Германия. В круговороте фашистской свастики

ПАРТИЯ МАССЫ[1]

Что такое Гитлер: проселочная тропинка германской истории или ее генеральный тракт? Что такое национал-социализм: мыльный пузырь безвременья – или гром, загремевший с исторических небес?

На этот вопрос ответит история. Материалы для ответа растут и множатся на наших глазах. Интересно и поучительно следить за ними и за их накоплением.

Прежде, в довоенные времена и в XIX веке, не бывало примеров столь бурного роста, столь молниеносного массового успеха политической партии. В 1919 году в Мюнхене меблированные комнаты Розенбад оказали приют первым собраниям «немецкой рабочей партии»; на этих собраниях заседало семь человек, считая самого вождя. А в 1932 году на президентских выборах Гитлер собрал свыше 13 миллионов голосов. Число членов партии достигло миллиона двухсот тысяч. Еще через год больше 17 миллионов избирателей отдали свои голоса вождю, уже возглавляющему правительственную власть Германии. Таковы темпы.

Партия массы. Ее успех – поветрие, коллективный гипноз, если угодно, психоз. Но поветрие, пробуждающее повышенную возбудимость, волю к действию, к действенности: воинствующая партия, когорта бойцов.

В этом отношении она глубоко и подлинно современна: двадцатый век родился под знаком пробуждения активности больших человеческих масс, хлынувших в историю. Настал век сверхдемократии и массового человека. Так бывало и прежде, в критические эпохи, когда «рок менял лошадей». Теперь это проявляется тем острее, чем многолюднее земной шар и особенно его решающие участки. Да и рок меняет уже не лошадей, а лошадь на разного рода механические двигатели.

«Восстание масс» находит отзвуки и отражения повсюду: в культуре, в стиле эпохи – количество переходит в качество. Массовые партии – знамение времени. Ленин создает замечательную стратегию и тактику массового действия: революция новой эры родила своего Клаузевица, математически и вместе с тем вдохновенно исчислявшего конкретные стадии той чудесной диалектики страха и любви, бунта и послушания, которую являет собой пробужденная к жизни масса.

А как же «герои»? Разумеется, герои и вожди не исчезли, но они восприняли новый облик: это не полубоги, не помазанники Божией милостью, а исчадия массы, плоть от ее плоти. Это не кормчие романтических трирем, а шоферы трезвых моторов. Если и в них есть романтика, то совсем иная, новая. Кепка Ленина, куртка Сталина, черная рубашка Муссолини и коричневая Гитлера – символы. В них светится политическая современность, напоенная судьбою, как миф.

Национал-социалистические вожди отлично знают природу движения, вознесшего их на поверхность и даже на верхушку политической жизни Германии. С первых же дней своего политического бытия они стремятся закрепить и расширить свое влияние на улицу: кто сегодня хозяин улицы, завтра будет хозяином государства. Социальное поветрие немыслимо и, во всяком случае, непрочно – без организации.

В книге Гитлера «Моя борьба» очень много места уделяется искусству владения массой. Пожалуй, это наиболее любопытные, наиболее удачливые страницы книги. Гитлер здесь вполне откровенен. И, главное, компетентен: чувствуешь, что это его стихия, что тут он, действительно, мастер своего ремесла: его организаторский талант – вне сомнений.

Кто хочет владеть массой, пусть помнит, что масса живет чувствами, а не отвлеченным разумом. Масса меньше всего состоит из профессоров и дипломатов. Ее не возьмешь половинчатостью и академической объективностью. Ей нужна фанатическая односторонность и страстная преданность цели. Вместо знания – вера, вместо уважения – поклонение, вместо несогласия – ненависть. Чтобы влиять на массу, необходимы нетерпимость, фанатизм, порой уместна даже истерика: только так зажигаются сердца. Массовый вождь должен сознательно овладеть логикой страсти и техникой экстаза.

«Задачей агитатора, – пишет Гитлер, – не является выяснение или объяснение чего-либо. Нужно как можно меньше рассуждений и доказательств. Основная задача – ухватить массы за самый чувствительный нерв и затем дать им сильный толчок, от которого они некоторое время будут катиться в нужном направлении». Огромно значение живого слова, непосредственного словесного воздействия. «Важно не написанное, а сказанное слово. Ошибается тот, кто думает, что политические писания, проходя через много рук, могут оказать большое пропагандистское действие. Нет, только тот пропагандист, который стоит лицом к лицу с массой, борется с ней, по глазам слушателей определяет, понимают ли они его, с ним ли они, – только такой пропагандист способен овладеть массой».

Как это нередко бывает с кумирами массы, Гитлер относится очень свысока к вознесшей его стихии. «Презирайте народ и помогайте ему!»– восклицал в свое время Мирабо. Патетически обещая германскому народу «мед и молоко вместо хлеба и воды», Гитлер при этом не скрывает своего презрения к толпе. Масса сама по себе бесполезна и бессильна – она становится силой лишь в руках вождей, знающих, чего они хотят. Но в то же время нельзя обойтись без масс. Власть покоится на трех китах: популярность, сила, традиция. Революция развеяла по ветру всю триаду – значит надо начинать сначала. Нужно начать с популярности, затем вернуть силу и установить или восстановить традицию. Чтобы завоевать популярность, требуется populus, масса, толпа. Толпу нужно уметь покорить, заворожить. Для этого необходима смелость, самоотверженность, способность к жертве: «история – не для пролаз, а для героев».

Национал-социализм широко использовал организационно-тактические наставления своего вождя. Бесчисленные свои митинги он умеет проводить в тонах высокой театральности, разрабатывая технику успеха с тонким расчетом и серьезнейшей заботливостью. Каждое собрание должно быть талантливой антрепризой. Слова, летящие с кафедры, должны находить дополнение в обстановке митинга, в игре огней, в грохоте микрофонов, в зрительных и слуховых впечатлениях: здесь веселящий плакат, там бьющий по нервам лозунг, хватают за душу звуки патриотической песни, тешат взгляд смешные чучела врагов – француза, банкира, еврея. Аудитория покорена, накалена, опьянена. Много раз описывалось, какою помпою обставляются выступления самого Гитлера: военные оркестры, взводы знаменосцев, парады ударных отрядов, выступление конвоя личных телохранителей, – и, наконец, явление вождя. Так создается то, что называют «медиумичностью» Гитлера. Сам он обозначает все это – «демагогией большого стиля». Эффект получается сокрушительный: масса воспринимает вождя как мессию.

Нередко митинги устраиваются в полутемном помещении, и лишь лицо оратора освещается рефлекторами: «Гитлер как бы чувствует, – острят его противники, – что свои идеи он может сбыть только в полумраке, как сбывают краденые вещи». Создается атмосфера массовой экзальтации, ораторы производят впечатление одержимых. Психиатр проф. Грубер так характеризует выступления Геббельса, Гросса и др.: «выражение лица человека безумно возбужденного, лицевые мускулы судорожно подергиваются, движения напоминают эпилептика». Агитационный словарь соответствует жестам. Ораторы масс должны иметь мужество быть зачастую плоскими и банальными. Ибо главное – не содержание митинговых речей, а впечатление, ими производимое.

При таких условиях можно представить себе, как выглядел Берлин вечером и ночью 30 января нынешнего года, когда распаленная улица фашизма приветствовала своего героя канцлером! «Кажется, мы вернулись к великим августовским дням 1914 года!»– говорили в толпе… Великие дни 14-го года! Что было за ними, каков был их вечер в ноябре 1918-го, – об этом умалчивается, вернее, это решительно забылось: коротка уличная память. И хмелен дурман демагогии.

Но массовое действие возможно не только на улицах. В парламентах – та же тактика оглушения, тот же социальный эпатаж. В рейхстаге гитлеровцы требуют закона о смертной казни для всякого немца, признающего ответственность Германии за мировую войну. Парламентская трибуна – наиболее высокая из митинговых кафедр, и только. Гитлер научился у Ленина оценке парламентской работы: парламентами можно пользоваться для своих целей, но нельзя принимать их всерьез. Национал-социалисты – не парламентская, а массовая партия. «Наше движение антипарламентарно и наше участие в парламентских учреждениях имеет целью их разрушение», – заявляет Гитлер в Mein Kampf.

Но как удалось этому движению стать поветрием, увлечь массы, овладеть государственной властью?

ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ НАЦИОНАЛ-СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ДВИЖЕНИЯ

Надо вспомнить атмосферу послевоенной Германии, страдающей, униженной, разгромленной – и все же внутренне не сломленной. Версальский договор, «оставив ей лишь глаза, чтобы плакать», низвел немецкий народ на положение чуть ли не чернокожих. Нищета, нужда сочетались с небывалой психической уязвленностью, с «обожженною кожей». Правительства, оглушаемые террором извне и атакуемые внутренними смутами, были несчастны и безропотны. Они ставили ставку на терпение и время.

И вот в этой обстановке унизительного благоразумия сверху и всеобщей неразберихи внизу – зазвучали бодрые, гордые, мажорные, как вызов, слова. Не так страшен Версаль, как его малюют. Германия была и будет Великой. «Мы не проиграли войну, нас погубила революция». Конечно, это иллюзия, это историческая неправда, но она утешает и воодушевляет! Прежде всего молодежь охотно ей поддается. Германия непобедима, нечего унывать, – Германия выше всего. Смелее: трусы не торжествуют никогда, побеждает твердая воля. Прочь сомнения, впереди непреложная цель: «германское государство немецкой нации».

Удачна та агитация, которая сумеет «ударить по сердцам с неведомою силой». Гитлер, с его несложной политической психологией, с его грубоватым и гулким пропагандистским инструментом – «барабанщик национальной Германии», – умел прекрасно воздействовать на страдающее национальное чувство, на оскорбленный немецкий патриотизм.

Он не знал устали в своих призывах: «скорее солнце и луна остановят свой бег вокруг земли, нежели я перестану призывать Германию к пробуждению». И его исступленная проповедь, в которой была своя строго рассчитанная система, – пролагала путь к сердцам; не сразу, сначала медленно, но потом все быстрей и вернее. Ее слушали, ею вдохновлялись. Она сулила – просвет, перспективу, победу: «Германия, проснись!».

Но кроме мотива патриотического, напряженного и бравурного, в ней с самого начала отчетливо звучал также мотив социальный, могучий лейтмотив XX века. Война ввергла Германию в нищету. Революция не сделала этой нищеты всеобщей и равной, не загасила социальной зависти примерным погромом богатых. Капиталисты, банкиры, шиберы – устояли; обидой, вызовом смотрело их благоденствие на фоне народных страданий: какое раздолье для экстремистской пропаганды! Гитлер, сам выходец снизу, полурабочий, полуинтеллигент с инстинктами мелкого буржуа, – сразу же учел этот мотив, эту несравненную удочку для уловления масс. Он не мог не понять, что эксплуатацию патриотических чувств необходимо сочетать с учетом социального недовольства, с демонстративным сочувствием народным горестям, – иначе массы уйдут к врагам, к интернационалистам, коммунистам. Тем более что основная национально-патриотическая направленность организуемого движения, при некоторой находчивости, поддавалась и своеобразной социально-революционной инструментовке: Германию угнетает мировая биржа, международный финансовый капитал! В этом ударном сочетании национальной и социальной темы таился в значительной степени секрет массового успеха гитлеровской агитации. Под свежим еще впечатлением ужасного крушения гогенцоллернской монархии нельзя было твердить патриотические зады ala Вильгельм. Нужно было подать патриотизм по-новому, с иными приправами. Франц Зельдте, организатор и душа «Стального Шлема», союза участников войны, тоже широко шел навстречу националистическим настроениям, никогда не умиравшим в Германии; но идея социального переворота, радикального переустройства общества была ему чужда, как всем «правым» деятелям старого типа. Гитлер в этом отношении проявил известную новаторскую оригинальность, свойственную духу времени, обнаружил нюх, чующий эпоху.

На всю Германию национал-социалистический вождь прославился в тяжелом для страны 1923 году. В ночь на 9 ноября этого года вместе с фон Каром и Людендорфом он возглавил попытку государственного переворота. Как известно, попытка оказалась неудачной и отошла в историю под мало почтенным названием «пивного путча» (заговорщики собирались в одной из мюнхенских пивных). Накануне выступления Гитлер держал речь: «Либо завтра в Германии будет национальное правительство, либо мы умрем». Жизнь, однако, нашла третий исход. Гитлер был присужден судом к пятилетней тюремной отсидке. Через десять месяцев досрочно он снова был на свободе: демократия блюла своего грядущего убийцу. Путч сыграл для него роль не столько репетиции, сколько рекламы. В тюремной камере он усиленно писал свою книжку, и выход из тюрьмы совпал для него с выходом из безвестности.

Инфляция, разруха, рурские подвиги Пуанкаре – питали Гитлера, как и немецких коммунистов. Наступившие затем годы относительной стабилизации парализовали успехи обоих движений. Спадала красная лавина, таяли и приверженцы Гитлера. Майские выборы 1924 года принесли национал-социалистам два миллиона голосов, а в декабре того же года на новых выборах больше миллиона из них уже отхлынуло от партии. Планы Дауэса, потом Юнга, веяния Локарно и дипломатические усилия Штреземана направляли течение событий по иному руслу. Острота противоречий как будто сглаживалась. Политическая температура, понижаясь, прекращала кипение масс. Выборы 1928 года не принесли Гитлеру ничего отрадного: он получил 800 000 голосов, и его сторонники составили в парламенте ничтожную группочку в 12 человек. Их прозвали: «двенадцать апостолов».

В эти же годы, однако, идет довольно оживленная идеологическая и организационная работа: национал-социализм политически вооружается, готовясь к будущему. Между прочим происходит объединение его с «расистами» Ревентлова: факт не случайный и не лишенный значения. В Гитлере расизм нашел своего преданнейшего последователя. Правда, организационный перевес в происшедшем объединении вскоре оказывается вполне на стороне наци, deutsch-volkische растворяется в гитлеровской массе. Но, растворяясь, своими идеями она пропитывает национал-социалистическое движение. К наци прочно прививается кличка «расисты».

Стабилизации приходит конец, а вместе с ней испаряется постепенно и дух политики Штреземана. Наступает мировой кризис, миллионы безработных колеблют общественные основы. Снова заостряются всевозможные противоречия – социальные и политические, внутригосударственные и международные. Германия изнемогает под бременем репараций, Германия не в силах платить. И вновь расцветает национал-социализм: он – на исторической волне. Выборы 1930 года дают ему шесть с половиной миллионов голосов и 107 депутатских мест.

Связь явлений понятна. Массы, ввергнутые в беды, опять проявляют непосредственную активность, направляя ее по пути, наиболее внятному их сознанию. Снова версальская система сосредоточивает на себе ненависть всех немцев, как петля, накинутая на Германию. Но рядом с ней, с этой беспредельно ненавистной системой, в представлении многих миллионов все чаще и настойчивее сочетается ее творец и страж, ее могучий и в то же время дряхлеющий покровитель – «мировой финансовый капитал».

Обе партии массы в Германии – наци и коммунисты – стремятся использовать ситуацию, привлечь на свою сторону безработных и недовольных, оформить подъем политических настроений, каждая на свой лад. Но двойственность основных объективно данных притяжений и отталкиваний приходится учитывать обеим: налицо затейливый переплет национального и социального моментов, патриотической страсти и классовой розни.

И любопытно наблюдать, как коммунисты, вынуждаясь обстановкой к широкому использованию возбужденного патриотизма, смело выбрасывают националистически звучащие лозунги, а гитлеровцы, считаясь с острым социальным недовольством масс, не щадят слов для обличения капиталистического строя. «Советская Германия выше всего!»– провозглашают коммунисты. «Долой капиталистов, да живет германский социализм!»– откликаются наци. Нужно ли после этого дивиться, что нередко наблюдались перебежки из одного лагеря в другой? Утверждали даже, что гитлеровские «штурмовые отряды» состоят наполовину из недавних «красных фронтовиков». Известно, что ряд активных национал-социалистических работников – бывшие коммунисты. Отмечались и противоположные «обращения»– справа налево, от Гитлера к Тельману. Полярно враждебные концепции, воздействуя на конкретную среду и испытывая обратное ее воздействие на себя, невольно обретали словно какие-то элементы общего языка, не прекращая взаимной борьбы. Так в психологии масс светится логика эпохи. Так в столкновении идей и страстей сквозит диалектика истории.

ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ПУНКТОВ 1920 ГОДА

Какова же политическая программа национал-социалистической партии?

Любопытен ее текст, выработанный виднейшим ее идеологом Г. Федером и принятый на импровизированном собрании 24 февраля 1920 года. Тогда же он был объявлен «неизменным». Нельзя отрицать своеобразной красочности этого документа. Вот он – почти дословно:

1) Мы требуем объединения всех германцев на почве принципа самоопределения народов в единую великую Германию.

2) Мы требуем равенства германского народа по отношению к другим нациям и отмены Версальского и Сен-Жерменского договоров.

3) Мы требуем территории для прокормления нашего народа и распределения прироста населения.

4) Гражданские права должны быть предоставлены только лицам германского расового корня (Volksgenossen, т. е. своекровные, соплеменники). Соплеменники – лица германской крови только, безотносительно к исповедуемой ими религии. Ни один еврей поэтому не может принадлежать к соплеменникам.

5) Не граждане могут жить в Германии как гости и подчиняются законам об иностранцах.

6) Право голоса имеют лишь граждане. Все государственные, национальные и муниципальные должности могут заниматься лишь гражданами. Мы осуждаем развращающее парламентское вмешательство партий в назначения на должности, независимо от способностей и характера.

7) Государство ответственно за материальное благополучие граждан. Если его нельзя достигнуть по отношению ко всему населению, то иностранцы (не граждане) подлежат высылке из государства.

8) Иммиграция не германского элемента прекращается. Мы требуем, чтобы все негерманцы, вселившиеся в Германию после 2 августа 1914 года, были немедленно высланы за пределы страны.

9) Все граждане имеют равные права и равные обязанности.

10) Умственный или физический труд – высочайшая обязанность каждого гражданина. Деятельность каждого индивида не должна противоречить интересам целого и должна быть направлена на благо всех.

11) Мы требуем уничтожения нетрудового дохода и долгового рабства.

12) Так как обогащение благодаря войне – преступление против народа, мы требуем конфискации всей военной прибыли.

13) Мы требуем национализации всех трестированных предприятий.

14) Мы требуем разделения прибылей во всех больших предприятиях.

15) Мы требуем охраны старости.

16) Мы требуем создания и поддержания здорового среднего сословия, немедленного обобществления больших универсальных магазинов и сдачи их внаймы по дешевым ценам мелким ремесленникам. Мы требуем внимания к мелким торговцам (предоставления им государственных и муниципальных контрактов).

17) Мы требуем земельной реформы в согласии с нашими национальными интересами. Проведения закона о безвозмездном отчуждении земель для общего пользования, отмены арендной платы за землю и пресечения всякой земельной спекуляции.

18) Мы требуем беспощадной борьбы против всех, кто своей деятельностью вредит общим интересам. Преступные ростовщики и спекулянты наказываются смертью, безотносительно к вероисповеданию и национальности.

19) Мы требуем замены германским правом римского кодекса, доселе обслуживавшего материалистические интересы.

20) Мы требуем доступности для всех высшего образования. Приспособления школы к интересам государства. Дорогу – способнейшим.

21) Мы требуем защиты материнства и младенчества государством. Запрещения детского труда. Развития спорта.

22) Мы требуем упразднения наемного войска и создания на его место народной армии.

23) Мы требуем законодательных мероприятий против политической лжи и ее распространения через прессу: a) издатели и редакторы всех газет должны быть соплеменниками; b) негерманские издания могут появляться лишь с разрешения государства; они не должны печататься на немецком языке; c) финансирование прессы запрещается для всех негерманцев. За нарушение этого условия газеты закрываются, и виновные иностранцы изгоняются за пределы страны. Издания, противоречащие общему благу, запрещаются. Издаются ограничивающие законы в отношении направлений в литературе и искусстве, оказывающих вредное влияние на общественную жизнь.

24) Мы требуем свободы всех вероисповеданий, поскольку их приверженцы не угрожают целости государства и не оскорбляют национального чувства германской расы. Партия, как таковая, стоит на почве христианства, не связывая себя с каким-либо отдельным вероисповеданием. Партия противостоит еврейскому материалистическому духу внутри и вовне. Общественное выздоровление возможно лишь тогда, когда общие интересы будут ставиться выше частных.

25) Чтобы осуществить вышеизложенное, требуется создание строго централизованной власти в нации, абсолютная власть и авторитет центрального парламента над всей нацией и ее организациями, создание «палат сословий и интересов» для осуществления в отдельных государствах законов, издаваемых нацией.

Вожди партии обязуются бороться за осуществление изложенной программы, если это потребуется, даже ценою собственной жизни.

Таков основной «программный» документ партии Гитлера. Что можно сказать о нем? Что он собой означает?

Алданов в своей статье о Гитлере цитирует мнение Мережковского по поводу идеологии национал-социалистов:

Обсуждать их идеи все равно, что обсуждать идеи саранчи; новое и существенное у них – это та температура, которую они создали.

Это остроумно, но не совсем верно. Не они создали «температуру», а, скорее, наоборот: температура – их. Они – порождение послевоенной лихорадки, пореволюционного смятения. Вот почему нельзя пройти мимо их «идей», мимо ассортимента лозунгов, принесших им успех. Лозунги демагогов зачастую отрываются от умыслов, их производящих на свет, живут независимо от них, отражая собою процессы, творящиеся в массах, и, в свою очередь, влияя на развитие этих процессов. Если у «саранчи» нет «идей», то у нее есть инстинкты и интересы, подлежащие изучению. Есть они и у людей, у людских обществ. Можно еще, пожалуй, добавить, что даже и самая примитивная человеческая толпа все-таки содержательнее и «ценнее» самой породистой саранчи, качественно иноприродна ей: ее интересы и инстинкты неизбежно претворяются в идеи, в «идеи-силы».

Разбираясь в идейно-политическом арсенале наци, можно точней уяснить себе политическую обстановку современной Германии, соотношение социальных сил в стране, сложную игру исторических тенденций, наконец, радугу наиболее действенных ныне идейных приманок. Это немало. Вместе с тем, разумеется, нужно вслушиваться в резонанс, сопровождающий те или другие лозунги в той или другой социальной среде.

Что же представляет собою приведенная национал-социалистическая программа?

Первое впечатление от нее – ударность, выпуклость ее стиля. Это стиль массовой партии, политическое «философствование молотом». Затем – некоторая широта, пестрота, эклектизм социальной ориентировки: стремление сочетать воедино различные группы с противоречивыми интересами. Для всех немцев – Великая Германия. Для шовинистов – антисемитизм. Для баронов – чистота германской расы. Для среднего класса – «здоровое среднее сословие» и немедленное обобществление больших универсальных магазинов; «сто мелких мастерских лучше одной фабрики»– пояснял соответствующей аудитории Геббельс 16-ю статью программы. Для крестьян – принудительное безвозмездное отчуждение земель общего пользования, отмена арендной платы и т. д. Для рабочих – национализация трестов и разделение прибылей. Для всех трудящихся – уничтожение нетрудового дохода и задолженности, конфискация военной прибыли. Для всех имущих – борьба с марксизмом, и в частности коммунизмом, правда, почему-то не введенная в текст программы, но провозглашаемая при каждом удобном случае. Наконец, всем женщинам Гитлер в речах своих обещает «вместо равноправия – мужей».

Букет политических блюд. Переперченных, приукрашенных, аппетитно поданных – пусть на невзыскательный вкус. Но что же делать: «душа массы, – повторяет Гитлер, – тяготеет к силе и четкости». Толпа нуждается не только в кнуте насилия, но и в опиуме обмана. Обильные обещания. Отчетливо антибуржуазный налет.