Баблия. Книга о бабле и Боге

2

Работа

По старинной московской традиции на любом предприятии, мало-мальски занимавшемся производством, должны работать минимум 80 % таджико-молдаван, допускается также легкое вкрапление хохло-вьетнамцев. Вот этот пестрый пятый интернационал первым делом и увидел Алик, входя на территорию конторы. Несмотря на осеннюю прохладу, интернационал был одет в стиле трущоб Рио-де-Жанейро: вьетнамки, рваные майки и непонятного вида шорты, которые издалека можно было принять за набедренные повязки. По необъятному внутреннему двору конторы весело сновали автопогрузчики, тащились многотонные грузовики, копошились люди в шортах – повязках. Жизнь кипела. Алику на секунду показалось, что посреди двора идет строительство огромной желтой египетской пирамиды, а он сам – толстый и важный вельможа великого фараона, прибывший на строительство с инспекцией. Иллюзия рассеялась быстро. Тем более что пирамида в центре двора на самом деле стояла. Обветшалые, но еще крепкие четырехэтажные кирпичные цеха советской постройки скрывали в своем чреве огромную стеклянную башню, перенесенную сюда как будто из Манхэттена. Что делать с этой башней, было совершенно непонятно. Арендаторы селиться в ней не хотели по причине чрезмерной индустриальности окружающего пейзажа и риска попасть под колеса многочисленных грузовиков. Идея разместить цеха в помещениях, отделанных итальянским керамогранитом и венецианской штукатуркой, тоже отдавала безумием. В конце концов в башне расположился ресторан на четыреста посадочных мест, фитнес-клуб с сорокаметровым бассейном и «генеральский» этаж с шикарными кабинетами для руководства. Остальное пространство пришлось отдать под склад готовой продукции и общежитие для таджиков. Зато никакие таджики в мире не жили в столь шикарных итальянско-евроремонтных условиях. Этим можно было гордиться и даже рассматривать как проявление социальной ответственности бизнеса.

Удивительно, но Алик направился не к презентабельному шестизвездочному входу в небоскребик, а к неприметной двери, ведущей в обшарпанный цех. Кивнув охраннику, он поднялся на второй этаж и оказался в своем кабинете. Все руководство конторы обитало здесь же, на втором этаже цеха № 3. За стенами кабинетов приглушенно шумели машины. У любого, кто попадал в эти стены, первым делом возникал один и тот же вопрос: «Какого черта эти, видимо, не самые бедные люди делают в этой советской замшелости? Тем более когда у них под боком целая супербашня из стекла и бетона?» Обитатели кабинетов загадочно улыбались в ответ. А Алик иногда развлекался тем, что после переговоров в цеху вторую встречу назначал в своем роскошном кабинете на восемнадцатом этаже небоскребика. А если случалось третье свидание, то опять непременно в цеху. Посетители в результате этих передвижений впадали в состояние полнейшего дзен-буддизма и становились податливыми, как пластилин. Секрет был прост: именно с этого цеха когда-то, в начале девяностых, начиналась империя хозяина конторы, Леонида Михайловича Карповича. Ностальгия хозяина оборачивалась немалыми плюсами для бизнеса. Когда приходили проверяющие или кредиторы, их всегда встречали в цеху. Мол, мы производственники, что с нас взять, красные директора практически, не за себя радеем – за дело, сами видите. В обшарпанных советских стенах дурка гналась уместно и легко. Когда же надо было кинуть понты перед будущими партнерами, переговоры протекали в остромодных кабинетах башни, плавно перемещались в гигантский ресторан, а оттуда в бани и джакузи фитнес-клуба. Хуже, когда потенциальный партнер с течением времени превращался в осязаемого кредитора. Но и на это имелся отмаз. Бывшего партнера встречали на втором этаже цеха № 3 с похоронными минами на лицах: «Вот видите, до чего дожили, денег нет совсем, сидим в говне, башню сдали, еле-еле на коммуналку хватает». Большинство недоброжелателей, как ни странно, легко ловились на незамысловатый крючок.

Рабочий день начался традиционно: с чашки кофе и вялого сканирования просторов Интернета. Доллар упал, евро вырос, РТС в минусе, «Доу – Джонс» в плюсе. Кризис преодолен, но начинается новый. Медведев хочет на второй срок, а Путин хочет навечно. У Анны Семенович сдулись сиськи. Чтение новостей прервал телефонный звонок.

– Алексей Алексеевич, вы у себя? – спросила секретарша.

«Вот странный вопрос, – подумал Алик. – Если она звонит мне в кабинет, а я отвечаю, то где же я еще?»

Его подмывало ответить, что он не у себя, и посмотреть, что будет. Существовал риск, что секретарша зависнет, ее нейронные связи разрушатся, и она сгорит, как старый корейский пылесос. Секретарше было за пятьдесят, и ее было жалко. Поэтому пришлось ответить политкорректно:

– У себя.

– Леонид Михайлович просил вас зайти к нему.

– Спасибо, сейчас иду.

Кабинет шефа был выдержан в стиле ранних девяностых: зеленые кожаные диваны, турецкие серые обои под евро, полированная мебель, отсутствие компьютера на столе, тяжелые лиловые портьеры на окнах. Стены украшали фотографии хозяина кабинета с крупными чиновниками и богемой. Висели также многочисленные благодарности от ментов, попов, народных артистов и других высокопоставленных прохиндеев. Вид говорящего по телефону шефа завораживал. Леонид Михайлович размеренно качал головой, ритмично произнося междометия.

– Угу… угу… угу… – Голова шефа двигалась вправо.

– Угу… угу… угу… – Голова шефа двигалась влево.

– Да что ты говоришь! – Вправо.

– Вот суки. – Влево.

– Да, да, да, да. – Вправо.

– Угу… угу… угу… – Влево.

Руководитель компании напоминал медитирующего Будду. Волны тепла и спокойствия шли от него по всему кабинету.

«Поставщики звонят, денег просят, – догадался Алик. – Не даст, точно не даст».

– Угу… угу… угу… – Вправо.

– Ай-яй-яй. – Влево.

– Ну, ну, ну, ну. – Вправо.

– Так, так, так, так. – Влево.

Алик почувствовал, что еще немного – и он впадет в транс и будет загипнотизирован качающейся головой и выдаст под гипнозом все маленькие тайны, гешефты и заморочки своей нынешней, а может быть, даже и прошлой жизни. К счастью, разговор подходил к концу.

– Ну мы решим, решим, решим. – Голова двинулась вправо.

– Ты звони, звони, звони. – Влево.

– Пока, пока, пока, пока. – Вправо.

– Пока, – еще раз повторил шеф, и голова его застыла посередине. Он посмотрел на Алика.

Внешность шефа была благообразна и взрывоопасно-обаятельна, как у вождя мирового пролетариата товарища Ленина. Образ доброго дедушки Ильича позволял Леониду Михайловичу Карповичу творить чудеса, приватизировать заводы, участвовать в госпрограммах и очаровывать любого человека, родившегося в бывшем СССР. Леонид Михайлович был даже лучше Ленина. Несмотря на еврейское происхождение, у него не было ленинской картавости. А также отсутствовали суетливость и чрезмерная живость телодвижений. Иногда в шефе проступал другой Ильич – статный, красивый и солидный Л. И. Брежнев (в лучшие свои годы, конечно). Смесь получалась убойная. Ну а то, что шестидесятилетний дедушка Леонид Михайлович регулярно играл в теннис, качал бицепсы, красил волосы и трахал все, что движется в радиусе досягаемости, так это только привносило в образ необходимую толику современности и неизбежного прогресса.

– Здравствуйте, Леонид Михайлович, – после затянувшейся паузы наконец сказал Алик.

– Вот суки, звонят, денег просят, – не совсем по теме ответил шеф. – Деньги им нужны, всем деньги нужны, мне тоже нужны и тебе нужны. Всем… но нам они нужны больше, правда, Лешенька?

– Воистину так, Леонид Михайлович.

– Отдам я им деньги, но позже, как там Березовский говорил? Деньги были, деньги будут, сейчас денег нет.

Леонид Михайлович не был жадным человеком, скорее наоборот. Тем не менее ни с одной суммой, даже с самой микроскопической, он не мог расстаться сразу. Долги он отдавал всегда, но в два-три приема. Причем от физического наличия денег в карманах или на счетах ЛМ (так за глаза называли шефа сотрудники) это не зависело никак. Он как бы долго прощался с деньгами, смотрел им вслед печальными, все понимающими еврейскими глазами, проявлял уважение. Деньги отвечали Леониду Михайловичу взаимностью.

– Кстати, о деньгах… – продолжил шеф. – Тут такое дело… звонили эти придурки из Минсвязи, не рассчитали они там что-то, как всегда… осталось у них много на конец года… надо бы того… освоить… помочь дебилам.

– А много, это сколько?

– Ну не то чтобы много, но и не мало… два с половиной миллиарда.

Сердце у Алика забилось быстро-быстро. Конец года обещал быть трудным, но плодотворным. «Видимо, придется поднимать планочку-то», – подумал он, весело поглядел на шефа и, протяжно гнусавя, сказал:

– Ну-у-уууу, барин, тут помооощники нужны.

– Чего? – не понял Шеф.

– Это из «Формулы любви» Захарова. Когда у Калиостро сломалась карета, молодой барин спрашивает у кузнеца: «За день починишь?» – «Починю». – «А за два?» – «Починю». – «А за неделю?» – «Ну-у-уууу, барин, тут помооощники нужны».

ЛМ засмеялся, да так искренне громко и заразительно, что Алику на секунду показалось, что они с шефом и не они вовсе, а два веселых и отважных мушкетера, Арамис с Портосом, например. И друг за друга горой. И все они понимают про этот хитро выдуманный мир, и покоцают его тем не менее в клочья, потому что дружба превыше всего.

– Чур меня, чур меня, – испугался он видения. – Проклятое обаяние буржуазии, чур, чур. Не поддамся.

– Смешно, – отхохотав, печально произнес шеф, – а главное – жизненно.

– Если серьезно, Леонид Михайлович, задачка-то непростая. Мы же не резиновые, бюджеты уже все сверстаны, до конца года полтора месяца.

– Ты это, Леш, не прибедняйся, по глазам вижу, что уже все придумал. А что до помощников, тут вон полный офис придурков ходит. Запрягай кого хочешь, но чтобы завтра решение было.

– Денег будет стоить… за срочность.

– Кошмар, дожили, уже деньги денег стоят, а те деньги, которые стоят денег, тоже стоят денег, и так без конца… Да-а-а, доведет финансовый капитализм мир до цугундера, точно доведет. Ну а пока не довел, на накладные расходы не скупись, в пределах разумного, конечно.

– Хорошо, завтра, надеюсь, решение будет.

– Ну вот и отлично, иди, Лешенька, работай.

Алик встал и направился к двери. На пороге он замялся, обернулся к шефу и неожиданно спросил:

– Леонид Михайлович, давно хотел узнать, а почему у вас нет компьютера на столе?

– А зачем мне компьютер? – ответил шеф и хитро, с ленинским прищуром, посмотрел на него. – У меня есть калькулятор… для предварительных расчетов.

«Старая школа, – уважительно подумал Алик. – Класс!»

И вышел из кабинета.

Бизнес у Леонида Михайловича Карповича был такой же гениальный, как и он сам. Начиналось, впрочем, все довольно банально: с поставок компьютеров в начале девяностых. Время было лихое, и бизнес был такой же. Никакому наркобарону, никакому Пабло Эскобару в самом радужном сне не могла присниться рентабельность в десять, двадцать, тридцать тысяч процентов, которую ЛМ делал на тривиальных двухсотвосьмидесятишестых айбиэмках. Эх, не ту страну назвали Гондурасом, и Эквадором назвали не ту страну, и Колумбией не ту. И вообще на свете есть только одна, великая и ужасная, богатая и загадочная страна, страна далеко не равных, но зато охренительных возможностей, непобедимая и легендарная Раша. Только здесь и только тогда, в то лихое, но веселое время, за полгода легко сколачивался приличный первоначальный капиталец. И для этого не нужно было рубить оптом старух процентщиц или торговать по подворотням кокаином из собственного заднего прохода, достаточно было просто задвинуть наивным посткоммунистическим туземцам пару фур продвинутых арифмометров.

Халява, однако, быстро закончилась. За самыми шустрыми компьютеры начали завозить просто быстрые, а затем и не очень быстрые жулики. Через некоторое время любой тормоз с завалявшейся десяткой в кармане стал волочь на просторы постсоветского Рашаленда свои восемь компьютеров. Рентабельность падала катастрофически. Но ЛМ был не просто гением, он был очень упорным гением. Он додумался собирать компьютеры прямо в Раше. Это давало большую экономию на таможне и других издержках. Рентабельность снова выросла, но ненадолго. Повторилось все в точности до деталей. За шустрыми – быстрые, за быстрыми – небыстрые, потом – тормоза… Рентабельность упала. Пригорюнился тогда добрый молодец Леонид Михайлович и где-то даже разочаровался в идеалах свободного рынка.

«Это что же, – думал он, – так всю жизнь и бегать наперегонки? Ну, один раз первый, второй… а потом ведь все равно догонят, да еще и наваляют ненароком за то, что был чемпионом. Страна у нас такая, не любят здесь чемпионов. Можно, конечно, начать печатать платы для компьютеров, а потом собирать и продавать. Но ведь схема «шустрые – быстрые – небыстрые – тормоза – рентабельность упала» очевидна уже всем. И что тогда? Песок кварцевый добывать для транзисторов? Этак и до расщепления атома добраться можно. Нет… это не вариант».

Вариант, впрочем, подвернулся довольно быстро. Царство расейское, совершив очередную крутую загогулину, к началу двухтысячных стремительно возвращалось к своим традиционным, в стиле Салтыкова-Щедрина, духовным скрепам. ЛМ смекнул фишку одним из первых. Не денег он попросил у чиновников, а заказа государственного. За огромный заказ обещал не просто отгрузку продукции и откаты чиновникам, что по тем временам было делом обычным. Он обещал завод компьютерный построить, и не хуже, чем в Силиконовой долине. И долькой с государством поделиться. И все это без единой копейки государственного финансирования. Только заказ, заказ дайте! Дали. Невиданная инновация принесла невиданный же и успех. В общем, остались Леонид Михайлович и Россия крайне довольными друг другом. И стали они с тех пор жить-поживать да добра наживать. Царство расейское нажило 20 % в новом заводе, да налоги в казну государеву, да компьютер русский исконный, без единого гвоздя сколоченный, да чувство гордости национальное, которое в деньгах не меряется. А добрый молодец Леонид Михайлович нажил остальные 80 %. Пожизненный государев заказ, оборудование дорогущее, недвижимость московскую и заморскую, яхту океаническую, счета заграничные и гражданство басурманское на случай непредвиденный. Много воды утекло с времени того легендарного. И назвали потом книгочеи заумные историю эту сказочную частно-государственным партнерством с элементами инноваций, модернизации и боевого патриотизма.

Краткая история успеха шефа пронеслась у Алика в голове, пока он закрывал дверь начальственного кабинета. Восхищение ловким пройдохой и предчувствие большого куша распирали легкие.

«Все-таки ЛМ гений, – думал Алик, шагая по извилистым коридорам конторы. – Вытряхивает из этого гребаного государства деньги, как мелочь из свиньи-копилки. Два с половиной миллиарда, два с половиной! И они будут ему еще и благодарны. Потому что не тырит тупо, как другие, не рвет бабки государевы в офшор при первом же шухере. Дело делает. Показать есть что, да еще и долю малую откатывает. Спокойно с ним, безопасно, весело, а главное, надежно.

Тем не менее эти два с половиной миллиарда надо было еще освоить. Двести лет назад люди осваивали Америку и Сибирь, а на долю Алика выпало осваивать денежные потоки. Освоить два с половиной миллиарда за месяц до конца года – это тоже своего рода подвиг, по крайней мере интеллектуальный.

Алик зашел в кабинет, попросил у секретарши кофе, закурил сигарету и принялся размышлять: «Итак, что мы имеем? С одной стороны, два с половиной миллиарда, выделенных в виде субсидии на модернизацию, инновации и еще черт знает что. Это, безусловно, плюс. С другой стороны, за них надо отчитываться, и отчитываться быстро, через месяц почти. Это минус. Наклепать компьютеров, микросхем и т. п. – не успеем чисто физически. Да и кому они нужны, много на них не спилишь, а откаты в таких делах подразумеваются немаленькие. Не вариант… Купить оборудование? Лучше. Хрен его знает, сколько это оборудование стоит, цену можно завысить существенно. Одна беда – ну не нужно уже никакого оборудования, цеха уже скоро от него лопнут. Не вариант. А что, если учредить что-нибудь грандиозное, какую-нибудь фигню такую по поддержке инноваций, модернизации, научных разработок и т. д. – такой некоммерческий фондище, за все хорошее и против всего плохого. Да и запульнуть туда два с половиной миллиарда. Теплее… теплее… Но не пойдет. Уж больно липой пахнет, обосрутся чиновники под такую тему бабло выделять. Даже за долю обосрутся. Что же делать? Неужели нельзя ничего придумать? Да нет, это невозможно. Вот они, бабки, нагнись и возьми. Только надо голову включить. Ну же… ну же… Это же я, я, Алик всемогущий, интеллектуальный терминатор, крупнейший специалист по хитрожопым схемам, прогонам, отгонам и выгонам. Ну же… ну… давай. Если не придумаю, на помойку меня надо, в мелкие чиновники, в лизоблюды корпоративные, в «Единую Россию», нет, хуже, в «Справедливую». Оборудование – нет, фонд – нет, компьютеры – нет. Что? Что еще? Что?..»

Алик сидел, обхватив голову руками. Лицо его покраснело, в пепельнице дымились полузатушенные бычки. Во взгляде сквозило безумие. Неожиданно зазвонил мобильный. Погруженный в себя, Алик не сразу услышал звонок, а когда услышал, коротко взглянул на надрывающийся телефон. На экране всплыла странная аббревиатура, Андребан звонит. В голове у Алика мелькнула какая-то мысль. Мысль явно была связана с миллиардами и загадочным Андребаном. Поймать мысль он не успел и совсем уже было собрался выключить мешающий телефон, даже потянулся пальцем к красной кнопке… но в последний момент передумал и нажал на зеленую. Андребан означало: Андрей – банкир.

– Привет героям пилы и хай-тека. Как жизнь, Алик?

– А почему пилы?

– Потому что пилите.

– Не, мы не пилим, мы рубим.

– Капусту?

– Хорош подкалывать, банкиров мы рубим, которые работать мешают.

– Ну, тогда я коротко: деньги есть?

– А чего, совсем фигово, банкротиться собираетесь?

– Да ты что! Тьфу, тьфу, тьфу. Банкротство у нас по бизнес-плану через год после продажи иностранному инвестору, то есть года через три. А сейчас, сам понимаешь, конец года, физики кредиты гребут мешками, баланс красивый делать надо. Капитал уже на пределе, увеличивать собираемся. Короче, возьму дорого, отдам в феврале. Я знаю, вы же бюджетники практически, вам в декабре Дед Мороз столько мешков с баблом накидает, не будете знать, куда девать…

Андрей говорил еще какие-то слова, хохмил, уговаривал, источал непоколебимую уверенность в завтрашнем дне, но Алик его не слушал. Что-то он такое важное сказал. Очень важное. Что-то, связанное с освоением миллиардов. Что-то… И тут его осенило.

– Стоп, – приглушенным от волнения голосом сказал он. – Ты где сейчас?

– В лавке сижу, баблом жонглирую, где ж мне еще быть-то.

– Денег, значит, хочешь?

– Хочу, конечно.

– Тогда сиди на месте, жди. Буду минут через сорок. Поговорим.

Офис Магаданпромбанка находился, как ни странно, не в центре солнечного Магадана, а посреди серых арбатских переулков в Москве. С другой стороны, ничего удивительного, схема известная. Купят лихие московские банкиры мелкий региональный банчок, вся ценность которого и состоит лишь в лицензии, откроют представительство в Москве, соберут с зажравшихся столичных жителей миллиардов дцать рублей, запульнут их в какой-нибудь лучезарный офшор. Попутно обналичат и выгонят за кордон пяток-другой миллиардов долларов и тихо отойдут в мир иной: иногда в фигуральном (сладкая заграничная жизнь в теплых странах), а иногда и в буквальном (кладбище, крематорий, Бутырская тюрьма) смысле слова. Это смотря кому и сколько заносили, ну и от везения, конечно, зависит сильно.

Магаданпромбанк как будто бы укладывался в эту схему. И купили его лихие банкиры за три копейки, и денег со столичных жителей собрали немало. Но тут неожиданно в государстве случилась потребительская вакханалия на почве растущих нефтяных котировок. И стали людишки брать кредиты задорого и, что самое удивительное, отдавать их тоже стали. Короче, поперла фишка. И превратились бывшие лихие банкиры в просто банкиров, уважаемых и полезных членов общества, честно зашибающих свою ростовщическую копейку.

Главаря уважаемых банкиров звали Андрей Маратович Куличик. Рослый, чуть рыхловатый молодой человек лет 35, голубоглазый блондин, под два метра ростом, с лицом, в котором парадоксальным образом совмещались черты и древних викингов, и еще более древних евреев. Взгляд у него был пиратский, а улыбка детская. Женщины его любили, мужчины хотели с ним дружить. Андрей Маратович встретил Алика как дорогого гостя и уважаемого клиента в приемной, проводил в кабинет, организовал кофе и начал расспрашивать о жизни:

– Здравствуй, здравствуй, дорогой Алексей Алексеевич. Как жизнь молодая бюджетная? Все жируете на модернизации? Как вам новые веяния в Министерстве связи?

– Веяния новые, а связи старые, так что живем помаленьку. Вы тоже, я смотрю, не тужите.

– Мы не тужим, мы тужимся, из последних сил тужимся детишкам на молочишко копеечку заработать. Пашем с утра до ночи, света белого не видим. Ты же знаешь, мы банкиры рыночные, розничные, а розница – это тяжелый кусок хлеба. Это не…

– Ага, я прям ща расплачусь… – притворно всхлипнув, сказал Алик. – Любите ли вы розницу? Любите ли вы розницу так, как люблю ее я? Люди, львы, орлы, куропатки – все берут потребительские кредиты. Вы любите себя в рознице или розницу в себе? И вообще, любите ли вы в розницу или в розницу любят вас?

Он патетически продекламировал эту бредовую компиляцию из русско-советской классики, не выдержал и заржал. Смеялся и Андрей. Ритуальный танец банкира с клиентом подошел к концу. Пора было переходить к делу.

– Ты что-то говорил о деньгах? – отсмеявшись, как бы между прочим спросил банкир. Процесс торговли начался, уступать нельзя было даже в малом.

– Я? – удивился Алик. – Я – о деньгах? Да нет вроде бы. Это ты о деньгах говоришь постоянно, профессия у тебя такая. Ну, вспоминай, час назад ты мне позвонил, спросил, есть ли деньги, да вот у меня и на мобильнике твой звонок есть. Показать?

– Вот нудный ты, Алик. Ну хорошо, я говорил о деньгах. Чего к словам-то цепляться?

– Я не цепляюсь. Я за точность формулировок. Говорил и говорил. Говори.

– Чего говорить-то?

– Не знаю. Чего хотел.

– А, ну да. Так вот, о деньгах. Деньги нужны до февраля.

– Много?

– Чем больше, тем лучше, от миллиарда до трех.

– А зачем?

– Ну ты же видишь, как мы растем. ЦБ лютует, капитал опять наращивать надо, а бабки все в деле крутятся, и то надо объяснять, откуда они у нас взялись. Вот сейчас на заемные и нарастим до десятки, а в феврале кредиты вернутся, так своими и заменим.

– А чего инвестора не привлекаете? Продайте дольку процентов в двадцать, и будет вам счастье. Я слышал, к вам очередь из фондов стоит.

– Да потому и стоит, что хитрожопые они очень. Знают, что вырастем за год в два раза, вот и хотят деньжат по-легкому срубить. Ну их в задницу, жопокрутов.

«Если слово «жопа» стало так часто употребляться, значит, Андрей не на шутку возбудился, о деньгах переживает, бедолага, жадничает, – подумал Алик. – Клиент созрел, пора было наносить удар». Пора? Пора!

– А что, если наша контора станет вашим акционером, миллиарда на два с половиной?