Летний детектив (сборник)
Но больше всего при осмотре рук Марью Ивановну потряс уже знакомый бинт, охватывающий руку любимого племянника. Она как-то совсем не рассматривала его раненую руку в этом контексте – как вещественное доказательство. Более того, бинт на руке Лёвушки и подал ей здравую мысль. Но это вздор! С чего бы вдруг Лёвушка вздумал целиться в любимую тётку? Он её позвал жить в новый дом, сам предложил хорошие деньги и при этом деликатно сказал:
– Рассматривайте эту сумму как хотите. Можете считать её заработной платой, вы ведёте у меня здесь хозяйство. Но если вас это оскорбляет, то будем считать эти деньги пособием. Ближе вас родни у меня нет.
В этом заявлении была некоторая натяжка: были у Лёвушки и более близкие родственники, но ведь это как посмотреть… Лёва для неё был благодетелем. Так зачем же ему в неё целиться? Если не предположить, что он её с кем-нибудь перепутал.
И не мешало бы вспомнить, с какой рукой Лёвушка приехал из Москвы – со здоровой или с забинтованной. Он тогда Марью Ивановну обнял, это точно. Обнял и сказал – иди спать, мы сами управимся.
Марья Ивановна подошла к Лёвушке поближе.
– Что у тебя с рукой?
– Какой рукой? Ой, тёть Маш, нашла время спрашивать… Обжёгся вчера в бане. Ты лучше помоги Инне дойти до дому. По-моему, ей плохо. Иннусь, да что с тобой? – воскликнул Лёвушка, подхватывая вдруг обмякшее тело секретарши.
– Уведите меня отсюда, – залепетала Инна, зубы её стучали, как от холода. – У меня голова закружилась.
На этом поиски пенсионерки кончились. Они с Инной побрели к дому, а Лёва остался в горячей точке. Мало ли как повернутся события… Может, по ходу дела понадобятся если не его мышцы, то хотя бы мозги.
В толпе меж тем высказывались предположения на тему – как мертвец сюда попал. Большинство ратовали за то, что мужика в кроссовке убили где-то в другом месте, а потом ночью привезли на кладбище и бросили. Чтоб хоронить сподручнее. Не хотелось жителям Стана думать, что именно на их территории произошло смертоубийство. Но нашлись и трезвые голоса.
– У него кровь на майке как раз в том месте, где в него штырь вошёл. Значит, он на него ещё живым напоролся.
– Может, его не до конца убили, а так только – по лбу трахнули в драке.
– Если ему лоб в драке рассекли, то на кой его на кладбище везти? Бросили бы там, где подрались.
– На кой? По злобе. Привезли сюда беспамятного и на штырь насадили.
– Что-то вы не то говорите, господа, такое только в кино бывает. И не днём же его сюда привезли. А ночью разве эту ржавую хреновину найдешь?
– А кровь на майке не заскорузлая, а размытая. После той грозы в пятницу дождя вроде не было. Либо он до грозы погиб, либо в ту самую грозовую ночь.
– А крапива-то нетоптаная… – заметил художник Игнат, тот самый – в перчатках.
– Вот именно! Как мы об этом забыли?
Харитонов тут же задрал голову вверх и стал внимательно изучать остатки карниза, барабан, поддерживающий луковицу церкви, и сияющую в нём пробоину. Выросшая рядом с пробоиной берёзка – и где только земля сыскалась на узком уступе – была сломана. Головы стоящих рядом тоже стали задираться вверх.
– Упал, – сказал наконец Лёвушка.
– Сорвался, – подтвердил Харитонов.
– А на кой хрен его туда понесло?
– А может, он не один в церкви был. Ведь не сам же себе он лоб раскроил.
– Это он и сам мог сделать. Звезданулся о балку в темноте.
– И вообще – кто он?
– И что он делал в нашей деревне?
7
В разгар горячих споров к толпе подбежал вредный пасечник. Он был донельзя возбуждён, одна его рука находилась в неуёмном движении, другая держалась за сердце. Обычную улыбочку пот смыл с лица. Клим Климыч всё порывался что-то сказать, но никак не мог справиться с одышкой. Наконец выкрикнул:
– «Запорожец» угнали!
Новость была не менее впечатляющей, чем обнаружение трупа. Верхний Стан находился в стороне от асфальта, только узкая посыпанная гравием дорога, ведущая к кладбищу, связывала деревню с большим миром, поэтому машин здесь никогда не крали. Но уж если появился злоумышленник, то на кой ему ляд старое корыто, купленное Клим Климычем по случаю за двадцать баксов, если в посёлке полно новеньких иномарок?
Кто именно совершил чёрное дело, долго выяснять не пришлось, потому что пасечник прямо назвал похитителей. Вся деревня видела, что в доме сторожихи весь субботний день имела место большая пьянка. Теперь уже все знают, откуда у сторожихи появилась покупная водка и куда исчезла пара уток у Анны Васильевны.
Оказывается, в грозовую ночь к сторожихе явились двое гостей с приветом от сына. Мы уже говорили, что сын коротал жизнь на нарах, а эти двое были из амнистированных. Возвращаясь к чистой жизни, они сделали большой крюк – доехали автобусом до Юхнова, от Юхнова опять же автобусом, что ходит раз в сутки, добрались до Кашино, далее попуткой до развилки, а там уже пешочком (час ходу) – к Линде. Не просыхали амнистированные весь день, а вечером в субботу стали приставать к пасечнику с вопросом – как им отсюда выбраться?
Клим Климыч вежливо отвечал: как пришли, так и уходите, это в том смысле, что той же тропой. Но амнистированные его не слушали, канючили своё, поглядывая на притаившийся за бузиной «запорожец». Дед понял их намёк, но вида не подал. Тогда они ему прямо сказали:
– Отвези в Калугу. Мы заплатим.
Знал Клим Климыч их плату. Из тюремного заработка только на пару бутылок и хватило, ну разве что батон колбасы прикупили. А это что значит? Он их повезёт, а как отъедет на приличное расстояние, то от них по башке и схлопочет. На «запорожце» эти двое мерзавцев вольные птицы, а бензин они в дороге украдут. Разговор кончился тем, что пасечник прогнал амнистированных от своей калитки палкой. Они, матерясь, ушли допивать самогон, а Клим Климыч завел мотор и перевёл «запорожец» поближе к дому в дровяной сарай.
Утром глянул на куст бузины – где авто? Вначале перепугался, а потом вспомнил и успокоился – он же сам перегнал машину в надёжное место. А что в это место надо заглянуть, проверить – ему и невдомёк. А тут с утра общий переполох – труп! Подумаешь, невидаль! Этих трупов сейчас полный телевизор. Клим Климыч не стал обсуждать, откуда появился незнакомый покойник, а отправился по делам. Здесь он и обнаружил пропажу «запорожца».
Он бросился к сторожихе, но гостей и след простыл.
– Когда уехали?
– Раненько. Я спала. Ещё козу не доила.
– Что же они так рано уехали?
– А я почём знаю? Мало ли какие у людей дела? Они свободу обрели. А мой Толенька скоро обретёт. Гости это твёрдо обещали.
– А знаешь ли ты, ведьма старая, что они у меня «запорожец» увели?
– О-о-й, люди! Посмотрите на этого недоумка! Да зачем им твоя гнилая рухлядь? Они люди значительные, ушлые. Они жизнь с изнанки знают.
– То-то и оно, что с изнанки, мать-перемать! – крикнул Клим Климыч и бросился к собору к ещё не рассосавшейся толпе. Ну, не толпе, конечно, но четыре-пять человек ещё стояли, смолили сигареты, – кто «Парламент», кто «Приму».
Поначалу к известию о хищении «запорожца» люди отнеслись с юмором. Это всё равно что старую телогрейку с забора украсть – кому она нужна-то? Но по мере проникновения в суть вопроса лица у мужчин серьёзнели. Амнистированные? Ага… У сторожихи пьянствовали? Понятно.
Тут выяснилось, что никто, кроме Клим Климыча, этих «обретших свободу» не видел. Пришли в ночь и исчезли спозаранку. Сколько их было-то? Двое… А может быть, трое? И почему не предположить, что они подались ночью в церковь и своего же «третьего» сбросили вниз, потом пьянствовали целый день и скрылись на чужом «запорожце»?
Игнат высказал робкую мысль: де, если они ночью человека убили, то законно предположить, что они бы сразу дёрнули в бега. Зачем ещё целый день пьянствовать в опасной близости от трупа? Но трезвый голос не был услышан, потому что «вы не знаете этих людей», «им человека убить – что цыплёнку голову свернуть», а также «пьянство у них на первом месте, и не захотят они после стольких лет заключения лишить себя законного удовольствия» – и так далее, и в том же духе.
Когда подкатила санитарная карета с фельдшером, а вслед за ней Фроловский драндулет с милиционером – первая версия была прорисована уже во всех подробностях. Врач Надежда Ивановна брезгливо осмотрела труп и засвидетельствовала смерть «вследствие падения с большой высоты и столкновения с неблагоприятным металлическим вертикально торчащим предметом».
Перед тем как увезти труп в кашинский морг, каждого жителя Верхнего Стана подвели к покойнику. Милиционер всем задавал один и тот же вопрос:
– Вы не узнаёте потерпевшего? Всмотритесь внимательнее. Может быть, где-нибудь встречались?
Все ответили отрицательно. Опер Зыкин был молод, застенчив и неуклюж. Что-то в нём было щенячье – то ли взгляд, то ли неуверенность в жесте. Хочет руку для убедительности вскинуть, уже начнёт движение, а на полпути вдруг и передумает. Так и стоит с оттопыренной рукой, ладонь открытая, словно монету просит. Потом спохватится, достанет из кармана карамельку и задумчиво сунет в рот. Народ знал, что таким способом опер борется с курением, но зачем же над трупом карамельки сосать? Мог бы и повременить!
Неубедительно выглядел и весь его опрос. У него даже не хватило ума скрыть радостного щенячьего возбуждения. Это же надо – какое интересное дело подвалило! Ему, вишь, надоело разбирать пьяные драки и искать пропавшие вёдра, бидоны, в крайнем случае велосипеды. За год ни одного приличного дела. А здесь, прямо как в столице – в центре богатого дачного посёлка (вон за деревом джип «чероки» стоит!) загадочное убийство неизвестного. Правда, тыкалась холодным носом в щёку простая мысль: несчастный случай. Почему не предположить, что неизвестный в состоянии алкогольного опьянения попёрся на крышу церкви да и сорвался? Но Зыкин гнал от себя пресные предположения. Здесь всё очень серьёзно. Не исключено, что это террористический акт, а может быть, месть по личным мотивам. А может быть… да всё что угодно может быть, господа хорошие!
Рвение застенчивого опера несколько остудил рассказ Клим Климыча про угнанный «запорожец».
– Для первой версии годится, – сказал Зыкин строго. – А пока попрошу всем задержаться в посёлке на два дня. И без моего разрешения никуда не уезжать. Мы будем прорабатывать разные линии.
Зыкин и не думал называть себя во множественном числе. Все знали, что он единственный опер на всю округу. Когда он сказал «будем», то имел в виду большую серьёзную работу, которую он будет вершить с соратниками, прибывшими из области. К сожалению, он не ошибся.
8
Да как же было Флору Журавскому не узнать мертвеца, если две недели назад он выиграл у него семьсот зелёных?
Вы бывали в казино? Если не были – считайте, жизнь для вас проходит мимо. Вот где истинные страсти, драмы, восхождения и падения. Коли боишься проиграться в пух, то играй по маленькой. Главное, наблюдать, как раскрывается личность человеческая. Зайдите в казино, господа!
Выбор, где играть, богатый. Вот, скажем, «Арбат», бывшая «Тропиканка». Сейчас он расширился. На первом этаже огромный зал с игральными столами, на втором – ресторан с яствами. Там же устраиваются блестящие шоу. Есть особый зал, где можете пощекотать себе нервы, наблюдая бой без правил. Это истинно мужское наслаждение, но и женщины заходят полюбоваться литыми телами бойцов. Да, кстати, бар там тоже отличный.
Не нравится «Арбат» – иди в «Корону». Там те же блага, а изюминка – трёхкарточный покер. Хотите роскоши, блеска, позолоты – езжайте на Ленинградский проспект. Рядом с Белорусским вокзалом есть обалденное казино – них пол прозрачный, пальмы по углам, люстры глаза слепят – фантастическая роскошь!
Но мы вам советуем – не уходите с Нового Арбата. Идите в «Метелицу» – самое старое и крепкое казино в этом районе. Уже в самом названии – игривом, истинно русском – чувствуется безудержное веселье. Пляшут снежинки, как ваши мечты, пьянят кровь, свежим озоновым духом обмывают лицо.
«Метелица» – рублёвое казино. Можно, конечно, и долларами пользоваться, но игра там идёт в родной валюте – очень удобно. Первый этаж – ресторан «Блек-Джек». Там по телевизору показывают бега, так что можно делать ставки. Но особая достопримечательность «Метелицы» – второй этаж: в нём зал для vip – особо важных персон. Закуски и напитки там бесплатные – хоть упейся, и играют здесь по-крупному.
Флор казино не любил, а попал туда потому, что Лёвка за руку привел. Конечно, в карты Флор играл, в преферанс по молодости просиживал иногда до утра. Покером не баловался, но правила, как интеллигентный человек, разумеется, знал. Вообще-то Флор был человеком азартным, – вопрос только, куда ты свой азарт направляешь.
А направлял его Флор на своё ремесло. Беда только в том, что в новую эпоху демократии, рынка и господства чистогана заниматься чистым искусством стало крайне невыгодно. Те, кто хотел покупать его пейзажи, не имели даже малых денег, а люди с мошной живописью не интересовались. Трудно сказать, чем они вообще интересовались. Похоже, что главное для них – вложить деньги в такое дело, чтобы прибыль потекла рекой уже на следующей неделе.
Но забросил Флор живопись вовсе не из-за её неокупаемости. Боже избавь! Просто почувствовал дыхание новых времён, в голове забрезжили другие мысли, другие размеры и задачи. Волновало слово «экология». Флор вдруг стал ощущать планету, как дом родной. Иногда даже казалось, что ночами, прижавшись спиной к матрасу, он ощущает, как шарик крутится и летит во вселенной неведомо куда. И сладко было понимать, что он на этом шарике полноправный хозяин и защитник. Ну, и сознаемся себе самому: концептуальное пространственное искусство во имя защиты живого сулило куда большие барыши, чем обрамлённые рамой заросшие пруды, туманы над заливными лугами и заснеженные еловые леса.
Заниматься концептуальным искусством Флора заставила сама жизнь. И не только потому, что краски и кисти стали безумно дороги, хотя это тоже играло свою роль. Иногда столько угрохаешь на полотно да на подрамник, на синь берлинскую и прочее, что цену покупателю боишься назвать. Как-то получается, что сама работа и не стоит ничего.
Все вокруг ищут спонсоров, и что удивительно – находят. Идея использовать в своём искусстве удивительную природную красоту, в которой он оказался, появилась сразу, как он осел в Верхнем Стане. Оставалось только создать пространственный объёмный пейзаж и при этом высказать свою концепцию. Планету Земля нужно было так показать, чтобы это выглядело как объяснение в любви и нежности. Природа должна радовать. Человек-сын имеет право украсить Землю, но именно украсить, а рвы, котлованы, бункеры и уродливые небоскрёбы прокопчённых городов ей ни к чему. Это преступление – уродовать чистый, по-детски ясный мир. Разумеется, вслух он эти мысли высказывать стеснялся. Вербально идея выглядела очень примитивно, наивно и не ко времени. Но Флор может разговаривать с человечеством на своём языке.
И всё как-то совпало разом. Бывший сокурсник предложил полиграфические мощности. Сам Флор фотографией не занимался, но знал хороших ребят в издательстве, где некогда сотрудничал. Твори, а мы не подвёдем, устроим акцию по всем правилам и международный резонанс организуем! Решено было также снять акцию полномасштабно и в деталях на видео.
А из чего творить? Материал для экологически чистого искусства должен быть простым, как мычание. Глина, песок, снег, дерево, солома, лыко, плоды огородов… – вот из чего следовало создавать «нетленку».
Идея пришла осенним стылым вечером. Уже декабрь был на подходе. Все горожане давно разъехались из Стана. Флор сидел с мольбертом на самой верхотуре под деревом и писал пойму реки с прилегающими лесами. Пальцы стыли ужасно. Ему очень хотелось поймать особую прозрачность в воздухе, особый настрой в природе – эдакую грусть в мироздании, – но не умирание, нет, а ожидание чуда. Русские, от щедрот им данных и привычке смотреть не окрест, а вглубь себя, даже не понимают, как им повезло. Им дано пережить все этапы в годовом цикле планеты. А кто замечает, какое это чудо – иней на чёрных ветках? Чёткая, прекрасная графика, безупречные формы и сдержанный благородный цвет – все оттенки синего, бирюзового, а оранжевая и алая аляповатость допустимы лишь в небе в вечерние и утренние часы.
Сидя на горочке, Флор вдруг вспомнил, что река, которую он переносил на полотно, когда-то служила границей между Литвой и Московской Русью. Где-то здесь рядом пятьсот лет назад состоялось Великое Стояние против татар. И пало иго… Представился вдруг отряд ратников, бредущий вверх по склону. А потом как-то само собой вспомнилось: «решай задачу по-детски», и Флор увидел, что к нему идут не ратники, а снеговики с носами из моркови и набекрень надетыми вёдрами.
И что вы думаете? Налепили целую армию снеговиков. Все окрестные мужики были задействованы. Четыреста тридцать две снежных бабы накатали в оттепель. Флор долго ломал голову, как их поставить. В конце концов остановился на том самом варианте, который причудился ему осенним стылым днем. Снеговики шествовали от прибрежного лозняка вверх к церкви. В нестройных рядах их заметна была не то чтобы усталость – нет, они просто никуда не торопились, и этим создавалась ощущение, что бредут они по склону – вечно. И в этом движении, как ни странно, чувствовалась надёжность. Словно сама природа выслала на защиту людей своих ледяных стражей.
Снеговиков фотографировали и снимали видеокамерой днём при радостном солнце, на закате, когда тела их казались розовыми, ночью при свете мощных прожекторов, фотографировали всем строем, а также штучно в профиль и фас. Потом дождались мартовской оттепели, когда снеговики стали оплывать и принимать новые формы. Последними фотографировали уже бесформенные холмики снега и юрких мышей, пытавшихся утащить в норки остатки морковных носов. Выставка имела оглушительный успех. Понаделали видеоматериалов, каталогов, открыток, календарей, украсили строем снеговиков майки и полотенца. Какой-то умник из Франции написал на тему выставки отнюдь не тонкую брошюру.
Окрылённый Флор уже придумал новый проект, Сидоров-Сикорский ему активно помогал. Как только в Верхнем Стане стаял снег, художники засучили рукава. Теперь, по их задумке, склон и церковь, река и окрестные луга должны были войти составляющей частью в экологически чистый языческий праздник.
К Ивану-Купале, понятное дело, не успеть, а к осени всё может получиться. Августовские краски, венки из рябины, калины, крушины, хмеля, ивы, сосны и подсолнухов. А по траве пусть скачут соломенные кони. Весь ромашковый склон решили выкосить особым рисунком – в виде некого древнего символа. Вместо стяга – огромное полотнище из неотбелённого льна. Идея снеговиков твёрдо запала в голову Флора, поэтому совсем отказаться от неё он не мог. Функцию бредущего вверх по склону воинства от природы взяли на себя снопы. В кульминацию праздника предполагалось устроить костёр до неба.
Подготовка шла полным ходом. Всё было: идеи, энтузиазм, рабочая сила, то есть окрестные мужики с косами, вилами и топорами, и погода удалась на славу. Не было только денег. Малую мзду Флор получил из Франции, но она таяла на глазах. Необходимо было искать отечественных спонсоров. Пришлось Флору ехать в Москву. Случилось это как раз за пол месяца до описываемых событий.
На первую акцию – снеговиков – деньги дал Лёвушка. Тогда ещё дом-баня не был построен, Лёвушка был весел и щедр. Обошлись малой суммой, – мужики лепили снежных баб, считай, бесплатно. Известное дело – зимой в деревне какая работа? Каждый за выпивку и закуску был рад поиграть в детство. Фотографы и полиграфы тоже трудились на голом энтузиазме. А сейчас запахло прибылью, и каждый азартно потирал руки: я – работаю, ты – плати. Да и работа была посложнее.
В Москве Флор обошёл трёх человек – бывших потенциальных покупателей. Раньше они обожали толпиться в мастерских у художников, случалось, и приобретали полотна. Теперь разбогатели, и у всех, как назло – полное безденежье. Один должен отдать кредит, другой всю наличность вбухал в выгодную сделку. Все твердили хором: «Старик, ты просишь слишком большую сумму. А совершенно неизвестно, окупит ли себя этот проект». Только четвёртый пообещал дать денег, но через месяц:
– Флор, это верняк! Я всегда любил твою живопись. Ты пока перехвати, а в начале августа ко мне наведайся.
«Перехватить» можно было только у Лёвушки. Не хотелось Флору к нему идти, но что делать. И ведь как в воду смотрел. Оказалось, что и у Льва непредвиденные трудности: товар задержали на таможне, взятку большую только что влил в одного туза из министерства, и всё такое прочее. Но потом Лёвушка словно обмяк и спросил, какая, собственно, сумма нужна. Требуемая сумма была совсем игрушечной – зарплату мужикам выдать, а там поступят обещанные деньги. Лёва вдруг развеселился:
– Флор, зачем тебе эти унижения? Такую сумму ты сам за вечер заработаешь! Пойдём в казино.
– Лев, ты что? У меня даже на входной билет денег нет, – испугался Флор.
– За вход я заплачу. И это будут твои первые фишки. С ними и начнёшь игру. Надо будет – я ещё тебе куплю. Но сдаётся мне, что ты и без меня обойдёшься. Ты никогда не играл. Новичкам всегда везёт. Кроме того, ты совершенно уверен, что не сможешь выиграть ни рубля. Казино таких дурачков обычно балует. Только пойдём в моё время, чтобы примету с панталыку не сбить.
– А какая у тебя примета?
– Ровно в двенадцать ночи открыть в казино дверь левой ногой. И… порядок!
– А если я проиграюсь? – с сомнением спросил Флор.
– Прощу проигрыш.
– А если выиграю, но мало? – продолжал упрямиться Флор.
– Тогда я доплачу тебе до требуемой суммы. Договорились? Ровно в половине двенадцатого ты у меня, – Лёва всё посмеивался, коньячок попивал. Испуг Флора явно его забавлял.
Так они очутились в «Метелице». В подражание приятелю Флор тоже придержал дверь левой ногой. В зале для оч-чень важных персон было полно народу. Стол выбрал сам Лев, усадил Флора за стол для блек-джека, горкой выложил перед ним коктейльные, полученные на входе фишки, а сам ушел в бар. Дерзай, мол! Не буду тебя смущать. Плата за вход в казино составляла две тысячи рублей. Можешь на эти деньги текилу и коньяк лакать, а можешь их сразу пустить в игру. С помощью этих двух тысяч Флор должен был найти обеспечение и соломенным коням, и боярышням из лыка, оплатить всех косцов, пока не побросали косы, и прочая, прочая…
Флор не остался за этим игровым столом. Блек-джек – это практически наше очко. Совсем полагаться на фортуну, исключая интеллект, не хотелось. Флор выбрал стол с покером. И тут же ему пришлось наблюдать удивительную сцену. Такое не каждый день увидишь. Мужик, одетый прилично, но не в смокинге, можно даже сказать, простецкий на вид, но бойкий и бесстрашный, выиграл за одну игру сто сорок тысяч зелёных. Что тут в зале началось! Аплодисменты, кто-то орёт, сам выигравший хохочет, как в детском саду на утреннике. У Флора даже шея вспотела. Стал вытирать – платок мокрый, хоть выжимай. Вот что значит – деньги! Если он из-за чужого выигрыша так разнервничался, то что же с ним будет, когда он сам вступит в игру?
– Да как же это у него получилось-то? – пролепетал Флор, ни к кому, впрочем, не обращаясь. Нашёлся доброжелатель, залепетал в ухо. Казалось, сам наэлектризованный воздух казино рождал эти звуки.
– Так ему «роял флеш» с подачи пришёл! Редкая, невозможная удача.
Флор повернул голову и увидел вдохновенное лицо соседа. Глаза того были полузакрыты, виски взмокли, на веки, словно ощутимая тяжесть, легла тень.
– И что – каждый «роял флеш» стоит сразу сто сорок тысяч? – не поверил Флор.
– Это как фишку поставить. Я вижу, вы новичок? Ставить надо с умом. Он, изволите видеть, – уважительно шептал сосед, – поставил на «ANTE». Посмотрел в карты – есть игра! И подтвердил. Поставил на «ВЕТ» – удвоил. Ещё «бонус» – тут он как бы подстраховался. А ему сдали «флеш роял» – с ума сойти.
Флору стало муторно, нехорошо. И выражение это дурацкое – «изволите видеть» – казалось здесь вполне уместным, что тоже было неприятно. Неужели он бы тоже мог так восхищаться чужой удачей и лебезить перед ней, и говорить незнакомому человеку – «изволите видеть»? Бред!
– Только ему всех денег не дадут, – продолжал шептать сосед. – Выплата бонуса делается в зависимости от комбинации. И потом, на этом столе наверняка имеются ограничения.
И действительно, на зелёном сукне откуда ни возьмись появилась табличка: «На этом столе максимальный выигрыш двадцать пять тысяч долларов».
– У, да здесь большая игра! – сказал Лёвушка, подходя к столу. – А ты всё смотришь. Садись, играй. Тебе тоже повезёт.
И Флор сел за стол. Не будем подробно описывать эти три часа, которые он провёл за игорным столом – часы опасные, обидные, грозные, уничижительные, когда желудок, а может, сердце проскальзывает куда-то вниз и летит промеж ног не просто на пол, но ниже, на первый этаж, и потом подпрыгивает, как мячик, и возвращается на место. Вот как!