Сухая ветка

© Екатерина Асмус, 2019

ISBN 978-5-4496-8040-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Если меня кто-нибудь ударит, что я должен делать?

– Если на тебя с дерева упадет сухая ветка и ударит тебя, что ты будешь делать?

– Что я буду делать? Это же простая случайность, совпадение, что я оказался под деревом, когда с него упала ветка.

– Так делай то же самое. Кто-то был безумен, разгневан и ударил тебя – это все равно, что ветка с дерева упала на твою голову. Пусть это не тревожит тебя, иди своим путем, будто ничего не случилось.

Беседа Будды с учеником

Саженец

– Итак, ребята, кто знает ответ? Ну, смелее, смелее! Не вижу ваших рук!

Пожилая подтянутая седовласая учительница улыбается, глядя поверх Аллочкиной головы в самые глубины класса. Аллочка машет рукой буквально у самого ее лица, но историчка все высматривает кого-то на задних партах. «Ну, спроси, спроси же меня, я же знаю, я же все выучила…» – досадует Аллочка про себя, подпрыгивая на жестком деревянном сидении.

– К доске пойдет….

– Я, я, ну, я же! – Аллочка из последних сил тянет руку вверх, но внезапно и оскорбительно громко слух разрывает школьный звонок, возвещающий начало перемены.

– Ну, Марья Петровна, ну, почему-у-у???

Досада душит, сжимая горло, не дает дышать, Аллочка чувствует, как слезы обиды наворачиваются на глаза, сердце останавливается и становится трудно дышать, а звонок все трезвонит – так яростно, так нагло, лишая последней надежды… Аллочка делает глубокий вздох, рывок из мутной темноты, застилающей глаза, и… просыпается в слезах. На тумбочке у кровати звенит, сотрясаясь от возмущения, допотопный будильник.

Некоторое время Аллочка, ничего не понимая, смотрит в пожелтевший от времени потолок, затем поворачивается на постели и резким движением бьет рукой по будильнику, выключая его. Звон смолкает, наступает оглушительная тишина, слышно лишь как тикают часы-ходики на стене, немилосердно отмеряя секунды утекающей жизни. На часах – шесть двадцать девять. За окном еще темно. Одна мысль о том, что нужно встать и идти в школу, параличом приковывает Аллочку к постели. А как бежала она туда сорок лет назад, когда была ученицей, отличницей! Сколько радости доставляло ей каждое утро! А теперь – не хочется. Ни за что не хочется. Теперь она – учительница. Алла Николаевна. А точнее – «училка». Больная, старая, потерявшаяся… Предательские слезы снова у глаз, и Алла Николаевна резко отбрасывает одеяло, рывком садясь на кровати. Наскоро проглотив приготовленные с вечера на прикроватной тумбочке лекарства, учительница встает и бредет на кухню, готовить незатейливый завтрак. Водрузив на нос старомодные очки, и привычно ткнув пультом в сторону висящего на стене телевизора, она возится у плиты, под бормотание диктора программы утренних новостей: «Как сообщают наши корреспонденты, американское правительство прислало запрос в Москву на назначение в посольство РФ Джона Теффта. Что может значить это для России? Экспертный совет сообщает, что ничего хорошего это назначение нам не несет!»

Возмущенная услышанным, Алла Николаевна выплескивает на теледиктора весь свой гнев, накопившийся за ночь: «И что ж это они нашу страну никак в покое не оставят? Все неймется…»

Однако диктор телевизионного эфира – тертый калач, он и бровью не ведет, а продолжает, как ни в чем не бывало: «Но, как считают специалисты, к его назначению нужно относиться спокойно. Если он – автор цветных революций в Грузии и на Украине, то пусть знает, что в России почвы для подобных эксцессов нет!»

Алла Николаевна, которой уже надо бы и поспешить, зависает у телевизора, словно кролик, очарованный удавом, и ввязывается в спор: «А откуда же тогда „либерасты“ на Болотной?»

– Будем надеяться, что Теффт не будет повторять ошибок своего предшественника и призывать наш народ выходить на улицы. Иван Соколов, Ольга Парфенова из Вашингтона, специально для Первого канала – заканчивает свою тираду диктор, никак не реагируя на слова оппонента.

Алла Николаевна скептически качает головой и криво усмехается – все врут, все, все…

– Вашими устами бы, Иван Соколов да мед пить… От такого как это Теффт, что хочешь можно ждать…

Продолжая ворчать, учительница наспех завтракает кашей и бутербродами, суетливо глотая обжигающий кофе. Затем наскоро одевается, и, едва тронув бледной помадой морщинистые губы, закладывает в бездонную учительскую сумку кипу ученических тетрадей. Со стен на нее безмолвно взирают фотографии – цветные и черно-белые, очень старые и совсем новые, где целые классы стоят по струнке, плечом к плечу, взирая в объектив серьезными, доверчивыми глазами, какие бывают лишь у школьников, еще не знающих, насколько обманчива и коварна реальная жизнь. Марья Петровна – учительница из сна – также присутствует в этой галереи памяти. Алла Николаевна долго и грустно смотрит на нее. «Эх, мама, мама, как же мне теперь…» – проносится в ее голове, но тут голос теледиктора вновь привлекает ее внимание: «А теперь новости Министерства образования. Как известно, каждый педагог должен регулярно проходить аттестацию для подтверждения уровня своего профессионализма… Новый порядок предусматривает два вида аттестации: обязательную и добровольную».

Алла Николаевна, словно вспугнутый мотылек мечется из комнаты в коридор и снова в комнату – за сумкой, торопливо набросив пальто, начинает натягивать сапоги. О господи, Агнесса сегодня насмерть сгрызет… Вот, вырастила же на свою голову…

Схватив сумку, учительница устремляется вниз по лестнице.

Забытый в спешке телевизор мигает всевидящим оком. Передача про аттестацию учителей сменяется программой о животных. Смешной толстощекий хомячок, поблескивая бусинками глазенок, увлеченно жует овсяные зернышки в уютной клетке с беговым колесом. Внезапно рядом появляется кот. Он подбирается крадучись и, приблизив хищный нос к прутьям клетки, глядит неотрывно прямо в глаза хомячку. Грызун в панике бросает еду и прячется в колесе. Он изо всех сил пытается убежать от кота, накручивая колесо своими крошечными лапками все быстрей, быстрей. А кот пристально следит за ним фосфоресцирующими глазами, и хвост его ходит ходуном от нетерпения.

Утро. 08:15

На улице зябко, но Алла Николаевна будто не замечает мороза. Спеша вдоль заснеженной улицы, она репетирует про себя грядущий и очень неприятный разговор с директором школы. Губы ее шевелятся, и пожилая женщина, идущая навстречу, подозрительно приглядывается, затем, видимо заподозрив душевную болезнь, осуждающе покачав головой, обходит учительницу стороной. «Послушайте, Агнесса Андреевна! Я потомственный педагог с тридцатилетним стажем… Нет, с этого начинать нельзя… Она и так знает… Агнесса Андреевна! Я еще не дописала отчет, но завтра – точно… Ох! Черт бы побрал эту переаттестацию…»

Почва

Молодая и хорошенькая директриса Агнесса Андреевна вышагивает точеными ножками по школьному коридору, постукивает каблучками, повергая в сладостный трепет мальчишек средней и старшей школы. Замерев, они смотрят ей вслед и завидуют сами себе. Ради этакой красотки не жалко время на школу тратить. Вслед за Агнессой спешит ее верный секретарь – старушка Лия Павловна с неизменной толстенной папкой документов подмышкой. Она говорит, не умолкая, параллельно подсовывая бумаги начальнице на подпись.

– Агнесса Андреевна, вот тут еще нужно… И необходимо сегодня решить, кого отправить на районный смотр патриотической песни.

– У нас успеваемость летит в пропасть, не до песен… Прямо не знаю, какие тут песни…

– Патриотические, Агнесса Андреевна…

– Ох, да уж ясно, что участвовать придется… А знаете что, Лия Павловна? Пусть-ка Наталья Петровна про эти песни решает. Она же музыку ведет.

– Я ей, конечно, передам, но представляю, что я услышу насчет дополнительной нагрузки…

– Да ладно вам. Покричит-покричит, да сделает.

Лия Павловна молча поджимает губы, вселенская скорбь отражается в ее глазах. На ее лице можно ясно прочесть: «Ну, да, не на вас кричать-то будет «музичка»… А мне что делать? Все терпи, терпи…». Вслух же Лия Павловна произносит: «Хорошо, Агнесса Андреевна! Все сделаем. А может, чайку сейчас попьем? С конфеточками? Я вкусненьких купила»!

– Чайку попозже. Сейчас сходим в вестибюль к доске почета, там мне кое-кого нужно добавить… И, кстати, что у нас там, Лия Павловна, по аттестации?

– Почти готово, Агнесса Андреевна! Все учителя документы сдали, кроме нашей Аллочки Николаевны…

Утро. 08:30

У школы Аллу Николаевну захлестывает привычный водоворот бегущих, кричащих, вертлявых детских тел. Из пестрой толпы периодически слышится на разные голоса: «Здрасти, Алл Никлавна…». Учительница не пытается идентифицировать кричащего, она лишь рассеянно кивает направо и налево. Визг тормозов за спиной резко выводит ее из задумчивости, Алла Николаевна в страхе оборачивается.

– О господи! Кто ж так носится, ведь дети же…

Из недр шикарного авто, круто затормозившего прямо у школьного крыльца, выбирается Илья Раздоров – красавец по кличке «Мачо», в которого влюблены все девчонки старшей и особенно младшей школы. Из окна автомобиля высовывается рука в дорогой кожаной перчатке, за ней показывается розовощекое безвозрастное лицо модного «хипстера».

– Мой дорогой, это было просто прекрасно! Отлично! Надеюсь, у нас все-все сложится и дальше! До вечера!

Мачо улыбается «голливудской» улыбкой и дружески жмет «хипстеру» обе руки, затем закидывает рюкзак за плечо и плавно, с достоинством, несет себя по направлению к школе. Машина рвет с места, победно ревя, и оглашая окрестности гимном, посвященным личному успеху хозяев жизни.

Алла Николаевна берется за ручку школьной двери, но отлетает, чуть не упав – навстречу ей выбегает парень и несется прочь от школы, не разбирая дороги.

– Да что ж это сегодня творится, а!? Зимнее обострение? Дети же здесь!!!

Учительница наклоняется, чтобы поднять свою сумку и слышит над собой вкрадчивый вежливый голос.

– Доброе утро! Вам помочь?

Мачо со своей фирменной улыбкой смотрит на учительницу сверху вниз.

– Что? А? А… Нет, спасибо, Раздоров… Иди на урок…

– Вы в порядке? Точно?

– Точно. Точнее не бывает. Иди, Раздоров.

Мачо исчезает в школе. Алла Николаевна внутренне собирается и решительно берется за ручку школьной двери.

Водоворот

В школьном вестибюле учительницу встречает привычная суета. Малыши гоняются друг за другом с криками и визгом, пронырливо мелькая между важными старшеклассниками. Кто-то обсуждает последние школьные новости, кто-то старательно списывает, кто-то торопливо переодевает «сменку», девчонки шепчутся и хихикают, поглядывая на мальчиков, старающихся быть равнодушными и похожими на супергероев. Пробираясь сквозь детское море, Алла Николаевна медленно продвигается к учительской раздевалке. Внезапно до ее ушей доносится голос директрисы, Агнессы Андреевны. Алла Николаевна замирает на полпути, стоя среди орущей и бегающей вокруг нее малышни, словно цапля в пруду среди лягушат. Она вытягивает шею, пытаясь прислушаться к разговору в глубине вестибюля. Рядом с большой доской почета, украшенной фотографиями учителей, что-то обсуждают Агнесса Андреевна, Лия Павловна и математичка Любовь Сергеевна Баранова. Агнесса Андреевна жестикулирует, в попытках пристроить еще одно фото, однако места не хватает. Агнесса размахивает фотографией, прикладывая ее к разным уровням доски, затем досадливо морщится.

– Лия Павловна! Нужно сказать завхозу, чтоб прибил еще пару-тройку крючков. Завтра в школу приходит новый учитель, а места для него нет…

Директриса решительным движением снимает с доски фото Аллы Николаевны и, заменив его, любуется результатом. Удовлетворившись, она кивает. Алла Николаевна, тщетно пытается разобрать ее слова, но шум вестибюля мешает ей. Грустно наблюдая за действиями Агнессы Андреевны, учительница разочарованно качает головой и горько усмехается.

– Лия Павловна, чтоб завтра, ладно? И вернем сразу Аллочку Николаевну на ее место. А пока – пусть так.

Агнесса Андреевна, махнув рукой в сторону фотографий, поворачивается на каблуках и решительно выходит из вестибюля. За ней семенит верный оруженосец – Лия Павловна. Математичка Баранова, оставшись в одиночестве, строго оглядывает свои владения, готовясь призвать к порядку нарушителей спокойствия, и в этот же момент встречается глазами с Аллой Николаевной, стоящей словно столб. Чувствуя ужасное неудобство от произошедшего, Любовь Сергеевна натянуто улыбается и приветственно машет рукой. Алла Николаевна сухо кивает и скрывается в учительской раздевалке.

– Алла Николаевна! Подождите меня! Да постойте же!

Любовь Сергеевна пробирается вслед за историчкой, бормоча про себя: «Ой, как неудобно-то получилось! Алла же черт знает что сейчас себе надумает! И так в последнее время она сама не своя, а тут еще это…» Существенный толчок, едва не сбивший Баранову с ног, возвращает ее к вестибюльной действительности. Возмущенно обернувшись, Любовь Сергеевна видит картину неуемной детской ревности: старшеклассница в ярости лупит своего бойфренда, угрожающе наступая на него.

– Я знаю, ты вчера с этой крысой Егоркиной в кино тусил, а мне наврал!

Удары сумкой по бедовой мальчишеской голове.

– Ир, ну ты что? С какой нахрен Егоркиной? Нужна она мне… – вяло защищается парень, увертываясь.

Любовь Сергеевна отмирает и решительно хватает девчонку за руку.

– Соколова! Ты что? Обалдела совсем? А ну-ка все, затихла как паинька. Дай сумку сюда. Придешь ко мне на перемене орудие мести забирать! И поговорим. А сейчас – марш на урок, оба!

С этими словами Баранова отбирает у девушки орудие экзекуции и собирается направиться к себе в класс, но Соколова, канюча, преграждает ей дорогу.

– Ну, Любовь Сергевна, чо я-то? Сумку дайте! Там же учебники! У нас история сейчас, училка меня сгрызет!

Любовь Сергеевна, пыша праведным гневом, разражается резкой отповедью, словно взывая к самим небесам.

– Не «училка», а Алла Николаевна! Да вы что, совсем совесть потеряли? Вот и пусть она тебя сгрызет, так тебе и надо. Марш отсюда, дорогие дети. Что встали? Марш отсюда, я сказала!

Девушка начинает обиженно сопеть, но ее бойфренд ни капли не смущен. Обняв свою тигрицу ласково за плечи, он уводит ее из вестибюля и шутливо приговаривает, имитируя интонации Владимира Высоцкого.

– Вор должен сидеть в тюрьме! Я сказал!

Любовь Сергеевна оборачивается в поисках Аллы Николаевны, но той нигде не видно. Зато другая картина привлекает внимание математички. У входных дверей сидит охранник, вокруг него с криками и гиканьем носится школьная мелкота, но он никак не реагирует на окружающий шум и ор – он попросту спит. Любовь Сергеевна тихонько подходит к охраннику и трясет его за плечо.

– Иван Петрович?

Однако реакции никакой не следует. Любовь Петровна в праведном гневе, уперев руки в бока, возмущенно нависает над безгрешно спящим охранником.

– Иван Петрович! Драка!

Иван Петрович, не открывая глаз, отвечает командным шепотом.

– А ну-ка! Прекратить сейчас же! Сявки, цыц! А не то…

После этой тирады он снова погружается в праведный сон, сопя и причмокивая. Не веря своим глазам, Любовь Сергеевна некоторое время пепелит его взглядом, но, поняв, что земля под грешником не разверзнется, разворачивается и, словно фурия, вылетает из вестибюля.

Утро. 08:45

В учительской привычно пахнет мелом, бумажной пылью и шоколадом, до которого так охочи педагоги в короткие минуты перемен. Учителя, ловя последние минутки перед уроком, перебрасываются анекдотами и дежурными школьными шутками. Алла Николаевна, стараясь быть незаметной, вяло возится у окна, вытаскивая из бездонной сумки из сумки ежедневник, толстую пачку тетрадей, косметичку, носовой платок, авторучку… Чужой смех ударяет Аллу Николаевну в спину – и знает, что не о ней, но вздрагивает – нервы совсем ни к черту….

Лишь громогласное явление физрука заставляет историчку обернуться.

– Мне одному показалось или Иван Петрович у нас под мухой?

Физрук выразительно щелкает пальцами у себя под подбородком, и радостно смеется, сверкая всеми своими тридцатью двумя отбеленными зубами и картинно поигрывая мускулами.

– Так чего делать будем? Надо Агнессе сказать про него! Это ж не педагогично – бухим при детях спать! Эй, Ракитина, хорошо, что зашла! Ты в курсе, что у тебя с козлом проблемы?

Последние слова физрука адресованы к невзрачной старшекласснице, заглянувшей в учительскую. Вежливо поздоровавшись, девушка направляется к историчке.

– Алла Николаевна, что помочь?

– Так… Журнал… Тетради… Дотащишь?

– Конечно, Алла Николаевна!

– Ракитина, про козла не забудь!

– Да, да, Игорь Львович, как кончится освобождение, так я сразу…

– Пересдача, Ракитина! Готовься. И с конем у тебя тоже не сложилось!

Ракитина поспешно ретируется, нагруженная тетрадями, а физрук задумчиво провожает ее взглядом.

– Однако, тенденция. Как отличница – так вечные освобождения от физры. Ну, и видок – соответствующий. Ножки – «как у козы рожки»…

Кокетливая юная биологичка фыркает в ладошку. А возмущенная такой фамильярностью Алла Николаевна открывает рот, чтобы дать физруку достойный отпор от лица всех отличниц, но внезапно рядом с ней оказывается завуч Лия Павловна и вещает заговорщическим шепотом: «Аллочка Николавна… Агнессочка Андревна просила вас зайти перед уроком…»

Алла Николаевна напряженно смотрит на Лию Павловну сквозь очки взглядом побитой собаки.

– Лия Павловна… А может… После урока, а? А то – сложная тема…

– Аллочка Николаевна, мое дело – передать…

Лия Павловна повышает голос и Алла Николаевна, которой не хочется, чтобы их разговор услышали коллеги, быстро и согласно кивает.

– Хорошо… Хорошо! Я сейчас…

Завязь

В ожидании начала урока истории, одиннадцатый класс проживает маленькую утреннюю жизнь. Как ценна для любого школьника каждая минутка до звонка! За это время можно успеть проделать массу интересных вещей: списать невыполненное задание, обменяться рецептами шарлоток, обсудить преимущества и недостатки ВУЗов, изучить сайт с платьями для «выпускного»… Да мало ли что еще важного найдется! Все действия, помыслы, идеи и мечты значимы и уникальны для человека в школьном возрасте! Каждый день происходит открытие чего-то нового, даже когда часы текут по привычному руслу. Сегодня Олег Зеленцов по кличке «Зеленка» притащил в класс новый гламурный журнал с умопомрачительными фотками девчонок. Его моментально окружают приятели – Саня Шиловский и Витька Гусько и таинство приобщения к красоте начинается.

– Смотри, вот, вот… эта! Я б ей вдул! Тыщи за две-три, нормалёк…

– Ха! Ну, ты дал чувак! Ты б вдул! А она тебе б дала за эту сумму?

– А мне эта не особо… Слабовата… Особенно спереди.

– Ну, ты сказал, Шило! Слабовата спереди… А ты сзади подходи!

Сидящая на соседней парте Милка возмущенно оборачивается.

– Гуся, может, хватит пошлить, а?

– А ты не подслушивай! А то перемонтирую твой бюст на бюст Чайковского. И пусть Бунин это опишет! Эй, позовите Бунина!

Милка отворачивается с возмущенным фырканьем. Ее соседка по парте и закадычная подружка Зая запаздывает, и поболтать не с кем. От скуки Милка наблюдает за одноклассниками. Забавно смотреть, как неумело эта дурында Ильменкова клеится к местному красавчику Мачо. На него вся школа заглядывается, так что нашей Масяне (так прозвали Ильменкову за хрупкость и детский инфантилизм) уж точно не светит. А туда же – старается. Выудила откуда-то огромный чупа-чупс и прет прямо к Мачо. Думает она – Бритни Спирс. Милка напрягает слух – ну-ка, что будет лепетать дурацкая Масяня?

– Илюша, это у тебя что?

– Сценарий новый…

– Круто… И кого ты играешь?

– Представь себе – космического террориста!

– И как? Получается?

– Ну, вообще-то я человек мирный, но актер должен уметь перевоплощаться! Прости, мне роль учить нужно, вечером опять пробы…

Он снова утыкается в сценарий и начинает внимательно его изучать, водя пальцем по строчкам и что-то бормоча про себя. Масяня, поняв, что разговор закончен, разочарованно вздохнув, отходит. Милка давится от беззвучного смеха. Так тебе и надо, неумеха! Разве так парней кадрят?

– Эй, Милок! А где, ваще, моя Зая?

Шиловский сзади трогает Милку за плечо. Она оборачивается и заговорщически шепчет: «Скоро явится… У нее для тебя сюрприз!»

Звонкий голосок Масяни заставляет ее развернуться обратно.

– Петров! Ты вообще что ли? Она же сейчас придет! Тебе не стыдно? Сотри, слышишь! Петров, я к тебе обращаюсь…

Знаменитый на всю школу хулиган Юра Петров по кличке «Чума», отпетый и неуправляемый, пишет на доске крупными буквами «Училка ТП».

– Петров!!! Ты не слышишь меня??

– Ща дотрындишься, поняла?

Чума хохочет и отшвыривает Масяню от себя, словно собачонку. Милка снова поворачивается к Шиловскому.

– Видал, чего Чума творит?

Но Шиловский, бросив равнодушный взгляд на доску, утыкается в свой телефон, где увлеченно ведет с кем-то переписку.

– Да, пусть… Тебе-то? Она и правда – ТП. Скорее бы уж на пенсию сплавили. Устаревшая конструкция. Ни во что не врубается в современном мире.

Утро. 08:50

За окном директорского кабинета снежинки падают плавно и медленно, летят, пушистые, безупречно красивые, вниз, вниз, чтобы слиться со своими сестрами в белоснежный ковер…

– Алла Николаевна! Так в чем дело? Где отчет?

Какой все-таки мерзкий бывает у Агнессы голос… Такой резкий, требовательный… Вырастила. На свою же голову. Алла Николаевна с сожалением отрывает взгляд от мирно летящих снежинок. Агнесса восседает в роскошном кожаном кресле за обширным столом. Будто тут и родилась. Такая властная, самоуверенная. А ведь девчонка еще! Но бровки хмурит уже совершенно по-чиновничьи… Господи, что же власть с людьми делает! Смотреть на директрису, изображающую истину в последней инстанции —противно, и Алла Николаевна делает вид, что интересуется документами, лежащими на столе. В глаза бросается собственное фото, снятое с доски почета. Агнесса, перехватив взгляд учительницы, быстрым движением накрывает фото белым листом бумаги и становится еще хуже – белое пятно, словно бельмо предательски маячит на столе, выдавая преступницу с головой. Стараясь сгладить неловкость, Агнесса навешивает на лицо еще более строгую мину.

– Ну, что вы молчите, Алла Николаевна? Опять «не успели»? И это будет продолжаться бесконечно? Боюсь, тут дело не в том, что вы «не успели», вам просто подавать на переаттестацию нечего! Достижений нет! Внеклассной работы нет. Ничего нет!

Ну, поехало. Села на любимого конька. «Лучшая защита – это нападение». Алла Николаевна делает над собой усилие и смотрит директрисе прямо в глаза.

– Агнесса Андреевна! Поймите меня правильно… Практически невозможно в наше время по истории внеклассную работу вести. Да и классную-то… Их же ничего не интересует кроме игрушек электрических! Школа умирает! Вот вы другими были! Потому что время было другое!

– Зря вы так, Алла Николаевна. Помните фразу: «Времена всегда одинаковые»? Так вот, это – чистая правда. Времена одинаковые, а вот люди – меняются. И не всегда к лучшему. Если лично вы уже не можете с ребятами общий язык найти – так и скажите. А огульно школу хаять не нужно…

– Я хаю школу? Да что вы такое говорите? Да я ж тридцать лет ей отдала!

– Да-да! Я, Алла Николаевна, помню вашу дежурную речевку наизусть! Да, вы тридцать лет в этой школе, сорок лет отдала этой школе ваша мать, и меня вы вырастили и выучили в стенах этой вот самой школы! Так? И в том, что я занимаю этот пост, за который вы меня ненавидите, я тоже должна благодарить именно вас. А я, такая вот неблагодарная свинья, с высоты своего директорства вас вечно шпыняю… Так вы и сейчас думаете, верно? А теперь скажите, а мне-то что делать, а? Ведь правила переаттестации одинаковы для всех. И никто в Министерстве не обязан учитывать вашу ничем не доказанную уникальность и наши личные отношения! Так помогите же мне! Помогите мне спасти вас! У вас же возраст пенсионный…

Алла Николаевна не находит возражений – формально все правильно. Теперь же не люди… теперь «человеческий фактор». Мусор под ногами чиновников. Пнул – и отлетело…

– Ни к чему эта беседа нас не приведет, Агнесса Андреевна… Теоретически я прекрасно вас понимаю. Вам же главное – галочку «где нужно» поставить, формальности соблюсти, чтоб все «по регламенту». А то, что за всем этим формализмом стоят жизни детей, уже никто и не учитывает.