Тайна потерянной рукописи

Арзамас, основанный в царствование Ивана Грозного, не производил впечатления города ни древнего, ни исторического. Высотные здания, правда, отсутствовали, зато в центре мы обнаружили стандартные супермаркеты со стандартными же рекламными щитами на стенах. Имелось, правда, и изрядное количество церквей (чуть ли не четыре десятка!), но все поздние – XIX и даже ХХ века.

Отсутствие сколь-нибудь древних строений объясняется тем, что Арзамас, как и многие прочие города центральной части России, в полной мере ощутил на себе влияние Екатерининской административной реформы. Просвещенная правительница (как никак с самим Вольтером переписывалась!) в 1781 году озаботилась тем, чтобы все подвластные ей города получили так называемый «регулярный план». То есть, чтобы на смену кривым средневековым улочкам с садами, палисадами и вишнями в цвету пришли широкие прямые проспекты, рассекающие поселение от края до края.

Местные жители, которым предлагали убраться с насиженных мест и снести дома, в которых ранее мирно проживали несколько поколений предков, от таких новшеств в восторг, надо думать, не приходили. Возможно, они даже протестовали.

Но каждый раз на помощь нововведениям из столицы чудесным образом приходил грандиозный неугасимый пожар. По удивительному совпадению, он случался в каждом городе, где предполагалось введение регулярного плана. В качестве примера можно назвать Кострому, Архангельск, Вязники, Муром, Нижний Новгород и ряд других населенных пунктов.

В результате буйства огня, случавшегося так кстати, центр города естественным образом освобождался от построек, а далее уже ничто не мешало прокладке светлых проспектов европейского типа. О которых, собственно, и мечтала милостивая государыня-императрица.

Таким образом, в царствование Екатерины II облик практически всех российских городов решительно обновился, и сейчас в них трудно найти здание, построенное ранее XVIII века. В Нижнем Новгороде, например, от более ранних времен уцелел один единственный подвал XVII века плюс старинный седой Кремль, восстановленный из бесформенных развалин в 1949—1969 годах.

Арзамас не стал исключением из общего правила и потому, несмотря на обилие храмов, смотрелся довольно скучно.

Но если здания не сохранились, может быть, память народная сберегла какие-то интересные факты?

Чтобы ответить на этот вопрос, мы остановились возле одного из торговых центров и стали высматривать среди прохожих кого-нибудь поинтеллигентнее. Из того поколения, которое еще помнит, что Россия некогда числилась «самой читающей страной в мире».

Долго ждать не пришлось. Наше внимание привлек скромно одетый дядечка в очках, которого мы идентифицировали как бывшего учителя.

– Здравствуйте, – сказали мы, с милыми улыбками выбираясь из машины. – Не подскажете ли приезжим, почему у вас город называется так непривычно для слуха русского человека – Арзамас?

Дядечка окинул нас быстрым взглядом подслеповатых глаз и уточнил:

– Вы из Москвы?

– Ага.

– А не подскажете, почему ваш город называется так непривычно для слуха русского человека – Москва?

– Э-э…

– Это название произошло от Москвы-реки, – нашелся Зайкин.

– А название Москвы-реки от чего?

– Ну, уел, уел, – признал дядя Миша. – В этимологии мы не сильны. А не подскажешь ли, уважаемый, нет ли в вашем городе каких-нибудь особых достопримечательностей?

– Особых? – задумался прохожий, и глазки его за толстыми стеклами очков затуманились раздумьем.

– Ну да.

– В музей обращались?

– Пока нет.

– Тогда скажу кратко: Арзамас знаменит своей школой живописи. Она основана в 1802 году и была первой в России, где обучали детей.

Следующая достопримечательность – пролетарский писатель Голиков, родившийся в нашем городе.

– Голиков? – наморщил лоб Зайкин.

– Ну да. В детстве он увлекался романами Дюма, и потому псевдоним себе взял, как у д`Артаньяна. Буква «Г» от фамилии, «А» и «Й» от имени Аркадий, а окончание – от названия родного города «д`Ар».

– А, Гайдар! – просветлел наш эксперт. – Знаю такого.

– Да, Гайдар, помню, – ностальгически затуманился дядя Миша. – «Летят самолеты – привет Мальчишу, плывут пароходы – привет Мальчишу»… Но мы, вообще-то, хотели узнать немного о другом.

– Да?

– Нет ли у вас в городе легенды, связанной с чашей Грааля?

– С чем? – удивился бывший учитель, державшийся до сих пор несколько иронично.

– Ну, Sangraal, Святой Грааль, или San Greal, Святая кровь… Что-нибудь в этом роде, а?

– Хм…, – наш собеседник снял с носа очки и принялся вдумчиво рассматривать стекла.

– Похоже, что-то есть, – прошептала Елена, подталкивая меня под локоть.

– Насчет Грааля не скажу, – произнес наш интеллигент, надевая очки и оглядывая нас с каким-то новым выражением. – Но что касается Святой крови…

– Так-так-так, – оживился Зайкин. – С этого места подробнее…

– Вы слышали что-нибудь об Ивановских буграх?

– Нет.

– Это одно из самых знаменитых и трагических мест в нашем городе. Там, в 1670 году, казнили 11 тысяч пленных казаков из отрядов Степана Разина.

– Сколько?!!

– 11 тысяч.

– Мать моя! Это ж сколько времени нужно, чтобы не из пулеметов расстрелять, а казнить такое количество народа?!

– Три месяца. Виселицами была уставлена вся округа. Страшное дело было.

– Да уж… Похоже без Святой крови тут не обошлось…

– А там какой-нибудь памятник имеется? – спросила Елена, прячась за моим локтем. – Мемориал?

– Раньше был. Но во время последней войны все разобрали на кирпичи. Так что теперь там…

– Чистое поле? – предположил Зайкин.

– Нет, почему же… Бугры, они и сейчас бугры.

– А проехать туда и посмотреть можно?

– Почему нет? Езжайте по той дороге, потом свернете направо. Там спросите, люди покажут.

– Спасибо вам большое.

– Не за что. И, кстати, слово «Арзамас» на языке местной народности означает «красивое место». А насчет Москвы вы уж сами как-нибудь уточните.

– Спасибо. Обязательно.

Найти место страшной массовой казни удалось безо всякого труда. Практически все жители, к которым мы обращались, чтобы уточнить направление, знали, о чем идет речь, и охотно показывали куда ехать.

– Там сейчас дорога хорошая, – простодушно поделился информацией бодрый дедок. – Администрация землю отдала под коттеджи, так что дорогу сделали…

– На месте, где стояли виселицы, теперь коттеджи строят? – не поверила сестрица Елена.

– Так то ж новые русские.

– Они что, не люди?

Пожатие плечами было нам ответом.

Зайкин, через смартфон, подключившийся к Интернету, нашел страничку, посвященную истории Арзамаса, и теперь монотонно зачитывал:

«Страшно было смотреть на Арзамас, – писал в своем дневнике один из офицеров-иностранцев, – его предместья казались совершенным адом: повсюду стояли виселицы и на каждой висело по 40 и 50 трупов, там валялись разбросанные головы и дымились свежей кровью; здесь торчали колья, на которых мучились преступники, и часто были живы по три дня, испытывая неописуемые страдания. В продолжении трех месяцев в Арзамасе казнили одиннадцать тысяч человек».

«Все захваченные в плен принимали смерть с мужеством необыкновенным, будучи в твердом убеждении, что умирают они за правое дело».

– Я не понимаю, – не выдержала Ленка. – Как такое могло быть?!

– В смысле – казни?

– В смысле, что все попавшие в плен были казаками. То есть профессиональными воинами, мастерски владеющими боевым искусством. Если они видели, что смерть неизбежна, почему не сопротивлялись? Пожелай они продать жизнь подороже, могли бы голыми руками всех палачей разогнать. И вообще, в случае восстания, хоть у некоторых появился бы шанс уйти. В смысле спастись. Сами же говорите, пулеметов тогда не было…

– Хм, – сказал дядя Миша, выруливая к высокому взгорку, покрытому клочковатой травой и скудным кустарником. – В самом деле…

Машина встала, но мы не спешили выбираться наружу. Как-то не хотелось.

– Такое впечатление, – сказал, наконец, я, – что плененные разинцы кого-то или что-то защищали. Например, жизни своих родных… Им могли пообещать, что если они добровольно и безропотно примут смерть, то их родственники не пострадают.

– А может, они защищали какую-то тайну? Вон, Зайкин зачитал, что «они умирали за правое дело». Может, за Святой Грааль?

– Да ладно! Откуда в наших краях взяться чаше Христовой?

– Не хочу вас слушать, – заявила Елена и решительно распахнула дверцу машины.

– И то верно, – согласился я. И мы все выбрались наружу.

Удивительный покой среднерусской природы объял нас.

Перед нами, с поистине русским размахом широко, просторно раскрылась панорама православного города с возвышающимися белыми свечами церквей и привычными русскими домиками, по крышу утопающими в зелени садов.

Мы стояли, смотрели… А земля вокруг нас действительно бугрилась какими-то неровными холмиками, бугорочками, которые не могла скрыть скудная трава.

– Правду тот дядечка сказал про Арзамас, – вздохнула Елена, не отрывая взгляда от раскинувшего перед нами простора. – Это действительно очень красивое место…

Глава 7.

Мы находим путеводную нить

Пушкинский дом-музей в Болдино был организован именно так, как я люблю. Никаких тебе стеклянных витрин с экспонатами, никаких скучных стендов… Все: мебель, картины, книги, предметы домашнего обихода выглядели так, словно Александр Сергеевич только что был здесь и по чистой случайности вышел в сад буквально за минуту до нашего прихода. На столе остались исчирканные листы новой рукописи, на диване пригрелась недочитанная книга…

Даже монументальные напольные часы, родом из XIX века, мерно тикали и невозмутимо показывали правильное время.

Несмотря на то, что Большое Болдино расположено вдали от крупных населенных пунктов (мы добирались сюда больше восьми часов!), музей не пустовал. О том, чтобы в одиночку прогуляться по залам и незаметно (!) поискать какой-нибудь тайник, нечего было и мечтать. Нас, невзирая ни на какие удостоверения, заставили обуться в гигантские всеразмерные шлепанцы, выпускаемые обувной промышленностью специально для того, чтобы истязать экскурсантов, и заставили присоединиться к организованной туристической группе.

– Болдино стало земельным владением Пушкиных, – вдохновенно рассказывала женщина-экскурсовод, – во времена Ивана Грозного. Евстафий Михайлович Пушкин был послом при дворе царя и получил этот земельный надел, чтобы иметь возможность кормиться на время службы.

Позднее Болдино перевели в разряд вотчины с тем, чтобы оно могло передаваться по наследству.

Деду Александра Сергеевича принадлежали в наших краях довольно крупные земельные владения. Но впоследствии земля была поделена между наследниками, и отцу Пушкина принадлежала уже только юго-восточная часть Болдина с барским домом. В его собственности оказалось также село Кистенево. А всего – 140 крестьянских дворов, где проживало более 1000 душ крепостных.

– Скажите, – вопросил Зайкин, вытягивая шею, чтобы экскурсовод могла различить его в толпе туристов, – а усадьба сохранилась в первозданном виде?

– Нет, дом многократно перестраивался. Но, тем не менее, сохранил все основные черты, характерные для зданий начала XIX века.

– Вот так, – недовольно буркнул эксперт, втягивая шею обратно. – И зачем, спрашивается мы сюда пришли? Надо было искать нашего Смирнова, отправителя письма.

– И где бы ты стал искать человека, умершего в 1919 году? На кладбище?

– Да хоть и там.

– Ну, дорогой, мы не в Англии, где принято создавать и хранить фамильные склепы с зарытыми в них сокровищами. Здесь, в лучшем случае, нашлась бы просевшая могилка с фанерной звездочкой. Оно тебе надо?

– …богатое собрание книг, – рассказывала, между тем, экскурсовод. – В доме-музее на Мойке (в Санкт-Петербурге) пушкинская библиотека насчитывает несколько тысяч томов на 14 языках мира. Здесь собрание несколько скромнее, и, тем не менее,…

– На 14 языках? – озаботился неугомонный Зайкин. – Это на каких же? Я столько и названий-то не знаю. Тем более что китайский и японский отпадают…

– Ну, наверное, там был польский, старославянский, греческий…

– Хватит болтать! – прошипела Елена, умиленно слушавшая экскурсовода.

– Расположенная рядом с усадьбой церковь Успения была построена в 1780—1790-е годы дедом поэта, Львом Александровичем Пушкиным. Знаменательно, что освящение храма произошло в год рождения поэта.

– Вот! Вот куда нам нужно было идти, – не унимался скучающий без компьютера Зайкин. – Наверняка там что-нибудь…

– В советское время церковь была разрушена практически до основания, – разочаровала его экскурсовод, – но в настоящее время…

– Блин, да что же такое…

– А глядите, какой шкафчик интересный, – вступила в полемику Елена.

Вообще-то за сомкнутыми спинами многочисленных экскурсантов разглядеть что-либо в подробностях было затруднительно. Но сестрица вышла из положения с грацией современного тинэйджера. Она просовывала сквозь толпу руку с телефоном и там, на свободе, уже безо всяких помех фотографировала наиболее интересные экспонаты.

Шкафчик действительно оказался любопытным, потому что углы его были украшены резными женскими бюстами в античном стиле.

– А что там за стеклом?

За стеклом запертой на ключ дверцы покоилась небольшая, высотой с книгу, бронзовая фигурка Наполеона в характерной позе: со скрещенными на груди руками и задумчиво опущенной головой.

Фигурка Наполеона в книжном шкафу Пушкина

– Прикольная штучка, – снизошел до одобрения Зайкин.

Но дядя Миша оказался более внимательным, чем мы все. Отобрав у девицы телефон, он вгляделся в изображение и ткнул пальцем в экран:

– Глядите-ка!

– Ну-ка, ну-ка…

Востроглазый старший прапорщик сумел прочесть название книги, притаившейся за скульптуркой Наполеона. На корешке значилось: «История Петра Великого».

– Простите, можно вопрос? – крикнул я, заметив, что экскурсовод жестами приглашает присутствующих перейти в следующий зал. – А кто автор вот этой книги? Про Петра I?

– Как кто? – удивилась женщина. – Пушкин, разумеется.

– Но пушкинская «История Петра» никогда не была издана. А здесь мы видим прекрасный переплет…

– Простите, – ответствовала экскурсовод, – вам стоит переговорить с главным хранителем. А мы продолжим наше знакомство…, – и она увела-таки туристов в соседнее помещение.

Мы остались наедине с нашей находкой.

– Так, – начал я, оглядев соратников. – С чего начнем?

– Могу открыть замок за пару секунд, – быстро отреагировал Зайкин.

– Кража со взломом, – оценил старший прапорщик.

– Почему кража?! Просто посмотрим и все.

– Тогда незаконное проникновение.

– Прекратите, к нам идут, – прошипела сестрица. И, сделав умильную мордочку примерной ученицы, шагнула навстречу двум приближающимся дамам: – Как интересно у вас тут все…

– В чем дело, товарищи? – начальственного вида дама, не поддаваясь на уловки школьницы, остановилась рядом и уперла в нас бескомпромиссный взгляд.

– Да вот хотелось бы уточнить насчет авторства данной книжицы…

– Этой?

– Да. Дело в том, что труд Пушкина…

– Вы правы, – мгновенно сориентировалась руководительница. – Действительно, после смерти Александра Сергеевича царь Николай I отправил к нему в дом воспитателя наследника поэта Жуковского. С наказом собрать все бумаги, оставшиеся от покойного, и, дабы они никого не скомпрометировали, все без рассмотрения немедленно сжечь. Так что от последнего труда Пушкина сохранились лишь наброски, хранившиеся вне дома, архивные выписки и пометки цензоров.

– Вот. А здесь мы видим…

– Все ясно. Пройдемте в канцелярию и посмотрим по описи.

Увы, путешествие в глубины музейной бюрократии не дало результатов. В описи обнаружился лишь номер по каталогу и еще какие-то пометки сугубо служебного плана. Но раз пошла такая тема, директор музея решила не отступать. Достав связку ключей, она решительным шагом направилась к шкафу с Наполеоном, дабы решить вопрос самым радикальным способом: просто извлечь книгу, раскрыть ее и прочесть все, что там значится на титульном листе.

А там обнаружилось следующее:

Исторiя

Россiйской имперiи

въ царствованiе

ПЕТРА ВЕЛИКАГО

Сочиненная Гмъ. Вольтеромъ.

напечатана

въ Типографiи у А. Решетникова,

1809 года

Книга из библиотеки Пушкина в Болдино

– О как, – отметил дядя Миша. – Оказывается, господин Вольтер писал опусы по российской истории. А не только всяких там «Кандидов» и «Простодушных».

– И заметьте, – добавил Ваня, – книга издана еще до войны с Наполеоном5. Мы тогда с Францией дружили или как?

– Не, – помотал головой старший прапорщик. – Французы нас тогда били. Аустерлиц был в 1805-м.

– Во блин.

– А давайте перевернем страничку, – сладко произнесла Елена, просовывая между нашими головами руку с телефоном, оснащенным фотокамерой.

Директриса послушно перелистнула.

– А книга-то на русском, – спохватился Зайкин. – Вольтер вроде бы по-русски не писал…

Начальница перевернула еще страничку (Ленка успевала щелкать фотопринадлежностью), и тут нашим взорам явилась подпись переводчика, завершающая текст торжественно-верноподданнического предисловия. Оформлено это было так:

«ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА

ВЕРНОПОДДАНЕЙШIЙ

Семен Смирновъ»

– Смирнов, – отметила сестрица, в очередной раз щелкая телефоном.

– Ну нет, – замотал головой Зайкин. – Наш-то был крестьянин. А этот вон, с французского переводит и предисловия императору посвящает.

– Мало ли. В 1919 году все сделались крестьянами и пролетариями. Помнишь, у Пелевина: был фон Эрнан, стал Фанерный.

– Вас что-нибудь еще интересует? – вопросила директриса, до сих пор терпеливо державшая перед нами раскрытую книгу.

– А можно подержать? – сказал дядя Миша, протягивая к музейному сокровищу свои пролетарские грабки.

– Нет, – не раздумывая отказала музейный руководитель и отдернула книгу от незаконных посягательств. Но, видимо, движение оказалось чрезмерно резким, потому что в этот момент из раскрытых страниц вдруг выпал листок. И мягко спланировав (мы все, как завороженные, проводили его взглядом), плавно опустился на дубовые плашки старинного пола.

– Ой!

– А вот этого в описи нет, – заявил дядя Миша, в два счета сгребая листок в свои лапы.

– Отдайте! – пискнула директриса. – Это экспонат!

– Раз в описи нет, значит, не экспонат.

– Вы нарушаете закон!

В ответ мы в едином порыве извлекли удостоверения и продемонстрировали их музейной даме в развернутом виде.

После чего сопротивление было подавлено. И мы удалились, унося свой трофей.

Глава 8.

Загадки выпавшей странички

Заполучив вожделенный листок, мы стремительно покинули пушкинскую усадьбу. Нас влекли вперед две страсти. Первой, разумеется, было желание разгадать тайну, хранившуюся уже почти два столетия. Второй – острая тяга к приему пищи, ибо, как уже говорилось выше, мы выехали из дома более восьми часов назад и изрядно проголодались.

Итак, забежав по пути в продовольственный магазин и как следует проредив его продуктовые запасы, мы забрались в наш автомобильчик и объявили заседание «Клуба разгадывателей тайн» открытым.

– Ну, с чего начнем? – полюбопытствовал я, когда соратники утолили первый голод и перестали быть социально опасными.

– Почерк, – выдавил Зайкин, силясь проглотить последний кусок твердой копченой колбасы.

– Что почерк?

– Давайте сравним почерк в письме Смирнова и на этой записке.

Дядя Миша тут же извлек из своего деревенского баула кожаную папку литературоведа-спецназовца и бережно явил миру письмо из прошлого. Мы все, на минуту перестав жевать, поизучали исписанные листы и дружно кивнули головами: почерк совпадал.

– Значит, – освободившись от колбасы, начал развиваться Зайкин, – можно предположить, что Василий Анисимович Смирнов, житель села Кистенево, и, возможно, дальний родственник Сергея Смирнова, переводившего труды Вольтера на русский язык, стал хранителем тайны рода Пушкиных.

В 1919 году, оказавшись в безвыходной ситуации, он решается доверить свои тайные знания бумаге. Разумеется, предварительно зашифровав текст.

Листок вкладывается в книгу «История Петра Великого». Обычный человек читать тягомотный труд Вольтера не станет, следовательно, рано или поздно манускрипт попадет в научную библиотеку или в музей. То есть в руки знатока.

Как мы видим, расчет Василия Анисимовича полностью оправдался.

– И теперь знатокам, то есть нам с вами, – завершил зайкинские витиеватости дядя Миша, – предстоит текст расшифровать. Чтобы расчет Василия Анисимовича полностью оправдался.

– Так, дайте сюда листок, – сказал я, проявляя начальственные функции. – Какие имеются предложения по существу дела?

Текст, начертанный рукой умершего в 1919 году гражданина, обилием информации, мягко говоря, не страдал. В нем было всего несколько строк:

Только человек русской культуры может знать.

Только он достоин знать.

Чтобы узнать, догадайся:

1. Кулибин. Баржа, идущая против течения за счет силы самого течения.

2. Ломоносов. Обнаружить атмосферу на Венере.

3. Нартов. Полушка Петра I.

4. Сухарева башня.

– Проверка на вшивость, – оценил текст Зайкин.

– То есть ты, как человек русской культуры…

– А я вижу, – вмешался дядя Миша, – здесь только одно указание на место, где что-то может быть спрятано: Сухарева башня.

– Жаль только, что ее снесли в 1934 году. Хотя наш шифровальщик такой оборот событий заранее предвидеть никак не мог.

– И что? Наш поиск закончен?

– А по-моему, мы даже не начинали.

– Все, что у нас есть на данный момент, – подвел я итог дискуссии, – это семь строк Василия Смирнова. Раз он адресовал данный текст потомкам, которым не мог лично дать дополнительных указаний, значит, считал, что информации здесь достаточно. И всякий культурный человек, тем более житель столицы XXI века…

– А вот не надо так смотреть на меня! – возмутился Зайкин. – Я, может, вижу здесь больше сведений, чем вы все вместе взятые. И поэтому…

– Что же ты видишь?

– Это парадоксы. Заведомо неразрешимые задачи. Двигаться против течения за счет силы самого течения… это… даже не знаю, с чем сравнить. Все равно, что преодолеть силу земного тяготения за счет силы самого тяготения. Самого себя за волосы из болота вытащить… Невозможно в принципе.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

«Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа. Но их дело не пропало. Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию.