Ратные подвиги Древней Руси

К постоянному войску Строков, как и предшественники, относил стрелецкую пехоту, указывая, что в составе русской армии были «в очень небольшом количестве» и конные стрелецкие части. Помимо стремянных стрельцов, других конных подразделений он не называет. Между тем, даже в дореволюционных публикациях источников упоминается значительное число конных стрельцов, имевшихся в некоторых южнорусских городах, например, в Астрахани. Неаргументированным осталось утверждение автора о необходимости введения в разгар Ливонской войны опричнины, как средства укрепления военных сил Московского государства. Этот тезис историку был необходим для следующего вывода: «Иван Грозный был крупный полководец, замечательный реформатор, организатор постоянного войска, выдающийся стратег и тактик». Но Строков признавал, что «в полководческой деятельности Ивана Грозного были недостатки и отдельные промахи, в частности в том, что он редко непосредственно сам руководил войсками на театре войны».

К недостаткам работы Строкова относится также отсутствие развернутого описания Клушинского сражения 1610 г., сведений о Смоленской войне 1632—1634 гг. Называя в числе наставлений, использовавшихся в России в середине XVII в., «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей» он писал о том, что авторы сочинения не известны, хотя еще А.З Мышлаевский и А.К. Баиов определили, что «Учение» – перевод книги капитана датской службы Вальгаузена «Kriegkunst zu Fuss», изданный в 1615 г.

Наиболее крупным исследованием военной организации Московской Руси вплоть до настоящего времени остается работа А.В. Чернова «Вооруженные силы Русского государства в XV—XVII вв.» (М., 1954). Автор критически отнесся к деятельности предшественников, осудив их за преклонение перед иностранцами, отрицание самостоятельности русской военной организации и идеализацию дворянской конницы. Чернов отвергал даже монгольское влияние на военное искусство Руси, утверждая, что «монголы и тем более другие кочевые народы стояли ниже русского народа как в отношении общественного развития, так и в организации вооруженных сил». Не совсем понятен тогда не столько факт завоевания Руси монголами (автор объясняет ее феодальной разобщенностью русских княжеств), сколько длительной и тяжелой борьба Московского государства с татарскими вторжениями в XVI и XVII вв.

Основой вооруженных сил страны историк считал поместное ополчение, являвшегося также «классовой опорой самодержавия». Одним из первых в отечественной науке он связал с реформой дворянского ополчения Приговор об отмене кормлений и о службе, согласно которому наместнический «корм» власти заменили «кормленным окупом», поступавшим в казну и являвшимся одним из источников государственного дохода. В ходе реализации Приговора сформировались особые государственные финансовые органы – «Четверти», сыгравшие важнейшую роль в обеспечении денежным жалованьем служилых людей.

Оценивая качества опричной армии Ивана Грозного, Чернов считал его боеспособным войском, охранявшим границы государства и участвовавшим в военных действиях наравне с земскими полками. Создание особой военной организации, отличной от земского войска, исследователь оправдывал необходимостью ликвидации многочисленных отрядов вооруженных слуг, с которыми княжата ранее выходили на службу. С нашей точки зрения, разрушение традиционной системы использования вотчинных ратей ослабило вооруженные силы страны и привело к неудачному исходу Ливонской войны.

Выделяя из состава русского войска стрельцов, Чернов относил возникновение первых стрелецких подразделений к 1545 г., полагая, что в 1550 г. они получили лишь самостоятельную войсковую организацию. Большинство исследователей не согласилось с его доводами, полагая, что до 1550 г. существовали лишь отряды пищальников.

Сильной стороной работы Чернова является введение в научный оборот архивных материалов, прежде всего «росписей» русского войска 1629, 1632 (указанные росписи историк ошибочно датировал 1630 и 1632 гг.) и 1651 гг., позволивших автору определить приблизительную численность вооруженных сил в годы составления ведомостей. К сожалению, при расчетах им было сделано несколько ошибок, исказивших итоговые цифры. Автор подробно разобрал изменения в организации сторожевой и станичной службы, произошедшие в 1571 г. Однако, следовало бы назвать и другие мероприятия по совершенствованию охраны границ, осуществленные в конце XVI – первой половине XVII вв., в ходе которых первоначальная пограничная служба претерпела серьезные изменения.

Развитию военного дела в России в XVI—XVII вв. посвящен ряд статей П.П. Епифанова, написанных для многотомного исследования «Очерки русской культуры». Автор полагал, что в XVI в. «сложилась военная организация Русского централизованного государства со столицей в Москве». Сосредоточение вооруженных сил в руках феодальной монархии стало велением времени, что повлекло усовершенствование вооружения русского войска, которое «не только не уступало, но во многих отношениях превосходило вооружение других современных армий».

Исследователь изучил состав московского войска, способы его комплектования, сложившийся к середине XVII порядок управления вооруженными силами, обеспечение службы ратных людей.

Некоторые из выводов Епифанова представляют значительный интерес. Так, он отмечал высокие боевые качества русской дворянской конницы, выносливость и привычку русских воинов «к суровой жизни в поле, особенно в сильные морозы и снегопады, строгость существующей в московской армии дисциплины». Разбирая социальный состав стрелецкого войска, историк подчеркивал его неоднородность. Если первоначально рядовых стрельцов набирали из нетяглых крестьян и горожан, поступавших в стрельцы добровольно, то с течением времени стрелецкая служба стала наследственной. Низший командный состав рекрутировался из старослужащих, стрелецкие головы и сотники назначались только из дворян. Автор первым в отечественной науке обратил внимание на потери, понесенные стрельцами в годы Смутного времени, отметив, что в 1616 г. стрелецкий гарнизон Москвы насчитывал всего 2000 человек, значительно сократилась их численность и в других городах. Чрезвычайно высоко Епифанов оценивал профессиональное мастерство русских пушкарей, полагая, что общая численность пушкарей и затинщиков в XVI в. составляла уже не менее двух тысяч человек, уровень подготовки которых проверялся на регулярно проводимых учебных стрельбах. В XVII в. в состав вооруженных сил Московского государства вошли полки солдатского, рейтарского и драгунского строя. Комплектование их во второй половине XVII в. осуществлялось фактически за счет набора рекрутов с определенного числа дворов. Пристальное внимание исследователь уделил общей боеготовности населения. По наблюдениям П.П. Епифанова, она была очень высокой: среди посадских людей ружье имел один из пяти человек, а среди крестьян и бобылей, привлеченных к осадной службе, пищали находились у каждого шестого человека.

Автор подробно описал вооружение русского войска, но допустил несколько ошибок. Так, он полагал, что «каменные ядра в XVI в. почти совсем вышли из употребления: все без исключения орудия, описанные писцами, имели запас свинцовых и железных ядер разного веса». Между тем, такие снаряды продолжали использоваться и в XVII в., о чем свидетельствует составитель «Устава ратных, пушечных и других дел» Онисим Михайлов, указавший каменные ядра в качестве основных боеприпасов для целого ряда орудий (верховые пушки «Обезьяна», «Можжира» и др.). Орудия, стрелявшие каменными 6– и 4-пудовыми ядрами находились в составе в русской осадной артиллерии даже в годы Смоленской войны 1632—1634 гг.

Нельзя согласиться с утверждением П.П. Епифанова об установлении «определенного законом окладе поместий». Документы XVI—XVII вв. свидетельствуют, что в каждом уезде поместные оклады служилых людей имели пределы, заметно отличаясь от окладов дворян и детей боярских соседних городов.

Подобно А.Г. Елчанинову, Епифанов основательно запутался в датировке Ливонской войны. В одной из своих статей «Войско и военная организация» он сначала пишет, что война вспыхнула в 1558 г. и «продолжалась четверть века», но ниже отмечает, что через три года после взятия Казани (т. е. в 1555 г.), «в самом начале Ливонской войны (!), из Москвы на «немецкий рубеж» посланы были с другими ратными людьми конные стрельцы и казаки». О том, что это утверждение не случайная описка, свидетельствует запись автора о доставке в 1555 г. русских пушек к «Ливонскому рубежу». Налицо ошибочное соотнесение событий русско-шведской войны 1554—1557 гг. с событиями Ливонской войны 1558—1583 гг.

Самые значительные ошибки сделаны Епифановым в другой его статье «Крепости». Невозможно согласиться с утверждением, что строившиеся в русских городах и острогах «глухие» башни имели ворота. Из описаний крепостей того времени видно, что башни с воротами именовались «проезжими», а «глухими» – исключительно закрытые крепостные сооружения, имеющие лишь «окна» (амбразуры). Так, крепость в Шацке имела 4 «проезжих» и 10 «глухих» башен, в Ельце – 4 «проезжих» и 6 «глухих», в Кромах – 1 «проезжую» и 10 «глухих» башен. В.В. Косточкин при описании укреплений Тверского кремля конца XIV в. отдельно упоминал «проезжие» (воротные) и «глухие» башни.

Исследований, по уровню обобщения основных проблем военной истории Московского государства XV—XVII вв., соответствующих перечисленным работам, в последнее время написано не было. Вышедшая в 2000 г. коллективная монография «На пути к регулярной армии России: от славянской дружины к постоянному войску», под общей реакцией В.А. Золотарева и Ю.П. Квятковского, представляет собой общий рассказ о деятельности наиболее прославленных русских полководцев, дополненный кратким обзором устройства вооруженных сил Московского государства, в основе восходящим к сочинению Е.А. Разина.

Авторы монографии не сумели справиться с главной задачей – представить во всей полноте «грани характеров и судеб прославленных военачальников и полководцев России». В книге не нашла отражения деятельность Д.Д. Холмского, Д.Ф. Бельского, А.Б. Горбатого, П.С. Серебряного, прославившегося героической обороной Пскова И.П. Шуйского. При описании хода военных действий, в которых отличились русские войска, пропущенными оказались русско-литовская война 1534—1537 гг. и Смоленская война 1632—1634 гг. Описанию Ливонской войны 1558—1583 гг. посвящен всего один абзац!

Возражения вызывают некоторые утверждения авторов монографии, касающиеся организации русского войска. Противопоставляя стрельцам дворян, они отмечали, что помещики «неохотно брали на вооружение огнестрельное оружие, ибо оно было тяжелым, требовало постоянного «навыкания» в обращении с ним. По этой причине пищалями снабжались их военные слуги-холопы». В действительности, в конце XVI в. в составе дворянской конницы, особенно на южной границе, насчитывались сотни, поголовно вооруженные «вогненным боем» – факт, давно известный в исторической науке.

Нельзя согласиться с их предположением о зарождении в России еще в XVI в. линейной тактики. Использовать ее стала стрелецкая пехота, прикрывавшая свои порядки, вместо «гуляй-города» «подручные средства: обоз, временные засеки или естественные препятствия – ручьи, речки». По-видимому, авторам неизвестно, что термин «обоз» был тогда тождественен термину «гуляй-город», подтверждение чему применительно к 1591 г. можно найти в сочинении дьяка Ивана Тимофеева: «Наше преславное ополчение, все войско земли нашей стояло тогда на некотором месте вблизи внешних укреплений самого великого города, по ту сторону Москвы-реки; оно называлось попросту обоз, а по древнему названию – «гуляй» (выделено нами. – В.В.)». Об использовании «гуляй-городов» русскими войсками в начале XVII в. упоминают Н. Мархоцкий и С. Маскевич. О появлении в России элементов линейной тактики можно говорить лишь с 1630– 1640-х гг. после создания полков солдатского, драгунского и рейтарского строя, личный состав которых проходил систематическое строевое обучение.

Подводя итог вышесказанному, отметим, что многие ключевые вопросы военной истории Московского государства конца XV – середины XVII вв., касающиеся организации русской армии, ее комплектования, вооружения и снабжения, особенностей боевой практики, остались не проясненными. Оценку их историками следует признать спорной и не отвечающей современному состоянию исторической науки.

Использованные в работе над книгой источники можно условно разделить на следующие группы:

1. Материалы законодательной деятельности государственных учреждений, дипломатические документы, памятники писцового делопроизводства, воинские наставления, инструкции и уставы.

2. Летописи, хронографы и другие нарративные (повествовательные) источники.

3. Сочинения иностранных дипломатов и путешественников, а также офицеров, служивших в русской армии или воевавших с ней и оставивших записи мемуарного характера.

Первая группа источников представлена материалами законодательной деятельности государственных учреждений и памятниками писцового делопроизводства конца XV – первой половины XVII в. К ним относятся: Судебники 1497 и 1550 гг., Уложение о службе 1555/1556 гг. и Соборный Приговор 1604 г., Приговор «Совета всей земли» Первого ополчения 1611 г., Соборное Уложение 1649 г., различные международные договоры и обязательства, сохранившаяся дипломатическая переписка, великокняжеские и царские «указные грамоты о всяких государевых делах», а также наказы воеводам, воинские уставы и наставления.

Первые русские законодательные сборники – Судебник 1497 г. великого князя Ивана III и Судебник 1550 г. царя Ивана IV – почти не отражали специфических вопросов организации военной службы, являясь преимущественно памятниками процессуального права. Однако ряд статей первого из кодексов показывает, что в законодательстве было четко определено особое положение в московском обществе служилых людей – детей боярских (ст. 12—13, 40, 42, 45). К теме нашего исследования непосредственно относится статья 56 Судебника 1497 г., в которой устанавливалось, что бежавшие из татарского плена холопы становились свободными людьми. Некоторые комментаторы расценивали это как своеобразную награду отличившимся в борьбе с татарами, однако, как видно из текста статьи, предписывалось освобождать всех «выбежавших ис полону» без учета боевых отличий.

Составители «царского» Судебника1550 г. оговаривали права и привилегии детей боярских (ст. 26, 58—59), дополняя их важным запрещением принимать служилых людей и их детей в холопы, «опричь тех, которых государь от службы отставит» (ст. 81). Эта норма не имела прецедента в прежнем русском законодательстве и призвана была защитить интересы мелкопоместных служилых людей от покушений на их свободу со стороны крупных землевладельцев. Как и в старом кодексе, в новом Судебнике предписывалось освобождать вернувшегося из плена холопа (ст. 80), но перечень условий освобождения значительно расширялся. На волю отпускались холопы, вернувшиеся из любого, а не только татарского, плена. За ними сохранялась возможность добровольного возвращения к господину; в этом случае каждого холопа-полонянника следовало «явити бояром, а дьяку подписати на старой крепосте, и пошлины имати з головы по алтыну». В случае обнаружения, что вернувшийся из-за границы холоп не был пленен, а бежал за пределы страны один или с господином («государем своим»), освобождения не происходило. Чрезвычайно важным при перечислении наиболее опасных преступлений представляется включение в общерусский свод законов упоминание о «градских здавцах» – лицах, сдавших неприятелю крепость (ст. 61).

Важное значение для упорядочения обязанностей вотчинников и помещиков имело Уложение о службе 1555/1556 гг., установившее, что каждый служилый человек, помимо личного участия в военных действиях, должен приводить с собой в войско «уложенных людей», по 1 конному человеку с каждых 100 четвертей доброй «угожей» земли. Исправное выполнение воинских обязанностей проверялось на смотрах, являясь обязательным условием для подтверждения пожалованных поместных и денежных окладов. После Великого голода 1601—1603 гг. численность боевых холопов заметно сократилась, и правительство Бориса Годунова было вынуждено отменить ряд положений Уложения 1555/1556 гг. Датированный 12 июня 1604 г. Соборный Приговор вводил новый порядок несения военной службы: отныне в полки выставлялся 1 холоп не со 100, а с 200 четвертей земли. Уклонившимся от исполнения обязанностей вотчинникам и помещикам грозила конфискация владений, которые следовало передавать «беспоместным и малопоместным, кои служат, детем боярским и иных чинов людем».

События Смутного времени потребовали более детальной регламентации обязанностей различных разрядов военно-служилого сословия. Подтверждением этому служат статьи Приговора «Совета всей земли», принятого под Москвой в лагере Первого земского ополчения 30 июня 1611 г. Приговор не только юридически оформил власть подмосковного общеземского совета, но и непосредственным образом коснулся организации вооруженных сил страны. Заметную роль в ополчении играли служилые люди «по отечеству», основным вопросом для которых стал размер поместных пожалований и его детальная регламентация. Острое недовольство вызывала бесконтрольная раздача земельных владений, происходившая в годы противоборства Василия Шуйского и Лжедмитрия II. Для разрешения споров и принятия решения, способного успокоить служилых людей, было решено при распределении земли руководствоваться нормами, сложившимися при прежних, «прирожденных» царях (ст. 1), за исключением дворян и детей боярских, награжденных вотчинами за службу в войске М.В. Скопина-Шуйского и за оборону городов (ст. 8). Преимущество в испомещении отдавалось тем служилым людям, которые «ныне под Москвою в полках служат, <…> а поместий за ними нет, или у которых поместья разорены, и поместьями своими не владеют от литовского разоренья» (ст. 4). При этом составители Приговора не возражали против тушинских и прежних польских пожалований, если они соответствовали норме и служебным обязанностям помещика (ст. 9). Две статьи были посвящены нетчикам – воинам, уклоняющимся от службы, и дезертирам. Составители Приговора предписывали лишать их поместных владений (ст. 12—13). Возросшее значение казачества потребовало юридического оформления условий службы атаманов и рядовых казаков. Впервые русское законодательство официально разрешало верстать их «поместными окладами и служить с городы», то есть зачислять в состав уездной дворянской корпорации (ст. 17). Ряд статей Приговора посвящался определению структуры органов, осуществлявших управление государством. Военные дела поручались «начальникам» земской рати (П.П. Ляпунову, Д.Т. Трубецкому и И.М. Заруцкому) и дьякам восстановленного Большого Разрядного приказа (ст. 21).

Вопросы организации военного дела были затронуты и составителями Соборного уложения 1649 г. Им посвящалась 7-я глава, называвшаяся «О службе всяких ратных людей Московского государства». Она состояла из 32 статей, определявших права и обязанности военнослужащих, преимущественно в военное время. Большинство статей Уложения регламентировали порядок сбора ратных людей в полки и процедуру освобождения от службы, допускавшейся лишь по царскому указу или «для самых нужных дел» (ст. 2, 10, 11, 13, 14, 17, 18). Ряд статей определял порядок обеспечения войск (ст. 1, 3, 4, 5, 21, 23, 25). Особо подчеркивалось, что за службу «велит государь своим государевым людем всего Московского государства дати свое государево жалованье». Все расходы по содержанию войск возлагались на население страны: «И на то государево жалованье ратным людем денги збирати со всего Московского государства» (ст. 1). В случае необходимости «хлебные запасы» и «конские корма» предписывалось покупать у местного населения, но «по указной цене у тех людей, у которых хлебные запасы и конския кормы будут в лишке». Особо подчеркивалось, что «указная цена» – дешевле «торговой цены» (ст. 21). Дисциплинарным вопросам посвящались статьи 6, 22, 24, 30, 31, 32, борьбе с дезертирством и изменой – 8, 9, 12, 15, 16, 19, 20. Беглецов следовало наказывать кнутом и лишать части имения, предателей – вешать «против неприятельских полков, а поместья его и вотчины и животы взяти на государя». В числе провинностей упоминалась также кража оружия, за которую виновного полагалось «бить кнутом нещадно» (ст. 28) и конокрадство, каравшееся отсечением руки (ст. 29).

8-я глава Соборного уложения посвящалась «искуплению» пленных. Дело это почиталось великим христианским долгом, лежащим на всем населении страны (ст.1). Преимуществом при определении размеров выкупа пользовались служилые люди. За дворян и детей боярских, взятых в плен «на боех» «на окуп», давалось по 20 руб. с каждых 100 четвертей их поместного оклада, за прочих – по 5 руб. Московские стрельцы выкупались по 40 руб. за человека. За городовых стрельцов и казаков давали 25 руб., за посадских людей – 20 руб., за пашенных крестьян и боярских людей – 15 руб. за человека (ст. 2—7).

К этому же разряду источников относятся различные международные договоры, заключенные московским правительством с послами Великого княжества Литовского (после 1569 г. – с Речью Посполитой), Ливонского Ордена, Швеции, Казанским и Крымским ханствами, Ногайской Ордой. Часть документов опубликована в соответствующих сборниках Русского исторического общества и в Литовской Метрике, часть хранится в РГАДА в фондах 79 (Сношения России с Польшей), 89 (Сношения России с Турцией) 96 (Сношения России со Швецией), 123 (Сношения России с Крымом), 127 (Сношения России с ногайскими татарами), 389 (Литовская Метрика). Особо следует отметить договоры эпохи Смутного времени. Они зафиксировали соглашения различных политических группировок расколотого непримиримой враждой российского общества с польским королем Сигизмундом III и гетманом С. Жолкевским, действовавшим по его поручению (Смоленский, Царево-Займищенский и Московский), согласие русской стороны признать своим царем королевича Владислава, сына Сигизмунда III.

Ценнейшие сведения по военной истории Московского государства содержит документация Разрядного приказа, дьяки которого вели подробные записи назначений на все высшие военные должности. Сведения о них заносились в разрядные книги, первые записи которых восходят к событиям последней четверти XV в., подробно описывают участие командного звена русского войска в войнах XVI – первой половины XVII вв. Первое издание официальных разрядных книг относится к 1853 г. когда были опубликованы записи, относящиеся к первой четверти XVII в., в том числе сведения, касающиеся посылки воевод по городам во время Московского похода королевича Владислава 1617—1618 гг. При работе над использовались данные Разрядных книг 1475—1598 гг., 1559—1605 гг., 1475—1605 гг., 1550—1636 гг., 1598—1638 гг., а также изданные С.А. Белокуровым «Разрядные записи за Смутное время» (М., 1907), регистрировавшие перемещение служилых людей на военной, гражданской (административной) и придворной службе. Несмотря на фрагментарность сохранившихся записей, они отразили основные тенденции социально-политического развития русского общества, состояние дел в административно-управленческом аппарате, характер и основные направления распорядительной деятельности Разрядного приказа. Из частных разрядных книг, фиксировавших служебные назначения представителей одного из знатнейших московских родов, уникальностью сведений выделяется Разрядная книга князей Пожарских, хранящаяся в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки (ОР РГБ). Сохранившийся рукописный список памятника датируется серединой XVII в. Он был сделан по заказу убитого под Конотопом в 1659 г. князя С.Р. Пожарского с не дошедшей до нас рукописи, принадлежавшей его знаменитому дяде Д.М. Пожарскому. Эта разрядная книга начинается описанием событий осады Кеси (Вендена) войском И.И. Голицына и В.Л. Салтыкова во время Ливонского похода Ивана Грозного 1577 г., а заканчивается 1605 г.

Не менее важным источником являются «десятни» – служебные списки дворян и детей боярских, составлявшиеся при их верстании, разборе и выдаче денежного жалованья, поэтому все сохранившиеся десятни можно разделить на три основных типа: верстальные, разборные и раздаточные. Некоторые из них опубликованы В.Н. Сторожевым и Ю.В. Готье, однако значительное число относящихся в основном к XVII в.

хранится в фонде Разрядного приказа Российского государственного архива древних актов в особом разделе «Дела десятен». Там же находятся «Книга сметная города Путивля», которую открывает ценнейший по содержанию наказ новоназначенным воеводам Б.М Нагому и П.Н. Бунакову, разборные книги донских атаманов и раздаточные книги о выдаче денежного жалованья военнослужащим полков солдатского, драгунского и рейтарского строя.

Важную информацию содержат указные, похвальные жалованные и ввозные грамоты, наказы, боярские приговоры, отписки воевод, станичных и заставных голов, прочетные грамоты городов эпохи Смутного времени, разрядные и разметные списки, росписи укреплений, служилых людей, оружия и снаряжения, расположения станиц и сторожевых застав, крестоцеловальные и поручные записи, челобитные, розыскные дела, расспросные речи, памяти Разрядного и других приказов, многие из которых опубликованы в различных археографических сборниках. Подробные сведения о землевладении служилых людей, состоянии крепостей, хранящемся в них военном имуществе можно почерпнуть из писцовых книг.