Степные волки

Глава 4

Не имею ни малейшего представления, откуда у меня появились эти способности. Несколько лет назад, уже после новогодней бойни в Грозном, но еще до бесславного окончания той позорной войны, я был капитаном воздушно-десантных войск. Жена ушла незадолго до вступления российской армии в Чечню, детей у нас не было, и разрыв прошел почти безболезненно. Нечего было делить. Ей просто надоела бесприютная жизнь офицерской жены, когда мужу зарплату не выдают месяцами, квартиры, не говоря уж о собственном доме, нет, да и мужа, практически, тоже нет, потому что он уходит засветло и пропадает в части до позднего вечера. Я ее понимал, и когда она заявила, что решила уйти, не перечил. Действительно, кому понравится такое существование?

В общем, я был свободен от семейных уз, не задумывался о будущем и яростно дрался с боевиками-нохчами, совсем не понимая смысла этой резни, стараясь только сохранить жизнь своим пацанам-солдатам. Мы выполняли приказы, какими бы идиотскими они нам ни казались. Потом началось затишье, и во временном расположении наших частей стали появляться родители пропавших без вести сыновей, которые со всей России приезжали сюда в надежде на чудо. С тоскливыми глазами они расспрашивали всех, кто мог и не мог знать хоть что-нибудь об их пропавшем Ване, Пете, Грише… А что им оставалось делать, если в вагоны-рефрижераторы грузилось то, что осталось от безвинно погибших ребят и что никто уже не мог опознать? Невзоров в своем нашумевшем фильме показал многое, но далеко не все. Реальность была куда страшнее. Особенно, если находишься в ней, а не смотришь на происходящее с помощью телевизора…

Человеческая память так устроена, что по прошествии некоторого времени все плохое забывается, остается только хорошее. На войне всякое случается, не одни только грязь и кровь. Вот и мы, сидя в палатках практически посреди чистого поля, как-то отрешались от только что стихших боев. В меру сил старались себя поддерживать в чистоте, не то, чтобы отъедались, но хотя бы питались вовремя и регулярно. О том, что будет дальше, никто не имел ни малейшего представления. Верилось, что сопротивление проклятых нохчей наконец сломлено, остается только выкурить их из горных убежищ – и по домам!

Иногда вспоминали погибших ребят. Но надрыва, при котором рыдая бьют себя в грудь и разрывают тельняшку, непрестанно повторяя: «На его месте должен был быть я!» – не наблюдалось.

Черт его знает, может, мы и вправду так очерствели душами, что нас уже ничем не проймешь? Русский человек вообще крепче любого другого при всей своей сентиментальности и прочим ностальгиям. «Афганский синдром», а потом и чеченский не достигали у нас такого накала, как пресловутый вьетнамский у американских ветеранов. Вероятно, потому, что советский, российский человек не привык жить в роскоши и, попадая на войну, не совсем уж лишается всех удовольствий жизни, что так милы янкесам. Что в принципе человеку на фронте надо? Чтобы пищу подвозили вовремя, чтобы поменьше стреляли и относительная чистота, без которой, если нет возможности, и так можно прожить. Остаться бы в живых, прийти домой целым и невредимым – высшее счастье, о котором только мечтается. все остальное – как повезет. Вернулся с операции, в баньке попарился, налопался от пуза – и спать, чтобы не дергали неурочными подъемами. А если уж выпивка случайно появилась – вообще лафа!

Вот так мы примерно и жили тогда, ожидая приказа на дальнейшие действия. Потом стали появляться родители. Как они добирались до нас – одному богу известно. Разные они были. Кто-то умолял вспомнить, где, когда и как исчез его сыночек, кто-то кричал и угрожал всеми смертными карами, если тут же не представят пред очи его любимое чадо. После нескольких тяжелых разговоров я старался не попадаться родителям на глаза. Свое дело выполнил, как мог, большинство пацанов сберег, а что сам целый остался – так это карма. Вины за собой я не ощущал. В конце концов есть замполиты, или, как они теперь называются, офицеры по работе с личным составом. Вот пусть и отдуваются, у них языки длинные. А мне своих забот хватает.

Все же однажды увернуться не удалось. Эта мать приехала откуда-то из-под Тулы и уже неделю безуспешно пыталась найти хоть упоминание о сыне, хоть одного его сослуживца. Но у нас он не служил, это я знал точно, зря она искала. И поэтому, когда женщина неожиданно появилась передо мной в проходе между палатками, я, поняв, что разговора не избежать, как можно добродушней сказал:

– Мамаша, нет здесь вашего сыночка. Поищите в других частях. Вот через час машина пойдет, я поспособствую, чтобы вас довезли.

Она, всматриваясь мне в лицо красными от слез глазами, протянула картонный прямоугольник.

– Посмотрите, Христа ради! Может быть, вспомните?

Сам не знаю, почему, я взял эту фотографию, вгляделся, держа ее на ладони. Обычный черно-белый снимок. Конопатый парнишка, только-только получивший «парадку» и сфотографировавшийся по этому поводу, чтобы послать карточку родителям и оставшейся дома девчонке. Глупый салага, такие сотнями гибли под пулями чеченских снайперов, горели в танках на улицах Грозного. Генералов бы туда, в огонь, политиков, которые отдавали преступные приказы, стремясь чужой кровью отмыть свои миллионные барыши от продажи чеченцам всего, что можно было продать. Где он сейчас, этот паренек?

И вот тут я почувствовал что-то. Вернее, неожиданно понял, что мальчишка жив, ранен, но не серьезно и сейчас находится в госпитале в Моздоке. Из подбитого бронетранспортера он успел выпрыгнуть, но «камуфла», в кармане которой были документы, сгорела, а сам парень после контузии плохо помнит, кто он. Причем о Моздоке я подумал уже не подсознательно, а просто в той стороне, где находился контуженный парень, других госпиталей, кроме моздокского, больше не было. Странное получилось ощущение. Будто прочел об этом во вчерашней газете…

Так отчетливо я понял все это, что тут же выложил матери полученные каким-то сверхъестественным путем сведения. Сначала она не поверила, все умоляла сказать, где ее сын, почему его прячут? Может быть, от горя немного повредилась рассудком. Но я уже действовал, движимый уверенностью в своей правоте. В сторону Моздока шла небольшая колонна, и мать удалось пристроить на грузовик. С этой же колонной ехал по делам прапорщик из нашей роты и должен был через пару дней вернуться. Его я попросил помочь женщине добраться до госпиталя.

Я почти сразу забыл о странном случае с фотографией и был просто поражен, когда вернувшийся прапорщик рассказал, что все именно так, как мне привиделось. Парень действительно с легкой контузией лежал в моздокском госпитале, и врачи тщетно пытались выяснить его личность. Со временем, конечно, это прошло бы само. Но приезд матери стал тем необходимым стрессом, который вернул солдату память.

Этим вечером я достал тщательно запрятанную бутылку ставропольской водки, позвал своего доброго приятеля старлея Сашку Загайнова, и под скудную закуску мы выпили за возвращение еще одного потерянного защитника Отечества. Подробностями я с Сашкой делиться не стал. Самому нужно было во всем разобраться…

В принципе дар, посетивший меня, ничего особенного не представлял. Известно множество случаев подобных озарений. Люди даже деньги на этом делают, по большей части мошенничая. В меня не ударяла молния, я не валялся в коме после автомобильной катастрофы. Сильных потрясений, как моральных, так и физических, в моей жизни тоже не случалось. Ну, попадал неоднократно под артиллерийский и минометный огонь, так на то она и война. С другими ничего подобного не происходит! Почему же со мной?

Способность определять, жив ли человек и где находится, у меня действительно появилась. Правда, мог я это почувствовать только на расстоянии до сотни километров и определял не конкретное место, а лишь направление, в котором человека следует искать. Такого озарения, с подробностями, как в первый раз, больше не было. Ну что же, и так неплохо. Только я совершенно не знал, где могу применить свою уникальность. Попробовал встречаться с родителями пропавших без вести солдат, но, во-первых, командование тут же выразило свое неудовольствие – нечего какому-то капитану соваться не в свои дела – а во-вторых, ничего утешительного я родителям сказать не мог, их детей уже не было на белом свете. В этом случае я чувствовал в душе какую-то пронзительную пустоту, словно смотрел на тень человека без него самого, отдельную тень…

Оставалось развлекать друзей на пирушках и дурить головы девицам, прикидываясь магом и чародеем, некой Вангой мужеска пола. Кстати сказать, весьма действовало, особенно если подпустить побольше таинственности. Эдак, где-нибудь на скамеечке в сквере: «Девушка, у вас есть с собой фотография любимого человека? Хотите, скажу, где он сейчас находится?» После сеанса ясновидения и последующей обработки: «Прощай, любимый! Я встретила другого. Он такое чудо! Настоящий офицер!»

Да уж, чудо из чудес. Развлечения десантника-ловеласа по выходным…

Не знаю, кто и кому проболтался о моих фокусах. Но однажды меня вызвали в штаб бригады (война к тому времени тихо скончалась, закрытая, как текущий вопрос, челночной дипломатией Лебедя, нас вывели из Чечни и расквартировали на окраине Ставрополя) и без объяснений откомандировали в Москву.

Может быть, ученым стоило заняться мной как следует, потренировать и развить мои способности. Но меня наскоро проверили, определили радиус действия дара и стали использовать как поисковой инструмент. Выехать, сосредоточиться, обнаружить, доложить, вернуться. Или изредка: обнаружить, найти, освободить. Как вот сейчас. Слишком много людей пропадало в стране и, если не получалось отыскивать их обычными средствами, приходилось прибегать к мистике. Все дешевле обходилось, чем платить сотни тысяч «зеленых» за каждого захваченного…

Мне выдали ордер на однокомнатную квартиру в Сокольниках, внеочередные погоны с одной большой звездой вместо четырех маленьких, положили приличное денежное довольствие. Работайте, майор! А форму вам носить вовсе не обязательно. Только о своей работе – никому, даже матери родной. Вот, распишитесь здесь, на всякий случай. Теперь вы предупреждены. Идите, свободны.

Ничего себе поворотик в судьбе, да? Ведь во всем остальном я оставался таким же офицером-десантником, как и прежде. Старался поддерживать форму, дважды в неделю выходил на спарринг, трижды – «качал железо». Когда не был, естественно, на задании. И не скучал по своей бригаде. Чего хорошего в Ставрополе осталось!

Выезжать на поиск приходилось часто, минимум раз в месяц. Где я только не побывал! Таджикистан, Туркмения, Прибалтика, Украина, Беларусь… В одну Чечню, разумеется, под надежной охраной, было больше десяти поездок. Этакий туризм налегке, с кейсом, в котором бритвенные принадлежности и смена белья. В большинстве поездок я даже не успевал как следует оглядеться, полюбоваться достопримечательностями. Приехал, отработал – до свидания, счастливого полета!

Подозреваю, что не я один занимался подобной деятельностью, потому что волна исчезновений людей не спадала, но постоянно кого-то освобождали. И вовсе не всегда платили выкуп. Порой я даже не знал, кого спас. Так, догадывался. Газеты и телевидение зачастую не сообщали о похищении той или иной важной персоны. Наверное, власти решили, что незачем будоражить народные умы сообщениями о росте терроризма. Вот когда отпускали очередного солдатика, по дурости попавшего к бандитам, тогда да, трубили на весь мир…

Если брались вызволять без помощи нашего отдела, почти всегда выходило неладно. Как с теми англичанами, которым отрезали головы. Узнав о трагедии, я прямо спросил у шефа: почему не задействовали нас? Он пожевал губами и, глядя в сторону, промолвил только одно слово: «Политика…» Значит, кому-то было нужно, чтобы эти несчастные закордонные связисты были зверски убиты, а общественное мнение на островах Альбиона резко осудило дикарей-чеченцев. А то ведь там, на Западе, не знают нас практически абсолютно. Когда Аргентина захватила Фолькленды-Мальвины, находящиеся у нее под боком, разгневанная Англия через половину мира послала свои корабли. Как же, свое отобрали! И ни одна зараза на Земле не пикнула против. А нас за Чечню клюют все, кому не лень. Потому что Англия может дать в ответ по соплям любому горлопану, а мы стесняемся.

Но это так, лирика, обычно не свойственная российскому офицеру…

Нравы у нас в отделе царили вполне демократические. Форму никто не носил, хотя все были военнослужащими. Ну, как все? И было-то в отделе пять человек. По крайней мере тех, о ком я знал. Шеф, его секретарь Светочка, водитель единственной служебной машины Боря и я. Ну и еще Степан. Когда предстояло задание, шеф звонил мне и посылал машину с Борей. На случай, если я окажусь вне дома, выдали пейджер. Так что найти меня могли в любой момент. Приезжал Боря, вез к шефу, а оттуда, обычно, прямо в аэропорт. Он же и встречал, никогда не интересуясь, как прошло дело. Я докладывал шефу, он кивал и мановением руки отпускал меня.

Вернувшись из Минска с простреленным плечом, я тоже вначале поехал на доклад и только потом обратился в санчасть Управления. Во всем должен быть порядок. За ранение я получил медаль, солидную премию и ледяной по тону втык от шефа, чтобы не лез, куда не просят. А как не полезешь, если того мужичка охраняли три дуболома с автоматами, да потом еще пятеро гоняли меня по лесу, как зайца, постреливая отнюдь не в воздух. Так и не знаю, почему не послали обычную группу, а пришлось отдуваться мне одному. Хорошо, хоть Степан на последнем этапе помог. Кстати, это как раз и входило в его функции – страховка на последнем этапе…

Хоть бы раз шеф разоткровенничался! Иногда он напоминал мне каменного истукана, что попадаются на курганах в южных степях. То же самое равнодушное безразличие на лице ко всему и всем. Ноль эмоций. А при таком поведении начальства и самому не хочется открываться. Единственный намек на посторонние обстоятельства прозвучал, когда шеф упомянул о Рите. Что доказывало, что и он не всегда был таким холодным и бездушным, как сейчас. В общем, о шефе я не знал ничего. Как и о Светочке с Борей и Степаном. Явно под себя подбирал их многоуважаемый Сергей Афанасьевич. Не принято было в отделе раскрывать душу. Делают люди свою работу – и ладно.

Точно так же я не был уверен, что у шефа только нас четверо в подчинении. Кто-то ведь должен был готовить техническую сторону моих поездок? Документы, легенды… Ездили, ездили еще по бывшему Союзу люди, способные найти неудачников, попавших в плен. А может быть, и не только по Союзу. Но меня по крайней мере за кордон не выпускали. Имеется в виду настоящая граница, а не прозрачные занавески между прежними братскими республиками.

Глава 5

Узкое окошко ванной выходило во двор и было приоткрыто. Мне почудилось, что кто-то звякнул дверцей ворот. Так скоро Рита вернулась? Или лихой человек решил воспользоваться отсутствием хозяйки? Вот забавно получится, если я вора ущучу! Стараясь не топать, я пошел к входной двери.

Нет, на вора этот мужчина не походил. Темные редковатые волосы, гладко выбритые щеки, дорогое пальто верблюжьей шерсти, блестящие темно-бордовые туфли. Вряд ли в них можно долго ходить при таком морозе. Значит, поблизости имеется машина. И держится без опаски. Интересно…

Я для него тоже оказался сюрпризом. Судя по выражению лица – неприятным. Мужчина так и замер у ворот, воззрившись на меня. Я ждал. Наконец он решил нарушить молчание.

– Ты кто такой? – спросил он, и тон его мне совсем не понравился. Так разговаривают с подчиненными не очень умные начальники.

– Могу спросить вас об этом, – я постарался ответить как можно вежливее. Зачем грубить незнакомому человеку?

– Я, кажется, тебе вопрос задал!

Незнакомец тона не поменял. Был он едва ли старше меня, но настроение я имел вполне благодушное и на «ты» пока переходить не собирался.

– В командировку приехал. А вы кто?

– Не твое собачье дело! В какую еще командировку? Что здесь делаешь?

– У знакомой остановился.

Не рассказывать же первому встречному о взаимоотношениях Риты и шефа!

– Маргарита Сергеевна твоя знакомая? – недоверчиво спросил он.

– Вот именно, Рита, – безмятежно ответил я. – Сергеевна.

Мне уже хотелось разозлить его. Кажется, это удавалось.

– И откуда же ты приехал, знакомый?

– Из Москвы.

– От Витьки, что ли? – напрягся он.

– А кто это?

– Неважно. В общем, так, знакомый… Если не хочешь неприятностей, собирай свои шмотки и перебирайся в гостиницу. Там всегда места есть.

– Надо подумать, – серьезно сказал я.

– Нечего думать! Давай, действуй. Так и быть, подброшу, у меня машина за воротами.

– Сам как-нибудь доберусь. Если, конечно, решу переехать.

– Ты еще раздумывать будешь?

Черт, неужели в первый же день драться придется?

Но незнакомец внезапно сбавил обороты.

– Ладно, некогда мне с тобой тарахтеть. Я тебя предупредил. Завтра заеду, и, если ты все еще здесь будешь, – пеняй на себя. Усек? – И не дожидаясь ответа, нырнул в калитку.

Интересное кино… Надо будет у Риты спросить, кто это у них тут такой грозный.

И, кстати, что за Витька в Москве?

Не то, чтобы меня хоть немного взволновали угрозы незнакомца в верблюжьем пальто, просто Рита мне понравилась, а когда женщина нравится, хочется узнать о ней побольше.

А Витька, наверное, беглый муж.

Так оно и оказалось. Вечером, за ужином, я прямо спросил о нем. Рита поскучнела, но не особенно.

– Да, бывший супруг. Я, когда вас увидела, решила, что от него приехали. Извините, Денис, мне не очень хотелось бы говорить об этом человеке.

Тогда я рассказал о незнакомом визитере. Тут Рита встревожилась.

– Это Григорий. Очень опасная личность. Он и с президентом на короткой ноге, и с местными бандитами.

– С бандитами? – удивился я. – Но ведь ваш президент столько раз заявлял, что покончил с ними!

– Сказать можно все, что угодно. Бандитов от этого не убавится.

– Так что Григорий? Он ваш приятель?

– Ему так хочется думать. Никаких авансов я ему не давала. Так, заходит иногда на несколько минут… Но тут что-то нечисто. Не зря Григорий появился, как только вы приехали. Вы ведь, Денис, тоже неспроста здесь?

Я сделал невинное лицо.

– Обычная командировка. Ничего секретного.

– Бросьте, бросьте, – рассмеялась Рита. – Я ведь знаю, чем дядя Сережа занимается. Они вместе с моим отцом служили, помните?

Она подняла ладонь:

– Не беспокойтесь, я не стану ничего выспрашивать. Но о Григории не забывайте. Что он вам говорил?

– Предлагал съехать от вас и перебраться в гостиницу.

Рита задумалась.

– Может быть, действительно стоит? А то начнутся неприятности. У вас. За меня бояться не нужно, пока этот урод ко мне благоволит.

Теперь пришел черед рассмеяться мне.

– Ну, я неприятностей не боюсь, и бороться с ними умею. А переезжать не хочу. Мне у вас нравится. Давайте пить чай!

Вечер прошел в приятной беседе ни о чем. Мы даже стали говорить друг другу «ты». Но и только, словно разговор о бывшем муже и Григории разрушил намеки на начинавшуюся взаимную симпатию. Что ж, время терпело. А сегодня ночью мне лучше было заняться делом, для которого и приехал.

Собственно, ничего сложного в этом нет. Для меня. Сколько раз уже проделывал. Просто кладешь на ладонь фотографию, закрываешь глаза и стараешься отрешиться от всего окружающего: от людей, их хлопот и чаяний, их радостей и болезней. Мысленно представляешь человека, изображенного на снимке, и в потоке разноцветных нитей, которые проплывают перед внутренним взором, ищешь ту, которая принадлежит именно ему. Чем она толще, тем человек ближе к тебе. Вот и определяешь направление, куда тянется нить, примерное расстояние.

Другое дело, что каждый такой сеанс забирает кучу энергии. И сегодня мне предстояло четыре раза повторить процедуру. Не шуточки…

Когда я наконец открыл глаза, чувствовал себя, словно кожура от банана, – такой же пустой и никому ненужный. Вот еще один побочный эффект – приступы депрессии, как у алкоголика после запоя. Все кажется бессмысленным, обрыдлым и самому себе представляешься каким-то ничтожным насекомым, которое любой может походя раздавить. Крайне мерзкое ощущение.

Но бороться с ним я научился уже давно. Вот если бы каждый день занимался поиском, то, вероятно, мог свихнуться от тоски и унижения. А так – ничего, держусь.

Пошатываясь, я добрел до ванны, с трудом сообразил, как включается душ, стянул промокшую от пота одежду и залез под горячие струи. Поменял воду на ледяную, опять на горячую. Вскоре полегчало. Дьявол, ну что эти журналюги пропали такой компанией? Нет, чтобы по одному!

Я вылез из-под душа, оделся в сухое и чистое. Теперь надлежало кое-что обдумать. Сигарета показалась особенно вкусной. Сидя на краю ванны, я разглядывал четыре снимка и пытался понять, за что же похитили столичных борзописцев? Слишком короткое время они находились здесь, чтобы успеть узнать что-то запретное. Загадочка. Ничего, найду московскую четверку – все выяснится…

В своей комнатке я расстелил на столе купленный предварительно план города, сориентировал его по сторонам света. Та-ак, все нити шли в одном направлении и были одинаковой толщины. Значит, похищенных не растащили по разным местам, держат вместе. И совсем недалеко от города, может быть, на южной окраине. Что у них там располагается? Ах, да, еще одна местная достопримечательность! Незаконченная пока, только строится. Очередная сумасшедшая идея президента, которая после завершения строительства может оказаться не такой уж и сумасшедшей.

Президент задумал устроить рядом со столицей этакий маленький Лас-Вегас. Отгрохать парочку шикарных казино, несколько классных отелей, в надежде, что сюда наедут, чтобы поиграть в комфорте не только «новые русские», но и богатые любители азарта со всего мира. Надо полагать, что и аэропорт строится с расчетом на это. Непосвященному человеку идея, конечно, покажется абсурдной. Кто, скажите, попрется в эти голые степи, чтобы просаживать свои миллионы? Однако, зная президента, можно было не сомневаться, что он все просчитал заранее и по-дурному не рискует.

Так что, может быть, там, в отстроенных уже коттеджах, и содержат москвичей? Что-то слишком просто получается. Если президентская гвардия всю республику перерыла, то обязательно туда заглянула. Ладно, завтра прямо с утра нужно будет навестить строительство. А там посмотрим.

И я отправился спать, тем более что, несмотря на душ, чувствовалась во всем теле унизительная слабость.

Глава 6

Утром Рита была оживленна и весела, как птичка. Что-то напевая, она готовила завтрак, шутила и расспрашивала о моих планах на день. Посоветовала сходить в буддистский храм и ни в коем случае не питаться в местных кафе. Мало ли что! Надежнее и дешевле будет к обеду вернуться домой. Она тоже постарается прибежать из училища. Я обещал. За завтраком расспросил о строительстве на окраине. Знала Рита о нем не очень много. В городе рассказывали настоящие легенды о будущем «Лас-Вегаса».

– Откуда же в вашей бедной республике деньги на такой проект? Да еще и аэропорт возводят. Это ведь большие миллионы…

– Да у нашего президента по всему миру дружки-приятели. Нефтяные шейхи, банкиры, диктаторы. Известная личность. Нашел, наверное, спонсоров и инвеститоров. Если казино будут работать, сумасшедшие деньги к нам потекут. Все окупится.

– Рита, а ты сама как к президенту относишься?

– Ты удивишься, но совсем неплохо. Я же достаточно долго здесь живу. Когда приехала, город больше на деревню походил. И сейчас кое-что есть, но сколько изменений! Причем, заметь, все в последние годы. С продуктами получше стало, у людей деньги кое-какие завелись. И это несмотря на то, что появилось много беженцев. Из Чечни, Казахстана. Здесь никого не гонят, национального вопроса практически не существует. Может быть, потому, что при Сталине местных в Сибирь переселяли. Потом Хрущев вернул. Вот все терпимо и относятся к чужакам, понимают, что у людей несчастье.

– А какой человек президент?

Рита задумалась.

– Знаешь, он очень таинственная личность. Все о себе знает, наверное, только он. И ведь был простым учителем. Правда, совсем недолго. Потом стало возможным заниматься бизнесом. Он и поднялся. Рассказывают о нем многое, но всему, конечно, верить нельзя. Людям свойственно преувеличивать или преуменьшать. Истина где-то посередине.

– Ты сама с ним встречалась? Впрочем, о чем это я? До него, наверное, и не дотянешься.

– Ну, почему? Несколько раз он у нас в школе был, интересовался. Очень приятный молодой человек, обаятельный и простой. Относительно простой, разумеется.