Черчилль. Полная биография. «Я легко довольствуюсь самым лучшим»

Биография сэра Рендольфа вышла в январе 1906 года, как раз перед всеобщими выборами, и получила прекрасную прессу. Более всего обозреватели оценили неожиданную для них степень беспристрастности автора, при всей явной сыновней любви. Автор не стал привносить в текст “осовремененные” характеристики лиц, активных в эру его отца, он словно писал для будущего и не хотел видеть на своих страницах злобы дня. Так легко было нанести дополнительный удар по Бальфуру и Джозефу Чемберлену, с которыми Черчилль враждовал в текущий момент, но он этого не сделал. Это был дополнительный аргумент в пользу общей оценки историками и политиками Уинстона Черчилля как превосходящего “талантами своего блестящего, но невротического отца”. Книга укрепила его общенациональный статус.

Если верхние слои читали его книги, то нижние слушали его – росла его слава как оратора. “Манчестер гардиан” писала накануне выборов: “Если бы мистер Черчилль брал по шиллингу с каждого своего слушателя, он несомненно собрал бы за последние две недели целое состояние”. Дженни: “Я никогда не видела такого воодушевления”. Газета “Манчестер гардиан” объясняла его успех прежде всего “легкостью изложения и подлинным красноречием”.

У молодого политика не было особых моральных угрызений по поводу смены партийных знамен, партийную лояльность он не считал абсолютной ценностью. Он полагал, что политические партии важны в том смысле, в котором лошадь важна для всадника. Член кабинета Дж.Гардинер писал о Черчилле в 1911 году: “Партии служат ему в качестве инструмента”. Не зря Черчилль любит слова поэта А.Поупа : “Не давая клятвы никому, я не принадлежу ни к какой секте; а стоит разразиться шторму – я стучусь в любую дверь”.

(Послужной список Черчилля иллюстрирует эту мысль. Между 1901 и 1904 годами он – молодой мятежник в рядах консервативной партии. В следущее десятилетие – период доминирования либералов на национальной арене – он входит в руководство либеральной партии. Когда либералы вступили в коалицию с консерваторами, Черчилль между 1917 и 1922 годами стал невольным коллегой консервативных политиков. Либеральная партия терпит поражение и в 1924 году Черчилль возвращается в консервативную партию. Бесплатно это не проходит. На протяжении значительной части своей политической карьеры он чувствовал недоверие к себе. В одном из писем конца 20-х годов Черчилль жалуется, что “консерваторы никогда не любили меня и не доверяли мне”. Взаимная неприязнь оканчивается разрывом в 1930 году, что сделало Черчилля снова, как и в годы политического ученичества, “партийным мятежником”. Примирение с руководством консерваторов происходит лишь с началом второй мировой войны).

Итак, партийные доктрины не особенно волновали Черчилля, но он высоко ставил лояльность по отношению к тем, кто признавал его талант. Так было в 1905-1922 годах, когда ему покровительствовали лидеры либеральной партии Асквит и Ллойд Джордж, так было в середине 20-х годов, когда ему стали покровительствовать руководители консервативной партии во главе со Стенли Болдуином. Стоило Невиллю Чемберлену в 1940 году призвать его на пост премьера и Черчилль до последнего защищал даже этого дискредитированного историей политика.

Открытое пренебрежение партийным политиканством бросалось в глаза. Как пишет английский историк А.Дж.П.Тейлор, “Черчилль был государственным деятелем, а не политиком. Большинство входит в политическую жизнь, начиная со скромного уровня и вырастает в государственных деятелей по мере продвижения по служебной или политической лестнице. Черчилль пришел в политику с верха. Его отец был канцлером казначейства и во многом благодаря ему консервативная партия приобрела более демократический характер. Сам Черчилль сразу же вошел в среду членов кабинета министров или тех, кто вскоре стал членом кабинета. Он стал министром в тридцать один год. Он никогда не был заднескамеечником и никогда не старался предстать покорным и смиренным членом какой бы то ни было политической партии. По существу он был одиночкой – ни тори, ни либералом, ни аристократом, ни демократом, он был государственным деятелем по имени Уинстон Черчилль”. Этот деятель чувствовал свое превосходство, он хотел стоять у штурвала государственного корабля, а не ломать копья в теоретических спорах.

Сам Черчилль был простодушно откровенен в определении желаемого: “Все, чего я хотел, так это согласия с моими мнениями после разумного обсуждения”. Благо или несчастие пестовать таких политиков? Все зависит от времени и обстоятельств, Ллойд Джордж так выразился о младшем коллеге: “В момент чрезвычайной опасности такие люди должны быть полностью использованы. Если за ними бдительно наблюдать, они могут дать больше пользы, чем легион посредственностей”.

Летом 1907 года Черчилль посетил Восточную Африку, посылая репортажи в “Стренд мегезин”. Из столицы Кении он писал: “Каждый белый в Найроби – политик; большинство из них – лидеры партий”. Сафари он начал с охоты на единорога. Затем пересек озеро Виктория на пароходе и вступил в Уганду, одиннадцатилетний король которой казался величественным правителем на фоне суетящегося с новой игрушкой-фотоаппаратом британского министра. Губернатор Уганды Белл глубоко заполночь не мог покинуть заместителя министра (потому что тот из ванной диктовал своему секретарю меморандумы и репортажи), испытывая противоречивые чувства: “С ним трудно иметь дело, но я не могу и не любить его… Он видит окружающее в “грандиозном освещении”. Исследуя возможности железнодорожного сообщения в Центральной Африке, Черчилль пересек саванну между Угандой и верховьями Нила. Как большинство белых своего времени он считал, что прямые лучи экваториального солнца сугубо вредны его расе и кутался с головы до ног. Но даже тропическое солнце не помогало (секретарь свидетельствует), “поток его словоизвержения не иссякал”. До Хартума они доплыли на пароходе, а в январе 1908 года возвратились в Лондон. Статьи и репортажи составили книгу “Мое африканское путешествие”, которая укрепила популярность автора. Черчилль достаточно отчетливо видел возможность расового конфликта на Юге Африки, он пессимистически смотрел на будущее экономическое развитие черного контингента, в различных его частях он предсказывал “практические эксперименты в государственном социализме”.

В африканском путешествии Черчилля сопровождал набор книг о социализме. Социальное развитие все больше входит в сферу его интересов. В начале 1906 года Черчилль написал рецензию на книгу Эптона Синклера “Джунгли”, описывающую чикагские скотобойни. “Эта книга, – писал Черчилль, – заставит задуматься и размышлять даже тех, кто никогда не анализировал основания общества”. Только срочное реформирование может спасти индустриальное общество от взрыва. “Я придерживаюсь того мнения, что государство должно взять на себя задачу обеспечения резервуара незанятых рабочих. Я очень сожалею, что мы не взяли железные дороги страны в общественные руки. Мы могли бы больше сделать с каналами… Государство должно взять на себя заботу о больных и пожилых, и прежде всего о детях. Я предвижу в будущем установление минимальных уровней жизненного обеспечения и работы”.

Особенный упор Черчилль делал на формирование молодого поколения: “Не ужасно ли то, что наша система образования бросает на произвол судьбы юношей и девушек в возрасте четырнадцати лет – именно в том возрасте, когда они должны получить навыки, чтобы стать хорошими ремесленниками и специалистами? Но сможет ли всеобщая и обязательная система технического и среднего образования отделить умных от умелых, умелых от просто трудолюбивых? Где та лестница, которая вела бы от начальной школы до университета?” Именно в свете этого интереса к социальным проблемам недавно ставший премьером от либеральной партии Герберт Асквит предложил ему в апреле 1908 года пост главы Совета по торговле, ответственного за социальное развитие. Черчилль в тридцать три года стал самым молодым за предшествующие пятьдесят лет членом кабинета.

На начало века падают первые серьезные сомнения англичан в пользе отстояния от двух европейских коалиций (России и Франции против тройственного союза Германии, Австро-Венгрии и Италии). Динамизм и мощь Германии начинают явственно превосходить “сердечный союз” русских и французов. Смотреть безучастно на нарушение европейского баланса значило теперь подвергать себя опасности изоляции от континентальной Европы, попадающей в сень германского могущества. Германия при этом отбросила всякую осторожность, она считала наступивший век своим. Наследники Бисмарка отказались даже от словесной сдержанности, они открыто посягнули на мировое лидерство.

Империалисты, а в их числе и Черчилль, были искренне удивлены тем потенциалом враждебности в отношении Британии, который выявился на европейском континенте в ходе Бурской войны. Британская элита не забыла бури восторгов по поводу побед буров, проявленных особенно шумно в Германии. Все мастерство британской дипломатии было задействовано, чтобы нейтрализовать неприятные новые факторы. Как последний компромиссный шанс последовала попытка Джозефа Чемберлена достичь взаимопонимания с Германией. Но тевтонское высокомерие оказалось беспредельным и компромиссные усилия были отставлены. Три столетия возвышения Пруссии породили касту военных и политиков, договориться с которыми оказалось невозможным даже мастерам компромисса из Лондона. В Берлине ошибочно полагали, что британский правящий класс рано или поздно осознает неумолимость поступи истории, перемещения в Германию центра европейского развития. Британия, считал кайзер и его окружение, должна стоически перенести неизбежный упадок, плыть против течения истории остров не сможет.

Не приглушая, а напротив, повышая тон, внук королевы Виктории – кайзер Вильгельм Второй заявил, что будущее Германии лежит в мировых океанах. Впервые за столетие англичанам был брошен открытый вызов. И никто не мог оставить равнодушным проект дороги Берлин-Багдад, по которой германские войска могли легко выйти к Персидскому заливу. Тевтонское высокомерие заставило англичан прийти к выводу, что в складывающейся обстановке наличие союзников лучше, чем их полное отсутствие. Система “блестящей изоляции” изжила себя.

К этому времени у Черчилля уже сложилась своя система взглядов на политику империи, над которой никогда не заходило солнце. Он пришел к выводу, что основная линия водораздела в мировой политике на рубеже веков сместилась, она лежала уже не между Россией и Англией (как это было в Х1Х веке), а между новой ведущей силой континента – Германией и “владычицей морей” Англией. Этот важный поворот во внешнеполитическом видении Черчилль совершил без агонии, на которую были обречены политики старой школы, все еще видевшие фокус мировой политики в афганском Гиндукуше, где Британская и Российская империи безрезультатно пытались штурмовать Афганистан.

Особое впечатление на англичан производила решимость немцев “завоевать после суши океан” – построить океанский флот. Отныне решения Британии в области строительства и размещения военно-морских сил исходили из того обстоятельства, что на континенте растет соперник. Прежде Лондон руководствовался правилом, что английский военно-морской флот превосходит объединенные флоты двух других сильнейших военно-морских держав (в конце Х1Х века это были Франция и Россия). Если Германия намеревалась создать флот, превосходящий английский, то и масштабы морского строительства расширялись соответственно. При этом рациональность “блестящей изоляции” становилась для Англии сомнительной. Между 1900 и 1905 гг. министр иностранных дел Ленсдаун пришел к безусловному выводу о пагубности столетней традиции неучастия в военных союзах. Пассивное восприятие происходящего могло обернуться конечной зависимостью.

Вначале в Лондоне пришли к выводу, что союзника следует искать за пределом Европы. Ленсдаун склонялся к выбору Соединенных Штатов, к заключению оборонительного союза с этой бывшей английской колонией, которая к этому времени стала первой индустриальной державой мира. Но многие обстоятельства препятствовали такому союзу. Одним из этих препятствий было противодействие американских ирландцев, которые ненавидели Англию, виновную в порабощении их родины. У Англии имелись значительные противоречия с Соединенными Штатами, прежде всего в Латинской Америке. Да и американцы отнюдь не стремились к союзу с прежней метрополией, они твердо руководствовались заветом президента Вашингтона: “Отстоять от обязывающих союзов с европейскими странами”. Все это делало формирование союза с США проблематичным.

Встретив трудности, Ленсдаун обратился к Японии. В 1902 году Лондон подписал договор с Японией. Этот договор ослабил угрозу английским позициям на Тихом океане. Но союз с Токио, действенный как преграда России и Азии, мало что значил в критическом месте – в Европе. После немалых колебаний, будучи прижатым к стене объективными обстоятельствами, исполненный страхов перед завтрашним курсом Берлина, Ленсдаун начал процесс сближения с Парижем.

Вначале британская дипломатия предложила французам образовать тройственный союз с Японией. В качестве приманки предлагалось совместными усилиями решить марокканскую проблему. Но французская дипломатия отвергла английские предложения. Для нее безусловно важнее был союз с Россией, только он обеспечивал ей выживание в случае конфликта с Германией. Однако поражение России с войне с Японией в 1904-1905 гг. привело к тому, что Германия почувствовала себя еще более свободно в Европе. Ослабленная Россия стала менее значимым противником. Теперь континентальное преобладание Германии было безусловным, и она могла с еще большей энергией обратиться на моря, где ее главным конкурентом являлась Британия.

В этих обстоятельствах решающий шаг в сближении с Антантой был сделан при наследнике Ленсдауна в министерстве иностранных дел – сэре Эдуарде Грее. Если немцы высокомерно учили “англосаксонских собратьев” урокам истории, то их соседи французы согласны были на любую дипломатическую комбинацию, которая обезопасила бы Париж. Начало компромиссу было положено в колониальной сфере – в 1904 году англичане дали французам свободу рук в Марокко, а те им в Египте. В 1906 году Грей заключил с Францией тайное соглашение (которое не было известно даже многим членам кабинета министров) о том, что, в случае нападения Германии на Францию, Англия поможет Франции и России, находившимся между собой в оборонительном союзе с 1892 года. Возможно, толчком для решения Грея было поведение Вильгельма II, внезапно появившегося в марте 1905 года в Танжере на территории, на которую много лет претендовала Франция. Это сразу же вызвало франко-германский спор и обозначило возможность конфликта в Европе. Это событие высветило авантюризм германского кайзера и трансконтинентальный размах его притязаний.

Именно в этой обстановке происходило формирование внешнеполитических взглядов Уинстона Черчилля. Первый выход на арену мировой политики был связан с тем, что в декабре 1905 года премьер Кемпбелл-Баннерман предложил ему пост заместителя министра по делам колоний. Этот пост требовал углубленного понимания основных процессов европейской и мировой политики еще и потому, что министр колоний – непосредственный шеф Черчилля – Элджин заседал в палате лордов, и на Уинстона Черчилля, самого молодого заместителя министра, падала задача объяснить и защищать колониальную политику Англии перед членами палаты общин.(Лорд Элджин прежде был вице-королем Индии, а его отец управлял в свое время Канадой).

В те времена министерство колоний было, безусловно, одним из наиболее важных министерств. Каждый год в министерство поступало примерно пятьдесят тысяч донесений со всех концов земного шара. Черчилль попал в сердцевину управления гигантской империей. У него уже была репутация “спешащего молодого человека”, теперь следовало проявить государственную рассудительность. Проявить свои лучшие качества Черчиллю было не так просто. Премьер-министр его недолюбливал, как и большинство правящей элиты. Он видел в нем прежде всего амбициозную одиночку, не передоверяющую собственную фортуну никому.

Черчилль активно участвовал в окончательном урегулировании отношений с бурами, он способствовал созданию Южно-Африканского союза. Возможно самым большим событием этого периода была колониальная конференция 1907 года. Сразу же после начала ее работы стало ясным, что это последняя подобная конференция, которую можно созвать в Лондоне – силы самоуправления и сепаратизма внутри колоний и доминионов росли довольно быстро. Черчилль осознал значимость дезинтеграции империи довольно быстро. Для замедления процессов самоутверждения следовало ослабить внешнюю угрозу империи извне. Именно с этой целью англичане начали в 1907 году процесс разрешения противоречий с Российской империей. Вторым стимулом сближения с Россией было возвышение в Европе Германии.

Подобно многим англичанам, Черчилль воспринимал немцев как дальних расовых родственников крестьянского характера, готовых на большие жертвы, но грубых и примитивных. В войне с Людовиком Четырнадцатым и с Наполеоном германские союзники показали себя слабой опорой, ненадежными союзниками. Объединение Германии не сразу вызвало опасения Лондона – ведь на страже острова стоял великолепный флот.

Черчилль впервые увидел молодого германского кайзера в возрасте шестнадцати лет – в лондонском Хрустальном дворце. Поразительной была униформа императора: “Шлем из яркой меди венчался белым орлом шестидюймовой высоты… полированная стальная кирасса и безупречная белая униформа с высокими сапогами”. Он лично встретил кайзера Вильгельма II в сентябре 1906 года на маневрах в Силезии. Молодой Черчилль хотел составить собственное впечатление о том, в какой мере растущее германское влияние в Европе представляет собой угрозу стабильности на континенте, грозит ли оно вытеснением Британии с места мирового лидера. Германский военный атташе в Лондоне фон дер Шеленберг сообщил Черчиллю, что тот приглашен как личный гость его величества, что ему нужна униформа и что офицер будет ожидать его в Бреслау. Трудности Черчилля заключались в овладении немецким языком (“я не выучу этого зверского языка до тех пор, пока кайзер не придет маршем в Лондон”). Но он в типичном для англичан того ( и нашего ) времени духе полагал, что каждый культурный человек в Европе должен знать английский.

Черчилль так описал появление кайзера Вильгельма Второго : “Он въехал на великолепном коне во главе эскадрона кирасир, на нем была белая форма, на голове шлем, его окружали со всех сторон короли и принцы. Легионы шли перед ним и казалось, что этой процессии не будет конца”. На Черчилля произвела впечатление германская армия (“массивная простота и сила”), а также выучка и взаимодействие частей во время маневров. Черчилль написал домой : “Я благодарен Богу за то, что между этой армией и Англией лежит море”. О своей беседе с кайзером Черчилль написал своему шефу – министру колоний : “Я около 20 минут разговаривал с ним на обеде после парада. Он был очень дружествен и безусловно является восхитительной личностью”. Беседа касалась восстания туземцев в германской Юго-Западной Африке. Черчилль высказал понимание колониальных затруднений немцев и проводил параллель с британской Южной Африкой. Кайзер Вильгельм пытался польстить молодому английскому политику: престиж Черчилля известен мол в Германии. (Кайзеровское правительство старалось привлечь часть правящего класса Англии на свою сторону. Этим, видимо, объясняется данное и повторное приглашение, которого удостоится Черчилль летом 1909 года. Черчилля называли при штабе императора “его высочеством” и оказывали ему всевозможные почести).

В своих мемуарах Черчилль, благодарный за внимание, все же не смог удержаться от критики национального эгоизма кайзеровской Германии: “Ах, эти по-глупому упорные немцы, работающие так напряженно, думающие всегда глубокомысленно, хвастающие своим богатством. Посредине своего восхитительного успеха вы собственными руками разрушили основание своего процветания”. У Черчилля складывается собственное представление о немецком характере: “Эти люди удивительно педантичны, но все, что выходит за пределы “нормы” – все, что не признано официально, приводит их в страшное расстройство. Среди нас так много оттенков мнений и характеров. Здесь же существует только черное и белое (это цвета Пруссии)”. При всем этом Черчилль предостерегает от недооценки германской мощи. Она произвела на него впечатление “ужасной машины, марширующей по 35 миль в день. Эти солдаты оснащены самыми современными видами оружия”. Но Черчилль еще верил, что избежать войны между владычицей морей и хозяйкой суши можно. Он рекомендует английскому королю демонстрировать миролюбие – дружественные отношения английского короля с германским императором сослужили бы службу Великобритании на данном этапе.

Согласно историческому анализу Черчилля, Британия начала непосредственно ощущать давление Германии весной 1909 года, когда первый лорд адмиралтейства Маккенна выдвинул программу строительства шести дредноутов – огромных линейных кораблей, обосновывая свое требование фактом быстрого строительства германского флота (результат принятия в Берлине военно-морского закона 1908 года). Черчилль в то время еще скептически думал о возможности конфронтации в Европе и его не очень волновали инициативы Маккенны. Но премьер-министр поручил ему детально сопоставить военно-морские флоты Великобритании и Германии, исходя как из их нынешнего состояния, так и из перспектив их будущего развития.

Черчилль не верил, что немцы секретно строят дредноуты в обход официально принятых законов о флоте, и думал, что в 1912 году (“наиболее опасным году”, как уверяли адмиралы) у Великобритании еще будет значительное превосходство на море. Но им был признан факт того, чего в Англии не ощущали примерно 100 лет – возникновения угрозы национальной безопасности страны.

С какой целью Германия строит свой великий военно-морской флот? Может ли Британия спокойно смотреть на это строительство? Черчилль говорил, что Германия ошибается, видя в Англии пацифистское общество, не способное больше платить за свое мировое влияние. Агрессивная германская политика привела к тому, что три величайшие державы на земле оказались антагонизированными. Две из них – Франция и Россия – сомкнули свои ряды, чтобы выстоять против Германии на полях наземных сражений, а третья держава – Британия – не согласилась отдать лидерство в военно-морских вооружениях. Часто бывшие врагами и воевавшими между собой Британия, Россия и Франция ощутили общность судеб. У них появился общий противник, у них появились основания для сближения.

Фиксируя изменения в английской политике, канцлер германской империи Бетман-Гольвег записал в своем дневнике: “В 1909 году Англия твердо встала на сторону Франции и России, преследуя свою традиционную политику противостояния сильнейшей континентальной державе; реализация Германией военно-морской программы изменила направление английской политики… Англия стала видеть угрозу в укреплении германского флота и в нарушении статус-кво. Сильные слова были сказаны с обеих сторон. Атмосфера стала холодной и горизонт заполнили тучи недоверия”.

Продвигаясь к участию в главных делах государства, Черчилль открыто искал больших задач. Его административные возможности были уже продемонстрированы, но противники обвиняли его в неуравновешенности, ставили в вину “нестабильность”, что затрудняло допуск его к высшим должностям. И все же Черчилль нашел выход. Точнее, он нашел поклонника своего таланта, который стремительно занимал руководящее место в либеральной партии. В апреле 1908 года этот покровитель – Герберт Асквит сменил умирающего Кемпбелл-Баннермана на посту премьер-министра. Он поднялся на вершину английской политики, пройдя большую дорогу. Асквит,-полагает Ллойд Джордж, -”завоевал пост премьера исключительно благодаря блестящим талантам и большим заслугам. Ни один премьер-министр в истории за исключением Гладстона и Дизраэли не обладал более глубоким умом. У Асквита не было ни титула, ни богатства, которые могли бы ему помочь в его карьере.” Добавим, что Асквит был оптимистом по натуре, его знаменитая фраза “Подождите и вы убедитесь” отражала его уверенность в себе и оптимистический темперамент. Быстрый интеллект и способность убедительно сгруппировать свои мысли делали его эффективным политическим борцом.

Последовала общая перегруппировка, новое поколение вышло на политическую арену. Ллойд Джордж занял место Асквита – стал министром финансов, а Черчилль занял прежний пост своего уэльского друга, стал президентом Государственного совета по торговле. Этот пост не совсем нравился Черчиллю (ему ближе была внешняя и военная политика), но он стал министром и членом одного из наиболее блестящих британских правительств двадцатого века. Это правительство включало в себя Эдварда Грея как министра иностранных дел, Ричарда Холдейна (реформировавшего армию) как военного министра, Реджинальда Маккенна в качестве военно-морского министра, Джона Морли как главу министерства по делам Индии. Выделялся Холдейн, человек кипучей энергии и всегдашней благожелательности. Равно талантливый и как адвокат, и как деловой человек, признанный лучшим британским военным министром после Кардвелла. (Наступит критическое время и он организует британский экспедиционный корпус во Франции, сформирует территориальную армию, создаст кадетский корпус, разработает организацию генерального штаба).