Охота за Чашей Грааля
– Дедусь, накось оденься, – и подал висевшую на стене шубейку, – а я разведу огонь, нагрею воды да помою тебя.
– Бог наградит тебя, добрый человек, – сказал старец.
Спросив, где дрова, Роман быстро раскочегарил печь, нагрел большой медный бак и вылил из него воду в бочку.
– Дед, какую тебе запарить траву? – спросил он у него, терпеливо дожидавшего обещанного мытья.
Старику так хотелось помыться, что он забыл даже гостю предложить чем-нибудь перекусить. Роман, опустив в бочку травы, через какое-то время попробовал пальцем воду, сказал:
– Пойдет! Дай-ка, дед, я тебе помогу.
Он взял его на руки и опустил осторожно в бочку. На лице старика столько счастья было написано.
Услышав бульканье, Роман подскочил к бочке. Там старец, ушедший с головой под воду, пытался подняться. Роман подхватил его. Сколько благодарности было в глазах деда.
– Задремал, – начал оправдываться он.
– Пора, наверное, вылазить?
– Неет, нет, – замахал старец руками, – дай напоследок насладиться.
Эти слова удивили Романа.
– Какой еще последок? – недовольно произнес он.
Старик не ответил, сделал вид, что не расслышал. Потом запросился сам.
– А где я возьму утиральник, чистую одежду? – спросил Роман.
Старец показал на поставец. Там были чистые, полинявшие и выцветшие рясы и утепленные подрясники. Вытащив и обтерев старика, Роман помог ему одеться. Тот, дойдя до ослона, бухнулся на него. Он несколько раз переводил дух, шевеля губами. Скорее всего творил молитву. Когда Роман увидел, что дед отдышался, он спросил:
– Еда-то у тебя найдется?
– Найдется! – ответил тот и пальцем показал на поставец.
Роман, открыв его, увидел внизу в несколько рядов какие-то темные бутылки. На полках лежало вяленое мясо, засохший хлеб. Посуду Роман разыскал сам, догадавшись, что она стоит в одном из поставцов. Хлеб деду он хотел замочить в чаше, но старик показал, что зубы у него сохранились. Нарезав мяса, Роман показал на бутылку. Дед кивнул и пододвинул бокал. После обеда да такой мойки деду захотелось спать.
– Где те постелить? – глядя на груду одежды, висевшей на стене, спросил Роман.
Старец отрицательно покачал головой. Поднялся, подошел к печи, сунул за нее руки, и вдруг стена отошла. Роман такое видел впервые и был крайне удивлен.
– Ну, монах, удивил! Че там у тя?
– Пошли! Бери факел.
Когда туда вошли, Роман остолбенел. Ему показалось, что он вошел в какой-то сад на берегу моря. Все стены были выложены поливанной цветной лещадью. Они-то и составили эти картины. Все было выполнено с таким искусством, что казалось живым. Не хватало только прохлады морского воздуха. Наглядевшись на эту красотищу, Роман оглядел и само помещение. Посреди инкрустированный круглый стол с тремя подобными ослонами. У стен три лежака. Дубовые, массивные и тоже с инкрустацией. Ничего не скажешь. Не хуже королевских.
– А где те два монаха? – оглянувшись на старика, спросил Роман.
– Бог забрал. Скоро и меня позовет.
– А что, монахи вывелись во Франции? – спросил Роман, явно намекая на вопрос, а почему сейчас он один остался. Монах его понял. Он подошел к одной из кроватей, сел и о чем-то задумался. Видать, решил тайну выдать.
– Здесь хранится то, что есть самое дорогое на земле. Давно это было. Вначале она хранилась далеко отсюда, на родине Иисуса Христа. Потом ее перевезли сюда.
Слова, сказанные старым монахом, возродили в памяти кое-что из его прошедшей жизни. «Что-то подобное говорили рыцарь Конрад и его друг Камбила. Неужели это… здесь? В это трудно поверить».
– А почему ты остался один? – поинтересовался Роман.
– Годы меняют все, – ответил старец и завалился на боковую.
– Монах, я могу лечь? – спросил Роман.
– Ложись, – ответил он, закрываясь с головой шкурой.
Когда Роман проснулся, монах на коленях молился перед иконой Иисуса Христа. Он перебивать его не стал. Монах молился долго, потом несколько раз ударился лбом о пол. Затем тяжело поднялся. В тишине его кости скрипели так, словно колеса плохо смазанной повозки.
– Монах, я пойду. И так у тебя задержался. Ишь, даже соснул. А у меня друзья в беде. Надоть выручать.
Монах медленно повернулся и заговорил:
– Никого не надо выручать. Твои друзья живы, здоровы. Но они ищут не там. Да, сказать, это сокровище стараниями не найти. Кому его найти, предназначается свыше. Я не спрашивал, отрок, твое имя. Но по всем предначертаниям Божьим ты тот, кому Он ее посылает. Он и дни мои продлил, чтобы мы встретились. И что ты тот, он испытал. Ты его прошел. Сейчас я тебе вручу то, что Всевышним тебе предназначено. Разверни эту кровать, – и показал на средний лежак.
Роман подошел, тронул ее. Она была словно врыта.
– Сильнее! – приказал старец.
Роман налегся сильнее, лежак стал поворачиваться, а стены расходиться. Образовалась достаточная щель. Монах движением руки призвал его идти за ним.
Помещение это было небольшое. Посреди стоял столик, на нем неопределенного цвета чаша. Но что поразило Романа: он не увидел ни свечей, ни факелов, а комната была озарена неизреченным светом. Роман упал перед ней на колени. Молитв он еще многих не знал, но благодарил Господа нашего Бога от всей души. Наверное, монах счел его поклонение достаточным и положил свои костлявые пальцы на его плечи. Роман понял и поднялся. Монах подошел к чаше. Трепетным движением он взял ее в руки и подал Роману, который с благоговением на лице принял этот святой дар.
Глядя на чашу неотрывным взглядом, Роман не нашел в ней ничего необычного. Он слышал, что она якобы украшена дорогими каменьями, сама из чистого золота. Ничего подобного. Он поднял удивленные глаза на монаха. Тот понял его, усмехнулся:
– Многие представляют себе, что это весьма дорогая чаша. Она бесценна. Тебе известно, как Христос относился к богатству?
Роман покраснел и ничего не ответил. Монах не без нравоучительного тона заговорил:
– Христос, встретив богатого юноша, сказал ему: «Если хочешь быть совершенным, продай свое имение или раздай его нищим и будешь иметь сокровище на небесах. Тогда ты можешь следовать за мной».
Этим Христос показал, что он чурается разного богатства, показывая миру свою скромность, невзыскательность, кротость.
Другими глазами после этих слов посмотрел Роман на эту чашу.
– И что мне с ней делать? – держа в руках, боясь сделать шаг, стоял он с этой чашей, вопросительно глядя на монаха.
– А с ней ничего не надо делать. Главное, беречь в строжайшей тайне.
Роман понял.
– А могу я об этом рассказать друзьям, с которыми я приехал ее искать?
– Им – можешь. Но их предупреди о тайне. Я дам тебе одну вещицу, ты ее туда и положишь.
Он подошел к кровати и вытащил из-под подголовья свернутую в квадрат какую-то материю неопределенного, даже отталкивающего, цвета. Когда развернул, то материя оказалась мешком.
– Ложь, – приказал монах, раздвигая борта этого мешка.
Роман осторожно опустил туда чашу и принял мешок из рук монаха.
– А отчего за ней такая охота? – спросил монах. – Но им надлежит знать, еще раз скажу, что в руки она попадет только тому, кого выберет сам Господь.
Роман улыбнулся.
– А как он узнает?
– Узнавать не надо, сам Господь выберет того, кто ему угоден.
– Нет, – не согласился Роман, – искать надо. Если бы я не поехал искать, кто бы ее нашел.
– Тот, кому она предназначена! – повторил монах и сказал: – А теперь ступай. Сюда не приходи. Знай, отсюда дорогу ты найдешь, а сюда – нет, как бы не искал. И помолись завтра за меня, ибо меня не будет.
– Да нет, – махнул рукой Роман, – ты еще поживешь.
– Помолись, – требовательно произнес монах, а потом добавил: – Ступай. Да хранит тебя Всевышний! И помни: строжайше береги тайну.
Глава 10
Вернер, узнав о гибели соперников, подумал и решил, посчитав, что те избрали более подходящее место для поиска, перебросить своих людей на их место. Человеку, которого он ранее посылал следить за соперниками, поэтому знавшему хорошо дорогу, приказал вернуться и посмотреть место, где можно будет разбить лагерь.
Каково же было удивление Вернера, когда тот неожиданно быстро вернулся и рассказал ему, что те оказались живыми и продолжают поиск. По мере его рассказа Вернер сильно раздражался. Здесь, во Франции, ему сильно не везет с первых шагов. Откуда взялся этот капитан? «Кстати, где же мой Эренфрид? Если и он будет неудачником, то просто беги отсюда. Этот Вольф взял бы замок… все было бы по-другому. И эти, не кстати, ожили. Надо им помочь вернуться в тот, внезапно ими покинутый, мир. Но прежде всего, требуется узнать, что им удалось за это время накопать. Если их не напугало временное заточение, значит, что-то заставило их остаться. Скорее всего, они почувствовали, что подбираются к находке. Надо осторожно за ними следить. Не дай господь их спугнуть. Подберу людей понадежнее. С двумя труда не будет расправиться. Ладно, хорошо, – думал он, – если удасться завладеть этой чашей, как же мне поступить с графиней? Можно отвести ее в мой замок. И это сделает Руссинген. Ей же подсыпать сонного порошка, когда она окажется в замке и узнает, что ее мужа нет в живых. Я думаю, она не сильно будет упираться и требовать своего возвращения. А я тем временем, сдав чашу, получу свою долю награды и, ссылаясь на ухудшение здоровья, сниму с себя рыцарские обязанности. Почетные проводы и конец жизни будут самыми счастливыми. Обладать такой женщиной – это высшее счастье на земле». И он немедля послал назад своего соглядатая, а сам стал потихоньку готовиться к исполнению задуманного. Для этого приказал вернуть Руссингена, а Вольфу – готовить людей, которые по первому приказу привезли бы ему драгоценную чашу. После такого продуманного, как казалось ему, намерения, помешать выполнению ничего не может.
Первым шагом его неудачи было возвращение Эренфрида. Он был усталым и злым, поэтому рассказывал о своих похождениях нервно, порой резко. Вернер тоже злился, покусывая губы. Мимо ушей пролетали его слова, как он караулил графа у замка Буа, куда тот не явился. Узнав, что капитан по приказу Карла направился в Париж, он ринулся за ним. Пока его там отыскал, тот снова, выполняя указание регента, умчался на юг. Но куда? Никто не знал.
– Напрасно я вновь ждал его у Буа. Он там так и не появился. Где он сейчас, никто не знает, – сказав это, он посмотрел на Вернера.
Лицо того было бледным. Глаза грозно сверкали.
– Я сильно ошибся в тебе, – сквозь зубы проговорил он, – ты не рыцарь, ты… тряпка!
От этих слов кровь ударила в голову Эренфрида. Рука легла на эфес шпаги.
– Я, – тяжело дыша, сказал он, – никому не позволю унижать мое достоинство. Я – рыцарь, а не отравитель. Если угодно вашей милости, я готов принять от вас вызов.
Вернер понял, что перегнул палку. Здесь, на чужой земле, далеко от ордена устраивать ристалище… себе погибель. Прощай его сладкие мысли.
– Успокойся, смелый и отважный. Эренфрид, мы оба погорячились. Наши неудачи не должны нас разъединять. Мы должны собраться и… победить. Я приношу извинения за свою горячность. Негоже так вести предводителю. Вот моя рука, – и он протянул ее.
Эренфрид неохотно пожал.
– Отдохни с дороги. Скоро тебе и Вольфу предстоит ответственная работа. Если мы ее выполним, наш орден будет спасен.
Роман, простившись с монахом, легко прошел через лес. Вот и оставленный им конь. Целехонек. Почуяв своего седока, встретил его радостным ржанием. Без особого труда он выбрался на дорогу. Жак говорил, что надо ехать к горе. Лошадь заставил пробежаться. Не заметил, как оказался у подножья горы. Задумался, куда ехать: вправо или влево. «А, поеду вправо», – решил он. Проехав какое-то расстояние, почувствовал запах дымка и понял, что выбрал правильную дорогу. Хотел было их напугать и соскочил с лошади. В этот момент ему показалось, что в ближайших кустах промелькнул человеческий силуэт. «Кто это? – подумал Роман. – Наверное, Камбила» – и крикнул:
– Эй, Кобылья, выходи!
Но никто не отозвался. «Померещилось, что ли?» Но, чтобы проверить, свернул в кусты. Там никого не было, только следы. В другое время он бы тщательно их обследовал, но, думая, что здесь они одни, не стал этого делать, а поехал дальше, придерживаясь запаха костра.
Он привел его в лощинку, где увидел две времянки, посреди которых горел костер, а над ним висел котел, от которого исходил довольно вкусный запах.
– Эй! Принимай гостя! – зычно крикнул Роман.
На его возглас из одной времянки выглянул Жак. Даже ему обрадовался Роман.
– Жак, дорогой, а где они?
Тот махнул рукой на гору: мол, там где-то.
– Ты их не видел? – спросил он, соскакивая с коня.
Жак выразительно, но скорбно покачал головой.
– Так что, их нет?
– Да откуда им взяться? – был ответ.
Роман по очереди заглянул во времянки. Пусты. Если в большой времянке воздух был затхлый и живым не пахло, то в малой ощущалась какая-то живинка. И тут он вспомнил слова старого монаха.
– Ничего, скоро придут, – убедительно сказал Роман, опускаясь у костра.
Стало смеркаться. Послышались чьи-то голоса.
– Тсс, – произнес Роман, а сам поднялся и спрятался за времянку.
Вскоре показались двое.
– Костер? – удивленно произнес один из них.
Это был голос Пожарэна.
– Жак? Ты?
Жак не знал, что и делать. Не то бежать: мертвецы ожили, не то выдавать поток радости. Победило второе. Он соскочил и бросился обнимать их, твердя одно слово:
– Живы! Живы!
– А ты как здесь оказался? – после объятий спросил Кобылье.
– Да… – Он вспомнил предупреждение Романа и ответил: – Да вот решил проверить, че, как.
Пожарэн черпаком зачерпнул варево, понюхал, попробовал:
– Вкусно, давно такого не ел.
Опустив черпак, на четвереньках присел напротив Жака:
– Так че вы удрали.
– Мы… не удирали. Ждали, полезли туды, а тама нет прохода. Ну подумали… Тово. Еще пождали и… поехали.
– Так бросили, значит, нас здесь. Спасибо, что хоть еды оставили.
– Да, еды тута… зашел, а здеся коза пасется. Щас варится, – заулыбался он.
– Так корми, – сказал подошедший Кобылье.
Жак соскочил и побежал в большую времянку.
Вернулся с горой посуды. Снял варево, стал разливать по мискам.
– А это для кого? – подозрительно глядя на Жака, спросил Кобылье, показывая на четвертую миску.
– Ой, обжегся, – промолвил Жак.
– Это мне! – выходя из-за угла строения, объявил Роман.
Друзья онемели.
– Роман?! – неуверенно, медленно поднимаясь, произнес Кобылье.
– Он! Он! – смеется парень.
– Роман? – вскочил и Пожарэн.
После горячих объятий, посыпались расспросы: как ты здесь оказался? Что случилось? Как Буа?
– С Буа все в порядке. Были какие-то людишки. Напали было, да аббат людей собрал и послал на помощь. А оказался я здесь… – Он посмотрел на Жака.
– Да откуда я знал, че они живы. Мы тут сколь сидели, ждали, туды лазили. Тама все засыпано. Ну, думали… все, – оправдывался Жак.
– Не ругай его, – заступился Кобылье, – он не виноват. Мы действительно долго выбирались. Думали, уж и белый свет не увидим. Да вот он, – Кобылье кивнул на Пожарэна, – одну хитрость придумал, она и помогла отыскать правильную дорогу. А вы как добрались? – Кобылье смотрит то на Жака, то на Романа.
– Да ни че, – ответил Жак, – только вот он, – и кивнул на Романа, – с одним дохлым монахом…
– Нельзя так о нем, – перебил его Роман.
– Че случилось? – почти враз Пожарэн и Кобылье задали вопрос.
Пришлось все рассказать, за исключением о найденной чаше. Роман хорошо помнил наставление монаха и считал Жака чужим. Это молчание сберегло чашу. Ибо их подслушивал посланец Вернера. На непонятный мешок, который оставил Роман около времянки, тот почти не обратил внимания. Правда, он заглянул в него. Увидел, как ему показалось, какой-то ржавый сосуд и брезгливо оттолкнул его в сторону.
Утром, когда Пожарэн и Кобылье стали готовиться к очередному спуску, Роман вдруг объявил, что и он пойдет с ними, а Жак немедленно должен уехать в Буа, так как там Бланка осталась одна.
– Как одна, почему одна, а разве не вернулись Изабелла и Роберт.
Ответ ошарашил и Кобылье, и Пожарэна.
– Изабелла до сих пор не вернулась, а Роберта не было совсем. Так че же нам делать? – Пожарэн посмотрел на Кобылье
Тот только пожал плечами. Вмешался Роман.
– Пущай Жак мчится туда. Все узнает. Если ф что, мы немедля вернемся.
Друзья опять переглянулись.
– А че, это верно! – сказал Кобылье. – Мы за это время окончим осмотр. Если придется ехать в Буа, то после него будем начинать с другого места. Это предложение приняли и Пожарэн, и Кобылье.
Жак быстро оседлал лошадь и ускакал. Когда они остались одни, Роман со смешком спросил:
– А меня возьмете?
– Возьмем! – серьезно ответили они. – Давай собирайся.
– Щас! – и направился к выходу.
Вернулся с мешком в руке.
– Че ето? – брезгливо спросил Пожарэн.
Ибо мешок имел неприглядный вид. Рукой Роман сдвинул на столе миски и поставил на их место мешок.
– Роман, убери это, – жалобным баском попросил Пожарэн.
– Щас! Щас! – смеется тот и торжественно вытащил из мешка чашу, победоносно глядя на друзей, поставил ее на стол.
Взгляды их непонимающие, потому что вид чаши ничего необычного не представлял. Широкая круглая опора переходила в ножку, удобную для руки. И емкость, венчающая ее. Стенки неопределенного цвета: ни желтые, ни зеленые, ни голубые… По всей округленности какие-то загадочные знаки. Видно, что чаша древняя.
– Ну? – спросил Роман.
Это его «ну» ничего им не говорило.
– На рынке, – заметил Пожарэн, – любитель древности может и даст золотой. Мне и за ломаный грош не надо.
Отвернулся от чаши и Кобылье.
– Собирайся! – позвал Романа Пожарэн, выбирая факел.
Подошел за ним и Кобылье.
– Стойте! Друзья! – воскликнул Роман. – Да это то, что вы ищете!
– Это? – с какой-то опаской Пожарэн подошел к ней.
Небо вдруг потемнело, невесь откуда набежала туча, а чаша вспыхнула непонятным огнем и тотчас погасла. Друзья, словно по команде, упали на колени и давай славить Бога и креститься. Туча пробежала, и чаша опять выглядела как прежде.
– Она! Ей-богу, она! – воскликнул Пожарэн. – А мы-то… вот грешные!
– Прости нас, Господи! – подключился к нему Кобылье.
– Это дело так оставить нельзя, надо идти к монаху и отблагодарить его, – предложил Пожарэн.
– Дорогу-то помнишь? – Кобылье повернулся к Роману.
– Вроде помню, – ответил он, – но монах сказал, чтобы я не возвращался. А если, мол, вернусь, все равно дороги не найду.
– Ерунда! – отрезал Пожарэн. – Собирайся и пошли.
И они втроем двинулись к дороге.
– Ой! – воскликнул Кобылье. – А чашу-то оставили! – И он бегом вернулся за ней.
– Да кто тут ее возьмет, – сказал Пожарэн.
– А знаете, когда я подходил к вам, мне показалось, что мелькнул в кустах какой-то человек, – сообщил Роман.
– Показалось, – уверенно решил Пожарэн, – сколько уж мы здесь, и никто не встречался.
Больше никто ничего не сказал и какое-то время шли молча. Дорога сильно обросла с боков кустами, и Пожарэн через некоторое время, обращаясь к Роману, сказал:
– Ты посматривай, чтоб не пройти.
– Смотрю, смотрю, – ответил тот, тщательно вглядываясь в окружающую местность. – Стоп! – крикнул он. – Вот в этой луже я и увидел старца. Вот и наши следы.
Да, место здесь было истоптано, это хорошо было видно.
– Отсюда я повез его в лес.
И они вошли в него. Какое-то время были видны конские следы. Потом они куда-то затерялись. И сколько друзья не бродили, могучего дерева так и не нашли. Попадались подобные, но не оно. Так проискали до сумерек. Пришлось возвращаться назад.
То, что рассказал Роман, встревожило все же его друзей.
– А вдруг кто-то действительно все это время следит за нами и ждет, чтобы потом воспользоваться найденным, – забеспокоился Кобылье.
Пришли они к себе, когда стемнело, и смотреть следы чужака было уже поздно. Оставили это до утра. Теперь вдруг встал вопрос: в таком случае, куда девать чашу? И решили по очереди ее караулить. Бросили жребий. Первым выпало дежурить Кобылье. Он сел в угол. Мешок положил на колени и прикрыл полами шубейки. Посидел так, посидел и начал ворочаться.
– Ты че спать не даешь, – проворчал Пожарэн.
– Те хорошо! А я тут с этой ношей… куды ее деть?
– К ноге привяжи, – тихонько шепнул тот.
Подсказка понравилась. Кобылье нашел кусок веревки, привязал ее к ноге за угол мешка.
Ночь брала свое. Тем более в усталом теле. Как не старался Кобылье уберечься от сна, он его все равно подкараулил. Разбудил его резкий рывок за ногу. Быстрее молнии в его голове мелькнула догадка: хотят украсть чашу, и он с ревом: «Ааа!» – бросился вперед, подминая под себя мешок. Прямо перед самым носом мелькнула чья-то фигура. Выскочив из времянки, она шмыгнула в кусты. Бежать с «гирей» на ноге было бесполезно. Но его крик поднял друзей. Расспросы, что да как, только затянули время. Но они наглядно убедились в том, о чем только днем догадывались: за ними следили. И теперь они, кто они – неизвестно, знают, что чаша у них. Надо срочно уходить. Но тут же появилась дюжина вопросов. Прежде всего: куда идти. В Буа? Но там из защитников одна герцогиня. А вдруг у неизвестного противника хватит сил, чтобы их там осадить и захватить? Еще вопросы: знают те или нет вообще про Буа? Какой дорогой, если надумают идти туда, воспользоваться? А где Роберт и Изабелла? Вопросы, вопросы…
Они проговорили до утра. Когда рассвело, вооружившись, решили осмотреть окружающую местность. То, что они увидели, поразило их. Оказывается, к их стоянке была протоптана целая тропа! Как же они не заметили ее. Вернулись к стоянке, так и ни к чему не придя.
– Надо сообразить еду, – сказал Роман, – тогда легче будет думать.
Он взял лук, стрелы и пошел поохотиться. Идя по дороге, вдруг увидел, как на обочине коза с двумя малюсенькими козлятами щипала траву. Роман поднял было лук и тотчас опустил.
– Ну убью я мать, с кем останутся козлята?!
И хлопнул в ладоши. Козу и козлят только и видел. Он даже рассмеялся, видя, как ловко козлята сиганули за матерью. Пустым не вернулся, принеся не зайца, а зайчину и годовалого олененка. Романа ждали, и все давно было наготове. Зайца – на вертел, козла – в котел.
Когда поели, Пожарэн сказал:
– Друзеки, а уходить надоть. Думаю, все же сыскать надобно монаха. Отблагодарить надоть старца.
– Да не отыщем его, – ответил Роман, – вчера столь лазили, и что?
– Но быть того не может, не волшебник же он, – не согласился Пожарэн.
Его поддержал и Кобылье.
Вернерский слухач, который едва не добыл долгожданную чашу, после своей неудачи, гнал коня день и ночь. Оказавшись в замке, еле волоча ноги от усталости, он просто ввалился в кабинет Вернера, у которого собрались его ближайшие помощники, среди которых был и вернувшийся Руссинген, со словами:
– Они нашли ее. – Слухач упал на пол.
Весь его вид доказывал правоту сказанных слов. Как они его не трясли, чтобы узнать подробности, слухач только мычал в ответ. Но главное было ясно: чаша существует! Стоя над ним, Вернер произнес:
– Очнется он только завтра. Столько времени мы терять не можем. Я думаю, они будут возвращаться, скорее всего, в Буа. Но могут пойти прямо на Париж. Как ты думаешь, Руссинген? – неожиданно спросил у него Вернер.
Этот вопрос застал того врасплох. Да и за время своего длительного отсутствия он как-то отошел от этого дела. Но и показать себя пустоголовым, тоже не хотелось. И он ответил:
– Думаю… они… думаю…
Вернер, не мигая, терпеливо ждет ответа.
– …думаю… вернутся в Буа в надежде встретиться с капитаном. Под его шпагой им будет безопаснее.
– Если там будет десятка два-три его мушкетеров, – съязвил Вернер, – но ты, наверное… прав. Поэтому поступим так, – и ткнул пальцем в грудь Вольфа, – я даю тебе двенадцать рыцарей, ты следуешь в Буа. Придя на место, все разузнай. Если их нет и они не были, терпеливо жди. Кто появится, тихонько хватай.
– А капитана?
– Тем более! Узнаешь, что были, но уехали, узнай – куда. Если не узнаешь, езжай назад. Ты, – Конрад повернулся, к Эренфриду, – поведешь десяток рыцарей на Париж. Если их догонишь, сразу в драку не лезь. Оцени силы. Если не осилишь всех, выслеживай по одному. Ты, – он указал пальцем на Руссингена, – вновь займешься графиней. Она по тебе скучает, – язвит Вернер, – и готовь ее к отъезду.
– В Буа? – вырвалось у того.
– В Буа, ни в Буа, здесь вечно жить не будет, – загадочно ответил Вернер. – С богом!
Охота началась.
Глава 11
Весна в этом году запаздывала, радуя этим московского купчину Игнатия Елферьева. Прошлогодняя, такая неожиданная поездка в далекую Францию принесла ему немыслимый доход. Правда, он скромно помалкивал, а когда кто из его братий пытал, Игнатий морщил свое мясистое лицо, делал скорбными глазки и говорил упавшим голосом, что почти ничего не заработал. Дорого, мол, нанимать лодии стало. Да и там добра всякого завались. Еле свое сбыл. Ох, хитрил молодой купчина. Хитрил. Не хотел с кем-то делиться. Раз возьмешь одного, на другой – хоть не езжай. С десяток объявятся. Тогда какая там торговлишка будет.