. Маг понимал, что сгорит: человеческое тело таких температур не выдержит, но это его не волновало. Саня должен успеть – это всё, что сейчас имело значение.

Волны лизнули ноги Третьякова и отступили. Вода перестала прибывать. Николай улыбнулся, хотя со стороны это выглядело как оскал. И в эту секунду перед ним повис образ Михаила Ивановича

– Коля, сила значка вот-вот закончится, но затворы сброшены, плотина устоит, так что можешь уходить. Есть вариант спасти станцию и хорошенько достать Гидру, если через тебя пропустить чужую магию. Сколько ты еще выдержишь?

– Не знаю… – обожженные губы двигались с трудом. – Давайте.

Плазменный луч погас неожиданно и мгновенно. Только тогда Николай взглянул на собственные руки и застонал. Стон отозвался дикой болью по всему телу: воздушная подушка предохраняла тело, но не могла полностью закрыть его от «последней надежды».

Сашка ввалился через разбитые окна машинного зала и кубарем покатился по полу. Ему до этого не приходилось летать на чужой магии. Но на синяки и ссадины он не обратил внимания. Вскочив на ноги, встал сзади напарника, положив тому ладони на плечи. У Третьякова не было сил удивляться или спрашивать, он просто принял это как должное. А вот Дед, кажется, только этого и ждал.

– Начинаем! – крикнул он не только сотрудникам, но и коллегам у плотины.