Напишите про меня книгу

Свадьба

У меня все отлично. На прошлой неделе купил новые барабаны. Немецкие. Помнишь Аркашу Катульского из четвертой роты? Рыжий такой. Он теперь в Москве большой человек. Заместитель директора музыкального магазина. Я его попросил, и он прислал. Красавчик!

Недавно познакомился с одной девчонкой. Она из нашего села. Симпатичная. И ведет себя вроде правильно. Я потом тебе фотку пришлю.

Больше писать особо нечего. Передавай дагестанский салам своим родителям. Летом в гости приезжай.

Они жили в одном городе, учились в одном техникуме, проходили практику на одном заводе в одно и то же время, но ни разу не встретились. Их дороги сошлись на дербентской автостанции в конце апреля 1981 года, чтобы уже не разойтись никогда.

Утром он ждал ее у общежития, вместе они шли в техникум, а когда занятия заканчивались, он уже торчал у дверей аудитории. Репетиции ансамбля Карим забросил. По выходным на танцах не играл. Замену ему нашли быстро, но Карим и не думал переживать по этому поводу. Каждое воскресенье ровно в 8 утра он с букетом стоял под окнами Карины и ждал, пока она проснется, умоется, накрасится и выйдет. Они шли на автостанцию, а оттуда на такси мчались в Махачкалу, чтобы там сходить в кино или погулять в парке. Весь четвертый этаж женского общежития, где жила Карина, питался тем, что приносил Карим. Карина пыталась сопротивляться этому «аттракциону неслыханной щедрости», однако, быстро поняв всю бесперспективность борьбы, молча принимала сумки и распихивала продукты по трем холодильникам. В один прекрасный день она все-таки не выдержала и, будто бы в шутку, сказала:

– Для студента техникума у тебя слишком много денег, надеюсь, ты по ночам сберкассы не грабишь?

Карим ждал этого вопроса и вместо ответа за руку притащил ее в клуб. Сев за ударную установку, он выдал десятиминутное соло на барабанах.

– Если бы по выходным ты ходила на танцы, мы бы встретились гораздо раньше, и сейчас не было бы дурацких вопросов про сберкассу. И вообще, я тут подумал, – Карим замолчал и после небольшой паузы продолжил, – давай поженимся.

Через неделю Карина приехала домой и, бросив в угол сумку, прямо с порога, торжественно, как Левитан, сообщила:

– Первое! (пауза) Я закончила техникум. Второе (пауза) – я выхожу замуж!

Низам зачем-то снял очки, сел на диван и тихо, без надежды на ответ, спросил:

– А что, в советской стране дипломы выдают только вместе со свидетельством о браке?

– Нет, папа. В советской стране диплом еще можно получить и без свидетельства. Ты лучше спроси: кто жених?

– А стоит ли… Все равно выйдешь за него. Даже если я трупом лягу на пороге этого дома.

– Стоит, стоит, – театрально хватаясь за сердце, вмешалась в разговор Патина – жена Низама. – Может, Аллах сжалится над нами, и этот парень окажется приличным человеком из хорошей семьи.

– Все не так плохо, мама. Этот парень вам хорошо знаком. Это Карим, сын Альдера Магомедовича.

Низаму стало немного легче. Карима он знал с детства, да и историю с собакой в доме не забыли. Конечно, не о таком женихе для любимой дочери он мечтал. Но после того, как она поступила в техникум и три года прожила в Каспийске, не обращаясь к родным за помощью, Низам смирился с мыслью, что и жениха Карина выберет самостоятельно.

… Отец Карима уже четвертый год жил в своем доме один. Сыновья разъехались, жена умерла. Но упрямый старик отказывался переезжать поближе к сыновьям и внукам.

– Кому я оставлю этот дом, куда вы приедете, чтобы похоронить меня? – отвечал он на очередное предложение переселиться к старшему сыну. – Да и не смогу я жить в городской квартире, мне воздух нужен, горы.

И его оставили в покое. Старшие братья Карима по очереди приезжали в гости. Раз в год на праздник Ураза-Байрам съезжались все вместе, с женами и детьми. Дом наполнялся мужскими разговорами, женским смехом, детским криком.

Альдер сидел на своем любимом диване и, поглядывая на внуков, тихо улыбался в пушистые седые усы. И только Карим никогда не приезжал. Первое время еще звонил, оправдывался, пытался найти какие-то отговорки, а потом и это перестал делать.

О том, что Карим собирается жениться, отец узнал от соседей. Они же сообщили старику, кто невеста его сына. Тогда он надел свой единственный костюм со всеми орденами и медалями и направился к дому Низама.

– Я слышал, к сожалению, от посторонних людей, что мой Карим хочет жениться на твоей дочери. В другом случае я должен был бы хвалить своего сына и просить тебя не отказать нашей семье. Но ты не хуже меня знаешь, что Карим не был в своем доме с тех пор, как вернулся из армии. Не могу сказать, чем я его обидел и почему он не приезжает. Не знаю, как он живет и что делает. А потому я не смею просить тебя отдать Карину за моего сына. Ты вправе отказать мне, я сейчас уйду и никогда не буду держать на тебя зла. Да я, собственно, пришел к тебе, Низам, не с просьбой, мне никто и не поручал сватать твою дочь за моего Карима.

Слушая Альдера, Низам стоял у окна и перебирал четки. Когда тот закончил говорить, Низам еще минуты две молчал. Потом прошелся по комнате из угла в угол, сел напротив Альдера и сказал:

– Альдер, Аллах не дал мне сыновей. У тебя нет дочери. Вряд ли мы когда-нибудь поймем друг друга. Во всяком случае, до конца. Я тоже не знаю, чем сейчас занимается в городе твой сын. Слышал, что не очень хорошими делами. Но я очень хорошо помню тот день, когда Карим не испугался собаки Шахмардана. Я также помню, кто его родители и каким мальчиком он был до того, как уехал в армию.

– Каким? – неожиданно спросил Альдер.

– Я отвечу тебе. Добрым, честным, мужественным, трудолюбивым. Говоря по правде, я бы хотел для своей дочери другого мужа. – Тут Низам вздохнул, вспомнив, каким завидным женихам он отказал. – Однако раз уж они встретились, полюбили друг друга, я не возражаю. Давай Альдер выпьем за наших детей, и пусть их жизнь будет лучше, чем наша.

Быстро соорудили стол, закуску. Достали бутылку. Новость о том, что у Низама скоро свадьба, молнией разлетелась по округе. Потихоньку дом наполнился людьми. Через два часа за семиметровым столом уже расположились человек двадцать. Альдер сидел рядом с Низамом и все время молчал. Зато Низам не умолкал ни на минуту. Такое за ним водилось. Все знали его характер – если Низам выпивает, добрее, веселее и общительнее человека в селе не найти. Когда застолье было в самом разгаре, Низам встал, постучал вилкой о граненый стакан, добиваясь полной тишины, и начал говорить:

– Когда моя жена принесла в этот дом четвертую дочь, я не хотел их обеих видеть. Многие из вас сидели за этим столом двадцать лет назад и понимают, о чем я говорю. Сейчас я не променяю свою Карину и на тысячу сыновей. Эта девочка для меня все. Она моя жизнь. Все знают, что я не раз отказывал сватам. Приходили из нашего села – я отказывал. Приходили из райцентра – отказывал. Приходили из Махачкалы – отказывал. Один папаша прислал гонцов из Ленинграда. Его сын там в Смольном работает. Он думал, я при виде такого жениха растаю. Но я отказал и ему. Вы спросите меня, почему я им всем отказывал? Нет, вы спросите, спросите!

Дождавшись нестройного многоголосого «почему?», Низам продолжил:

– Каждый раз я приглашал в эту комнату Карину и спрашивал ее: «Ты замуж за него хочешь?» Она отвечала: нет! Я говорил гостям: извините, до свидания. Да, возможно, мое поведение покажется вам странным. Да, наши родители за нас определяли, кому, когда и на ком жениться. И почти никогда не ошибались. Но моя Карина не такая, как все! Ее не загонишь в рамки наших обычаев. С ней можно только договориться. Сегодня я твердо знаю: Карина сделала свой выбор. Да, она не советовалась ни со мной, ни со своей матерью. Но это ее выбор. И я его уважаю. Если кто-нибудь из вас знает причину, по которой я не должен отдавать свою дочь за Карима, лучше скажите сейчас. Потом держите языки за зубами.

Тишина нарушена не была. Низам окинул стол тяжелым взглядом.

– Я и не сомневался. Альдер, твой сын всегда был и остается порядочным человеком. Я не знаю, почему он не приезжает домой, надеюсь, теперь приедет. Я пью за наших детей, я пью за их счастье. Такое же большое, как наши горы, и такое же светлое, как наше небо. Аминь!

Свадьбу решили играть в Каспийске. Так захотели Карим и Карина. Местом для ее проведения выбрали небольшое уютное кафе «Встреча» на улице Ленина. Все свадебные хлопоты Карим возложил на жену старшего брата Джамилю. Он передал ей пятьсот рублей, предупредив, чтобы никому о происхождении денег не говорила. Пусть думают, что Джамал помог.

Поскольку Кариму нужно было еще доучиваться в техникуме, Низам снял для них на год однокомнатную квартиру.

Карим никак не мог решиться позвонить отцу. Каждый раз обещал сам себе сделать это завтра, а потом искал причину, чтобы перенести разговор еще на один день. Когда до торжества оставалась неделя, отцу позвонил Джамал.

– Спасибо, сынок, что про меня все-таки вспомнили.

– О чем ты говоришь, папа, что значит «вспомнили»? Я вообще думал, что ты знаешь, и позвонил просто так. Узнать последние новости.

– А где наш жених? Почему он сам мне не звонит, если уж приехать не может?

– Не знаю. Бегает где-то. Ты же знаешь Карима. Если что-нибудь себе в голову вбил, его не переубедишь. Увижу, скажу, чтобы позвонил.

– Ты ему вот что скажи. Если он хочет видеть на свадьбе своего отца, пусть приедет сюда и как мужчина сам все скажет.

Джамал услышал короткие гудки. Домой он пришел угрюмый и раздраженный. Джамиля не стала у него ничего спрашивать. Понимала: если захочет, сам расскажет. Она принесла ему в комнату чай и села перед телевизором. Выпив подряд три стакана, Джамал начал разговор:

– Не понимаю я Карима. Три года дома не был. Отца о свадьбе не предупредил. Ведет себя как обиженный на всю планету. Даже со мной разговаривает, будто одолжение делает. Доиграется, останется один в этом мире. Ты же с ним общаешься иногда, может, сумеешь объяснить, что с ним происходит?

И Джамиля рассказала Джамалу то, до чего он и сам прекрасно мог бы додуматься, если бы хоть раз взял на себя труд свести вместе факты, обрывки разговоров с братом и его нежелание говорить на, казалось бы, невинные темы – защищенность, безусловность родительской любви, доверие. Теперь, когда мысль была оформлена в слова и предложения, ему все стало ясно.

В неполных восемнадцать лет Карим получил срок. Небольшой. Всего шесть месяцев. Отец на суд не пришел. Ему, человеку в погонах, было стыдно перед односельчанами, что его родной сын нарушил закон. Такие были времена. Карим до последнего был уверен, что следствие, протоколы, дознание, суд – все это не настоящее. Он же ничего не украл, никого не убил. Ну, подумаешь, рыбу сетями ловил. И только когда в зале суда он услышал: «шесть месяцев исправительных работ в колонии-поселении», понял: жизнь началась. Взрослая жизнь. Уже там, в зековском поселке Нюмыд Усть-Кулонского района Коми АССР, люди, с которыми судьба сталкивала его в эти полгода, научили Карима их главному закону: «не верь, не бойся, не проси». И Карим взял этот принцип на вооружение и дальше по жизни решил идти самостоятельно. Чего бы ему это ни стоило.

Когда все решили, что отец на свадьбу не приедет, на пороге дома, где предстояло жить Кариму и Карине, появился Альдер. Сына дома не было, а в квартире шла генеральная уборка. Швабрами и тряпками орудовали Карина и Джамиля. Альдер поздоровался с Джамилей, подошел к Карине. Долго смотрел на нее. Карина не знала, что нужно делать и говорить в таких случаях. Она просто молчала и смотрела в пол.

– Ну, здравствуй, дочка. Теперь у тебя два отца. Не возражаешь?

– Нет, конечно, дядя Альдер.

– А где Карим?

– В Махачкалу поехал. Ему там шампанское обещали. Два ящика.

Альдер молчал. Повисла тяжелая, плотная тишина. Карина крутила в руках маленький кусок ткани. Подошла Джамиля, молча вытянула из рук Карины эту тряпочку и вышла из комнаты. Альдер заговорил снова:

– Плохо, что не застал его. Мне ехать надо. Я вам тут привез. Где же они у меня? А, вот, нашел, кажется. Деньги. На свадьбу. 160 рублей. Купите себе подарок. Я сам не знал, что вам нужнее. Деньги привез. 160 рублей. Кариму скажи, все хорошо у меня. Нет, ничего не говори.

И Альдер заспешил в обратный путь. Остановить его Карина не сумела.

Свадьба была типичной комсомольско-молодежной, в ЗАГСе им говорили что-то про моральный облик строителя коммунизма и необходимость крепить семью – ячейку советского общества. Колец у них не было. Зато вместо марша Мендельсона его друзья-музыканты вживую сыграли и спели песню:

После кафе все отправились в гости к молодоженам. Неизвестно, как в восемнадцати метровой комнате поместились сорок человек. Друзья Карима требовали хинкал, и Карина с помощью трех подруг к двум часам ночи его мужественно приготовила, за что в ее честь провозгласили сто пятнадцатый тост. К этому времени Карина уже начала гостей тихо ненавидеть. К пяти народ вспомнил, что здесь все-таки свадьба, и стал понемногу расходиться.

Оставшись, наконец, одни, Карим и Карина достали из тумбочки большой целлофановый пакет и высыпали из него кучу смятых купюр разного достоинства. Эти деньги они танцами заработали в кафе несколько часов назад. Теперь предстояло подсчитать, что на них можно купить. На это дело ушло еще два часа. Первую брачную ночь решено было перенести на вторую.

Весь день по телевизору передавали классическую музыку. «Лебединое озеро» сменил Второй концерт Рахманинова, за которым сразу шел Бетховен. А в 21–00 в программе «Время» диктор трагическим голосом зачитал:

– Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза, Президиум Верховного Совета СССР и Совет Министров СССР с глубокой скорбью извещают партию и весь советский народ, что 10 ноября 1982 года в 8 часов 30 минут утра скоропостижно скончался Генеральный секретарь Центрального Комитета КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Ильич Брежнев.

Карина сидела на полу перед телевизором и держала в руках стакан с теплым молоком. Карим устроился в кресле. Пока шло сообщение о скоропостижной кончине пламенного борца за мир, они не проронили ни слова.

– Что-то мне не очень хорошо, Карим. Вези-ка меня в больницу.

Через три часа усталый доктор с покрасневшими глазами вышел к Кариму и пробурчал:

– Поздравляю, папаша. Девочка у тебя. Хорошая, здоровая девочка. Все в порядке.

И доктор вернулся к пациентке.

Карим вышел на улицу. Шел не то дождь, не то мокрый снег. Два часа ночи, транспорта никакого, а до дома километра три. Он решил вернуться в больницу. Санитарка пустила его в приемный покой, напоила чаем, и уставший, но счастливый Карим уснул сидя на стуле. Ему приснилось, что у него родился мальчик и на комсомольском бюро его агитируют назвать сына Леней – в честь умершего Леонида Ильича. Проснувшись, Карим окончательно понял, как ему повезло.

Страна оплакивала «страшную потерю». А в квартире Карима тихо, чтобы не слышали соседи, праздновали рождение дочери его друзья, братья с женами и тесть с тещей. В самый разгар застолья Низам шепнул Кариму:

– Пойдем-ка перекурим.

Они вышли в подъезд. Закурили. Раньше Карим стеснялся курить на глазах у старших. А тут как-то все само собой вышло. Тесть протянул сигарету, а он не отказался.

– Что дальше думаешь делать? Нужно как-то жизнь устраивать. У тебя семья все-таки. Техникум закончил, на работу не выходишь. Статью за тунеядство у нас еще не отменили.

– На завод я не пойду.

– Будешь всю жизнь на барабанах по свадьбам играть?

– Я учиться хочу. В следующем году буду в университет поступать.

– Уверен, что поступишь?

– Переговорю с кем нужно и поступлю.

Через пять дней маленькая Алина уже пищала в съемной квартире на окраине Каспийска. Первые две недели ничего не умеющей маме помогала Джамиля. Потом они остались втроем, и началась обычная жизнь молодой советской семьи.

На работу Карим так и не вышел. Весь день он сидел дома. Вечером куда-то уходил и возвращался поздно ночью. Карина не задавала ему лишних вопросов. Так продолжалось три месяца. Однажды она наткнулась на его записную книжку. Часа четыре боролась с желанием в нее заглянуть, а когда женское любопытство победило родительскую заповедь «не трогать чужого», она все равно ничего не поняла. Вся книжка была исписана короткими записями.

Хорошее настроение – Дербент – Гаджи – 10 октября – 30

Морской прибой – Махачкала – Магомед – 24 октября – 40

Парус – Избербаш – Зарема – 8 августа – 25

Магарамкент – Белиджи – Ильяс – 15 августа –20

Кавказ – Махачкала – Юсуп – 2 сентября – 40

В этот вечер Карим пришел в половине двенадцатого. Карина его дождалась.

– Я случайно прочитала твою записную книжку…

– Случайно прочесть записную книжку невозможно. Случайно ее можно найти. Хорошо, что ты ее нашла, я уже решил, что потерял в автобусе.

– Можешь объяснить, что означают эти записи?

– Думаю, тебе это будет неинтересно.

– Мне очень интересно, Карим. Объясни, пожалуйста.

– Ладно. Ты знаешь, я раньше играл в ансамбле. Сейчас не играю. Но дело в том, что я знаю всех музыкантов и все группы в Дагестане. Когда людям нужна музыка, они приходят ко мне, и я помогаю найти им ансамбль по душе и по карману. А за свои услуги беру небольшой процент. Вот смотри. «Хорошее настроение» – это они себя так называют. Дербент – город, в котором состоится мероприятие. В данном случае – свадьба. Гаджи – имя человека, который эту свадьбу играет. Дочку замуж отдает. 10 октября, наверное, понятно. Это дата. 30 – это 30 рублей, которые я должен получить за свою работу. Вот и все.

– Тебя же посадят! У нас в стране люди получают зарплату за работу. Платит им государство. А посредничество – это как спекуляция. Ты должен все прекратить. Уж лучше мы будем жить впроголодь. Может, ты рассчитываешь, что, когда тебя возьмут с этой записной книжкой, вмешается мой отец?

– Полная фигня. Я даже на своего отца не рассчитываю, а на твоего тем более. И давай прикроем эту тему, уже поздно, а у меня завтра стрелка в 9-30.

Всю ночь Карина тихо плакала в подушку. Раз двадцать она мысленно собирала свои вещи и уходила. Потом говорила себе: «Это не выход», а через десять минут опять собирала вещи и опять уходила.

Утром у Карима действительно состоялась встреча. О ней уже три раза просил один гитарист из Махачкалы. Родители дали ему имя Мухтарпаша, но все звали его Мухой. Они встретились в сквере на набережной.

– Карим, в Махачкале есть три ресторана. Самый крутой – рядом с Приморским бульваром, недалеко от Аварского театра.

– Муха, я махачкалинские кабаки знаю неплохо. Давай ближе к делу, мне к десяти на молочную кухню нужно успеть.

– Короче, там коллективчик лабает. Три аккорда – все творчество. Вот бы нам туда сесть. Мы сунулись было, но директор даже слушать не стал, выгнал из кабинета. Помоги, а?

– Без проблем. Сначала отдаете мне всю прибыль, пока я не верну то, что вложу в дело, ну а потом будете платить мне 25 % от дохода. Расчет – раз в неделю по вторникам. Как зовут этого крутого директора?

– Анвар Магомедович, кажется.

На следующий день Карим поехал в Махачкалу. Директора звали Мажид Магарамович. Карим с тремя крепкими каспийскими парнями, которым предварительно заплатил по червонцу, по-хозяйски вошел в маленькую приемную, протянул секретарше «Аленушку» и, оставив «группу поддержки» дожидаться, молча проследовал в кабинет директора.

За столом в костюме – тройке и при галстуке сидел директор ресторана. Прямо над ним висел портрет, с которого с прищуром смотрел на входящих Владимир Ильич Ленин.

– Ты кто? – спросил товарищ директор.

– Карим, Мажид Магарамович.

– Слышал, слышал о тебе, Карим. Что привело тебя ко мне, рассказывай.

– Вот хочу группу свою музыкальную перетащить в этот кабак.

– Невозможно, Карим. Что хочешь проси, только не это. Я своих принял три месяца назад, за них просил Сам. – Директорский палец указал на потолок.

Карим достал из заднего кармана пачку купюр красного цвета.

– Здесь тысяча рублей. Плюс 25 % от прибыли. Договорились?

Директор даже вспотеть не успел.

– В субботу пусть приходят. Аппаратура у них есть?