По Мясницкой по улице Кирова
Павел Козлофф
По Мясницкой по улице Кирова
Нас не уронят
Об авторе и его стихахПавел Козлофф более известен, наверное, всё же миру балетному, нежели сугубо литературному. Все-таки он был солистом балета в музыкальном театре им. Станиславского, работал и в США – в группе «Колорадо-балет» (педагогом и балетмейстером). Однако относительно недавно года склонили его к относительно суровой прозе. Относительно – потому что он уже издал несколько замечательных – и замеченных – книг. Криминальную драму «Роман для Абрамовича», сборники повестей и рассказов. А сурова его проза тоже относительно – она слишком музыкальна. Она ритмизованна. Написана стихами, иногда рифмованными, иногда – нет.
Теперь Павел представляет широкой читающей публике именно стихи.
Те, что «в столбик».
Я был на его выступлении в ЦДРИ (Центральный Дом работников искусств). Читает он великолепно, слушали его с восторгом. Но стихи – жанр гораздо более камерный, чем тот же балет. Стихи лучше читать, а не слушать. Один на один. На Западе, если что, идут к психологу. У нас – к приятелю на кухню, чтобы распить бутылку-другую. Стихи – часто – могут заменить упомянутого приятеля с бутылкой. И похмелья нет. И читать можно не один, а сколько угодно раз. Ну разве, например, подобное может не утешить?
Мне для решительного шагаСовет был в молодости дан:Вас ждет Париж, вас ждет Гаага,Вас ждет стремительный роман.Сорокаградусная влагаИ самый лучший ресторан.С тех пор прекрасная ГаагаВсе ждет решительного шага!Вот что я вам скажу, уважаемые Париж и Гаага, – не дождетесь. А знаете почему? Да потому что есть такая земля – Москва.
…И, Садовым кольцом опоясанный,Задержусь возле Красных ворот.Пусть погода сегодня не ясная,Но я слышу, как сердце поет.Козлофф – удивительно московский поэт. Живет и родился в Москве, тут все понятно, но он еще и живет Москвой, ее духом и ее буквой:В метро сегодня, окрыленные,Все с красной ветки на зеленую.Да и с оранжевой на синююВсе молодые и красивые…Не всё и не всегда, увы, так радужно. В любимом городе и упасть можно. Скользко. Плюс вечная стройка. «Улучшения» и «благоустройство», когда они уже кончатся наконец!..
Кто вас придумал, плиты тротуарные!Для истребления народа он был прав!Отсюда переломы рук ударныеИ в гипсе тазобедренный сустав.Пока до «скорой» я страдал на Баррикадной,У перехода на коварном вираже,Народ все падал, поднимался, снова падалИ обессилевал опять вставать уже.Поэт падает, ему больно, а мы улыбаемся. У него настоящий перелом, но стихотворение шуточное. Оно и ему помогло, уверен, и нам может помочь.
В сборнике Павла вы встретите не только нашу любимую Москву, но и другие города и страны (не менее прекрасные), в сборнике множество самых разных имен и лиц, невероятно интересных. Они поэту как родные, как близкие приятели.
А все же от Москвы не уйти. И не надо, я считаю:
Изъезжен город славный мой, исхожен,Маршруты все изведаны, пути.Одно меня порой желанье гложет —От Пушкинской до Сретенки пройти.Ночная тишь машинный шум стреножит,Встревоженному эху нет конца,И вряд ли где найдешь конец, похоже,Безлюдного Бульварного кольца.Павел не сатирик и не юморист, в его стихах лишь добрая усмешка, и всегда, разумеется, только над собой:
У меня растут года,Мусы и бородаСделались седыми.Но как прежде юн и свежВзгляд глазами цвета беж,Умными такими.Кстати (или некстати – неважно), немного отвлекусь. Насчет двух «ф» в фамилии. Ну, а куда деваться? В России иметь фамилию «Козлов» – все равно что не иметь никакой. Знаете, сколько писателей с такой фамилией? С ума сойти.
Я работаю в газете, где печатаются книжные рецензии. Так вот, однажды мы написали про книжку писателя Владимира Козлова (довольно известный прозаик). Но, как выяснилось, есть еще один Владимир Козлов, чуть более молодой, но тоже уже известный. Разумеется, мы их перепутали. Обиделись, кажется, оба. Так что я вполне понимаю Павла, а писать буду «Павел», а не по фамилии, потому что фамилию «Козлофф» трудно склонять.
Так вот, Павел – невероятно московский поэт. Но, конечно, в стихах его не только Москва. Тут много музыки, что понятно и естественно. Иногда она проступает настолько тонко, настолько сказочно и остроумно, что диву даешься:
У кошки Матильды ее отбирают кота,Не ради корысти, а для исторической правды.Его не коснулась, поверьте, ее фуэта,А если б коснулась, то он бы отвергнул, поправ бы.Именно же «фуэта». Здесь, согласитесь, не только музыка на ум идет, но и, сами понимаете – фуэта фуэт и всяческая фуэта.
А вот какое замечательное совершенно продолжение Пушкина А. С. (напоминать не стану, сами, конечно, знаете):
Снег выпал только в февралеИ был настолько изобилен,Как говорил – ты не жилецНа нашей матушке-земле.Лишь тьмой недюжинных усилийЯ откопался наконец.А здесь – вообще только музыка, и ничего кроме музыки.
Не клевещи, злодей отъявленный,Что мы без радости живем.Цветет черемуха и яблоня,И светит солнце за окномИ нам природою объявлено,Что скоро сможем перед сномУслышать соловья Алябьева,Не на ютубе, а живьем.Да уж какой там, извините, ютуб. Да, современные врываются во всё – и в стихи тоже. И хотят нагадить, да только у них ничего не получится.
Потому что – черемуха и яблоня. И соловей Алябьева – живьем.
И все же главный герой, точнее главная героиня, именно Москва. Несмотря на историю, несмотря на театр, несмотря ни на что
… Свое пристрастье вкусамиНе упустив из виду,Я в переулке БрюсовомРайх встретил Зинаиду.«Твой сон не в руку», – скажете,С лицом в надменной мине.Зато не надо в гаджетеМне их искать отныне…Никаких гаджетов, милые. Ну их. Тем более что:
Ты помнишь ли, Анна, те встречи на Чистых прудах,Безумства и радость в тех юных далеких годах.Из горлышка пили порой на бульваре «Агдам»…«Агдам»… Кто пил – не забудет. Но я сейчас про Чистые пруды.
Стоял я как-то на трамвайной остановке «Большой Харитоньевский переулок». Увидел Павла. Он шел с двумя воздушными и прекрасными девушками. Остановка примыкает к самому Чистопрудному бульвару а Павел шел по тротуару через дорогу. Собрался я было уже окликнуть его, но подошел трамвай. К тому же он шел с двумя небесными созданиями, а я ехал на какое-то отвратительное литературное мероприятие – бухать с какими-то мерзкими литературными деятелями. Короче, не стал я его отвлекать и окликать.
Может, и зря, кто знает?..
…Я сказал им – мой дом вдалеке,У меня остановка другая.Но мой голос заглохнул в тоске,И меня уронили с трамвая.Отпусти, боль тупая в виске,Мне бы ехать от края до края.Только слышится в каждой строке,Что меня уронили с трамвая.Что тут сказать? Разве что, перефразируя когда-то популярную попсовую песенку, – нас не уронят.
Нет, Павел, нас не уронят.
В том числе и потому, что вышла такая замечательная книжка, в которой так много истинно целебных стихов.
Евгений ЛесинКогда пришло время сиять – будь самым ярким.
Ван Дэшунь«По Мясницкой по улице Кирова…»
По Мясницкой по улице Кирова,Нога за ногу еле впопад,Нараспашку душой иду с миром я,Мне ни Киров, ни мясо не брат.И, Садовым кольцом опоясанный,Задержусь возле Красных ворот.Пусть погода сегодня не ясная,Но я слышу, как сердце поет.«Когда подует ветер с севера…»
Когда подует ветер с севераИ станет сильно холодеть,Я окончательно уверую,Что очень можно умереть.А то живешь необязательно,Жизнь подрубая на корню.Глубин морщин не скроешь шпателем,Как под одеждой грустных Ню.«Не утомись сегодня туча, к нам дойдя…»
Не утомись сегодня туча, к нам дойдя,Тогда бы не было вечернего дождя.Не напитай обильно влага все кусты —Не вскрыть бутонов вам, волшебные цветы.Не будь меж предками любовного огня,Тогда бы не было такого вот меня.А не изведай я поэзии греха —Не написал бы строки данного стиха.«Воистину бедствие – гроз…»
Воистину бедствие – грозыНад нашею грешной землей.Июль разнолик и нервозен,Ни с кем не сведен в симбиозеИ сам недоволен собой.Кругом откровенное плохо,Размаха не видится крыл,Закат – что оскал скомороха,И Петр и Павел со вздохомДень светлый на час сократил.«Мораль моя и ценность интеллекта…»
Мораль моя и ценность интеллектаРождаются из моего нутра.Как четкий абрис Невского проспектаРодился только волею Петра.А если ты случайно недалекий,Тебя никак в Спинозу не развить.Белеет парус, парус одинокий,И никаким другим не может быть.«Зачем перелетные птицы летят…»
Зачем перелетные птицы летят —Оседлые птицы не знают.Не можно сказать, что вернутся назад,За далями всяко бывает.И я в предназначенный час улечуЗа Альфу иль Бету Центавра.И в новых небесных стихах зазвучуСо всею вселенной на равных.«О, подлежащее, влекомое сказуемым…»
О, подлежащее, влекомое сказуемым,И в обрамлении второстепенных членов!Я рад упиться синтаксическим безумиемИ быть готовым к языковым переменам.Хотя и вышли все мы из «Шинели» Гоголя,Однако, видит Бог, не для того,Чтоб стихотворными потугами убогимиДо муки слез расстраивать его.«Пора сниматься, сядем на дорогу…»
Пора сниматься, сядем на дорогу,Здесь сумрачно и призрачны пути,Но кое-где пустыня внемлет Богу,Что исподволь толкает нас идти.Сквозь тернии карабкаясь на ощупь,Вгрызаясь аки зверь в земную твердь,Мы движимы одним вопросом общим —Зачем нам надо жить и умереть.«Мир рушился со скрежетом по швам…»
Мир рушился со скрежетом по швам,Я вышагал бульвара утлый остров.Как парус на маяк, легко и просто,Я двинулся к надменно ждущей Вам.И в сумерках, в объятьях толчеи,Меж глыб автомобильного тороса,Я понял вдруг, что мы обречены,Что жизнь не знает знака переносаКак спаса от сумы и от тюрьмы.«Ты помнишь ли, Анна, те встречи на Чистых прудах?…»
Ты помнишь ли, Анна, те встречи на Чистых прудах?Безумства и радость в тех юных далеких годах.Из горлышка пили порой на бульваре «Агдам»,И думать не думали ехать тогда в Амстердам.Отнюдь не голландского глаженья утром лицо,Трещит голова, будто в ней «Нибелунга кольцо»И думать не думали, может – гадали, скажи,Куда заведет нас дорога с названием жизнь.«За горы нас носило, за моря…»
За горы нас носило, за моря,В пустыни и заоблачные дали,Мы крепкие настойки декабряГлинтвейном в наши души заливали.За то, что я живой, прости меня,Не следует считать меня умершим.В борьбе за каждый малый проблеск дняМы жизнь ещё немножечко удержим.Сквозь мелкие прорехи бытияСмерть выглядит одной из привилегий.Доверчиво проста судьба моя:От альфы через дельту до омеги.«В картинной галерее, что в Лаврушинском…»
В картинной галерее, что в Лаврушинском,Писательского дома под стеной,Встречают нас с досадным равнодушиемИ Репин, и Поленов, и Крамской.Но Врубеля полотна величавые —И Демон, и сиреневый развал —Хранят в своих мазках печать отчаянья,Поддался наважденью – и пропал.«Само собой не перемелется…»
Само собой не перемелется,Что рождено помимо нас.Путем-дорогой поле стелется,Однако тьма, хоть вырви глаз.И, продвигаясь в жизни ощупьюВослед рецепторам души,Я размышляю: а не проще лиНе размышлять, а просто жить?«Не клевещи, злодей отъявленный…»
Не клевещи, злодей отъявленный,Что мы без радости живем.Цветет черемуха и яблоня,И светит солнце за окном.И нам природою объявлено,Что скоро сможем перед сномУслышать соловья Алябьева,Не на ютубе, а живьем.«Тебя отрадно встретить снова…»
Тебя отрадно встретить снова,Я друга сразу узнаю.Ты будешь мучеником слова,Я душу чувствую твою.А на меня надейся смело,Не сомневаюсь – разглядел.Я буду мучеником дела,И мы свершим немало дел.Но если рассуждать речисто,Нас ждет такой апофеоз.Мы будем оба люди свиста,И нас чуть что – так на мороз.«О, книг божественных страницы – лепестки…»
О, книг божественных страницы – лепестки,О, чудо-песнь: Россия, Лета, Лорелея.Вы полюбились мне, рассудку вопреки,И я об этом никогда не пожалею.Ну а все люди по природе – что жуки,И каждый мнит себя потомком скарабея,С кем стать товарищем, кого принять в штыки,Нужна решимость разобраться, не робея.И пусть не умники кругом, не дураки,Не пышут злобой, не разносчики елея.Жизнь проживать свою – совсем не пустяки.То жаром вспыхивая, то огарком тлея.«Что костры инквизиции мерзкие…»
Что костры инквизиции мерзкие?Что костёр девы Жанны Д'Арк?Взвились ярче костры пионерские,Красно-пламенный детства угар.Помню, раз в одно утро туманноеРечь несвязную молвила ты,Что мы просто смешные и пьяные,Запоздавшие в осень цветы.«Фиоритуры – это лесть…»
Фиоритуры – это лесть,Вокала трепетного перлы.Из глуби вдоха к высям лезть,До муки слез щекочет нервы.Семь раз отмерь и трижды взвесь,Еще не факт, что будешь первым.Зато невежество и спесьС тобою встретятся, наверно.Какое счастье, что мы здесь,Светлы душой и не манерны.Живем и радуемся днесь,И все уйдем закономерно.«Мой вымышленный друг совсем не рад…»
Мой вымышленный друг совсем не радСознанию, что он живет как раб.Свобода, по-французски liberte,Наверное, засветит нашим детям,Как в наши дни ворвалось фуэте,Рожденное еще когда Чекетти.А нам по жизни некогда веснаОбманным эликсиром послужила,Как флаги революции, красна,Со звездами, что сгустком крови в жилах.«Из театра представления…»
Из театра представления —В театр переживаний.Устав от ночи бдения,Заснул я на диване.Москва, назад столетие,Открыла мне кулисы.Таирова там встретил я,И Коонен Алису.Свое пристрастье вкусамиНе упустив из виду,Я в переулке БрюсовомРайх встретил Зинаиду.«Твой сон не в руку», – скажетеС лицом в надменной мине.Зато не надо в гаджетеМне их искать отныне.«В метро сегодня, окрыленные…»
В метро сегодня, окрыленные,Все с красной ветки на зеленую,Да и с оранжевой на синююВсе молодые и красивые.И, словно свита триумфатора,Все скопом ввысь по эскалатору.И даже мне больные нервыДень марта календарный первыйСумел всерьез разбередить.Всё потому, что бог Ярило,Со всей космическою силой,Явил языческую прыть.«Грядущих дней в остатке чисел мало верст…»
Грядущих дней в остатке чисел мало верст,Сны в колыбели, жизни выстрел и погост.Куда теперь, скажи, субстанция моя,И неужели знать о том не вправе я?Увы – не дадено почившей в бозе девеХоть малой толикой намека рассказать,Какие слышатся ей райские напевы,Что ублажает ее мертвые глаза.«Смятение в глазах и блеск отчаянный…»
Смятение в глазах и блеск отчаянный,Защитная готовность на все сто.Кто будешь ты, попутчица случайная,В раструбе долгополого пальто?Не скромности удел ходить по лезвию,Жизнь вовсе не арена Шапито.Мне кажется – я знаю, ты – поэзия,Но как посметь сказать тебе про то?«Мой ангел, голубка моя…»
Зое Бру
Мой ангел, голубка моя!Тебя, будь то время иное,Писал бы Кранах, сыновья,И Гойя, конечно же, Гойя.Тебя бы, упорствую я,С охотою пуще неволи,Воспели Жорж Занд и мужья,И опусы Сартра Жан-Поля.И даже сквозь трель соловьяВ час сумерек поздней весноюМне слышится песня твоя,И имя волшебное – Зоя.«Снег выпал только в феврале…»
Снег выпал только в феврале,И был настолько изобилен,Как говорил – ты не жилецНа нашей матушке земле.Лишь тьмой недюжинных усилийЯ откопался наконец.«Не всё повально время лечит…»
Не всё повально время лечит,Да кто ж от счастия бежит?Как ты пришла ко мне под вечер,Воспоминания свежи.И день был серенький, неброский,Да и закат не пламенел.Но этой встречи отголоскиДосель колышутся во мне.«Где гуртом полчища вороньи…»
Где гуртом полчища вороньиС утра клевали требуху,Теперь там солнечные кониНа кристаллическом снегу.И небеса, что цвета стали,Совсем светлы, как посмотреть.Мы жизнь без страха принимали,Где ужас в слове умереть?«Те годы детские советские…»
Те годы детские советскиеСреди дворовых райских кущ,Они – как пляски удалецкие.Дитя был весел, но тщедущ.Его пленила математика,Сильнее химий и историй,От хулигана до догматикаДиапазон весьма просторен.И до сих пор им не забыто,С литературой не был в ссоре,Как дедка с бабкой у корытаВели разборки возле моря.«Я, заворачивая за угол…»
Я, заворачивая за угол,Привычно сбрасываю хвост,Равно как все исчадья Дракулы,Оберегают свой погост.Цвела черемуха да выцвела,Стоит в бутонах бузина.Душа в накале – ждите выстрела,Первопричина не важна.Так корабли, поэты плаванья,Стремятся в гавани стареть,Чтоб оживлять воспоминания,Когда минует время петь.«Кто вас придумал, плиты тротуарные…»
Кто вас придумал, плиты тротуарные!Для истребления народа он был прав!Отсюда переломы рук ударныеИ в гипсе тазобедренный сустав.Пока до «скорой» я страдал на Баррикадной,У перехода на коварном вираже,Народ всё падал, поднимался, снова падалИ обессилевал опять вставать уже.«Всё в жизни надоело до черта…»
Всё в жизни надоело до черта,Но сам я делаюсь не свой,Когда услышу звуки Моцарта,Аллегро из Сороковой.И мне особо дорог Лермонтов,И мутный англичанин БайронЗа то, что были интровертамиВ своей поэзии печальной.«В конце Проспекта Мира у обочины…»
В конце Проспекта Мира у обочины,Где Мухиной Колхозница с рабочими,У станции метро ВДНХа,Мне вспомнилось, как были мы ребенками,Все ленинцами, пионеро-звонкими,Чья поступь в коммунизм была легка.С тех памятных времен прошли года,И все мы разлетелись кто куда.«Открой свои дороги, небо звездное…»
Открой свои дороги, небо звездное,Рейс более стремителен, чем рейд.Нам редко выпадает ехать поездом,Все чаще самолетом через gate.Пора признать – мы птицы перелетные,Не с тем, чтобы попасть под теплый кров,Всегда в дороге – наша подноготная,А что дороже этой пары слов?«Мы ехали, мы мчались через лес…»
Анне Бру
Мы ехали, мы мчались через лес,Ни версты, ни секунды не считая,С особенным вниманием и без,Что жизнь, такая хрупкая, крутая.Поставь в гараж свой красный «мерседес»И, тихо Касту Диву напевая,Возьми бокал, налитый под обрез,Напитанного солнцами Токая.Под насыпью – ты помнишь те стихи?Лежит во рву и смотрит как живая,Прощенная уже за все грехи,Красивая, как ты, и молодая.А ночь когда заступит за порогИ сон уже застит твои ресницы,Пускай тебе приснится Саша Блок,И врубелевский Демон пусть приснится.«Святой Вертеп с волхвами у порога…»
Святой Вертеп с волхвами у порога,Как промысел наивной простоты,Народный театр ко дню рожденья Бога,Где все так вдохновенны и чисты.А дальше – заповедная дорогаВпрямую от звезды и до воды.«Никак Москва ликует…»
Никак Москва ликует?Виньетки в кружевах.Как выйдешь на Тверскую —Так тут же скажешь: «Ах!»Заморская картина,Чудачества извне,Вихляют серпантиномПри русской старине.И я скажу: «Усердствуй» —Восторгу своему.Пусть будет праздник сердцуВ противовес уму.«Он приближается – разглядывайте краски…»
Он приближается – разглядывайте краски,Исконно русский, а не финно-англосакский,Дедуля славный, взявший посох для острастки,Товарищ в валенках, напяливший халат.С девицей снежною за ручку, не в обнимку,Довольно строго, без намека на ужимки,Весь в оперении бравурных звуков Глинки,Параден обликом, в общеньи простоват.И непростительно в личине новомоднойНравоученьем укорять себе подобныхЗа бесшабашное веселье торжества.Куда как проще подойти и слиться с ними,Назвать согражданами добрыми своимиИ разгуляться в славном городе Москва.«Забава с Новым годом миновал…»
Забава с Новым годом миновала,На улице уныло и темно,И Муза та, что Данту диктовалаСтраницы ада – мне стучит в окно.Не ведая, что с этой дамой делать,И сильно опасаясь оплошать,Я шторы запахнул рукою смелойИ сразу завалился снова спать.«Распутица – отнюдь не благодать…»
Распутица – отнюдь не благодать,Подумалось мне вдруг перед обедом.Я должен с этой мыслью переспать,А уж потом кому-нибудь поведать.Красавица! Какие грудь и стать,Цветок открытых чакр и аюрведы.Блаженство этой дамой обладать,Назло весьма надменному соседу.Бессонница, Гомер, опять, опять,И сорок восемь тысяч братьев следом.Пора уже, пора коней менять,Причислив поражения к победам.«Ночь пьяна и темна, замело все пути и дороги…»
Ночь пьяна и темна, замело все пути и дороги,Необузданный ветер слезою омоет глаза,Пусть и больно, и трудно – нельзя предаваться тревоге,Жизнь пытает на крепость, но цепки еще тормоза.В час назначенный минут все наши заботы-печали,И заведомо сгинет постылое бремя страстей.Только хочется верить — нас ждет не забвенье в финале,А нездешние дали, что дал нам Христос на кресте.«Снега забиты вьюгами в сугроб…»
Снега забиты вьюгами в сугроб,На улице декабрь в последних числах,И звезды нам рисуют гороскоп,Исполненный особенного смысла.Не путай нас сомнением игривым,Не стопори событий круговерть.По промыслу – нам надо жить красиво,По случаю – красиво умереть.«Спросите Даниила Хармса…»
Спросите Даниила Хармса,Как было в Питере тогда,Всё так же Невский устремлялся,И все сновали кто куда.Всё так же площади ДворцовойТоржествовал парадный вид,И Петр, медный и суровый,Как некогда писал пиит.И Хармс, как этакий Гудини,Взлетал порой на парапет.Дороги неисповедимы,И что такое сотня лет!«Поеду в деревню, наверно…»
Поеду в деревню, наверно,Найду браконьера в лесу,И, может быть, тридцать первогоЯ елку тебе принесу.И тихо поведает хвоя,Ладоней тепло храня,Что вовсе того не стою,Что сделала ты для меня.«Если вы пишете слева направо…»
Если вы пишете слева направо —Вы англосакс или рос.Если вы пишете справа налево,Кто вы – огромный вопрос.Если вы ходите где папуасом,Не прикрываете срам…Все эти «если» придуманы разомКем-то неведомым нам.«Не будет ничего плохого…»
Не будет ничего плохого,Пока не встретишь ты другого,Пока когда-нибудь под вечерУже нигде тебя не встречу.Пока не встрянут злые люди,Пока не сменится эпоха.С тобой плохое вряд ли будет,Но как же мне вдруг станет плохо.«Наверно, вьюга виновата…»
Наверно, вьюга виновата,Она напала, как монгол.Нас снег окутывал, как вата,Нас ветер, как зерно, молол.Он на щеке слезину выжег,Но знаешь – умереть в пургуКуда почетнее, чем выжитьВ своей берлоге на боку.«На острове Шпицбергене не знают непогод…»
На острове Шпицбергене не знают непогод,Вокруг стоят течения, закованные в лед.Норд-Остами, Зюйд-Вестами проносятся ветра,И жизнь безынтересная, что завтра, что вчера.Но иногда по праздникам над этим миром льдаСияет безотказная Полярная звезда.«Мальвина бежала в чужие края…»
Мальвина бежала в чужие края,Так было рассказано детям.Услышав о том, впали в грусть ты и я,А сказочник был нашим третьим.И Таня бежала в чужие края,Решив, что там берег желанный.О ней вспоминают порою друзья,Негаданно, вдруг и нежданно.И Марья Иванна в чужие краяБежала с оказией тоже.Ах, Марья Иванна, родная моя,Держитесь, Господь Вам поможет.И я собираюсь в чужие края,Хотя размышляю под вечер:А стоит овчинка того громадья?Тех нет, а иные далече.«От туманного проблеска поздней зари…»
От туманного проблеска поздней зари,Поутру поднимаемся вяло.Немота уступает поре говорить,И лежанье хождением стало.Бодрость мозгу успешно дает кофеинМинус скрепа с сигарным угаром.И в душе возникает назойливый гимн,Как отмстить неразумным хазарам.«В лесу у тихой заводи…»
В лесу у тихой заводи,Где плещется вода,Я думал – знать бы загодя,Когда придет беда.Когда, в каком обличий,В который день в году…Я с полным безразличиемТогда к ней подойду.«Ноябрь в последних числах на бег…»
Ноябрь в последних числах на бегу,Земля покрылась снежною порошей,И ветер сквозь поземку на снегуМне письма пишет: ГОСПОДИН ХОРОШИЙ!В начальных строках данного письмаУведомляю Вас, что осень миновала.По Цельсию пора сидеть в домах,А не шататься днем и ночью где попало.Год уходящий уже несколько недель,Точнее дольше – хитро смеживает веки,Всласть наглядевшись на земную канитель,Которой заняты все люди-человеки.Однако, очевидно, не впустую.Повинной голове не нужен меч.