Россия и мусульманския мир №12
КОНФЛИКТУ ЦИВИЛИЗАЦИЙ – НЕТ!
ДИАЛОГУ И КУЛЬТУРНОМУ ОБМЕНУ
МЕЖДУ ЦИВИЛИЗАЦИЯМИ – ДА!
ПРОДРОМЫ1 ПОЛЯ
СОВРЕМЕННОЙ ГЕОПОЛИТИКИ
Л.В. Скворцов, доктор философских наук, профессор, заместитель директора ИНИОН РАНО, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный Господень суд.Но нет Востока и Запада нет, что – племя, Родина, род,Если сильный с сильным лицом к лицу у края Земли встает?(Р. Киплинг. Баллада о Востоке и Западе. Пер. Е. Полонской)В ходе президентской предвыборной кампании 2012 г. Митт Ромни, критикуя Барака Обаму за его внешнюю политику, назвал Россию геополитическим противником Америки номер один. Это заявление не могло не вызвать широкого общественного резонанса.
Возникает вопрос, что стоит за этим заявлением: личная точка зрения Ромни или же константный взгляд американской политической элиты на Россию?
Очевидна важность правильного ответа на этот вопрос. Если мы имеем дело с константным политическим курсом Америки, то мир снова оказывается, как поэтически выразился Р. Киплинг, «у края Земли».
Конечно, можно игнорировать заявление Митта Ромни, считать его словесным упражнением предвыборной программы, не имеющим реального политического смысла. Но это было бы проявлением, свойственным нашей ментальности, легкомыслия. Легкомыслие приятно, поскольку оно снимает озабоченность. Снятию озабоченности активно способствуют миражи, которые формируются информационными центрами и спецслужбами Запада.
А как в этой ситуации ведет себя наша отечественная интеллектуальная «тусовка»? Для нее характерны противоположные эмоциональные реакции.
Фундаментальная наука призвана прояснить действительную ситуацию. Поскольку действительность ситуации относится к виртуальной реальности, то здесь оказывается необходимой методология гуманитарного знания.
Необходимо воспроизвести ту геополитическую реальность, которая стоит за заявлением Митта Ромни. Без этого невозможна современная глобальная политическая ориентация.
Итак, существует ли реальная угроза того, что сверхдержава возьмет на вооружение ориентиры геополитики?
1. Сохраняется ли геополитическая цель?Сегодня мы можем с определенной осторожностью утверждать, что ответ на этот вопрос носит двойственный характер: и «да» и «нет».
Заявление Митта Ромни свидетельствует о том, что в США существуют влиятельные политические силы, выступающие за реанимацию геополитики в отношении России, а вместе с тем и политики «холодной войны». Но нельзя сбрасывать со счетов и влияние здравомыслящих политиков, стремящихся увести современный мир от повторения апокалипсиса XX в.
Кто победит в этом принципиальном противостоянии?
Все зависит от результата практической апробации построения поля современной геополитики. Что будет означать «край Земли» – общечеловеческую катастрофу или триумф «самого сильного» и «самого достойного»?
Но что такое «край Земли» в исторической ретроспективе?
Мир встал «у края Земли» во время Второй мировой войны. После нее представлялась невозможной реанимация геополитической цели.
Человечество обрело общую мудрость.
Ее образно выразил Р. Киплинг. Камал, следуя духу мятежных племен, крадет гордость английского полковника, принадлежащую ему чистокровную кобылу. Сын полковника, следуя сохранению чести рода, преследует конокрада, настигает его, угрожая позвать солдат, сжечь его селение и перебить сородичей.
Можно ли предотвратить конфликт? Следуя приоритету сохранения жизни, сын полковника отказывается от мести и дарит Камалу кобылу отца. Вступает в силу чувство справедливости.
Камал в ответ на дар сына полковника посылает своего сына на подаренной кобыле на службу к полковнику. Восток и Запад «сходят со своих мест».
Высшее чувство справедливости стоит как над корыстной выгодой, так и честью рода и племени.
Реальность человечества как целого, признание приоритетного смысла его сохранения коренным образом меняют традиционные тренды международной политики.
Но меняют виртуально. В реальности продолжает действовать конкретность частных интересов. Эта конкретность и была поколеблена катастрофическими жертвами Второй мировой войны.
В итоге возникла ситуация неопределенности. Неопределенность характеризовала массовое самосознание России. Эта неопределенность особенно отчетливо проявилась в новую эру, которую можно охарактеризовать как эру после «холодной войны».
Но неопределенность существовала и до этой эры. Она была обусловлена инерцией союзнических отношений в войне с фашизмом, которая сохранялась вплоть до известной речи Уинстона Черчилля в Фултоне, обозначавшей начало «холодной войны».
Черчилль четко поставил вопрос: на чем может основываться послевоенная глобальная политика Запада? И дал на этот вопрос недвусмысленный ответ – на глобальном противостоянии Советскому Союзу и принципам его образа жизни. Иными словами, политика Запада вводилась в геополитическое социально ориентированное русло. Соответственно до распада Советского Союза и системы социалистических стран глобальная ситуация воспринималась как дихотомия противостояния и соревнования двух систем. Отечественная оценка ситуации исходила из теории формационного перехода мира от капитализма к коммунизму, перехода, который должен составлять целую историческую эпоху. В свою очередь западные политологи представили в качестве идеологического основания противостояния коммунизму идею «свободы».
Борьба двух систем – это исходный пункт политического мышления государственных деятелей. Под этим углом зрения стали рассматриваться как итоги Второй мировой войны, так и открывающиеся перспективы нового глобального противостояния.
Вопрос теперь был не в том, как избежать платы за «шакалий обед» возникшей угрозы Третьей мировой войны, а в том, кому следует за него платить.
В этой связи А.Н. Яковлев писал: «Известно, чем закончилась правовая авантюра для главарей фашизма, Гитлера сожгли, облив бензином, словно тифозную вошь. Остальных повесили. Урок, что называется, нагляден до предела.
Казалось, он мог послужить вполне убедительным предостережением тем, кого бы вновь посетила идея мирового господства. Но в том, однако, и заключается главная особенность класса капиталистов, что он ненасытен в своем стремлении к наживе, деньгам, богатству»2.
Были ли такие суждения пророческими? Не стремлением ли реанимировать саму идею мирового господства объясняются изыскания, «доказывающие», что Гитлер не был облит бензином и сожжен словно «тифозная вошь», а благополучно перебрался на латиноамериканский континент и прожил там с Евой Браун 17 лет?
Время идет, и оценки меняются, подчас кардинально. Как сказал великий Платон, «время всесильно: порой изменяют немногие годы имя и облик вещей, их естество и судьбу»3.
Как бы в этой связи оценил А.Н. Яковлев метаморфозу своих воззрений на класс капиталистов и их роль в международной жизни? Это – особая проблема, требующая специального исследования.
Очевидно, что в основании противостояния двух систем лежали определенные идеологические построения, которые не столько обнажали, сколько маскировали реальность политических отношений. Как понимали эту реальность политики Запада и Советского Союза? Было ли идентичным это понимание?
Можно определенно утверждать, что если идентичность и существовала, то далеко не во всем. Дело в том, что традиционно исходными пунктами поведения политиков Запада были геополитические идеи, которые не разделялись советскими лидерами.
Нежелание видеть западные ориентиры политики сыграло роковую роль в определении стратегических целей и конечных результатов перестройки, предложенных М.С. Горбачёвым всему миру.
Советские лидеры отказались от коммунистической перспективы и перевели страну на капиталистические рельсы. Началась грандиозная перестройка системы внешней политики. Россия впала в эйфорию ожидания глобального братания с западноевропейскими странами и Соединенными Штатами Америки. Дорогостоящий оборонительный щит страны стал казаться обременительным; коренным образом изменились отношения с союзниками, входившими в состав социалистического содружества.
Россия, разоружающая сама себя и открывающая свои границы, с улыбкой на устах двинулась в сторону своих бывших идеологических противников. Хотя на Западе мало кто ожидал таких фантастических и удивительных даров, но их встречали с энтузиазмом, под аплодисменты. Произносились красивые речи, устраивались шумные приемы. Реальных шагов по установлению братских отношений нового типа, как ожидали отечественные отцы перестройки и реформ, однако, так и не последовало.
Рассуждения об одновременном роспуске военно-политиче-ских союзов НАТО и Варшавского договора «испарились» сразу же, как только исчез Варшавский договор.
Обещания не распространять действие сил НАТО на бывшие сферы влияния Советского Союза также оказались забытыми. В итоге возникающая глобальная ситуация стала оцениваться как победа Запада в «холодной войне» против Советского Союза и его союзников.
Вместо трезвого анализа складывающейся ситуации и теоретического прояснения глубинных мотивов политики Запада главные теоретики перестройки предприняли смехотворные попытки представить этот внешнеполитический процесс как некую «общую победу» Востока и Запада. Это выглядело весьма неубедительно и было похоже на неуклюжую маскировку их профессиональной и политической некомпетентности. Нежелание посмотреть правде в глаза создавало обстановку концептуального тумана, в котором нельзя было ясно видеть ни реалий прошлого, ни прояснившихся тенденций внешнеполитического будущего. Закономерно возникает вопрос: возможна ли эффективная политика без ясных теоретических оснований? Конечно, можно и, видимо, нужно произносить взаимно успокаивающие речи, делать эффектные жесты взаимного доверия. Но ради чего все это? Ради каких целей? Что реально стоит за всем этим?
Очевидно, что без теоретических оснований политики, без объективных критериев определения ее стратегии легко стать жертвой «приглашения на казнь», впасть в иллюзию «совместности» принятия политических решений, тогда как в действительности их принимают за тебя. Это и происходило с внешней политикой России в 90-е годы.
Утрата теоретической и политической самостоятельности влечет за собой утрату влияния и в собственной стране. В идеологическом тумане оживает племя хитроумных политиканов, думающих о том, как извлечь для себя наибольшую выгоду из распродажи интересов страны.
Эта распродажа, как правило, осуществляется за занавесом общегуманистических разглагольствований.
В зарубежном лагере возникает стремление использовать редкий случай. История России показывает, что в ней периодически возникало «смутное время», создающее условия для «элиминации» России как самостоятельного государства и превращения ее в источник обогащения и эксплуатации. Сотворить такое со сверхдержавой казалось возможным, если резко сократить ее население и разделить ее территорию.
В этой связи начинают формироваться «моральные основания» для резкого сокращения российского населения и позиционирования России как «дистопии», т.е. «гнилого места», утрата которого не должна вызывать какого-либо сожаления. Так возникает «гениальная» по своей простоте геополитическая идея, которую должны реализовать сами россияне: чем меньше по размерам и чем слабее в государственном отношении будет Россия, тем ее граждане будут жить «лучше» и «богаче».
Таким образом, западным политикам стало казаться, что за «шакалий обед» не придется платить ни цента.
Что, например, в этой связи пишет Елена Колядина, «журналист» и «писатель»? Она пишет буквально следующее: «Власти любят возмущенно цитировать слова Маргарет Тэтчер, заявившей однажды, что экономически активного населения в СССР достаточно и 15 миллионов. Эта фраза в свое время вызывала возмущение патриотов. Но суровая правда состоит в том, что для работы в нефтегазовой, горнодобывающей и лесной сферах России именно столько народу и хватит. Ну, плюс обслуживающий их персонал и семьи. А остальные для страны – короеды, не приносящие прибыли»4.
«Доброжелательные» советы Маргарет Тэтчер встречаются отечественными «писателями» с доверием, поскольку они знают, что большим другом Тэтчер стал лидер перестройки Михаил Сергеевич Горбачёв. Значит ли это, что М.С. Горбачёв мучился, как и Елена Колядина, тем же вопросом: что делать с многомиллионными русскими «короедами», не приносящими прибыль?
Елена Колядина даже не заметила, что это проблема и ее собственной судьбы. Это – свойство некоторых отечественных «интеллектуалов», которые считают, что они всегда находятся вне действия общих правил жизни. Быть может, следует всех «короедов» утопить в бочке с водой?..
Идея Маргарет Тэтчер, так активно поддержанная Еленой Колядиной, стала отправным механизмом направленных информационных воздействий. Это – не только концептуальные воздействия, но и воздействия путем создания событий, формирующих общественное мнение.
В силу этого может происходить то, что кажется просто невероятным с точки зрения здравого смысла.
Глобальные противники России воспринимаются как «други», а история собственной страны как история цивилизационного «врага».
Это новое «видение» глобальной реальности оказывается перед фундаментальным вопросом: почему в результате отречения от конечных целей коммунистического строительства и возврата на рельсы капиталистической эволюции Россия не была принята в «братскую семью» западноевропейских стран и не стала дружеским партнером дяди Сэма в глобальной политике? Распростертые в сторону Запада объятия М.С. Горбачёва и Б.Н. Ельцина на словах горячо приветствовались, но на деле «повисли» в воздухе.
Ответ на этот вопрос был дан политологами, игравшими ключевую роль в формировании внешней политики Запада в отношении России.
К их числу относится и Збигнев Бжезинский, бывший помощник президента США по национальной безопасности. Бжезинский откровенно говорил о том, что основная драма современной борьбы за мировой порядок определялась борьбой за Евразию, т.е. за территорию, где расположена Россия5. При этом он исходит из классического постулата, сформулированного еще в начале XX в. британским политологом МакКиндером: тот, кто правит Восточной Европой, владеет сердцем земли; тот, кто правит сердцем земли, владеет мировым островом (Евразией); тот, кто правит мировым островом, владеет миром. Эта позиция объясняет многое. Лидеры перестройки просто не понимали логики глобальной политики, которую осуществлял Запад. В мировой политике во взаимодействии сторон приоритетом является достижение наибольшей выгоды. Если это позволяет равновесие сил, то выгода в этом взаимодействии может быть взаимной, и она закрепляется соответствующими юридическими документами. Если равновесие сил нарушается, то создаются условия для получения односторонней выгоды. Конечно, это может маскироваться хитроумными словесными упражнениями, но от этого суть дела не меняется.
Когда Россия встала на путь собственного военно-политического, экономического и культурного разоружения и самобичевания, то это, естественно, на Западе было воспринято как приглашение на общую бесплатную «пирушку» за счет российских национальных богатств. Из России за рубеж «потекли» миллиарды.
Аппетит приходит во время еды: как превратить Россию в постоянную «дойную корову» – еще одна гениальная по своей простоте мысль. Она в своей сущности совпадает с концепцией «распила» России, которая возникла в геополитических доктринах Запада начала XX в.
Таким образом, сами лидеры перестройки создали условия для реанимации геополитических концепций, которые по отношению к России, казалось, навсегда ушли в историческое прошлое. И когда в России у кормила власти встали политики, которые расшифровали нехитрую западную шараду и не стали изображать из себя «умников», принимающих на веру словесную дипломатическую эквилибристику, против них началась настоящая информационная война.
Правильное понимание ее смысла и ее целей требует возвращения к ее историческим истокам.
2. «Капитализм versus социализм» – дихотомия геополитики XX векаКоренное заблуждение лидеров перестройки заключалось в представлении, будто угрозы новой мировой войны ограничиваются внешнеполитической логикой дихотомии: «капитализм versus социализм». Стремление к войне должно исчезнуть из арсенала Запада, если из дихотомии исчезнет социализм.
Казалось бы, за этим представлением стояла вся история глобального противоборства XX в. И между тем оно содержало в себе заблуждение. Перестройщики смело вступили на внешнеполитическое поле, которое было усеяно скрытыми под дипломатической поверхностью геополитическими минами. Конкретная разработка политических, экономических, информационных и военных шагов в контексте геополитики не может не находиться «за семью печатями». Это – секретная сфера, где формулируются политические цели и стадии их реализации. Скрытность и неожиданность – непременные условия успеха в этой области международной жизни.
Вместе с тем информационные механизмы, подготавливающие достижение поставленных целей, и идейное их оформление лежат на поверхности. Эта сфера рассчитана на публичность, на открытое воздействие на мировое общественное мнение. Важно правильно интерпретировать смысл этого воздействия. И здесь во взаимодействие вступают искусство информационного влияния, с одной стороны, и способность информационной контригры – с другой.
Ключевую роль в информационном воздействии современной геополитики играют академические исследования, придающие целям геополитики общечеловеческую видимость, форму объективного «научного» заключения. И поскольку они «обосновывают» и «сопровождают» реализацию геополитических целей, то, естественно, встраиваются в механику геополитики.
В этой связи встает вопрос: как академическая мысль Запада анализирует и оценивает смысл глобальной дихотомии «социализм – капитализм» и как она определяет отношение феномена социализма к геополитике? Интеллектуальные «танки» Запада прекрасно понимали, что феномен социализма затрагивает смысловые основания геополитики. Субъект геополитики должен получить ключевое преимущество – политическое, экономическое, культурное, идеологическое, – обеспечивающее его господство над народами мира, в том числе демографическое и физиологическое. Как показал опыт Второй мировой войны, субъект геополитики создает средства и механизмы «регулирования» населения Земли. Эти механизмы предполагают формирование технологии, включающей превращение человеческого тела в «материал» для экспериментирования. При этом имеется в виду использование полученных результатов во «благо» субъекта геополитики. Осмысленная реализация такой геополитики осуществлялась в практике нацизма и японского милитаризма.
Идейные основания социализма элиминируют смысловые основания такой геополитики. Их существование действует подобно бактерициду на мир вредных микроорганизмов: основанием социализма является не доминирование одного геополитического субъекта над другим, а международное сотрудничество людей труда, создающих материальные и духовные блага и выигрывающих именно от сотрудничества, а не от господства над другим. Этот смысл и предопределял формирование глобальной волны будущего, которая воспринималась как неизбежность и условие исчезновения мировых войн. Решающая роль Советского Союза в разгроме нацизма и катастрофические последствия двух мировых войн XX столетия создавали особую атмосферу позитивного восприятия интернационалистской социалистической перспективы.
Нарастающая волна социализма вела к сужению сфер влияния мирового капитализма. В периодически публикуемых обзорах общества Джона Бёрча они стали сокращаться как «шагреневая кожа».
В конце XX в. социалистическая система рухнула, а вместе с тем в обратном направлении покатилась и глобальная волна. Это движение служило живительной влагой для казалось бы засыхающих и гибнущих корней геополитики.
Феномен обратного движения цивилизационной волны позволяет дать комментарий, благоприятный для капитализма как «конечной цели» истории, глобального явления и, естественно, неблагоприятный для социализма. Такой концептуальный комментарий и дал Френсис Фукуяма6. Он обращает внимание на, казалось бы, странный феномен: глобальный финансовый кризис, начавшийся в 2008 г., не породил подъема американского левого популизма. Наиболее динамичные популистские движения относились к правому крылу, цель которого – регулирующие функции государства, способного защитить простых людей от финансовых спекулянтов. Аналогичные тенденции наблюдаются и в Европе, где левые анемичны, а популистские правые партии оказались на подъеме. Опыт выборов президента Франции в 2012 г. несколько корректирует эту европейскую картину. Однако нельзя отрицать реальность глобального кризиса социализма.
Подход Фукуямы интересен тем, что он пытается определить глубинные исторические истоки этого кризиса и находит их в росте численности и влияния среднего класса. Фукуяма утверждает, что те властные идеи, которые формировали человеческое общество за последние 300 лет, носили религиозный характер. Исключение составляет лишь конфуцианство.
Первой секулярной идеологией, имеющей мировой эффект, явился либерализм, возникающий с подъемом торгового, а затем и промышленного среднего класса. К среднему классу Фукуяма относит людей, находящихся между социальной вершиной и дном, имеющих либо реальную собственность, либо бизнес и, по крайней мере, среднее образование.
Политическое влияние среднего класса Фукуяма связывает со славной английской революцией 1688–1689 гг., реализацией фундаментального права защиты частной собственности и деятельностью английского парламента. Нельзя не обратить внимания на тот факт, что в своей начальной стадии английский парламент представлял меньше 10 % населения страны. Классические либералы, такие как Милль, отмечает Фукуяма, скептически относились к достоинствам демократии. Вплоть до конца XIX в. гарантированное правительством право голоса было ограничено размером собственности и уровнем образования. И это требование, подчеркивает Фукуяма, касалось всех частей Европы.
В этой изначальной сущности либерального отношения к демократии, как оказалось, заключалась историческая судьба среднего класса и европейской демократии.
Индустриальный прогресс предопределил рост численности и социального влияния пролетариата, тех трудящихся, на плечах которых держалась промышленность, но которые не имели гарантированного правительством права голоса.
Борьба за всеобщее избирательное право, т.е. за последовательную демократию, обрела ключевое значение в утверждении легитимности социалистического рабочего движения. Ранние марксисты, считает Фукуяма, верили в то, что они могут одержать победу простой численностью.
Но при этом они стали представлять угрозу для гегемонии как консерваторов, так и традиционных либералов. Господствующие экономически и политически классы не могли допустить прихода к государственному управлению лидеров организованного рабочего движения, ибо это грозило коренным изменением экономического и политического порядка. Всеобщее избирательное право вело к возникновению политического тупика. В этом Фукуяма видит причину отступления от демократии в пользу диктатуры и принятия ориентации на прямой захват власти. Возникновение диктатуры пролетариата как орудия политической победы и строительства нового общества и рождение фашистских диктатур в странах Западной Европы как орудия утверждения гегемонии среднего класса можно считать результатом кризиса всеобщего избирательного права, не давшего реализоваться цивилизационному компромиссу.
Поворот среднего класса от либерализма к тоталитарной воле, мысли и чувствам нации получил обоснование в концептуальных конструкциях фашизма. В этом контексте можно особо выделить работу Джованни Джентиле «Философская основа фашизма» (1928).
Джованни Джентиле исходил из того, что нужное направление политической практике, а значит, и историческому движению можно придать не на путях либеральной демократии, а лишь в том случае, если хаос массового движения будет консолидирован в воле вождя: нация и вождь должны составлять единое целое. Соответственно, Джентиле соединял воедино задачу партии и всех инструментов пропаганды и образования для того, чтобы сделать мысль и волю вождя мыслями и волей масс. Сакрализация личной воли вождя – это грандиозная задача, решение которой должно начинаться с малых детей и охватывать все массы народа. В результате духовной реконструкции всеобщее избирательное право должно было давать однозначный результат.