– Я говорю не о настоящем мьюте, а только о мьюте для детей. Представляешь: несут малыша, а следом вышагивает практически такой же малыш, полный скорби и сострадания. Очень эффект но, как ты считаешь?
И, хотя миссис Сауербери совсем не понравилось, что такая очевидная идея пришла в голову муженьку, а не ей, она должна была признать: выдумка превосходна! А вскоре представился и случай воплотить ее в жизнь.
Утром в лавку явился мистер Бамбл. Неторопливо достав вместительный бумажник, он извлек из него клочок бумажки и протянул гробовщику.
– Эге! – просиял мистер Сауербери. – Никак, заказ на гроб?
– И гроб, и похороны, – подтвердил мистер Бамбл, затягивая ремешок толстого бумажника.
– Бейтон? – прочел гробовщик. – Никогда не слышал такой фамилии.
– О, на удивление упрямая семейка! – неодобрительно сообщил мистер Бамбл. – Третьего дня вечером у них разболелась хозяйка. Послали за врачом. Врач в ту пору уехал на званный обед, но смышленый ученик сейчас же послал Бейтонам какое-то лекарство в баночке из-под ваксы.
– Быстро сработано! – похвалил гробовщик.
– Именно так! Но муж несчастной тут же сообщает, что принимать это лекарство его супруга ни за что не будет, так как оно от этой болезни не помогает! Виданная наглость! Прекрасное, полезное лекарство, которое неделю назад очень помогло двум ирландским рабочим и грузчику угля!.. Тем более, что его послали даром, в специальной баночке из-под ваксы – и на тебе!
– О! – только и сказал гробовщик.
– Именно так! – подтвердил мистер Бамбл и с силой пристукнул тростью. – Невыносимое упрямство! И вот теперь мы должны организовывать похороны!.. Вот адрес этих упрямцев – сделайте все побыстрее!
Мистер Бамбл так возбудился от рассказа, что одел треуголку задом наперед и не заметив этого вышел из лавки.
– Ах, Оливер, он так рассердился, что даже не спросил о тебе! – заметил гробовщик, глядя вслед быстро удаляющемуся бидлу.
– Да, сэр, – подтвердил Оливер, который на самом деле старался не показываться на глаза бидлу.
– Ну что ж, чем быстрее мы покончим с новым делом, тем лучше… Ноэ, присмотри за лавкой. А ты, Оливер, надень шапку и ступай за мной.
Вначале они шли по людным кварталам города, а потом свернули на улочку, еще более грязную и жалкую чем те, которые они только что миновали. По обе стороны улицы поднимались большие, высокие, но очень ветхие дома. Здесь обитала беднота. Иногда им попадались лавки, но торговцы давно поняли, что торговать здесь не для кого и теперь двери лавок были наглухо заколочены. Помещения быстро разрушались, но и там, по видимому, обитали люди: об этом свидетельствовали дыры, заменяющие бездомным двери. От сточных канав тянуло затхлой мерзостью.
На двери нужного дома не оказалось ни молотка, ни ручки звонка. Гробовщик толкнул дверь и она с трудом отворилась. По темному коридору они на ощупь пробрались на второй этаж. Наткнувшись на какую-то дверь, гробовщик постучал.
Им открыла девочка лет тринадцати. Едва заглянув за порог, гробовщик понял, что попал по адресу.
Огонь в очаге не горел, но какой-то человек по привычке сидел около холодных углей. Рядом с ним сидела старуха. В другом углу копошились оборванные дети, а в нише напротив двери лежало что-то, прикрытое старым одеялом. Увидев этот предмет, Оливер задрожал и прижался к гробовщику: он понял, что скрывается под одеялом.
– Никто к ней не подойдет! – заорал мужчина, увидев гробовщика. – Будьте вы прокляты! Не подходите, если вам дорога жизнь!
– Вздор! – примирительно сказал мистер Сауербери, который привык к любым ситуациям.
– Я не позволю ее зарыть! – не унимался мужчина. У него были глаза, налитые кровью, а седые волосы страшно растрепались. – Не найти ей там покоя: черви будут мешать, черви!.. Но они не смогут глодать ее – так она иссохла! Ее уморили голодом – вот что я вам скажу!
Не вступая в разговоры, мистер Сауербери достал из кармана мерку и взялся обмерять труп.
– Не было огня в очаге, и свечей тоже не было! – продолжал орать красноглазый. – Она умерла в темноте, не видя лиц своих детей, хотя они и стояли рядом! Для нее я просил милостыню, а меня посадили в тюрьму. Когда я вышел, она уже умерла. Ее уморили голодом!
Красноглазый вцепился себе в волосы и забился в припадке. На серых губах выступила пена.
Дети разревелись, но старуха пригрозила – и все смолкли.
– Это моя дочь, – пояснила старуха, подмигивая круглым птичьим глазом. – Я была молода, когда родила ее, теперь я весела и здорова, а она мертва… Когда ее похоронят? Велите прислать теплый плащ, чтобы я могла идти за гробом. И пирожка, и вина перед тем, как идти. Вы пришлете хлеба? Ковригу хлеба?
– Да, да, обязательно, – гробовщик вырвался из цепких старушечьих лап и торопливо вышел вон.
Мистер Сауербери не напрасно обнадежил старуху: два фунта хлеба и кусок сыра были доставлены на следующий день лично мистером Бамблом. Когда гробовщик и Оливер пришли в дом покойной, Бамбл и четверо рабочих, которым предстояло нести гроб, уже были там. Нашелся и черный ветхий плащ для старухи.
Процедура была проста: гроб завинтили и, выйдя на улицу, рабочие пустились рысцой – чтобы не заставлять ждать священника. Все остальные едва поспевали за носильщиками.
Впрочем, можно было не торопиться. На заросшем крапивой участке кладбища, где хоронили приходских, они нашли лишь клерка, который охотно сообщил, то священника если и придет, то только через час. Гроб сбросили к краю могилы и ушли в ризницу греться у камина, а красноглазый и старуха остались ждать под холодным моросящим дождем.
Прошел час. Священник, наконец, явился, прочел из погребальной службы ровно столько, сколько можно прочесть за четыре минуты и церемония на том завершилась.
– Засыпайте, – велел мистер Сауербери.
Работа эта была нетрудной: в могиле было уже столько гробов, что от поверхности их отделяло не больше метра. Могильщик набросал земли, притоптал ее и ушел, закинув лопату на плечо.
– Ступай, приятель! – сказал мистер Бамбл, хлопнув по плечу красноглазого. – А то ворота кладбища сейчас закроют!
Мужчина, который за все время так и не пошевелился, оставался неподвижным. Пришлось окатить его из кружки и вместе с плачущей старухой (у нее отобрали плащ, что и вызвало поток слез) выпроводить с кладбища.
– Ну что, понравилось тебе, Оливер? – поинтересовался мистер Сауербери.
– Не очень, сэр, – нерешительно ответил Оливер.
– Ничего, – сказал гробовщик. – Быстро привыкнешь.
Интересно, а как долго пришлось привыкать к этому самому мистеру Сауербери? Этот вопрос интересовал Оливера, но задать его он не решился.
Глава VI
Оливер, раздраженный насмешками Ноэ, приступает к действиям и приводит его в немалое изумление
Прошел месяц испытательного срока и Оливера официально приняли в ученики. Настала осень и спрос на гробы поднялся. Старожилы не могли помнить, когда еще так свирепствовала корь, забиравшая младенцев десятками. Оливер возглавлял многие траурные процессии, вызывая умиление и восторг всех матерей города. Иногда гробовщик брал его и на взрослые похороны, чтобы мальчик мог поучиться смирению и умению держать себя.
При этом жилось Оливеру отнюдь не сладко. Ноэ помыкал им, завидуя новой шляпе с черной лентой и черному жезлу; Шарлот относилась плохо, потому что плохо относился к нему Ноэ; миссис Сауербери не жаловала, потому что мистер Сауербери относился к Оливеру по-дружески.
Однажды Оливер и Ноэ спустились в кухню пообедать. Кусок мяса оставленный на столе оказался чересчур дрянным – и Ноэ отдал его Оливеру, решив дождаться отлучившуюся по делам Шарлот. Однако, Ноэ не был бы самим собой, если бы не использовал свободное время для того, чтобы поиздеваться над Оливером.
Он пару раз дернул его за уши и вслух помечтал о том, что когда-нибудь увидит «подлизу» на виселице. Но, поскольку Оливер не заплакал – а именно этого добивался Ноэ – то решил перейти на личности.
– А где твоя мать, щенок? – поинтересовался он.
– Она умерла. Не нужно о ней ничего говорить, – попросил Оливер.
Ноэ заметил, что у мальчика задрожали губы и, решив, что желанная цель близка, обрадовался: он на верном пути!
– А отчего она умерла, щенок? – вкрадчиво спросил он.
– Старые сиделки говорили, что от разбитого сердца, – сказал Оливер, обращаясь словно бы к самому себе. Мне кажется, я знаю, что это значит…
– Тра-ля-ля, щенок! – радостно заорал Ноэ, увидев, что по щеке Оливера скатилась слеза. – Что довело тебя до слез, щенок?
– Не вы, – тихо ответил Оливер. – Не воображайте, что вы.
– Не я? Точно не я?
– Не вы. И не говорите больше о моей маме. Лучше не говорите.
– Не говорить? – расхохотался Ноэ. – Не говорить о том, что твоя мать была обыкновенной шлюхой?
Оливер вздрогнул.
– Что вы сказали?
– Самой настоящей шлюхой, щенок, – раздельно произнес Ноэ. – И хорошо, что она умерла, а то бы ей пришлось сидеть в тюрьме или болтаться на виселице. Да, скорее всего – на виселице, потому что…
Он не договорил, потому что Оливер мгновенно вцепился ему в горло, тряхнул, что было сил, а потом со всего размаха ударил и сбил с ног.
– Он меня убьет! – заверещал Ноэ. – Шарлот! Хозяйка! Помогите! Оливер сошел с ума!
На крик тотчас же отозвалась Шарлот. Она кубарем слетела по лестнице и схватила Оливера, колотя его и царапая. Подоспевшая миссис Сауербери мгновенно оценила ситуацию и, решив, что одних кулаков Шарлот для усмирения Оливера будет мало, присоединилась к избиению. Тут вскочил с пола и Ноэ…
Выбившись из сил, троица поволокла Оливера, вырывающегося и кричащего, в чулан и заперла там. Покончив с этим, миссис Сауербери без сил рухнула в кресло.
– Воды, скорее воды! – заверещала Шарлот.
– О, Шарлот! – выдохнула миссис Сауербери, когда часть воды была вылита на разгоряченное лицо, а часть – выпита. – Какое счастье, что нас всех не зарезали в постели!
– О да, это счастье, – подтвердила служанка. – Надеюсь, теперь хозяин подумает, прежде чем будет брать этих уродов из работного дома! Бедный Ноэ – он едва был жив, когда я вошла!
– Бедняжка! – пожалела и миссис Сауербери, глядя, как Ноэ пытается выдавить из глаз хоть одну слезинку. – Что же нам делать, Шарлот? В доме нет мужчин, а это чудовище может в любой миг выломать дверь!
Оливер, действительно, колотил изо всех сил, хотя малышу было не под силу сломать дубовую дверь.
– Может, пошлем за полицией? – предложила Шарлот.
– Или за солдатами! – высказался Ноэ.
– Нет! – вспомнила вдруг миссис Сауербери. – Беги, Ноэ, к мистеру Бамблу и веди его сюда!
Глава VII
Оливер продолжает бунтовать
Ноэ стремглав промчался по улицам и остановился только у ворот работного дома – да и то лишь затем, чтобы сквасить самую плаксивую из гримас, на какую был способен.
– Позовите мистера Бамбла! – завопил он в лицо нищему, открывшему ворота, да так громко, что мистер Бамбл, находившийся в отдалении услышал безо всяких посредников.
– Что случилось? – спросил он, подбегая.
– О, мистер… там… Оливер…
– Сбежал? – не скрывая радости спросил бидл.
– Нет, сэр! Он хотел убить меня! Потом убить Шарлот! Потом убить хозяйку! – поняв, что перечислять больше некого, Ноэ застонал, завыл и стал корчиться, демонстрируя, как ему больно.
Вой был услышан джентльменом в белом жилете, проходившем по двору.
– Какого черта визжит этот негодник? – поинтересовался он.
– О, – ответил, выходя из ступора, мистер Бамбл, – его чуть не убил тот зловредный мальчишка, Твист.
– Ну и ну! – всплеснул руками джентльмен. – А я ведь с самого начала говорил, что негодяй закончит виселицей! Ну, а что же ты хочешь от нас?
– Хозяйка просила узнать, не сможет ли мистер Бамбл придти и выпороть мальчишку, так как хозяина нет дома.
– Разумеется! – расплылся в улыбке джентльмен в белом жилете. – Вот тебе пенни, хороший мальчик. А вы, мистер Бамбл, ступайте – и не забудьте трость!
За время отсутствия Ноэ ситуация ничуть не изменилась: Оливер продолжал так же яростно колотить в дверь подвала, как и полчаса назад. Мистер Бамбл послушал и решил, что вначале стоит поговорить.
– Оливер! – крикнул он через дверь. – Ты узнаешь меня?
– Да! – послышалось изнутри. – Откройте!
– И ты не боишься меня?
– Нет! – раздалось из-за двери и мистер Бамбл, не ожидавший такого дерзкого ответа, попятился прочь.
– Он сошел с ума! – поспешила заверить его миссис Сауербери. – никто не осмелится говорить с вами в таком…
– Это не сумасшествие, – оборвал ее бидл. – Это МЯСО!
– Что?
– Мясо. Вы закормили его мясом. Если бы вы давали ему одну кашу, у него не было бы желания и сил бунтовать.
– Ах, боже мой! – закатила глаза миссис Сауербери. – Вот что значит быть щедрой! Но что же нам делать?
– Единственное, что я могу порекомендовать – это оставить негодника на день-два взаперти, а затем вывести и кормить только кашей все время, полка не закончится срок обучения.
В это время возвратился мистер Сауербери. Ему немедленно пересказали события, в ходе которых Оливер превратился из просто чудовища в ужасающего монстра, готового рвать на клочки всех, кто попадется ему на пути. Гробовщик вытащил Оливера из подвала и для успокоения влепил ему затрещину.
– Ну, что тут случилось?
– Он ругал мою мать, – ответил Оливер, с ненавистью глядя на Ноэ.
– Ну и что? – завопила миссис Сауербери. – она заслужила все, что о ней говорил этот мальчик, и даже больше!
– Нет, не заслужила!
– Заслужила! – заверещала миссис Сауербери и залилась слезами.
Мистер Сауербери уже подумывал отпустить Оливера, но истерика жены заставила его переменить решение. Помедли он хоть секунду, и вечер был бы испорчен бесконечными упреками и ругательствами… И гробовщик отходил Оливера так, что мистер Бамбл даже не подумал дополнить урок своей тростью. Закончив порку, гробовщик запер Оливера в чулане.
До ночи Ноэ и Шарлот насмехались над ним, но Оливер стойко терпел, не желая доставлять им удовольствия услышать плачь… Только поздним вечером хозяйка выпустила мальчика. Он свернулся калачиком в своем «гнезде» под прилавком и тихонько заплакал.
В эту ночь он так и не заснул. Под утро, связав свои немудрящие пожитки в узел, он вышел из дома.
Не зная, куда идти, он остановился. Потом вспомнил, что повозки, выезжая из города всегда двигались дорогой через холм. Приняв решение, Оливер зашагал в ту сторону.
Путь его проходил мимо фермы, где он когда-то жил. Обитатели фермы еще спали и только какой-то мальчик работал в огороде, пропалывая грядки. Оливер подошел поближе и увидел, что это Дик – малыш, с которым он прежде дружил. Дик бросил тяпку и подбежал к ограде, протягивая худую ручку, чтобы поздороваться.
– Хорошо, что я увидел тебя, Дик. Еще никто не встал?
– Только я.
– Это хорошо. Не говори, что ты меня видел. Я сбежал, чтобы поискать счастья где-нибудь далеко. Меня били и обижали, а я не хочу терпеть это!.. Ты такой бледный, Дик…
– Я слышал, как доктор сказал, что я умру, – ответил мальчик.
– Это неправда, Дик! Мы еще увидимся, и ты будешь здоровым и счастливым!
– Нет, доктор не обманывает. Мне часто снятся ангелы и небо. Если мы и увидимся, то не на этом свете.
Мальчик вскарабкался на низкую калитку и обнял Оливера.
– Прощай – и пусть тебя благословит бог!
Это был первый раз в жизни Оливера Твиста, когда на него призывали благословение – и потому этот миг он запомнил навсегда.
Глава VIII
Оливер идет в Лондон. Он встречает на дороге странного молодого джентльмена
Около восьми часов утра Оливер вышел на большую дорогу. Опасаясь преследований, он шел, то и дело прячась за изгородями. Спустя несколько часов, устав, он сел под столб и задумался, куда же ему идти и где жить.
На столбе крупными буквами было написано, что отсюда до Лондона семьдесят миль. Лондон! Огромный город, где никто и никогда не сможет найти его! Город, о котором говорили, что ни один толковый парень не будет терпеть нужды, попади он туда! Это было самое подходящее место для бездомного – и Оливер, вскочив на ноги, тут же заспешил в нужном направлении.
Только пройдя четыре мили, он сообразил, как много еще осталось. В узелке у него были корка хлеба, две пары чулок и грубая рубаха, а в кармане – пенни, подаренное мистером Сауербери после каких-то похорон. Ни один из предметов не мог служить серьезным подспорьем в дальнем походе и Оливер, так ничего не придумав, зашагал дальше.
В тот день он прошел двадцать миль и заночевал в стогу. К утру мальчик так закоченел и проголодался, что в первой же деревне обменял пенни на хлебец, который тут же съел. В этот день он одолел только двенадцать миль и снова заночевал в поле.
Утром его нагнала почтовая карета, но все просьбы и мольбы не разжалобили пассажиров. Напрасно Оливер бежал за каретой – никто не бросил ему медяка.
В некоторых деревнях его встречали объявления, что любого, кто просит милостыню, ожидает тюрьма. Оливер старался побыстрее миновать эти места. Впрочем, и другие были столь же гостеприимные: мальчика гнали отовсюду. Если бы не сторож у заставы не накормил хлебом и сыром, Оливер в конце концов бы умер посреди дороги.
На седьмой день, обессиленный, он достиг городка Барнет. Не в силах идти дальше, он сел под какой-то дверью. Было раннее утро и городок только просыпался. Улицы постепенно становились все более людными, но никто так и не поинтересовался, что здесь делает худой оборванный мальчик.
– Эй, парнишка! Какая беда стряслась? – раздалось вдруг над ухом у Оливера. Перед ним стоял мальчик примерно такого же возраста, ужасно грязный, но вместе с тем необычайно важный. Он с нескрываемым любопытством буравил Оливера маленькими противными глазками.
– Я голоден и устал. Я иду уже семь дней, – слеза невольно выкатилась на бледную щеку Оливера.
– Ну что ж, хоть я и на мели, а помогу тебе подкормиться! Вставай, пойдем! – приказал мальчишка.
Они зашли в ближайшую лавку и там незнакомец купил ветчины и половину булки. После этого они переместились в трактир, где мальчик заказал себе пива, а еду отдал Оливеру.
– Ты идешь в Лондон?
– Да.
– Квартира есть?
– Нет.
– Деньги?
– Нет…
Мальчишка присвистнул.
– А вы живете в Лондоне? – спросил Оливер.
– Да, когда бываю дома. Знаешь, я помогу тебе с ночлегом.
Правда, благодетель, которого звали Джеком Даукинсом по прозвищу Плут, не хотел идти в Лондон, пока не стемнеет. И только в одиннадцать вечера они прошли заставу у Айлингтона. Тут Джек вдруг припустил, что было мочи. Оливеру ничего не оставалось, как бежать следом, едва обращая внимание на то, где пролегает их путь. Впрочем, особо смотреть было не на что: они следовали узкими грязными улочками, зловонными, словно сточные канавы. Вокруг было великое множество мелких лавочек и трактиров. Копошились в грязи дети, орали пьяные ирландцы, крались вдоль стен подозрительные типы…
Оливер уже было думал улизнуть, как Джек схватил его за руку и затащил его в какую-то дверь.
– Эй, кто там? – раздалось снизу.
– Плутни и удача! – ответил Джек. Очевидно, это был условный сигнал и тотчас же в дальнем конце коридора вспыхнул тусклый свет лампы.
– Э, да вас двое! Откуда он?
– Из страны желторотых, – не слишком понятно пояснил Джек. – Феджин наверху?
– Сортирует утиралки, – ответил мужчина и исчез.
В полной темноте они поднялись на второй этаж и оказались в большой комнате. На полу валялось несколько тюфяков. Перед очагом стоял круглый стол, а на нем – свеча и остатки еды.
У очага, склонившись к огню, стоял старый еврей с всклокоченными рыжими волосами. У него было отталкивающее злобное лицо – впрочем, Оливер на своем коротком веку уже насмотрелся на такие физиономии, и эта его не удивила. Гораздо удивительнее было то, что за столом сидело несколько мальчишек не старше Оливера, с солидным видом куривших трубки и пивших виски.
– Ну, – сказал Джек, – знакомьтесь: это мой друг Оливер Твист.
Мальчики крепко пожали ему руки, а еврей, усмехнувшись, отвесил поклон.
Оливера усадили поближе к очагу, налили порцию горячего джина с водой и наложили сосисок. Едва Оливер расправился и с тем и с другим, как почувствовал, что глаза его неудержимо закрываются. Он едва добрел до указанного ему тюфяка и заснул без сновидений.
Глава IX
содержащая различные сведения о приятном старом джентльмене и его многообещающих питомцах
Проснулся Оливер поздно. В комнате уже никого не было, лишь старый еврей готовил себе завтрак. Радуясь тому, что не нужно вскакивать, как по тревоге, Оливер продолжал дремать, слабо улавливая то, что происходит в комнате. Он слышал, как еврей позавтракал, как прошелся по комнате взад-вперед и запер дверь на ключ. Потом сквозь полуопущенные веки Оливер увидел, что старик вытащил откуда-то из-под пола шкатулку и водрузил на стол. Глаза старика радостно заблестели, когда он открыл крышку. Оливер увидел в руках старика великолепные, сверкающие драгоценными камнями золотые часы.
– Превосходная штука – смертная казнь! – пробормотал еврей, разглядывая часы. – Мертвые никогда не выболтают чужих секретов!
Он положил часы на место и достал другие, не менее дорогие. Потом на свет божий были извлечены броши, кольца, браслеты. Оливера невольно увлек блеск драгоценностей и он окончательно проснулся. И тут старик, бросив взгляд в угол комнаты, встретился глазами с Оливером.
– Что такое? – мгновенно окрысился еврей, хватая в руки хлебный нож. – Почему не спишь? Что ты видел? Говори, если тебе дорога жизнь!
– Простите, если я вам помешал, – как можно спокойнее ответил Оливер. – Я больше не могу спать.
– Ты уже давно не спишь?
– Нет, я проснулся только что.
– Это правда? – взмахнул ножом еврей.
– Клянусь, я спал! – горячо заверил его Оливер.
– Ну, ладно… – старик бросил нож на стол. – Конечно, я знал, что ты спишь… просто хотел тебя напугать. Ты храбрый мальчик, Оливер… Ха-ха!.. Ты видел эти хорошенькие штучки, правда, видел?
– Да, сэр, – не стал отпираться Оливер.
– А! – слегка побледнел еврей. – Это мои… мои сбережения к старости. Меня называют скрягой, мой милый. Скрягой, только и всего.
Оливер подумал, что люди не правы: ведь заботиться о стольких детях, конечно же и хлопотно, и дорого. Он так и сказал старому еврею.
– Разумеется, – смягчился тот. – А теперь иди умойся.
Пока Оливер умывался в тазу, шкатулка куда-то исчезла.
Вскоре в комнате появился Плут с приятелем, которого он представил, как Чарли Бейтс. Вчетвером они сели за завтрак, состоящий из кофе, ветчины и горячих булочек, которые принес Плут.
– Ну, – улыбаясь спросил еврей. – Как вы поработали сегодня утром?
– Здорово! – сказал Плут.
– Как черти, – подтвердил Чарли Бейтс.
– Славно!.. Что у тебя, Плут?
– Два бумажника.
– Могли бы быть потяжелее, – посетовал еврей, принимая их у Плута. – Но сделаны хорошо. Согласись, он искусный мастер, Оливер!
– О да, искусный, – простодушно подтвердил Оливер, и Чарли Бейтс вдруг оглушительно расхохотался.
– Ну, а ты что добыл? – обратился еврей к весельчаку.
– Четыре утиралки, – сообщил тот, доставая несколько носовых платков.
– Неплохо. Но ты их плохо пометил, Чарли. Придется спороть метки иголкой. Пожалуй, с этим справится и Оливер. Как, справишься, мальчик?
– С удовольствием, – ответил Оливер.
– Тебе хотелось бы делать носовые платки так же искусно, как и Чарли?
– Очень, если вы меня этому научите, – сказал Оливер – и опять Чарли усмотрел в ответе что-то настолько смешное, что не удержался и прямо покатился со смеху.
– Извините, – сказал он, успокоившись. – Ну уж очень он желторотый!
Плут взъерошил волосы Оливера и успокоил, что со временем тот поумнеет.
После завтрака, когда убрали со стола, старик вдруг устроил игру, которую Оливер никогда прежде не видел. Старик положил в один карман табакерку, в другой – записную книжку, в жилетный карман – часы на цепочке, приколол к рубашке булавку с фальшивым бриллиантом, а потом наглухо застегнул сюртук и принялся расхаживать по комнате взад вперед с таким важным видом, словно он – джентльмен, гуляющий по людной улице. Время от времени он останавливался, словно у витрины, разглядывая что-то и оглядываясь время от времени, будто опасаясь воришек. Плут и Чарли следовали по пятам, но едва старик оборачивался, они тут же оказывались у него за спиной. Оливер от души смеялся над этой игрой. Наконец Плут не то случайно зацепился за ногу старика, не то наступил на нее, а Чарли налетел на него сзади и в мгновенье ока булавка, часы, табакерка, записная книжка и даже носовой платок перекочевали в руки мальчиков. Если старик ощущал чью-то руку в кармане, он кричал, где рука – и игру начинали сначала.