Трущобы Петербурга
Ему очень хотелось поделиться с кем-нибудь своими впечатлениями, но кроме соседнего швейцара, положительно, не с кем было.
Вечно занятый своими расчетами, Матвей решительно ничем не интересовался, и с ним говорить было не о чем. Иван, наоборот, был страстный любитель чтения и интересовался всем, что делалось на свете. Разговаривая с Савельичем, он обнаружил здравые понятия, и потому свободное время они проводили в рассуждениях и спорах.
Чрезвычайно красивая, особенно когда ее научили одеваться прилично, Марьюшка очаровала всех своей приветливостью и душевной простотой. Бедные жильцы дома, с которыми Матвей обходился крайне неприветливо (он только ласков был с богатыми), видели в ней свою заступницу.
– Ах, Марья Васильевна! – кланялась ей такая жилица. – К вам я пришла, будьте такая добренька!..
– Опять за квартиру? – догадывалась Марья.
– Уж простите, надоедаю вам, не откажите ради Христа! Управляющий непременно требует, чтобы заплатили мы завтра, а муж получает жалованье двадцатого, а сегодня только первое.
– И он не может подождать до двадцатого?
– Ни за что! Дня три даст сроку, да и то ругается: «Голь! – кричит, бывало, – шантрапа такая!», на всякие манеры облает.
– Да, это нехорошо. Вы двадцатого отдадите?
– Да что вы, Господи Боже мой! Неужто мы с мужем станем злоупотреблять вашею добротою?
– Хорошо, я вам дам, но только не говорите никому.
И действительно, занятые таким образом деньги с благодарностью возвращались обратно, к величайшему неудовольствию Матвея, который не любил, чтобы баловали всякую бедноту, к которой он относился презрительно.
Чем дальше шло время, тем больше чувствовал Матвей, что планы его постепенно разрушаются. Не этого ждал он, вызывая из деревни брата. Он хорошо знал про честность Ивана, но все-таки думал, что он не устоит против искушения сделаться богачом. Но после сделанных опытов в виде, как было говорено выше, осторожных подходцев, он увидал, что брат, будучи очень доволен и тем, что у него есть, не решится ни на какую подлость.
А тут еще и быстро растущая популярность Ивана и его жены поставила сперва его в тупик, а потом возбудила в нем серьезные опасения: вышло так, что Иван как бы заслонял собой старшего брата, о котором все теперь забыли и думать. И Матвей не на шутку задумался. Первою его мыслью было выжить Ивана из дому, но как это было сделать? К чему привязаться? И он, наконец, решил испробовать почву.
ВСКОРЕ ПРЕДСТАВИЛСЯ ТОМУ подходящий случай.
С чердака пропало чье-то белье. Владелица этого белья была прачка, которая, разумеется, подняла крик.
– На что это похоже?! – жаловалась она управляющему. – В доме целых три дворника, а с чердаков воруют!
– Этого еще не хватало! – воскликнул Матвей, в душе сильно довольный этим случаем. – Позови Ивана, я с ним поговорю.
Такая вещь, как кража белья с чердаков, случается нередко во многих домах любого большого города, и все дело тем и ограничивается, что составить протокол, потом начнут искать вора, который в большинстве случаев оказывается тут же, дома, а что касается до дворников или других лиц, которым вверено наблюдение за домом, то они за это не отвечают.
Но Матвей, в последнее время сильно возненавидевший брата, решил воспользоваться этим случаем, чтобы сжить его с места. В контору явился Иван в сопровождении плачущей прачки.
– Это что у тебя происходит, а?! – набросился на него управляющий.
– Вот сейчас узнал, что у нее белье украли, – сказал Иван и по привычке хотел сесть на стул, но брат остановил его.
– Раз я перед тобою управляющий, а ты дворник, то ты должен стоять вон там, у порога, и отвечать на то, что у тебя спрашиваю! – оборвал его Матвей.
Иван, недоумевая, взглянул на него, но потом вдруг рассердился:
– Это что еще за генерал такой! – воскликнул он. – С какой я радости должен стоять перед тобой?
– С той, что во время службы нет братьев, и каждый перед начальством должен помнить свою обязанность!
– Только не перед тобой, а перед хозяином! А для меня ты вот что, и больше ничего.
Иван плюнул на пол и растер сапогом и затем, обратясь к прачке, сказал:
– Идем со мною, сейчас мы разберемся.
– Нет, стой! – крикнул взбешенный Матвей. – Ты должен мне сказать, почему в нашем доме произошла кража, и чего вы втроем глядели?
– Ответ на это я дам хозяину, а не вашему превосходительству, – отвечал Иван и затем, надев фуражку, сделал под козырек и вышел из конторы.
– Хорошо! – крикнул ему вслед Матвей. – Я тебя, голубчик, доконаю, будешь ты у меня знать!
И, быстро собрав какие-то бумаги и счета, управляющий побежал к домовладельцу, который в это время был дома.
Павел Михайлович пил утренний кофе, когда горничная доложила ему, что его на кухне ждет управляющий.
– Позови его сюда, – сказал хозяин.
Вошел Матвей и, поклонившись, почтительно стал у двери.
– Что нового? – спросил Павел Михайлович.
– В вашем доме кража случилась.
– Кража? Где?
– На чердаке во втором флигеле белье пропало у прачки Матрены Федотовой из 136-го номера.
Сидевшая тут же за столом жена Бухтоярова, Екатерина Семеновна, только руками всплеснула.
– Ну скажите пожалуйста, – воскликнула она. – Пропасть из запертого чердака белью, как это могло случиться?
– Я об этом спрашивал старшего дворника Ивана, – ответил Матвей. – Но он мне столько дерзостей наговорил, что я не знал, что и делать, норовил даже ударить.
– Да что ты! – воскликнул Павел Михайлович.
– Так точно, словно он взбеленился, а на что, не могу знать.
– Наверно, ты чем-нибудь его оскорбил, – сказала Екатерина Семеновна. – Иначе человек зря не набросится.
– Хорошо, иди в контору и позови туда Ивана и эту прачку, – сказал хозяин. – Я сейчас приду.
Матвей ушел.
– Я уже давно замечала, что этот Матвей косится на брата, – сказала Екатерина Семеновна. – А третьего дня я застала Марью в слезах.
– С чего же это?
– Я спрашивала, да она не хотела говорить. Отговаривается только тем, что будто по деревне скучает. Но я не верю этому.
– Очень просто, что и скучает, – согласился муж.
– А со стороны я потом узнала, что не тоска по родине, а просто-напросто что Матвей очень недоволен ими обоими, ну и привязывается.
– И с чего бы это так?
– Я и сама не знаю, как это объяснить, но вижу, что между братьями давно уже пробежала черная кошка! После этого мне думается, что и эта кража белья не проделка ли самого Матвея?
– Подобный случай у нас еще в первый раз, – сказал Павел Михайлович, вставая из-за стола.
– И это имей в виду, Павел! С тех пор, как поступил к нам этот Иван, бдительность дворников усилилась, и даже он сам по ночам дежурит, и потому никак не могу понять, как воры могут, особенно ночью, пронести краденое.
– А вот мы посмотрим, – сказал Павел Михайлович и, накинув на себя пальто, пошел в контору.
Там были кроме Матвея и Ивана еще две женщины, и между ними происходил громкий спор.
Увидав входившего хозяина, все замолчали.
– Что тут у вас такое случилось? – обратился к Ивану домовладелец.
Иван хотел что-то сказать, но прачка, выступив вперед, заговорила:
– Батюшка, Пал Михалыч! У меня с чердака белье пропало, четыре простыни, шесть наволочек, сорочки и носки.
– Когда ты их повесила?
– Вчера вечером, а наутро не оказалось.
– Кроме твоего было ли еще белье?
– На том чердаке было, – отозвались две женщины, – но оно не тронуто…
– Странно, – сказал хозяин и искоса взглянул на Матвея. – Странно, говорю, что вору, который действовал впотьмах, понадобилось именно твое белье. Ведь вот он мог бы захватить и ихнее, но этого не случилось… После того как ты вешала, ты заперла на замок чердак, разумеется?
– Да, заперла.
– У кого был ключ?
– Вон у них… – указала прачка на Матвея.
– Значит, у тебя был ключ? – обратился хозяин к Матвею.
– Так точно, но я передал его старшему дворнику.
И он кивнул головою на Ивана.
– Ключ и посейчас у меня, – сказал Иван, – и только я одному дивлюсь, почему, ходивши на чердак, у меня его не спросили?
И, вынув из кармана ключ, он показал его хозяину и продолжал:
– Вчера вечером я ходил на чердак и видел, что замок висит. Выходит, значит, замок сломан!
– Да-да, был сломан, – отозвалась прачка.
– Тогда пойдемте на чердак! – сказал хозяин.
Глава VI
«Союзник»
– ВОТ ЧТО, МАТРЕНА, – обратился Иван к прачке. – При хозяине я тебя спрашиваю: когда ты входила на чердак, замка не было?
– Не было.
– В таком случае ты не должна была входить туда, а заявить мне или вот этому… управляющему. Почему ты не заявила?
– Да где ж тут заявлять, когда увидела, что белья нет. Я так испужалась, что страсти.
В эту минуту одна из женщин, сердито взглянув на Матрену, сказала:
– А позволь тебя спросить, какая была метка на том белье?
– А тебе какое дело? – огрызнулась Матрена.
– А, не хочешь говорить! – воскликнула женщина. – А я знаю: две буквы – А и К с вензелем под княжеской короной! Вот, батюшка-барин Павел Михайлович, мы и пришли затем, чтобы вывести все на чистую воду. – И она бросила взгляд на управляющего, который густо покраснел.
– Ну говори! – сказал хозяин, предчувствуя что-то особенное. – А вы молчите, – прибавил он, видя, что Матвей и прачка хотят что-то сказать.
– Мой муж и я давно знаем, что господин управляющий недолюбливает своего брата, – начала женщина. – И прямо скажу, подчас и следила за ним. Да что тут долго говорить, под дядю Ивана подвох подведен.
– Ах ты кошелка этакая, как ты смеешь так говорить! – не утерпела Матрена.
– Так и смею, потому, значит, следует позвать городового и отправить вас обоих в часть!.. Пойдем, барин, только не на чердак, а в дровяной сарай, в который и положено белье с такими буквами. В том сарае и вещи Марии Васильевны стоят.
– А это интересно, – сказал Павел Михайлович. – Пойдемте.
Дело оказалось довольно грязненьким.
Вышло так, что Матрена по наущению управляющего и даже с его помощью взломала замок на чердаке, после чего все Матренино белье было перенесено в вышеупомянутый сарай, где хранились вещи Ивана и его жены. Поступая таким образом, Матвей думал уличить брата в краже, за что и был бы он отказан от места.
Но эта комбинация им не удалась, так как за ними неусыпно следили.
Понятно, тут произошла целая история. Оскорбленный Иван прямо отказался от места, Марья сильно плакала.
– Чего такого, а этого я не ожидал от тебя! – говорил бледный от гнева хозяин, обращаясь к Матвею. – Потрудись сдать мне все, что следует, и можешь отправляться, куда тебе угодно.
А тут еще при проверке приходно-расходных книг оказалось немало неточностей и путаницы и много не хватало полученных за квартиры денег.
Одним словом, начатая было Матвеем система расхищения хозяйского добра была предотвращена вовремя.
На другой день Матвей, не простившись даже с братом и его женой, куда-то уехал.
В это же утро Иван явился к хозяину.
На кухне его встретила Екатерина Семеновна.
– Что тебе, Иван? – спросила она.
– В деревню надо бы ехать, – сказал он, кланяясь.
– В деревню? – воскликнула барыня. – Да в уме ты, что ли? Без дворника ты нас хочешь оставить?
– Кто это? Иван? – откликнулся из внутренних комнат Павел Михайлович.
– Так точно!
– Он пришел просить расчета, – сказала Екатерина Семеновна входившему на кухню мужу.
– Зачем тебе расчет, разве гонят? – набросился он на Ивана.
– Премного вам благодарен, Павел Михайлович, за всю вашу к нам доброту, но опосля всего того, что случилось, я оставаться у вас не могу.
– Почему?
– После того как вы изволили уволить моего брата, некоторые начали говорить, будто я нарочно сжил его, чтобы поступить на его место. Видит Бог, что у меня и в мыслях подобного не было. Обидно, знаете, мне стало, я и решил домой ехать. Да и то сказать, Павел Михайлович, недолго меня тянуло в Питер, потому что хозяйство у нас хорошее, жили не бедно, а тут брат в соблазн, приезжай, мол, ты мне очень нужен.
– И нам ты очень нужен, – сказал Бухтояров. – Доживи до весны, а там, пожалуй, и в деревню отпущу на лето, погостишь там, и опять ко мне.
– Благодарим покорно.
– Ну вот, становись на место управляющего.
Иван отступил даже назад.
– Увольте, – взмолился он, – оставьте меня тем же дворником.
– Ну да полно! Жалованье положу хорошее, доволен будешь.
– Простите, не могу, что хотите делайте со мною! А насчет жалованья я и не спрашиваю, пускай будет как прежде.
– Ну ладно, – согласился хозяин. – Останемся пока без управляющего, но смотри, тебе же трудно будет.
– Коли будет трудно, то я еще помощника достану и справимся.
И Иван Демьяныч с женой остались.
О, если бы они знали, что ожидало их впереди, то они бы уехали в свое спокойное Подозерье, а Бухтояровы не стали бы их отговаривать.
Дело в том, что в квартире № 36 произошла значительная перемена. Проживающий там одинокий жилец, Григорий Михайлович Ковалев, оказался вдруг не одиноким.
Давно уже было всем известно, что к Григорию Михайловичу едет из провинции его брат с женой, которая, в свою очередь, везет своего брата.
Для придания квартире настоящего семейного вида Ковалев вздумал устроить в ней капитальную переделку.
Для этого понадобились столяры, обойщики, маляры и другие мастера такого дела.
Ковалев разошелся вовсю, и тут только обитатели дома Бухтояровых заметили, насколько этот господин оказался с крупными средствами, чем невольно возбудил к себе уважение.
Все эти мастера приходили в квартиру Ковалева, стучали там, гремели, мазали, красили и опять уходили, так что никто и не заметил, как между ними проскользнул известный читателю Ланцов.
Переделка эта тянулась недели с три, и не прошло по окончании ее двух-трех дней, как Ковалев поехал на Николаевский вокзал встречать своих дорогих родственников.
Это происходило еще задолго до падения могущественного и грозного в то время управляющего Матвея Дементьева.
К полудню приехал и Ковалев с новоприбывшими.
Это были два изящных господина и полная красивая дама средних лет. Они имели такую располагающую к себе наружность, что Иван и его подручные вертелись перед ними, перетаскивая их чемоданы, саквояжи и другой багаж.
Когда на другой день после их приезда младший дворник Фома понес в участок их паспорта, то приезжие оказались следующими лицами: рыбинский купец Тимофей Михайлович Ковалев с женой Олимпиадой Павловной и купеческий сын Иринарх Павлович Телегин.
Последний, то есть Телегин, был изящный молодой человек, тип настоящего хлыща из тех, которые покоряют сердца модисток, белошвеек, камеристок и вообще тому подобные сорта глупой бабьей породы.
Прежде мертвая квартира Ковалева вдруг оживилась. Начали появляться гости, затем всевозможные справления именин одного, дня рождения другого, так что званые пиры у них происходили чуть ли не каждый день, с немногими исключениями.
После несчастной попытки ошельмовать своего брата Матвей не поехал к себе в деревню, а решил остаться на неопределенное время в Петербурге. Теперь он дышал злобой на родного брата, собственно говоря, сам не зная за что, которого и решил извести во что бы то ни стало.
Чувство благодарности совершенно было чуждо Матвею, что мы и видели из поступка его с Никоновым. В настоящую же минуту, как мы сейчас видим, его душила злоба на самого себя, собственно, из-за затеянной им истории с бельем.
«Оно бы собственно и удалось, если бы не вмешались эти проклятые бабы», – думал он.
С такими мыслями мы застанем его в одном из трактиров около Галерной улицы, где он пил чай.
Уйдя от Бухтояровых, Матвей все-таки унес от них небольшой капиталец, с которым можно было жить, ничего покуда не делая, и потому, поселившись у одного из земляков, он повел вполне праздную жизнь, посещая все трактиры и портерные, заводя новые знакомства.
Вот и теперь, сидя за чаем, он поджидал нового знакомца, тем для него интересного, что тот жил в доме Бухтояровых. Где же люди так быстро и знакомятся, как не в поездах железных дорог и в трактирах!
– Здесь господин Дементьев? – спросил, влетая в комнату, молодой франт.
– Пожалуйте в залу, – почтительно указал буфетчик, – они давно ожидают вас.
– Мерси!
Франт снял с себя пальто и, отдав человеку, стоявшему у вешалки, пошел в залу.
– А! Оченно приятно! – приветствовал его Дементьев. – Вот уже два часа как мы вас поджидаем.
– Вы? Кто еще с вами?
– Я один-с…
– А, хорошо. Эй, чалаэк! – Подлетел слуга. – Полбутылки финь-шампань[2], а там сам знаешь, что.
– Слушаю-с.
Перекинув салфетку с одной руки на другую, слуга бросился исполнять приказание.
Матвей поморщился.
Он был страшно скуп и не любил больших расходов, а тут отлично знал, что этот изящный молодой человек имеет неприятную привычку забывать дома свой бумажник, и потому приходилось платить ему самому.
Но делать было нечего. После нескольких свиданий Дементьев понял, какую он может извлечь пользу от Телегина, и потому покорился своей участи.
– Ну-с, что у вас новенького, Иринарх Павлович? – спросил он.
– Да ничего покуда нет особенного, – ответил Телегин.
– Управляющего там еще не нашли?
– Пока нет еще, ваш братец…
– Не брат он мне теперича! – махнул рукой Матвей.
– Ну, Иван Дементьевич, хотя и состоит в звании дворника, но все дела на него возложены, и он пользуется полным доверием хозяина.
Дементьев залпом выпил стакан холодного чая, чтобы успокоить душившую его злобу.
– Дивлюсь только одному, как он управляющим не сделался, – сказал Телегин. – Ему и предлагали это место, но он отказался наотрез.
– Честность свою соблюдает, – ехидно сказал Матвей.
– Да, человек он, как я вижу, осторожный, – сказал Телегин, в котором читатель узнает Ланцова.
Это был действительно он.
В то время, когда Ковалев отделывал свою квартиру, долго скрываемый им Ланцов незаметно ушел вместе с рабочими и затем, как мы видели, вернулся вместе с поддельным братом Ковалева, под фамилией Телегина, понятно, как и все они, с поддельным паспортом. Таким образом в квартире Ковалева образовалась целая воровская банда.
Слуга принес полбутылки коньяку, финь-шампань с фруктами на закуску.
– Ведь я к вам по серьезному делу, – сказал Дементьев, прекрасно зная, о чем пойдет разговор.
– Если все у нас пойдет на лад, то за успех я смело ручаюсь, тем более, участников в этом деле очень немного.
– А в чем дело-то?
– Сперва давайте выпьем, а потом поговорим, как следует.
Ланцов протянул свою рюмку Дементьеву. Оба чокнулись и выпили.
– Разве еще повторим?
– Можно!
Оба повторили.
– Скажите, пожалуйста, – начал Ланцов, – вы теперь, оставив место управляющего, ничего не имеете общего с этим домом, с хозяевами и вашим братом? Имейте в виду, что вы должны будете действовать против родного брата!
– Так что ж с этого?
– Нет, извините, это много значит. Тут уже надо будет действовать кровь на кровь, и появись только у вас чувство жалости – и все дело будет проиграно.
– Ну уж насчет этого не извольте беспокоиться, – сверкнул глазами Матвей. – Тут теперича не только супротив него жалости не надо иметь, а попадись он мне на глаза – задушу собственными руками.
– Должно быть, он сделал вам немало зла?
– Еще какого! Не выпиши я его из деревни, какие бы тыщи были у меня в кармане.
– Зачем же вы его выписывали?
– А вот зачем!
Дементьев подвинулся ближе к Ланцову и начал ему тихо рассказывать. Когда он кончил, Телегин протянул ему руку и сказал:
– Отлично! Теперь мы союзники.
– Навек, – ответил Матвей.
Глава VII
Осада неприступной крепости
МАТВЕЙ ДЕМЕНТЬЕВ, НЕ оставлявший мысли ограбить бывшее у Бухтояровых миллионное состояние, волей-неволей принужден был сойтись с мошеннической шайкой с Ковалевым и Ланцовым во главе.
Живя в столичном городе и видя кругом себя богатых людей, у которых, как говорится, денег куры не клюют, он только и думал о том, как нажить несметное богатство не только в тысячах, а даже в миллионах.
Он, понятно, как настоящий православный христианин очень хорошо понимал, что обкрадывать кого-либо – страшный грех, но вместе с тем Господь и разбойника простил за искреннее покаяние, а здесь за приобретенные чужие тысячи можно где-нибудь на иконостас пожертвовать или колокол отлить, глядишь, и человек свят.
Но о том, что богатых людей можно превратить в нищих и подвергнуть много людей бедствиям, он даже и не думал.
Так как в доме Бухтояровых ему бывать было нельзя, то он порешил нанять помещение, куда могли сходиться все лица, имевшие с ним дело. Но чтобы занимать квартиру, нужно быть не одиноким, потому что как бы ни был хорош мужчина, но следить за собой, будучи одиноким, не в состоянии, особенно за квартирой, и для этого нужна, понятно, была женщина.
Но где ее взять?
Иван Дементьев в этом отношении был счастливее своего холостого брата, потому что у него была красавица-жена и хозяйственная, так что в его квартиру любо было войти, так в ней было все хорошо и приветливо.
Впрочем, Матвею Дементьеву долго хлопотать не пришлось. Сообразив, сколько у него было влюбленных девиц и вдовушек, он, не колеблясь, выбрал из них, по его мнению, самую подходящую и написал к ней следующее письмо:
Дорогая наша Авдотья Микифоровна!
Ушедчи от господ Бухтояровых, я в настоящее время нахожусь в великой скорби и печали, так как я понапрасну обижен моим братом Иваном Дементьевым совсем безвинно и теперича покудова нахожусь без делов. Оченно хорошо зная про вашу любовь и ласковость, я порешил обзавестись своим хозяйством, нанял большую фатеру, а одному без хозяйки жить мне не сподручно, потому что при моих капиталах находится много и делов. До свиданья. Авдотья Микифоровна, надеюсь, что не оставите меня в сиротстве моем и одиночестве, любящий вас,
Матвей Дементьев Адрес…
Матвей хорошо знал пышную и красивую молодую вдову Авдотью Гущину, плутоватую девку, способную на все руки.
Та не заставила себя долго просить и переехала со всем своим скарбом к Дементьеву. Квартира Матвея находилась неподалеку от дома Бухтояровых.
Несчастному Ивану и не думалось, что неподалеку от него поселился хотя единокровный брат, вместе с тем страшный и беспощадный враг, а в доме, где он служил, организовалась опасная шайка подлых мошенников, уже избравшая себе жертвы.
Недаром у Ивана щемило сердце от какого-то странного предчувствия. Недаром плакали втайне оба с женой, тоскуя по родному селу.
– Страшно мне здесь, Ваня, – говорила Марья. – Тяжко болит мое сердце.
– Ладно, не тужи, – уговаривал ее муж. – Пройдут незаметно праздники, потом Масленица, а затем весна, Пасху проведем, а потом и в деревню.
Там опять пошли дни за днями в труде и беспрерывной работе.
Иван то бегал в участок с паспортами, то проводил время за домовыми книгами, проверяя полученные за квартиры деньги, то, за отсутствием хозяина, вел переговоры с поставщиками и подрядчиками. Марьюшка проводила время у хозяйки то за стиркой и глажением белья, то за приготовлением кушаний. У того и другой дела было вдоволь, скучать было некогда.
Работая не покладая рук, Мария невольно стала замечать, что молодой родственник Ковалевых, Иринарх Телегин, начал частенько заглядываться на нее и такими страстными, влюбленными глазами, что молодая женщина невольно краснела.
«Что ему нужно от меня? – думала она. – Чего бельма на меня свои таращит? Аль для него девок или баб других нету, что ли?»
Был воскресный день. Екатерина Семеновна в то время, когда шла обедня, на этот раз не пошла в церковь и, будучи на кухне, сама руководила стряпней, ввиду того что к обеду ожидали гостей и потому она хотела отличиться на славу.
Ей помогали, кроме кухарки, Секлитея и дворничиха Марья, месившая тесто к пирогу.
Дело кипело. Все три женщины, сильно раскрасневшись от жаркой плиты, бегали то туда, то сюда, не зная устали.
Висевшие на кухне часы гулко пробили одиннадцать.
– Ах ты, Господи! – в ужасе воскликнула Катерина Семеновна. – Одиннадцать часов, а у нас и тесто к пирогу не готово.
– Готово, сударыня, теперь остается раскатать и положить начинку, – отозвалась Марья.
– А все-таки ставить рано, – сказала кухарка, заглядывая в духовую печь. – Индейка у нас что-то не того…
– Пережарилась?
– Нет, барыня, сыро еще мясо, и картофья еще жестка.