Патриарх Кирилл. Биография. Юбилейное издание к 75-летию со дня рождения

© Издательский дом «Познание», оформление, 2021

© Митрополит Иларион (Алфеев), 2021

К 75-летию Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла

Интронизация Патриарха Московского и всея Руси Кирилла. 1 февраля 2009 г.

Предисловие

Патриарху Кириллу – 75. Это не только значимый рубеж для юбиляра, но и знаменательная дата для всей многомиллионной Русской Православной Церкви. За годы жизни шестнадцатого Патриарха Русской Церкви сменилось несколько эпох. Он родился в послевоенном Ленинграде и рос в те годы, когда Церковь получила короткую передышку после двух десятилетий жесточайших гонений и четырех лет войны. Его молодость совпала с так называемой оттепелью, обернувшейся для Церкви новой волной притеснений и гонений. Потом наступил период «застоя», сменившийся несколькими годами «перестройки». В течение всех этих лет будущий Патриарх нес церковное служение, восходя от силы в силу и обогащаясь новым опытом.

Распад великой страны совпал с тем временем, когда он возглавил ведущее синодальное учреждение Русской Церкви – Отдел внешних церковных связей. В труднейший и переломный период отечественной истории он оказался рядом со Святейшим Патриархом Алексием II, став его ближайшим помощником и получив от него мандат на развитие разных направлений церковной деятельности. Без малого двадцать лет митрополит Кирилл возглавлял Отдел, и за эти годы жизнь общества вновь преобразилась до неузнаваемости.

1990-е и 2000-е годы стали временем беспрецедентного возрождения церковной жизни на всем пространстве бывшего Советского Союза. Ежегодно Церковь прирастала тысячью храмов, несколькими десятками монастырей, были открыты новые духовные школы, миллионы людей приняли Крещение и стали членами Церкви.

Когда умер Патриарх Алексий II, многие говорили: «Чем будет заниматься новый Патриарх? Ведь все уже сделано. Церковная жизнь достигла пика, дальше двигаться некуда». Но оказалось, что новому Патриарху есть чем заняться, а Церкви есть куда расти. То поступательное обновление церковной жизни, которое началось при Патриархе Алексии II, продолжилось при его преемнике. Но особое внимание он обратил на «глубинку» – на те населенные пункты, куда влияние Церкви еще не успело проникнуть.

Масштабная реформа всей системы управления Русской Церковью, инициированная Патриархом Кириллом в 2010-е годы, была направлена на создание новых очагов миссионерской, благотворительной, просветительской и социальной деятельности Церкви. Для этого крупные епархии были поделены, появились новые центры епархиальной жизни, а количество епископата увеличилось более чем вдвое.

Трудно обозреть все, что совершено Патриархом Кириллом за годы его предстоятельского служения. Настоящая книга и не претендует на то, чтобы дать исчерпывающий обзор сделанного. Подлинный масштаб происходящего сегодня увидят и, надеюсь, оценят потомки. Наша же задача – рассказать о жизненном пути Предстоятеля Русской Церкви, представить его как человека, как личность, как иерарха и мыслителя.

В основе настоящего издания лежит биографическая часть книги «Патриарх Кирилл. Жизнь и миросозерцание», изданной в 2009 году, вскоре после интронизации Патриарха. Этот материал был в 2014 году существенно расширен за счет новых источников, выявленных при подготовке статьи о Патриархе Кирилле в «Православной энциклопедии». Затем в дополненном виде книга о Патриархе была издана в 2019 году в серии «Жизнь замечательных людей». Ныне читателю предлагается обновленное издание, хронологически доведенное до конца 2020 года и снабженное множеством иллюстраций. Некоторые из них публикуются впервые.

Святейший Патриарх Кирилл на Объединенном заседании Межрелигиозного совета России и Христианского межконфессионального консультативного комитета. 28 февраля 2020 г.

Среди использованных источников необходимо упомянуть книгу «Слово пастыря», основанную на телевизионных передачах, которые митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл вел в 1990-х годах. При подготовке книги были изучены все выпуски журнала «Церковь и время» за 1997–2020 годы, выпуски «Журнала Московской Патриархии» за период с конца 1960-х годов до настоящего времени, а также другие церковные издания, в которых публиковались выступления митрополита, а затем уже Патриарха Кирилла на межправославных, межхристианских, межрелигиозных, церковно-общественных и церковно-политических форумах.

Наряду с печатными источниками изучены материалы и информационные сообщения в Интернете, а также многочисленные аудио- и видеозаписи выступлений Патриарха Кирилла.

Несмотря на использование столь обширного материала, многое в деятельности Патриарха Кирилла осталось за кадром. Неизбежные упущения будут, несомненно, восполнены другими исследователями и летописцами.

«Никогда ничего не бойтесь»

Священник Василий Гундяев – дед Патриарха

Литургия в Неделю о блудном сыне в Храме Христа Спасителя. 16 февраля 2020 г.

Род Гундяевых происходит из крестьян села Оброчного Лукояновского уезда Нижегородской губернии (ныне Ичалковского района Мордовии).

В метрических книгах второй половины XIX века из Троицкой церкви в Оброчном содержатся сведения о нескольких семьях Гундяевых, в том числе о семье Трофима Григорьевича Гундяева (у членов этой семьи в метрических книгах отмечена вторая фамилия – «Добровидов тож»). Прадед Патриарха Степан Трофимович Гундяев, отставной солдат, женился на девице из крестьян Варваре Петровне. От этого брака 15 мая 1879 года родился Василий Степанович Гундяев[1], первый в роду, кто стал священнослужителем.

В конце XIX – начале XX века Василий Степанович обвенчался с крестьянской девицей Параскевой Ивановной (родилась в 1884 году). Семья была большая: 30 марта 1905 года родилась дочь Мария, 5 января 1907-го – сын Михаил, 11 февраля 1909-го – дочь Евдокия, умершая от скарлатины 4 января 1911 года; 6 мая 1911-го – сын Александр, также скончавшийся в младенчестве; 24 января 1915-го – сын Григорий и 24 июля 1916-го – дочь Анна[2].

Впоследствии семья Василия Гундяева взяла на воспитание оставшуюся сиротой крестьянскую девочку Анну из Оброчного. Гундяевы были прихожанами Троицкой церкви в Оброчном.

Василий овладел специальностью машиниста-механика и получил работу в железнодорожном депо города Лукоянова. В Лукояновском депо Казанской железной дороги Гундяев был на хорошем счету, ему доверяли водить не только простые поезда, но и литерные составы, предназначенные для перевозки особо ценных грузов или высокопоставленных пассажиров.

Дом родителей отца Святейшего Патриарха Кирилла – священника Василия и Параскевы Гундяевых

В. С. Гундяев в должности машиниста-механика

В Лукоянове Гундяевы стали прихожанами Покровского собора, настоятелем которого был протоиерей Василий Николаевич Цедринский. По всей вероятности, Василий уже тогда имел дружеские отношения с этим пастырем, поскольку протоиерей Василий крестил всех детей, рождавшихся в семействе Гундяевых.

В 1908 году семья Гундяевых совершила поездку в Кронштадт, где их принял святой праведный Иоанн Кронштадтский.

Семья была глубоко религиозной, жила очень скромно, в небольшом служебном доме при депо, несмотря на то что Василий получал немалое жалованье. Спустя много лет, когда Василий был уже на закате жизни, его внук, будущий Патриарх, спросил его: «А где же все твои деньги-то? Как же это получилось, что ни до революции, ни после нее ты ничего не накопил?» Дед ответил коротко: «Все деньги я посылал на Афон»[3].

Покровский собор г. Лукоянова

Прав. Иоанн Кронштадтский

Монастырь Симонопетра, Афон

Рассказывает Патриарх Кирилл: «Совсем недавно, будучи в паломничестве на Афоне и посещая монастырь Симонопетра, я спросил у игумена, есть ли в обители записи на вечное поминовение начала ХХ века? Он сказал, что есть. Я мысленно прикинул, в какие примерно годы дед мог посылать деньги, – конечно, до войны 1914 года. И попросил: посмотрите в книгах под 1913 годом русские имена. Буквально через несколько минут мне принесли этот синодик, открыли 1913 год, и я увидел записанной всю нашу семью. И когда совсем недавно настоятель монастыря Симонопетра приезжал в Москву на чествование Святейшего Патриарха Алексия, то он об этом факте сказал в своем официальном выступлении на торжественном приеме. Думаю, подобные записи есть и во всех других святогорских обителях»[4].

В октябре 1917 года к власти в России пришли большевики. Частью их идейной программы была борьба с религией. Сразу же после победы октябрьской революции начались жестокие гонения на Церковь, аресты и убийства священнослужителей. Первой жертвой революционного террора стал петербургский протоиерей Иоанн Кочуров, убитый 31 октября 1917 года: его смерть открыла трагический список новомучеников и исповедников Церкви Русской, включающий имена десятков тысяч представителей духовенства и монашествующих, сотен тысяч мирян.

Революционные события 1917 года имели тяжелые последствия и для жизни Нижегородской епархии. 15 апреля 1917 года Святейший Синод в новом составе сместил с Нижегородской кафедры архиепископа Иоакима (Левитского) за несогласие с разрушающими канонический порядок церковного управления действиями властей. Во временное управление епархией вступил викарный Балахнинский епископ священномученик Лаврентий (Князев).

Протоиерей Иоанн Кочуров

Епископ Лаврентий (Князев)

Архиепископ Евдоким (Мещерский)

8 августа 1917 года начал работу епархиальный съезд, на котором были выбраны делегаты от Нижегородской епархии на Поместный Собор Православной Российской Церкви. Выдвигалась и кандидатура Василия Гундяева[5]. В окончательный список делегации на Собор он не попал, как и другие крестьяне, чьи кандидатуры были выдвинуты на епархиальном съезде. В делегацию Нижегородской епархии от мирян вошли преподаватели духовных учебных заведений, имевшие богословское образование.

Василий Гундяев являлся членом исполнительной комиссии Нижегородского епархиального собрания, на котором 4 июля 1918 года епархиальным архиереем был избран Тифлисский митрополит священномученик Кирилл (Смирнов). По предложению Патриарха Московского и всея России святителя Тихона митрополит Кирилл отказался от Нижегородской кафедры в связи со сложным положением в закавказских епархиях.

Управление Нижегородской епархией вновь перешло к епископу Лаврентию. Архиерей всеми силами пытался предотвратить разграбление храмов и монастырей. 2 августа 1918 года от епархиального собрания он обратился к пастве с призывом защитить Церковь. Вскоре епископ Лаврентий и его ближайшие сподвижники были арестованы и в ночь с 6 на 7 ноября расстреляны.

21 октября 1918 года временное управление Нижегородской епархией было поручено архиепископу Евдокиму (Мещерскому), 18 ноября он был официально назначен правящим архиереем и сразу обратился к председателю Нижегородского губисполкома с предложением о сотрудничестве. Идя навстречу пожеланиям властей, архиепископ Евдоким согласился на закрытие всех монастырей вне Нижнего Новгорода (обители были преобразованы в сельхозартели). Организованный архиереем епархиальный совет в декабре 1919 года принял резолюцию «О подчинении советской власти не за страх, а за совесть». Действия правящего архиерея вызвали резкий протест паствы, настроенной защищать и поддерживать храмы и монастыри.

Когда летом 1919 года у лукояновского Свято-Тихоновского монастыря были реквизированы сельскохозяйственные угодья и обитель осталась без средств к существованию, Василий Гундяев выступил на районном собрании железнодорожников с предложением организовать сбор средств в поддержку монастыря. С тем же предложением он выступил и на собрании причта монастырского храма 31 августа 1919 года[6]. Василий стал инициатором создания прихода при монастырском храме, чтобы сохранить его от разграбления, он же возглавил приходское собрание монастырского храма.

Лукояновский Свято-Тихоновский монастырь. Фото нач. ХХ в.

Поликарп (Тихонравов), епископ Лукояновский, викарий Нижегородской епархии

1 апреля 1920 года на Лукояновское викариатство Нижегородской епархии был назначен епископ Поликарп (Тихонравов), который сразу же сблизился с Василием Гундяевым и сделал его своим доверенным лицом. В июне 1920 года епископ Поликарп созвал съезд духовенства и мирян Лукояновско-Сергачского епископского округа, на котором в качестве делегатов присутствовали братья Григорий и Василий Гундяевы. На съезде было решено образовать «Союз приходов» Лукояновско-Сергачской епархии, среди учредителей этого союза был Григорий Гундяев. Другим своим постановлением съезд учредил в Лукоянове отделение миссионерского братства Святого Креста, в состав совета братства вошел Василий Гундяев. Тогда же он вошел и в группу миссионеров-проповедников для полемики с сектантами, многочисленными в этой части епархии.

В декабре 1920 года на очередном съезде Лукояновско-Сергачской епископии В. С. Гундяев был выбран в епископский совет. В 1922 году в связи с активной деятельностью сторонников обновленчества епископ Поликарп благословил публичные диспуты, а также создание братства Святой Софии, которое возглавил Василий Гундяев[7]. В начале 20-х годов он подвергался арестам, о чем можно судить по материалам его допросов в 1928–1929 годах. Василий говорил, что, «испытав на себе нужду при аресте в прежние годы», решил «создать “Братство” для облегчения участи арестованных за церковное дело»[8].

Активная церковная деятельность Василия Гундяева, противостояние обновленчеству, защита храмов от закрытия, поездка в Москву за поддержкой к М. И. Калинину вызвали недовольство властей.

Вспоминает Патриарх Кирилл: «Судьба деда была драматична… В 20–30-е годы боролся против обновленчества, был близок к Патриарху Сергию в бытность его митрополитом Нижегородским. От него он получал личные указания, как нужно бороться с обновленчеством, и его борьба была достаточно эффективной. Вместе со своим двоюродным братом они открыли свечную мастерскую, и когда приезжали за свечами старосты обновленческих храмов, то мой дед уговаривал их вернуться в Церковь, уйти из раскола. А если старосты были уж очень упорны в своих раскольнических убеждениях, он просто не давал им свечи. В результате такой политики кнута и пряника за несколько месяцев большинство приходов Лукояновского уезда, в котором жил мой дед, вернулось в Православную Церковь. В моем личном архиве хранятся копии статей из местной прессы, в которой была поднята целая кампания против деда. Он обвинялся в разжигании религиозного фанатизма»[9].

15 ноября 1928 года Василий Гундяев был арестован, 4 марта следующего года осужден на 5 лет лагерей. В мае 1929 года он был этапирован в Соловецкий лагерь.

«Соловецкий лагерь особого назначения» был создан декретом Совета народных комиссаров в 1923 году на территории Соловецкого архипелага. Древняя обитель, основанная преподобными Зосимой и Савватием Соловецкими, превратилась в одно из отделений ГУЛАГа, покрывшего колючей проволокой всю Россию. К концу 1930 года в лагере было более 70 тысяч заключенных. Среди них – академики и профессора, писатели и поэты, философы и актеры, политработники и военные, аристократы и крестьяне, женщины и дети, епископы и священники, православные и католики.

В. С. Гундяев. Тюремная фотография. 1929 г.

Соловецкий монастырь в период размещения в нем Соловецкого лагеря особого назначения. 1932 г. Фото Дома-музея М. Пришвина

Василий Гундяев был одним из первых соловецких узников. В заключении он работал механиком, отремонтировал посаженный на мель пароход, ходивший между Соловецким архипелагом и материком. Сокамерники относились к Василию с уважением. Он поддерживал общение с архиереями и священниками, находившимися в лагере[10].

Среди соловецких узников в то время был и архиепископ Иларион (Троицкий). Человек высокого роста, крупного телосложения, с густыми русыми волосами, он привлекал к себе своим спокойствием, приветливостью и жизнерадостностью. В тяжелейших условиях лагеря Владыка Иларион сохранял присутствие духа, монашеское незлобие и простоту. После шести лет Соловков святителя должны были отправить в ссылку в Казахстан. Однако в пути он смертельно заболел тифом. Перед смертью его, уже тяжелобольного, обрили наголо. Когда святителя отпевали, одна из родственниц, увидев его мертвым, упала в обморок: в гробу лежал жалкий, обритый, седой старичок, в котором невозможно было узнать прежнего Илариона. В момент смерти ему было 43 года.

Архиепископ Евгений (Зернов), епископ Иларион (Троицкий), епископ Прокопий (Титов) и монашествующие в Соловецком лагере особого назначения. Фото из архива ЦАК МДА

Василий Гундяев был знаком со священномучеником Иларионом. Вспоминает Патриарх Кирилл: «Удивительным образом святитель Иларион связан с моей семьей: через моего деда, иерея Василия, также исповедника Божия, который в 22-м году за борьбу с обновленчеством в Нижегородской губернии был сослан и в то же самое время, когда и святитель Иларион, оказался на Соловках. Он лично знал святителя и всех других иерархов, был участником знаменитого Соловецкого собора. Затем так же много страдал, пройдя 46 тюрем и 7 лагерей, и почти 30 лет находился в заключении… Вот через таких людей мы, следующее поколение православных, родившиеся уже в безбожное время, получили великое свидетельство о вере и мужестве наших предков, которые стояли насмерть, защищая единство Церкви и саму возможность для верующих людей принимать Таинства Святой Евхаристии, Крещения и другие Таинства, оставаться в общении с Богом через страдающую Мать – Православную Церковь».

Соловецкий собор, о котором упоминает Патриарх, состоялся летом 1927 года для обсуждения Декларации митрополита Сергия. Епископы, находившиеся в заключении, направили митрополиту Сергию послание, в котором одобрили его заявление о лояльности Церкви к советской власти во всем, что касается гражданского законодательства и управления. Однако основное содержание послания вызвало протест у соловецких узников: «Церковь не может взять на себя перед государством (какова бы ни была в последнем форма правления) обязательства считать “все радости и успехи государства – своими радостями и успехами, а все неудачи – своими неудачами”, ибо всякое правительство может иногда принимать решения безрассудные, несправедливые и жестокие, которым Церковь вынуждена подчиниться, но не может им радоваться или их одобрять. В задачу настоящего правительства входит искоренение религии, но успехи его в этом направлении Церковь не может признать своими успехами»[11].

После издания Декларации та часть епископата, которая отказалась ее признать, перестала поминать митрополита Сергия за богослужением. Однако святитель Иларион (Троицкий) не встал на сторону «непоминающих», сохраняя постоянную связь с церковной властью. Личную связь с митрополитом Сергием сохранял и Василий Гундяев.

В 1931 году он вместе с другими исповедниками православной веры за участие в «нелегальных собраниях заключенного духовенства и совершение религиозных обрядов»[12] был приговорен к заключению в штрафной изолятор на Секирной горе. После окончания срока заключения Василий Гундяев был направлен в ссылку, из которой вернулся к семье, перебравшейся в Оброчное.

Митрополит Сергий (Страгородский)

Секирная гора. Фото нач. ХХ в.

В начале 30-х он был снова арестован. На этот раз причиной ареста послужило его участие в борьбе против закрытия монастыря в Лукоянове. Вспоминает Патриарх Кирилл: «Когда деда сажали, бабушка оставалась на воле. И когда его посадили во второй раз, а это было в 30-х, когда в стране свирепствовал голод, она сказала: все, теперь мы умрем. А у них было восемь детей: семь родных и одна дочь приемная. И дед сказал: поскольку я буду как бы нести крест за Христа, вы останетесь живы. Потом бабушка рассказывала, что в какой-то момент она поняла: все, жизнь кончилась, потому что на всех осталась лишь маленькая горсточка муки. Она из этой муки приготовила какие-то лепешки, они их скушали, а завтра есть уже было нечего. И вот ночью раздался стук в окно. Бабушка вскакивает, а с улицы голос: хозяйка, принимай груз. Открыла дверь – стоит мешок, полный муки, и вокруг – никого. Вот этот мешок муки спас и моего отца, и мне дал возможность появиться на свет»[13].

В 30-х годах XX века Василий Гундяев продолжил церковную деятельность, предпринимая безуспешные попытки добиться открытия храма на родине. На допросе в НКВД 17 сентября 1945 года он сказал: «В Москву я ездил исключительно из-за того, чтобы добиться здесь разрешения на открытие церкви в селе Оброчном Ичалковского района Мордовской АССР»[14].

Святейший Патриарх Кирилл в Михаило-Архангельском храме Троицкого монастыря г. Бирска. 4 июня 2016 г.

Михаило-Архангельский храм г. Бирска, где в 1953 г. служил отец Василий Гундяев

В эти годы, уже пройдя через многочисленные аресты, заключение в лагере, Василий Гундяев стал готовиться к принятию священного сана. («В ноябре 1944 года, – показал он на следствии, – я стал готовиться по книгам на получение сана священника»[15]). В описи имущества, составленной при задержании Василия, значились помимо ходатайств в разные органы об открытии церкви в Оброчном «тетради с религиозными записями – 2 шт., журналы религиозные – 5 шт., устав богослужения церковный – 2 шт., снимки религиозные – 4 шт., акафист – 1 шт., молитвы – 3 шт., книги религиозного содержания – 3 шт., помянник – 1 шт.»[16], четыре справки и две записные книжки.

Очередной арест Василия Гундяева последовал 4 сентября 1945 года в Москве в связи с полученными доносами о его антисоветской агитации, прежде всего в связи с положением верующих в СССР. Особое совещание НКВД СССР 29 декабря 1945 года приговорило 66-летнего исповедника к 5 годам работ в исправительно-трудовом лагере.

Годы ссылок и тюрем не сломили Василия. Своих детей и внуков он наставлял: «Никогда ничего не бойтесь. В этом мире нет ничего такого, чего следовало бы по-настоящему бояться. Нужно бояться только Бога»[17].

После освобождения Василий долго находился на нелегальном положении: «Он был просто как бродяга, потому что единственная возможность спастись для него была одна – скрываться от властей. У него не было дома. Он был в полном смысле слова homeless»[18].

Лишь в конце 40-х годов его положение было легализовано, и он впервые смог приехать в Ленинград. Вспоминает Патриарх Кирилл: «Мы с мамой встречали его на Московском вокзале. Я хорошо помню эту сцену: вышел из вагона сухощавый пожилой человек, мне даже показалось – старичок, с огромным черным фанерным чемоданом, и мама подбежала к нему: “Папа, папа! Мы сейчас возьмем носильщика”. А он возмутился: “Какого еще носильщика?” – “Ну как, чтобы помочь чемодан нести…” Дед улыбнулся, снял ремень, перевязал им чемодан, взвалил на плечи, и мы пошли. Эту встречу я хорошо запомнил»[19].