Посох в цвету. Собрание стихотворений
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Добавить отзывДобавить цитату
Посох в цвету. Собрание стихотворений
XLIV
Встреча
В стекла кареты твоей заглянулиСолнцеподобные желтые ликиИ, лепестками качая, кивнули, —И на шелку перекинулись блики.Ты пробудилась, ты вздрогнула. МигомОкна спустила и поле вдыхала…И, отвечая подсолнечным ликам,Белым платочком приветно махала.Встретилась в тряской телеге молодка.Барышню мимо, дивясь, пропустила.Стан над подсолнухом выгнулся четко.Желтую голову ловко сломила.XLV
Наши тени на снегахЗакачались, закивали.Месяц – в бледных кружевахЛик утонченной печали.По межам бурьян горитПереливными огнями;Вдалеке как бы виситЛес застывшими клубами.Мы восходим на бугор,Где сугроб завился башней.Продолжаем разговор —Неоконченный вчерашний.Месяц в тонких кружевахМудрый череп преклоняет,И признанье на губахТак красиво замерзает.И когда мы разошлисьКаждый с чуждыми мечтами,Наши тени обнялисьИ кружились над снегами…XLVI
Старые девушки
I
Повесть немая о тягостной страдеЖалко загубленных дней —Осеребренные белые прядиВ пышной прическе твоей.Выпала чаша из рук золотаяИ, убегая, звенит…В дрожи пугливой руки прочитаю:«Кто позабыл – позабыт».Тайны коснусь я, тревожный и чуткий;Что не прочту – допоютГолуби пленные с пестрою грудкой, —Девичьей спальни уют.Жгучей пустыней Египта святогоВспоена горькая трель.Нежно воркуют, – и тайна былого —Как золотая свирель.II
Ты любила стихи и была горбатая.Были резкие тени на желтом лице.И часто мечтала ты, с тайной усладою,О бале блестящем и жемчужном венце.Ты днем закрывала ставень скрипучий,Жалобно читала, запрокинув чело;Вдруг голос твой крепнул и лился так жгуче,И рука поднималась, дрожа как крыло.А мы шли к окошку подсмотреть, поглумиться,Ловили сквозь щели обезумевший глаз…Но все же ты пленной казалась царицей,И наш смех срывался, фальшивил и гас.И, бывало, мы видели в ночи грозо́вые —Появлялась ты белая на ветхом крыльце;И казалось: ты вышла под зарницы лиловыеС блестящего бала в жемчужном венце.XLVII
Номер тринадцатый – наша каюта:Нам хорошо, но и жутко…Мы так смеемся, так веселы, будтоВовсе лишились рассудка.Мы обручальные кольца снимали,Надписи в кольцах читали;В бледном, тревожном раздумьи смолкали,Мысли, как чайки, летали…Вышли на палубу. Ветер порывомРвал наши речи на клочья.Белый платок в исступленьи красивом…Плакали синие очи.Ждали отрады… великого чуда!Волны все выше вставали.– Номер тринадцатый ваша каюта, —Пенясь, нам злые бросали.XLVIII
Мышь ворвала́сь к нам летучая,К белому платью заманена…Вот и дождался я случая:Жутью ты в сердце ужалена!Звякнет у люстры… По зеркалуВдруг соскользнет – и замечется!В сумраке сладостно меркнулоБелое платье прелестницы.Низко над грудью взволнованнойЦепкие крылья проносятся…Сердце забьется по-новому, —К новому сердце запросится!XLIX
У себя
Я не знаю лучшего:Сумрак голубой,Лунный трепет ТютчеваЛьется под рукой;Золотыми косамиЗаплело окно;И шумит березамиВетер про одно, —Про одно, забытое,Что нельзя забыть,Про одно, изжитое,Что нельзя изжить…И ласкаю пальцамиЛунные листы.И в тени за пяльцамиУлыбнешься ты.L
Голубятник
Когда в закатный час, к лазури,Над сизой головой твоей,Ты бросишь к небу голубейИ смотришь вверх, глаза сощуря,На осветленный хоровод,А с колоколен позлащенных,Как в медь, в сердца неутоленныхГудящий колокол забьет,И тряпка белая взовьетсяНа палке в старческих руках, —Я мыслю: все пройдет как прах,Но этот вечер помянется…Пусть немы рабские уста.Твоя молитва, в плоть одета,На белых крыльях, в струях света,Кружа, взлетит к Нему – туда.LI
Апрель
Лазурные цветы по зыби облаков,С отливами то жемчуга, то стали,Сырые ветры резво гналиОт южных берегов.Размытым логом буйно убегалиДубовые листы, виясь до облаков.И вешний день, то светел, то суров,Играл кинжалом вороненой стали.Резнет клинок, внезапен и суров, —И прячется в ножны, чтоб снова расцветали,Росли и множились, плелись и убегалиЛазурные цветы над сучьями дубов.И там, где синие гирлянды расцветали,Курлыкая под зыбью облаков,Как буквы двух божественных стихов,Равнялись журавли и рифму окликали.LII
Капал дождик с шатких веток,А уж звезды просияли,Беглым тучкам напоследокЛаски тайные шептали.Что́ шептали, что́ открыли,Не слыхать в моей лощине, —Но светлее тучки плылиЧерез свод сафирно-синий.Но как знак – как знак ответный —Длани тонкие металиИ, облекшись в саван бледный,Улыбались – умирали.LIII
Зеленя разбегались, струились,Справа, слева, – далеко, далеко…И я видел, как былки молилисьРасцветающей Розе востока.Замирали, прилежно склоняясь,Повторяли тропарь хвалебный,Призывали на хрупкую завязьДождик ласковый и целебный.И о росте молились безбольном,О подъеме над матерью черной,Чтобы колос развился привольно,Чтоб налились янтарные зерна.О кончине покорной гласилиПод косой, чьи размахи велики…И от Розы небесной сходилиНа склоненных святые языки.LIV
Белые строфы
Небо заткано мелким узором, —Облака высоки и недвижны.Будто лилия, солнце за нимиХрупкой чашей сквозит и мерцает.Забурело поблеклое жнивье.Зеленеет и стелется озимь.И порхающий ветер лепечетОднозвучные белые строфы.Разыгрались грачи. Ниспадая,Загудят, словно рокот прилива,И поднимутся снова, и реют,На невидимых волнах качаясь…Мнится, будто сижу и гляжу яВ мой альбом, где все лица – родные,Под наивной гравюрой, старинной,Одноцветной, как серое небо.LV
В лесу
I
Утро раннее в красных огнях.Серебром и румянцем сугробы горят,И в еловом лесу, на тяжелых ветвях,Ледяные мечи в переливах дрожат.Улыбается лес, зачарованный,Сном окованныйНа заре искрометного белого дня.Темносиние тени кругомПолегли неподвижной зубчатой каймой.У опушки, скрываясь густым лозняком,Волчий след потянул… Вот другой.И в лощину два следа спускаютсяИ сплетаютсяИ бегут, хоронясь от стрельчатых лучей.Отгорая, тускнеет восход.Слышен по лесу звучный топор:Рубят старую сосну, и глухо поетПохоронную песню встревоженный бор.Вьются вихри, как духи бесплотные,ПерелетныеНа заре ослепительно-яркого дня.II
Оттепель. С длинных сосулек сбегая,Капля за каплей бежит, напевая.Серо и сыро. В косматом лесуГулко рокочут высокие кроны.Смутно пророчат, – и нежные звоныВ сердце больном я покорно несу.Эти печальные, сладкие звоны…Жалобный крик пролетевшей вороныИ безнадежная зелень хвои!Оцепенение и содрогание,Жизни прощение, смерти лобзание, —Лед, – это слезы твои!LVI
Виноград
Я насаждал виноградные тонкие лозы.Я поливал их, роняя любовные слезы.Зыбкие листья тихонько руками колебля,Я выпрямлял, воздвигал побледневшие стебли.С жаром и холодом бился, – прожорливой птицеСтавил силки, и капканы лукавой лисице…Диво ли в том, что теперь, упоенный струею,Сплю и царицу мою обнимаю мечтою?Диво ли в том, что мой хмель так разымчив и светел,Что виноград за любовь мне любовью ответил?LVII
Образы любимые, что сердце перетрогало,Измололись жерновом, потеряли связь.Я с руки взволнованной отпускаю сокола,Я застыл, Восходу алому дивясь…Вот он стаю гонит, высоко заброшенный.Знал я этих томных, лживых лебедей!Старая лебедка падает, подкошена,Мертвая покоится на груди моей.Выше взмыл стремительный, тучами овеянный.С птицей-Рок схватился. Птица-Рок страшит…Побеждай, о сокол, сердцем возлелеянный,Кровью лучшей вспоенный – кровных обид!И глаза смежаются, солнцем ослепленные…Там под жгучим оком вершится бой!И завяло сердце, мукой пораженное,И маню заступника – мертвой рукой.Уединенный дол
Вторая книга стихов
М.: Мусагет, 1914
Далекий брег
I
Медальоны
Цикл сонетов
1
Святой Франциск
Когда я пал так безнадежно низко,Что взор Христа страшуся повстречать, —Хочу рукой слабеющей достатьДо ризы бедной нежного Франциска.Так тленный глаз от солнечного дискаК его лучам спешит перебежать;Когда – в разлуке – милой не обнять,Так сладостна – любовная записка.Друг нищих душ, о младший брат Христов,Ты не забыл ни пташек, ни волков,Скитаясь меж бездомных лаззарони;И даже злую плоть, что распинал,В предсмертный час улыбкой ты ласкал,Соединив пронзенные ладони.2
Мильтон
Как сладко грезить мне, что, вспенив море,Я посещу туманный Альбион,Где состязались мудро виг и тори,И даже бури ведали закон!Мечтать в ночи о важном разговореВестминстерских часов, – услыша звон, —И о гробнице в лавровом уборе,Где имя гордое прочту: Мильтон.А ниже: Бард, или еще: Свобода.И ясен мир заморского народа,И как приближен дальний этот край!Бестрепетный, железный пуританин,Я верую в твой возвращенный рай,Где даже дух твой – вечный Англичанин.3
Паскаль
На лоб твой геометра полагаяВенок из терний, – вещую печаль,Смиряясь, умирил ты, Блэз Паскаль!Пусть бездны зев грозит тебе, зияя, —Пронзенная Десница всеблагаяКоснулась глаз твоих, и дальний ГральПровидел ты и лобызал скрижаль,Еще горящую огнем Синая.А в час отдохновений и победВручал тебе свой циркуль Архимед,И дух живил предвечный Архитектор;Склонясь к листу, ты числил и чертил,Но под пером твоим малейший секторО таинстве распятий говорил.4
Сведенборг
Едва теснины дольние расторгТвой жгучий глаз и в далях безымянныхВитал, – скажи, избранный от избранных,Кто о тебе подъял последний торг?Кто, охмелевший бездной Сведенборг,Встречал тебя на скалах первозданных, —Денница ли с изгибом уст желанных,Сулящий в дар свой ледяной восторг?Как отвечал ты Князю искушений,Воздвигнутый горе, к иным кругамВ обители лазоревых видений?Но голос твой, завещанный векам,Звучит темно и глухо о святыне,Как колокол, затопленный в пучине.5
Калиостро
Спеша из края в край в раскрашенной карете,Как кожу гибкий змей, меняя именаИ жесты важные, – Маэстро и жена,Лоренца лживая, несутся к дальней мете.Великий Кофта ли в пурпуровом берете,Граф Феникс в бархате, – быть может, Сатана? —Он сыплет золотом и зельями, – онаГлазами жгучими влечет в иные сети.И золото всех стран за райский ПентагонРекой стекается и, нимбом окружен,Ты – чудо сам себе, волшебник Калиостро!Но, чу! рожок звенит… Толпа ливрейных слугСнует бездельная… И мчит тебя, сам-друг,Карета шестерней, малеванная пестро.6
Бальзак
Огромный Оноре! плечом циклопаПокорно принял ты, как дар от муз,Седых камней неизреченный груз,Отторгнутых могуществом потопа.Ты храм воздвиг, – но дряхлая ЕвропаЗмеей бежит пророчественных уз:Богам из глины молится французС позорным сладострастием холопа.До наших дней непонятый чудак,Как хороша твоих созданий свита:Ведун Ламберт и томный Растиньяк,И лик свирепый красного бандита!Но слаще всех, возвышенный Бальзак,Твой андрогин крылатый – Серафита.II
Орлы
Где будет труп, там соберутся орлы.
Матф. 24, 28; Луки 17, 37На бледный труп от льдистой мглы,С бесплодных гор, ширяя, канутШироковейные орлыИ, веки приподняв, заглянутВ безжизненный зрачок… И вот,Пророча воскресенье персти,Орел седой, ярясь, клюетИз окровавленных отверстий.Глаза, что в грозный день Суда,Восхищены от пасти орлей,Уж не померкнут никогда, —Скользят в ненасытимом горле.И ждут косматые орлыОбряда темного свершенье;Глядят, нахмурены и злы,На первое преображенье.Их дрогнут крылья, чуть старикВонзит меж ребер клюв согбенный,И горд и буен будет клик,Когда из груди вожделеннойУжасный повлечет комокИ когтем над орлами вскинет,Да клюва алчного не минетПустой бессмертного чертог.III
Памяти Н. Ф. Федорова
1
С каким безумием почтил ты человека,Как жутко высоко ты длань его занес,Ты, вещий и святой старик-библиотекарь,Кротчайший из людей и повелитель гроз!В убогой комнате, зарями золотыми,Когда Москва спала, а Кремль был нежно-ал,Листы дрожащие, непонятый алхимик,Реченьем пурпура и крови покрывал.Как зыбким ладаном, овеянный отцами,Сын человеческий, сыновством ты болел;И выкликал, трубя над горными мирами,Аскет и праведник, – бессмертье грешных тел!2
Заставка
Высокий серый крест… У мшистого подножьяЖелтеет тускло шар на скрещенных костях.Вдали – гряда холмов. А сверху: Нива Божья.Славянской вязию гласит поблеклый стяг.Адамов череп там возник из бренной персти,Но в ужасе глазниц подъята тьма гробов:Так когти льдистые владычной древней смертиЕще свирепее под молотом веков!Эдема бедный Царь, на дне времен не ты ли,Как божий сын, сиял в безгрешной наготе,И то тебя – Тебя – нагого пригвоздилиТвои сыны, вверху, на сером том кресте?… А там холмы, холмы… И сверху: Нива Божья,Вписал Неведомый на полинялый стягИ опочил, припав у серого подножья,С нетленной лилией в хладеющих перстах.IV
Гимн предкам
То верно был монарх, кто взора жадной тягойТарпана дикого сдержал привольный лет;Чей клич, как первый конь, носился пред ватагойИ заклинал, грозя, и в дальний звал поход.Нагой среди нагих, седым крылом орлинымХолодный блеск чела по праву оттенил;И первый тот венец за первородным сыномКопьем жестоких битв, не дрогнув, закрепил.То верно был пророк, кто на костер гудящий,Кудрявый, радостный, юнейший из костров,Пролил всю кровь свою и, бледный, пал средь чащи,Как жертва сладкая для трапезы богов.Любовь вам, пращуры, чьи трепетные жилы,Как узы строгие, на хаос налегли,А сердца рдяный угль и чресл слепые силыВещали тайну солнца и земли.И это был поэт, кто в темном реве ветраЛовил крылатую души своей печальИ звуки первые размеренного метраОдни, свистящие, любил в тебе, пищаль;Кто в шее лебедя провидел выгиб лиры,В кудрях возлюбленной искал поющих струн;Блуждая по горам, на красные порфирыВрубил, восторженный, сплетенья первых рун.И это был поэт, кто крик любови жгучейБросал одним волнам песчаных береговИ слушал перезвон дождя, смеясь под тучей,И руки простирал за трубами громов.О, пращуры, когда внимаю бури ропот,И злоба вьюжная кружит отмерший лист,Мне будто слышится набегов буйный топотИ тяжких ваших стрел неверный, резкий свист.Не вы ль проноситесь, овеянные мглами,Будить и влечь сынов к невиданным огням,Чтоб кровью жертвенной и гулкими струнамиВаш дух живой отдать иным векам?V
Ковыль
Где только плуг пройдет, ковыль, волшебство степи,Развеется, как серебристый дым;И дикая страна немых великолепийОтступит вглубь, за пастырем своим.С печальным рокотом встревоженные волны,За валом вал, спеша, прольют гурты;Верблюдов проплывут чудовищные челны,Качая рыжекосмые хребты.И косяки коней сомкнет гортанным кликом,Арапником над головой свистя,Широкоскулый всадник с медным ликом,Родных степей любимое дитя.За пыльным облаком, без дум и без желаний,Исчезнет, как непонятая быль;И, уходя, свернет ковры бесценных тканей, —Жемчужный и серебряный ковыль.VI
Тучи
Есть тучи бурые, как стая злых гиен,Косматых, мстительных и никогда не сытых,С промозглым холодом струящих гробный тленСвоих дыханий ядовитых.Они приходят в дни грозой чреватых лет,Когда разгул стихий так хмелен и беспечен,И ливень, брошенный для варварских побед,Поникшими полями встречен.Они приходят к нам, когда, в закатный миг,Лиловый тусклый диск из щели косо глянетИ в лужи кровь прольет, презрителен и дик,И в бездну дымчатую канет.Тогда-то, с севера, на пепельный покровНежданно ринется, друг друга обгоняя,Ватага желтая с оскалом злых клыков,На бой развернутая стая…В торговой слободе, по суетным делам,Тоскующий, я жил, сжигая дни за днями;Средь жадных прасолов трактирный слушал гам,Смеясь за водкой и груздями.Касанья цепких рук, делецкий разговор,Развинченный орган и этот дым зловонный, —Весь кем-то для меня придуманный позор, —Я нес, холодный, непреклонный.А вечером глядел сквозь потное окноНа небо сизое, на жидкий луч закатный,На скачку бурых туч, и было мне даноРаскрыть их символ непонятный.Они бегут туда, где бурно зло прошло,Где все ненастьями убито или смято, —Гиены жадные, – и правят ремесло,Им предназначенное, – свято.VII
Порвался мертвый полог забытья:Внезапный ужас сердце ускоряет.Виски стучат… – Зачем я здесь? Кто – я?И чья игра из бездны забытьяМеж этих стен, как кость, меня бросает?С игральной костью сопряженный духВосстал, дивясь… И были непривычныТень головы, руки и светлый кругНа потолке. И чуждо резал слухГудящий бой часов, как зов иноязычный.Да, – я летел… Я пережил позор…Рука у сердца, ослепленный взор,И стыд пылал, как факел, на ланитах.Склоню колена… Мягче – на ковер.И глажу перья крыл моих разбитых.А там?.. Бессилен мозг. Душа молчит.Разбились, выпали божественные звенья.Я перья глажу… Нет, крыло не полетит!Лишь маятник из глубины стучит,Да серым пеплом сыплется забвенье.VIII
Мой хранитель в орлянку играл,И высоко меня он метал.Выше гор, и лесов, и озерПоднимался я, весел и скор.– Будь орел! – он вскричал и замолк;А другой усмехнулся, как волк.Выше гор и озер я летел,Ярче солнца в лазури горел.– Выбирай. Обретаешь ты властьВозлететь, устоять или пасть. —И я – стал… Размышлял… И стрелойПадал ниц, повлеченный землей!И хранитель в смущеньи поник,Побледнел затуманенный лик.А другой взял суму, развязал,Горсть открыл и бездумно мигал.IX
Когда Господь метнет меня на землю, —Как кошка блудная о камень мостовойУдарюсь когтем я и гневный вопль подъемлю;И, выгибаясь жилистой спиной,Гляжу к Нему: с улыбкой наблюдаетМой жалкий вид Господь – и, сумрачен, бреду…Потом кричу: «Ты прав! Душа моя пылает!Ты прав!» – кричу в молитвенном бреду.И смотрит Он. Рука Его подъята,И я бегу, и на руки ЕгоБросаюсь, и ложусь так беззаботно-свято;И гладит Он меня, лаская: «Каково?»X
Водопад
О Mort, vieux capitaine, il est temps! levons l’ancre!
Ce pays nous ennuie, ф Mort! Appareillons!
BaudelaireО волны хмельные, о сосны вещей дремы,Хоругви строгие зубчатых мудрых елей!Грозящий гулкий смех, воркующие громыЗеленых рокотов, алеющих веселий!Ты, книга бурная псалмов, от века петых,Меж скал раскрытая на древнем аналое,Склонись к призывам рук, молитвенно воздетых,И погаси в груди смятенье роковое…А нет – благослови на путь к безвестным странам.Прыжок слепой тоски оплачьте, волны, пеньем;И, буйные, опав над телом бездыханным,Пролейтесь благостным заоблачным виденьем!И, прилетев, ту песнь подхватит хор метелей,Помчит к горам, кружась от сладостной истомы…О, волны хмельные, о сосны вещей дремы,Хоругви строгие зубчатых мудрых елей!XI
Бескрайный путь
Сонет
Полярными пионами венчана,Пирует твердь над бледностью снегов,Над башнями лазоревых дворцовУ берега холодного Мурмана.Узывный бубен древнего шамана,Утишь круженье огненных духов!Олени ждут, и самоед готов, —И белая приветлива поляна.Бескраен путь, а нарты так легки!Мне к небесам, играючи, снежкиПодбросить хочется, – но уж возницаЗаносит жердь… Ветвистые рогаКачаются, – и мы летим, как птица,Взметая вихревые жемчуга.XII
Искатели
Вам по плечу и, знаю, нуженЧудовищный и тяжкий шлемИ трубка гибкая, – затем,Что вы – искатели жемчужин.Зовут, манят во мглу пучинВолшебства зарослей пурпурных,Лилеи в известковых урнахИ сангвинический дельфин.Морской конек на ваше пламяКруглит, дивясь, беззубый рот;Звезда заденет и падетИ слабо хрустнет под ногами.И золотистых рыб играОвеет вдруг, как лист осенний…Но уж, виясь из клуба теней,Плывет змея… Пора, пора!Под грузом непосильной тягиВы рветесь ввысь – к земле родной.Любовь владычицы морскойНе вам – лукавые бродяги!Руно червонное кудрей,Томящий хвост осеребренный,И лучший перл – тоски влюбленнойИз бледно-голубых очей —Тому, кто, с тайной грустью дружен,Приплыл к ней бледный – наг и нем…Он презрел этот мудрый шлем,Вы, похитители жемчужин!XIII
Я не искал крутых дорогНа обездоленные скалы;Их очерк был так дивно строг,Мои шаги – так скорбно малы!От глетчера поток бежалИ пенился, и голос гневный,Ударясь с кручи, разрывалРучьев долины хор напевный.И в огненных лучах, зардев,Свергались, ухая, лавины;А гром гремит, как ярый лев,Гремит и бьется о стремнины.И чей-то исступленный лет,Свой путь означа буреломом,Безмерной скорбью сотрясетСтолетний лес вослед за громом…Мне не искать святых дорогНа цепенеющие скалы,Где на заре глядится БогВ золотосиние кристаллы.XIV
Как столб, иссеченный в горах, один, затерянУ нисходящего пути,Приказу древнему самозабвенно верен,Я не могу сойти;Я не могу сойти в роскошные поляны,Где труд и пир людской,Где нивы спелые грустят благоуханны,Когда спадает зной.И странен я и дик для вас, бегущих мимо, —Посмешище и грех, —Но сердце темное мое неуязвимо,Сокрытое от всех.Лишь тот один, кто здесь меня оставилИ пригвоздил пяту,Тот ведает, что, – против ваших правил, —Я на моем посту.XV
Не люби на земле ни леса, ни луга заливные, —Над полями, над бором люби монастырские главы;Темносиние главы и звезды по ним золотые,Колокольный отгул и седины затворника-аввы.Припечатанный лаптем, на звоны бегущий проселок,Где в железах поет юродивый, алкающий боли;И, белея платками, присела толпа богомолок,Распуская узлы и грустя про земные недоли.И над озером тихим, где тянутся братские тониИ огромными хлопьями падают белые птицы,По-над рокотом пенистых волн, в опрозраченном звонеТы услышишь серебряный голос Небесной Царицы.XVI
Христова невеста
Хрусткой ночью путь-дороженька ведет,Хрусткой ночью глаз Лукавый не сомкнет.Ты иди, моя смиренница, иди,Ничего, душа, не бойся и не жди!Льдистой ночью исчисляются дела,Льдистой ночью закаляется стрела.Непорочная, иди себе да пой —И жива пройдешь под вражеской стрелой.Синей ночью сопрягаются пути, —Синей ночью, одинокая, иди.А увидишь если беса под кустом,Огради себя ты Стасовым крестом.Чуткой ночью замыкается кольцо,Чуткой ночью открывается лицо.Ах, не нужно бы, не нужно бы кольца,Все идти бы без оглядки, без конца!Чтоб тропинка да за горы поднялась,Через звездные узоры повелась…Зоркой ночью путь-дороженька ведет,Зоркой ночью глаз Лукавый не сомкнет…XVII
Скиты
Они горят еще – осколки древней Руси —В зубцах лесной глуши, в оправе сизых вод,Где в алый час зари, распятый Иисусе,Любовный голос Твой и плачет и зовет.Чуть из конца в конец неизречимый клекотНебесного Орла прорежет сонный борИ сосен мачтовых ответит струнный рокотИ запоет в груди разбуженных озер;И, за свечой свеча, разверзнут очи храмы —Кругом у алтаря, как черный ряд столпов,Сойдутся иноки, торжественны и прямы,Сплетать живую сеть из верных тайне слов.Там старцы ветхие в священных гробах келий,Где дышит ладаном, и воском, и смолой,Уж видят кровь Твою, пролитую сквозь ели,И воздвигают крест иссохшею рукой.И в алый час зари, распятый Иисусе,Как голос Твой томит и манит и зоветРазрезать плен сердец – к осколкам древней Руси,К зубцам лесной глуши, к оправе сизых вод,К сиянью алтарей и чарованьям строгимСтихир таинственных, чтоб сетью властных словЖемчужину любви привлечь к сердцам убогимИз царства розовых и рдяных облаков.XVIII
Старцы
Волы священные – Иосиф, Варсонофий, —Глубоко взрезали вы скитские поля.И белый – тих и благ, а сизый – тем суровей,Чем неподатливей заклеклая земля.На жесткий ваш ярем, два сопряженных брата,В лучистом трепете нисходит крестный знак;И с ликом огненным божественный ВожатыйК отцовым пажитям ведет ваш мерный шаг.Две кельи связаны объятьем низких сводов,Две дружные сестры у нежно-алых врат;Их окна зрячие, презрев дрему и отдых,В седую мглу ночей без устали глядят…Глядят на дремный бор, что глуше все и старей,На перегиб тропы, завитой меж стволов,Где тихо шествуют Амвросий и МакарийПрозрачной радугой в лиловый сон снегов.XIX
Икона
Я не один, когда с таинственной иконыПредтеча Господа, Архангел окрыленный,Глазами дикого, пустынного орлаГлядит, пронзительный и острый как стрела,И в согнутой руке, глася о грозном чуде,Подъемлет голову кровавую на блюде.Хладеют сумерки, и желтый вечер строг.Из скал зазубренных, опоры смуглых ног,Кривится тощий куст, а у корней, под древом,Секира брошена, отточенная Гневом,И свиток выгнулся, как разъяренный змей,Готовый броситься в сумятицу людей.Я не один, когда с крылатым ИоанномЯ, духом пробудясь, пою о несказанном,И в тихие часы мне, как своя, близкаМеж скал гремящая пустынная тоска,И пальмы стройные, и волны Иордана,Где, верую, моя запекшаяся ранаТобой омоется, а перст укажет твойВдали Идущего с поникшей головой.На лоне родимой земли
И распяты копны крестами старинными
На лоне родимой земли…
I
Ударил гром. В ночи бездонной,Раскрыв пурпурные глаза,На колеснице окрыленной,Как фурия, летит гроза.Там – треск осей и ржанье коней,И бледных грив слепящий взлет;Здесь – шелест листьев на балконеИ в сердце – жути тонкий лед.Что ты несешь родимым нивамПод громыхающей пятой,Сердцам унылым и пугливым,Царица ночи боевой?Ломящий вихрь? Кристаллы градин?Огонь, что нищий дом сожжет? —Дать сок от лучших виноградин —Довлеет сердцу в свой черед.Авторизация