Напарница вампира

– Откуда он у тебя появился, сестрица? – спросила я.

– Я же сказала, мне его… – начала было Грета, но я устала от бесконечной игры и «сестру» перебила самым невежливым образом.

– Нет, Грета, на самом деле!

– Ах, на самом деле! – как-то неприятно засмеялась сестрица. – На самом деле всё почти так и было. – Она лукаво мне подмигнула. – Видишь ли, Тирса, дорогая, некоторые из моих рекомендаций – настоящие.

Мне почудился в этих словах не то упрёк, не то намёк на не самые приятные обстоятельства, и я отвернулась.

– Ну, полно болтать, пора и делом заняться! – преувеличенно бодро воскликнула Грета, укладывая мопсика обратно в корзинку. – Вставай, сестрёнка, я приказала подать завтрак сюда, а после нам надо съездить за билетом.

Городок, в котором мы остановились, как я уже говорила, при всей своей малой заселённости, являлся одним из транспортных узлов Дейстрии. Изначально компактный, к нашему времени за счёт гостиниц, каретных мастерских, постоялых дворов для кучеров и кондукторов, а также многочисленных стоянок он разросся настолько, что с одного его края на другой приходилось ехать на извозчике или в недавно пущенном омнибусе, чей единственный маршрут удачно захватывал и нашу гостиницу, и стоянку дилижансов. Узнав от прислуги о наличии общественного транспорта, я, естественно, предложила Грете воспользоваться его услугами и была сильно расстроена барскими замашками сестрицы, когда та высказалась в пользу наёмного экипажа: мол, там обойдёмся без толкотни, поедем как благородные барышни и так далее в том же духе. Мне пришлось приложить определённые усилия, чтобы настоять на необходимой экономии наших средств, а то, того и гляди, отдыхать в Острихе будет уже не на что. Уже отстояв свою точку зрения, я была поражена необычно радостной улыбкой, которую сестрица тут же попыталась скрыть, и которая навела меня на тягостные сомнения в правильности моего решения. Ничего не сказав, я решила в омнибусе быть настороже… И тут же устыдилась своей подозрительности. Грета при встрече произнесла условленный пароль, и, как бы она мне не нравилась, это не повод подозревать её в чём-то нехорошем. Желание выведать у меня сведения о напарнике легко объясняются простым любопытством и… подменить своим человеком кучера наёмного экипажа гораздо легче, чем кучера, кондуктора и пассажиров омнибуса.

И всё же, и всё же… Ей не доверял мой напарник, она его боялась и… Она мне не нравилась. Совершенно. А уж намёки на то, что вампир может меня в любой момент подставить и бросить, свалить на меня свою вину в провале операции… Подумав здраво, я сообразила, что господин Шерен и Аманда имели к заданию самое косвенное отношение, и разрушенный брак между ними нисколько не мешал планам нашего руководства, он мешал планам не-мёртвого. Намёки попали в цель, но я ещё не забыла, как напарник заботился обо мне в дороге, и как он вступился за меня перед начальством (наговорив наедине множество пренеприятных вещей).

Одним словом, Грета пыталась внушить мне подозрительное отношение к вампиру, а внушила подозрительное отношение к себе.

Панически боится вампира – раз. Расспрашивает о нём – два. Несмотря на страх, огорчилась, что он с нами не едет – три. Кого-то испугалась по дороге в гостиницу и ничего не объяснила – четыре, собака у ней острийской породы – пять…

Додумав эту мысль, я почувствовала сильнейший страх. Дорогая сестрица начала мне казаться чудовищно, вопиюще подозрительной и сама мысль о дальнейшем совместном путешествии… От бегства меня удержало только одно: напарник оставил меня с ней и посоветовал не бояться…

Но тут некстати вспомнился давнишний разговор, в котором вампир признавался, что спасать меня не будет ни в коем случае… Но он ведь мог бы просто посоветовать бежать, если всё так плохо! Ведь дав такой совет, он ничем не рискует! Нет, нет ни малейшей причины так думать ни о ком из них и…

Сестрица Грета, и не подозревая о буре чувств, вызванных её поведением и словами, отвернулась от зеркала, у которого поправляла шляпку, и повернулась ко мне.

– Идём? – коротко спросила она и вышла из комнаты, давая возможность спокойно привести себя в порядок.

По дороге на станцию ничего выходящего из ряда вон не случилось, и я начала понемногу забывать свои страшные подозрения. Мы спокойно дождались омнибуса, доехали на нём до последней остановки, прошли на станцию и обратились за двумя билетами и местом для багажа. Здесь начались небольшие трудности, потому что на завтрашний дилижанс все билеты оказались раскуплены, послезавтра дилижанс не ходил в честь праздника, таким образом, уехать мы могли только через два дня. Это немного обескуражило нас обеих, но делать было нечего и, заплатив за очень хорошие, хотя и не самые лучшие места, мы отправились обратно в гостиницу, решив по пути купить самое необходимое в дорогу.

Покупки были также сделаны без каких бы то ни было происшествий, разве что Грете вздумалось приобрести шляпку, и она обратилась ко мне за советом, невесть с чего приняв меня за великий авторитет в этой области. Пришлось напомнить ей, что (согласно легенде) в школе-пансионе шляпки выдавались воспитанницам из кладовой, совершенно одинаковые: чёрные, с узкими полями, низкой тульей и без украшений. Откуда мне знать, что сейчас модно среди знатных барышень? Этот ответ слегка обескуражил сестрицу, и до ближайшего перекрёстка мы добрались в согласном молчании. Омнибус очень быстро показался на горизонте, и при виде него вместе с нами руками замахали ещё две немолодые дамы, один парнишка и трое мужчин среднего возраста. Пропустив пожилых женщин вперёд, мы с Гретой по очереди влезли на подножку омнибуса, причём один из садящихся вместе с нами господ галантно подсадил сначала её, потом меня. На сестрицу эта вежливость не произвела особенного впечатления, а я повернулась, чтобы поблагодарить учтивого господина, и была несколько расстроена его нежеланием принять мою признательность: он отвернулся и что-то невнятно пробормотал. Допытываться до причин его застенчивости было бы неловко, к тому же Грета железной рукой тащила меня внутрь омнибуса, занимать хорошие места. Так и не поняв странного господина, я последовала за сестрой. Оглядываясь, я заметила, как на подножку вскочил ещё один человек и сразу же поднялся по лесенке на империал. Пока я мешкала в дверях, лучшие места были заняты двумя пожилыми дамами, вошедшими вместе с нами, и нам пришлось удовольствоваться сидениями по соседству, где в шею противно дуло из открытого окна. Кондуктор подал сигнал, омнибус тронулся, и кондуктор пошёл по салону, собирая плату.

Вот заплатил мужчина, подсадивший нас в омнибус, вот отдали деньги двое его товарищей, затем пришёл черёд Греты, мой, потом полезла за кошельком в карман широкой юбки пожилая женщина. Тут-то и случилась та катастрофа, которой я с замиранием сердца ждала с самого утра.

Женщина опустила в руку в карман, но ничего не достала. Поискала с другой стороны, потом опять с этой…

Потом повернулась к соседке и спросила, не видела ли та её кошелёк. Затем обратилась с тем же вопросом ко всем присутствующим. Все принялись озираться, ворошить ногами солому, потом начали подозрительно разглядывать друг друга и рыться в своих сумках и карманах. Мысль, пришедшую в головы большинству пассажиров, озвучил один из вошедших вместе с нами мужчин: кража.

Тут поднялись на ноги все, исключая нас с Гретой, и почти все разом заговорили. Кто-то спорил, кто-то соглашался, несколько плохо одетых пассажиров демонстративно выворачивали карманы, остальные смущённо улыбались, не решаясь ни высказаться против столь унизительной проверки, ни самим на неё согласиться.

– Барышни, – внезапно обратилась к нам та из вошедших вместе с нами женщин, у которой кондуктор так и не успел потребовать плату. – А что это вы сидите? Встаньте, помогите нам с поисками.

– Сударыня, – холодно отозвалась Грета, не двигаясь с места и удерживая меня. – Ни я, ни моя сестра не можем похвалиться особенной остротой зрения, к тому же вовсе не приучены отыскивать пропавшие вещи, поэтому ничем не можем помочь ни вам, ни вашей подруге. Дозвольте же нам спокойно ехать дальше, без излишних прыжков и приседаний. Уж мы-то, как вы могли видеть, свой проезд оплатили.

Этот ответ не был рассчитан на то, чтобы снискать симпатии остальных пассажиров, и, естественно, вызвал бурю негодования. Поднялся страшный шум, в который наибольший вклад внесли бедно одетые женщины, стоящие у дверей и заплатившие за это право всего половину обычной цены. Одна из них, одетая особенно дурно, завопила на весь омнибус, что никому не позволит оскорблять честных людей и заставит столь подозрительных девчонок подвергнуться общей проверке. Она подскочила ко мне, с невероятной бесцеремонностью схватила за руку и силой вздёрнула на ноги. Потерянный кошелёк выпутался из складок моей юбки и упал на пол. Грета громко ахнула, и в омнибусе стало так тихо, что был слышен стук подкованных копыт о деревянную мостовую и скрип колёс…

Молчание длилось недолго. Люди подступили поближе, кондуктор, оправившись от удивления, дал сигнал остановки и громко засвистел в висящий на шее металлический свисток. Сейчас прибежит полиция, нас сопроводят в участок и… Как бы ни обернулось дело, тщательно разработанные легенды придётся выбрасывать на свалку вместе с фальшивыми документами: кому нужны гувернантки, арестованные за карманную кражу?

В глазах Греты читался сильнейший испуг, отражение моего собственного. Если мужчины были склонны задержать нас до прихода полиции, то бедно одетые женщины явно намеривались внести свой вклад в наш внешний вид: как и все честные труженицы, они питали огромное отвращение к любителям лёгкой наживы, как и все бедняки, оказались любительницами шума, скандала и драк. Грета беспокойно оглянулась по сторонам: объясняться с полицией ей не хотелось, быть избитой едущими на работу подёнщицами – тем более. Положение становилось всё более и более отчаянным, когда с империала спустился привлечённый шумом господин: тот самый, который в последний момент перед отправлением вспрыгнул на подножку. Его появление произвело на Грету самое неожиданное впечатление. Исчезло кажущееся неистребимым выражение фальши в глазах, его место занял неподдельный ужас, вытеснивший оказавшийся ненатуральным страх перед полицейским разбирательством и телесной расправой. Грета побелела как полотно и крепко ухватила меня за руку.

– Она тут не при чём, – хрипло произнесла сестрица, – это кто-то другой.

Произнеся эти не слишком убедительные слова (я сама бы не поверила, если бы не знала точно о своей невиновности), Грета прыгнула вперёд с – не побоюсь этого выражения, – зверским выражением лица, таща меня за собой. Напуганные этой внезапной яростью, пассажиры расступились перед нами и позволили нам соскочить с омнибуса. Грета, не отпуская моей руки, побежала дальше, запрыгнула в чей-то палисадник, вынудив меня кое-как последовать её примеру, пулей вылетела на соседнюю улицу и помчалась дальше. Сзади доносился заливистый свист кондукторского свистка; полиция так и не поторопилась явиться, а догонять нас пассажиры не стали. На третьем перекрёстке сестра остановила извозчика, едва не прыгнув ему под колёса, и велела везти нас к главному (и единственному) почтовому отделению города. В глазах сестры всё ещё горел неподдельный ужас, будто она столкнулась со змеёй, привидением или вампиром, а на все вопросы она отвечала энергичным покачиванием головы и резкими словами

– После, Тирса, после! Сейчас не время!

На почте она с противоестественной быстротой набросала две коротенькие записки, которые вручила мальчишке-разносчику с произнесёнными тихо, но жёстко инструкциями; ему же вручила свёртки с нашими покупками. Потом она извлекла из выреза корсажа запечатанный конверт, опустила его в ящик и, всё так же ничего не объясняя, вывела меня из почтового отделения. Остановила на улице извозчика, велела ехать до городского парка; у парка мы вышли и прошли его насквозь, причём Грета то и дело оглядывалась, сворачивала на боковые тропинки, а то замирала и беспокойно прислушивалась. К моему ужасу, из парка мы выбирались не через ворота и даже не через калитку для работников, а через дыру в ограде. Представляю, что было бы, если бы нас кто-то увидел! Однако надо отдать ей должное, место «сестрица» выбрала удачное, и на том переулке, на котором мы оказались, нам никто не повстречался. Дальше мы снова принялись петлять, пять раз совершали незаконное проникновение в частные владения, один из них вовсе зашли в чей-то дом с чёрного хода и вышли с парадного. Я шла за Гретой совершенно замороченная её таинственными действиями, смутно догадываясь, что именно это называется «уходом от слежки», которому напарник поленился меня учить, сказав, что, в случае необходимости «объяснит на месте». Сопротивляться не было ни сил, ни желания: ведь это меня обнаружили с кошельком, и теперь неприятности грозят как раз мне, да и… Все попытки хотя бы что-то уточнить сестрица резко обрывала. Петляя по чужим задворкам, мы добрались до гостиницы, где извещённая заранее прислуга уже уложила наши вещи и снесла их вниз, а у ворот ждал четырёхместный экипаж, на козлах которого сидел кучер, а вокруг прохаживался какой-то незнакомый человек в одежде лакея.

– Я распорядилась, нам уложили немного еды вон в той корзиночке и покормили мопсика, – быстро пояснила Грета. – Едем немедленно, пока он не добрался до нас!

– О ком ты, Грета?

– О нём! Ты его видела. Не стой столбом, сестричка, едем, едем скорее!

Я сделала шаг к экипажу и остановилась. Так мы не договаривались. Одно дело спокойный путь в дилижансе, где вокруг всегда полно народа, а другое – суматошное бегство в Бог знает чьей коляске по совершенно неизвестному пути. Нет ли тут подвоха? Слишком уж… Слишком подготовленным всё это выглядит. И напарник не будет знать, где нас искать…

К моему ужасу, в руке Греты словно сам с собой вырос тонкий стилет. Околачивающийся поблизости лакей сделал шаг к нам.

– Лезь в коляску, Тирса, – прошипела моя мнимая сестра. – Лезь в коляску, иначе, видит Бог, я за себя не ручаюсь!

Что мне оставалось делать? Лакей за мой спиной явно был готов водворить меня в экипаж силой, Грета в её странном состоянии могла бы и ударить стилетом, в чём, возможно, позднее бы раскаялась. Я беспрекословно влезла в коляску, заняв дальнее от дверцы место спиной по ходу движения. С моей стороны было только окно, пролезть через которое могла бы разве что кошка или южная обезьянка некрупных размеров; кроме того, оно было расположено так, что я могла видеть дорогу, а меня снаружи видно не было. На противоположное сидение были сложены картонки со шляпками и другими покупками, корзинка с мопсиком и съестные припасы в дорогу. Грета уселась рядом со мной, так и не спрятав стилет, а лакей взобрался на запятки коляски.

– Трогай! – прокричала моя похитительница, и мы покатились прочь.

Коляска съехала с главной дороги на боковую – очень плохого качества, всю в буграх и колдобинах. Нас трясло, раскачивало из стороны в сторону, каждые два ярда11 коляска так кренилась, что, казалось, вот-вот перевернётся. Грета быстро убрала свой стилет и отдалась естественному женскому страху, то и дело хватаясь за меня и пронзительно взвизгивая. Признаюсь, я вела себя ничуть не более сдержанно. Эти дорожные неприятности, вместо того, чтобы усилить моё раздражение, несколько примирили меня с учинённым в моём отношении насилием, и, когда мы выехали на более ровный участок (жуткая тряска случалась не каждые два ярда, а каждые два рода12, а то и через чейн13), я почти не возмущалась против поведения «сестрицы», решив, всё же, позже добиться от неё внятного объяснения. Или попытаться избавиться от её общества, если вечером её возмутительное поведение при отъезде получит продолжение. Постепенно тряска становилась всё меньше, наконец, мы вовсе перестали волноваться за наши жизни и здоровье и расцепили судорожно сжатые руки.

После этого Грета повернулась и открыла маленькое окошечко, позволяющее ей разговаривать с кучером (похожее окошечко, только под самым потолком коляски, создавало сообщение со стоящим на запятках лакеем).

– Крисп, гони быстрей! – приказала она.

– Какое «быстрей», дорогая сестрица! – не удержалась от упрёка я. – Мы едва не умерли на этих дорогах, лошади наверняка устали. Ещё один такой участок – они переломают ноги, и мы опрокинемся! Посмотри в окно – уже темнеет, нам лучше ехать осторожней и поискать жилище в стороне от дороги, где мы могли бы переночевать.

По лицу Греты пробежало слабое подобие улыбки.

– Спасибо за совет, сестрёнка, – подмигнула она, доставая корзинку с припасами из-под сидения. – Но, видишь ли, ты этой местности не знаешь. Там сейчас пойдёт ровная дорога, а мы торопимся, так что… Лучше поешь, подкрепи силы. После такого потрясения это необходимо.

Я с трудом отогнала чувство, будто или я, или Грета – а то и обе разом – сошли с ума. Мои слова были продиктованы достаточно наивным желанием прекратить эту безумную гонку, а то и воспользоваться той защитой, которое даёт человеческое общество, и избавиться от возможной опасности (каюсь, стилет я так и не забыла). Но ответ Греты, полный фальшивой сердечности, звучал так, словно она приняла мои слова за чистую монету. Предложение поесть было завершающим штрихом, но, между тем, я обнаружила, что действительно проголодалась (день ведь в самом деле клонился к вечеру) и потому с благодарностью приняла приглашение. Остатки нашей трапезы достались мопсику, которого «сестрица» достала из собачьей корзинки и с которым принялась играть как ни в чём ни бывало. Мне подобное хладнокровие было недоступно и, отчаявшись добиться от Греты объяснений (я предприняла ещё одну попытку после того, как мы обе наелись), я принялась смотреть в окно на довольно-таки живописную местность, мимо которой мы проезжали.

К моему огорчению, вокруг не было видно ни малейших признаков человеческого жилья, как будто в Дейстрии есть местность, где никто не проживает. Ориентироваться по деревьям вдоль дороги и полям было затруднительно, а столбы, установленные через каждый фарлонг14, были совершенно одинаковыми. Только после того, как мы с Гретой поели, и я смогла посвятить себя наблюдениям, я догадалась пожалеть, что не следила с самого начала, мимо скольких столбов мы проехали, и не могу, таким образом, посчитать, сколько миль15 осталось позади. Я было принялась отсчитывать столбы, надеясь остальное высчитать на досуге (если к вечеру у меня будет досуг и не будет свободы) с учётом времени, проведённого в коляске, и скорости движения, но тут открылось окошечко со стороны лакея, и тот настороженным голосом произнёс:

– Барышня, за нами кто-то едет.

– Проклятье! – закричала Грета, сбрасывая с колен мопсика. Тот ударился об пол коляски и жалобно заскулил, пришлось мне наклоняться, брать пёсика на руки и утешать оставленным на всякий случай кусочком пирожного. – Близко?

– Пока нет, но быстро догоняют.

– Проклятье, – снова выругалась Грета, почему-то не пытаясь выглянуть в окно, чтобы лично разглядеть причину своего беспокойства. Впрочем, из бокового окна дорога сзади и не просматривалась, и Грета, как хозяйка коляски, наверняка знала это лучше меня. – У них, должно быть, свежие лошади. Кстати, кто там – коляска, всадники?

– Коляска, барышня. Шестёрка лошадей, кучер прячет лицо, примет не видно.

– Дьявол! Подъедут ближе – стреляй, Лупп, слышишь?

– Но, барышня…

– Стреляй, кому сказано!

Этот приказ возымел своё действие – снаружи немедленно послышались выстрелы. Испуганные этим лошади понеслись с кажущейся до того невероятной скоростью, коляску снова затрясло и нас с Гретой бросило друг на друга. Я взвизгнула от неожиданности и уцепилась за неё, пытаясь сохранить равновесие, однако «сестра» осталась совершенно спокойна, только стиснула руки, невольно ухватившиеся за меня, да сделалась белее бумаги. Бедный мопсик снова упал на дно коляски и принялся скулить с просто-таки разрывающей душу жалобностью.

– Что там, Лупп? – крикнула Грета, перекрикивая грохот колёс и стук копыт.

– Замедлили ход, барышня, останавливаются.

– Отлично. Крипс! – позвала она, открывая окошко кучера. – Гони быстрей!

– Куда уж быстрей, барышня! – возразил несчастный кучер, явно пытаясь не ускорить наше движение, а сдержать бег лошадей, который грозил нам неминуемой катастрофой.

– Не имеет значения, – отрезала Грета. – Быстрее! Я хочу быть уверена, что они не догонят нас, срезав путь на ближайшем повороте. Быстрее, Крипс, быстрее!

Не знаю, как назывался тот городишко, на окраине которого мы остановились уже после того, как окончательно стемнело. Не знаю, что за люди держали тот постоялый двор, в ворота которого мы постучались, однако Грете пришлось выплатить им крупную сумму денег и потратить всё своё – немалое – обаяние, чтобы уговорить их открыть дверь неурочным путникам, позаботиться о нас и о лошадях. Сами посудите, кем могут оказаться люди, которые приезжают в темноте на измученных долгим бегом лошадях в полуразвалившейся от дорожных неприятностях коляске? Да и, если подумать, тем мы и были – шайкой подозрительных лиц, скрывающихся от полиции, от неизвестных врагов и даже от друзей. К вечеру я настолько устала, настолько была напугана всем происходящим, что и подумать не могла ни о расспросах, ни о бегстве. Едва нам выделили комнату (одну на двоих с Гретой, которая продолжала представляться моей сестрой), как я поспешила переодеться в ночную сорочку и, забыв надеть чепец, повалилась на кровать. Некоторое время я в оцепенении наблюдала, как готовится ко сну моя мнимая сестрица, против всех приличий не имеющая привычки закрывать свою наготу во время сна и потому расхаживающая по комнате в одних только панталонах. Последнее, что я помню – это как она, уже собравшаяся отдаться сну, выбирается из-под одеяла и, почти совершенно обнажённая, подходит к окну, чтобы проверить надёжность задвижки.

«Её любовники, полагаю, имели все основания не жалеть о своём выборе», – сонно подумала я и уснула, не успев устыдиться непристойно вольного направления своих мыслей.

Проснувшись наутро, я не сразу вспомнила, кто я такая и где нахожусь. Греты в комнате не было, но была служанка, присланная, по её словам, чтобы меня разбудить и помочь мне переодеться. Выскакивать в окно при такой свидетельнице мне показалось неразумным, она наверняка бы закричала и постаралась бы мне помешать. Наверное, более опытный в подобных делах человек – та же Грета – не побрезговал бы ради свободы ударить бедняжку по голове щипцами для угля да и «дать дёру», но у меня попросту не поднималась рука. Ни в первой своей жизни, ни потом, после знакомства с вампиром, не училась я нападать на других людей, причинять им вред и наносить увечья. А посему я встала, умылась и оделась, с благодарностью приняв помощь бедной девушки, которая и не подозревала о моих кровожадных сомнениях. Совершив свой туалет с подобающей моему положению тщательностью (ничего яркого или броского, но и ничего грязного или небрежного), я спустилась вниз к завтраку. Греты по-прежнему не было видно (мне сказали, что она вышла поговорить с кучером), однако меня ждала тарелка овсянки, тосты и стакан молока. Признаюсь, весьма скудно поужинав вчера, я нисколько не колебалась, выбирая между возможностью осмотреть постоялый двор, найти возможность к бегству (мнимая сестрица казалась мне всё более и более неподходящей спутницей), приглядеться к хозяевам – и долгожданным завтраком. Только после того, как каша и тосты были доедены до последней крошки, а молоко выпито до капли, я нашла в себе силы воспринимать окружающую действительность и услышала, как хозяйка у стойки судачит со служанкой о ещё более поздних гостях, приехавших сюда после нас. У них не нашлось при себе крупной суммы денег, однако отец семейства, возвращающийся с женой и детьми от родственников, написал обязательство троекратно оплатить расходы по своему проживанию. Это, а также милосердие, проснувшееся в хозяевах после слёзных просьб о еде и крове, жалоб на опасности дороги, которым путники уже успели подвергнуться, спасло несчастных от ночёвки на улице. Если я правильно поняла, несчастные рассказывали, как они мирно выехали на дорогу из находящегося неподалёку поместья, как вдруг едущая впереди коляска (то есть её пассажиры) принялись их обстреливать. Дикий рассказ подтверждался пулями, пробившими экипаж, точнее, оставшимися в коляске отверстиями от них (к счастью, ни люди, ни лошади не пострадали), однако, как утверждала старая служанка, дырки-то можно и просверлить.

Я встала из-за стола и вышла во двор. Мне-то история не показалась дикой и неправдоподобной. Значит, несчастные люди, которых Грета почему-то приняла за коварных преследователей, к ночи всё-таки отважились выехать на дорогу и добрались сюда после нас. Не дай Бог, они узнают нашу коляску или лакея! Что мы тогда скажем, как объясним своё поведение?

Не могу сказать точно, с каким намерением я вышла из здания, однако всерьёз подумать о побеге всё же не успела: ко мне подскочила сияющая с утра «сестрица» и после родственных приветствий повела обратно, нежно держа под руку. По дороге я сочла своим долгов ничего не значащим тоном пересказать Грете историю о вечернем обстреле коляски почтенного семьянина, но «сестрица» только рассмеялась.