Спасенье огненное (сборник)
– Что железо вызнал, за то хвалю. Из железа стрелы востры и секиры хорошие. Я ноне оправдался маленько. Соболя взял, самолучший товар. Ладно, Кудя, ты помысли еще, покуда мы с ребятами до вогулов сбегам. Есть дело одно. А что есть договор у тебя с князем вогуличей, дак это хорошо. Не боится. Твои врасплох придут, так даже и лучше. И чтобы к следующему лету ты сидел над князем вогульским и брал с него дань. Не сядешь ты – сядет другой.
Отец не вернулся. Всего один из его дружины назад воротился, в рваной одёже, изъеденный лесным гнусом. Еле в себя пришел, давай звать Кудима обратно, в те места, где страшной смертью полегли его товарищи.
– У их, тамока, Кудя, народ-от лиственницу шибко при знает. Возле лиственницы игрища свои творят, зверя в подаренье ей притаскивают. Оне кажду весну соболем откупалися, чтобы мы ихну лиственницу не трогали. Наши ране-то много тутока лиственницы-то порубили, дак имя, вогулам-то, токо топор теперя покажи – боятся. И ноне мы пришли – все ладом было. А я возьми да порушь ихной алтарь. Ну, вроде избенки малой, на тычках ставят, с ихными пнями резными. Дак ровно сундук открыл, таково там всякого добра накладено. Блюда, кувшины – богачество, Кудя! Серебро!
– Где богачество-то?
– Дак побили нас, всех побили. У кого топоры за поясами были. Чё имя, вогулам, имя в лесу везде дорога. Я и сам не ведаю, как уцелел. И чё творили, чё творили! Башки мужикам ободрали, на куски разрубили, возле той лиственницы сложили. И скакать давай, и горланить. И в те блюда колотят.
– Обратно-то зачем зовешь?
– Дак за богачеством, Кудя! Я энтих ихных избушек навидался, их по лесам полно. Эх, кабы знато было, что у их тамока богачество! Давай наберем ребятушек, избушки зорить, серебро собирать.
– Зло сеете, зло и пожнете. Иди куда хошь, я тебе не помощник. Моих зорить станёшь, дак я и тебе велю башку снести!
…Нет больше отца у Кудима. Теперь он сын медведя.
Забирает ценности серебряные в избушке у местного идола. Закапывает. Чтобы не зарился никто. Сватается к вогульской царевне, дочери Йибы-ойка.
Ведет с собой толмача. Толмач страшно трусит и пытается отговорить Кудима от затеи сватовства.
– Если хочешь, власть имеющий, я тебе лучше скажу жену. Тебе как без жены? Никак. Начто тебе эта девка у Йибы-ойка? Я тебе один большой секрет вогульский скажу. Хорошую жену будешь иметь. В лесу за святилищем живет лесная девка Мис-нэ. О-очинь красивая девка. Сама во всем белом ходит, а на ленте серебряной у нее соболек черный. Какой парень женится на ней, всегда богатый будет. Я только тебе скажу, как жениться. Она когда тебя к себе уведет, спать пора станет, девка скажет: «Мою шубу постели». Ты так не делай, у ей в шубе капкан-ловушка. Ляжешь – она тебя и убьет. Надо шубу ее поднять. А там капкан. Ты ее и спроси: «Зачем лукавишь? Я, мол, тебя замуж беру, а ты меня убить хочешь». Она скажет: «Да я посмеялась». Постелешь шубу, и весь век богато жить будешь. Она будет зверя промышлять, ты только пушнину таскай-продавай-меняй. Понял? Это я тебе, что не убил меня, потому рассказал. Не пойдем к Йибы-ойка, давай девку лесную, Мисс-нэ искать станем.
Соблазнял его толмач и лесной девкой, и водяной. Такому ли богатырю, как власть имеющий, об невесте задумываться. Можно даже враз на двоих девках жениться, и на лесной, и на водяной. Одна зимой охотничает, другая летом рыбу ловит. Чем плохо? Незачем, ох, незачем к Йибы-ойка тащиться.
Но власть имеющий настроен решительно. Ну, что ж, дело его. Имеет в колчане железные стрелы, а шею перед Йибы-ойка гнет, как слабый волк. Зачем?! Не понять толмачу.
Девка как девка, узкоглазая, широкомордая, румяная. Одета богато, спесива. Но парень привез отцу ее столь богато серебра, что царевну отдали. Да и собой статен был богатырь. Вопрос: мог ли он ей понравиться? Легенда свидетельствует, что понравился.
Кудим уходит в первый сплав с товаром. Возвращается пешим ходом, тайно. Под одеждой весь обвешан драгоценными тканями для жены.
Видит, у старого идола накровавлено, валяется чье-то истерзанное тело, с башки снят скальп. Неужто супругу его так? Рванулся домой. В руке топор.
– Зарублю!!
Рядом бежит перепуганный соплеменник и быстро-быстро оправдывается:
– Это Йибы-ойка ей намедни подарок послал, пленника жирного, она это сама его топориком зарезала, кровь пила и радужную кожу снимала. Это не мы, не мы…
Жена его сидит возле избы на мехах, вся в меха же разодетая. В руках держит окровавленный кусок кожи с волосами, выбирает оттуда кровавыми пальцами вшей и с наслаждением ест. Даже не сразу заметила мужа и не успела подняться ему навстречу.
Топор, опущенный могучей рукой, кровь, ужас…
Бросил топор, ушел в парму, долго сидел над рекой. Лесные люди никогда не подходили к нему во время таких размышлений.
Ты проиграл, Кудим? Йибы-ойка придет с отрядом и отомстит за дочь. Племя разбежится по лесам и вернется к прежней дикой жизни. Они забудут сына медведя, забудут слова сына медведя. Но слова бога они забыть не должны. Призвал лесных людей, велел вырыть землянку в лесу, на крышу навалить землю, внутри поставить подпорку. Собрал сын медведя своих подданных.
– Я вместе с супругой ухожу к своему отцу-медведю. Стар стал отец, призывает меня, чтобы передать нам знак силы над всеми лесными людьми. Так и скажите Йибы-ойка, когда он придет. Там, в стране медведя, река Уньва течет медленно, пока она шевельнет одной волной, здесь речка не одинова покроется льдом. И я вернусь не скоро. Но когда я вернусь, наша речка потечет обратно, и все вы станете ходить спиной, и все проделаете, что вы делали без меня. Если я увижу, что кто-то ведет войну, приносит жертвы и снимает кожу с головы, я превращу его в червя земляного и медленно раздавлю ногой. Делайте все, как я научил. Пашите землю, стройте дома, делайте железо и варите соль. Долбите лодки и возите товары. Будьте расчетливы, всегда делайте зарубки на палочках. Я, сын мед ведя, ухожу и вернусь вашим богом.
Спустился в землянку. Могучей рукой вышиб подпорку и стал богом лесных людей. Теперь он – Кудэ-водэж. Может быть, его племя погибло от рук воинов Йибы-Ойка, может, вымерло в неурожайный год. Но очень даже может быть, в какое-то лето прибрело в Пермь Великую семейство новгородское, поселилось возле и было доброжелательно принято. И другие подходить стали, селиться. Без вражды стали жить возле чудской ямы на горе, поддержкой стали друг другу. А пельменями, которые научил их делать Кудим, накормили всю Россию. Это, очень даже может, так и было.
…Топор Кудима станет священным. На ночь его веками будут втыкать в порог, веря, что это самая надежная защита, как от недоброго человека, так и от всякой лесной и болотной нечисти. Благодарная память о Кудиме жива доселе. Селение Кудима стало городом Кудымкаром. И, мне кажется, что жители его ждут возвращения Кудима до сих пор…
Редчайшая редкость в истории, чтобы не кровавый придурок-диктатор, не одержимый идеей власти покоритель чужих земель и племен остался в человеческой памяти. В памяти этого народа остался носитель добра… Ты был, Кудим, я точно это знаю. Твой народ верит, что ты – будешь…
…Однако ни про какие тайные копи никто из лесных людей легенд не складывал. Если богачества и упоминались, то все в каких-то избушках, оберегаемых вогулами пуще зеницы ока.
Рабство
Разговаривал Эльдэнэ с вогульским шаманом. Семья обедневшая, обессиленная. На городище только две землянки. Даже прислужников нет, более сильные соседи отняли у них все. Зима-другая, и не останется от этого племени никакого следа на земле. Долго сидели. Шаман зол и на русов, и на на московитов, и на вогулов, предавшихся крещению. Его в деревне чуть лошадью не задавили. Лошадь вскачь, сидят на ней два парня молодых, хохочут. Ни страха нет никакого, и внимания на грозного шамана тоже никакого нет. Крещеный вогул не боится шамана, хочет говорить словами и не хочет читать на лице шамана знаков власти. Конечно, крещеный вогул живет богато, но жилище его – из срубленных деревьев, обрезанных и ободранных. Только Ялпус-ойка смеет ломать деревья, но даже в гневе он не снимает кожу с лесных богинь. В доме из дерева у крещеного вогула еще дом – из глины. И в том глиняном доме горит и никогда не гаснет огонь. И всегда в деревянном доме тепло, как летом. И одежда невиданная появилась, из земляных волос свитая, белая, тонкая. Детей нарожали много. Не спросясь Ялпус-ойка родят. И зверя бьют, никого не спросясь. Страх берет шамана, что земля людьми переполнится. Не хватит ни зверя, ни птицы. Землю распашут, а куда лесным людям деваться?! Как тогда жить? Шаман растерян и зол.
Давно, еще в беспамятном детстве, его, тогда самого бойкого и здорового мальчика, увели в жилище Ялпус-ойка. Кто-то очень старый посадил его лицом к страшному могучему идолу и бросил на тлеющие в горшке уголья сухой травы. Мальчик очнулся от боли. Болела нога, страшной болью стягивало живот и лицо. Он долго лежал перед ликом Ялпус-ойка, который то виден был, то уплывал во мрак. Идолу оказался угоден его новый служитель, и мальчик выжил. Он останется хромым, чтобы не мог охотиться. У него не будет детей: он станет отцом всему племени. И на лице его, когда оно заживет, навсегда проступит знак власти. Он и племя станут неразрывным целым: он погибнет без охотников племени, но племя без шамана тоже разбредется и погибнет. Так жили его предки, так жил он. Как жить теперь, он не знает.
– Твой бог знает твой завтрашний день. Бог московитов знает завтрашний день московитов. Пусть боги во всем и разберутся. Зачем вмешиваться в их дела?! – утихомиривает его Эльдэнэ.
Заверяет Эльдэнэ: тот, кто меня послал, позволит тебе и твоему племени жить по вашим обычаям. Только пусть вогулы не дают воинов русам.
Тяжело разговаривать с шаманом. Щурит глаза Эльдэнэ, глядит больше в землю. Сильный шаман, прибьет взглядом, чего доброго, вон озлился как. Заверяет шамана Эльдэнэ: должен я обязательно вернуться к тому, кто меня посылал сюда, и все рассказать. Тогда будет охрана для твоих чумов. Тогда будет спокойствие. А иначе – как узнает тот, кто меня послал, что меня услышали в чумах? Шаман отводит тяжелый взгляд. Не хочет он говорить о русах. А и верно: зачем с московитом говорить о русах?
– Почему вы русам богачество свое даете? Серебро? – все же спрашивает Эльдэнэ.
– Какие русы? Раньше русы священные деревья рубили и уплывали с ними по реке. Они разрушали святилища и забирали священные блюда. Теперь кэмэш серебро берет, кэмэш, огненная сила ветряных духов.
Серебряное блюдо с традиционным рисунком (охота на тура).
И шаман ушел в лесные сказания. Медленно и напевно повествовал он о великих богах лесных людей, творящих небо и землю, тех, что лепят людей из глины и дают им дыхание. О духах реки и леса, о предке своем, которого родила лесная дева, дочь кабанихи и человека. О богатыре, своими руками сгрудившем землю так, что образовался вон тот холм. Пел о покровительнице рода, щуке с рогами, живущей в ближнем омуте возле угора. Пел про кэмэш, огненную силу духов воздуха. Духи воздуха воюют с духами воды. Кэмэш, огненная сила духов ветра, возжигает воду, и вода горит огнем ярким. Страшную силу имеет кэмэш. Огненную силу дает мне кэмэш. О, сила кэмэш, огненная сила духов воздуха!
Шаман пел долго. Это ж не просто лесной человек, у которого от силы две собственных песни и короткая память. Песен у шамана много, он много знает, шаман. Эльдэнэ слушал с величайшим вниманием и про богатыря, и про рогатую щуку, и про горящую воду. Что же еще должен делать человек, желающий понять? Значит, серебро – это какие-то священные блюда? Никаких рудников нет? И это священное серебро русам отдают духи ветра?
Эта встреча была в прошлый приход. В это лето намеревался Эльдэнэ близ шамана прижиться, приподнять захудавшее племя, прикупить воинов, отбить маленько серебра, занять небольшое местечко у воды. И изготовиться это серебро продать русам. И поглядеть, что это за ветряной дух кэмэш берет серебро. Вот такие были планы. Эльдэнэ создал несколько схоронок с саблями и пиками, наконечниками стрел, железными панцирями и прочим товаром. А каково все это тащить по лесам и болотам?!
…И вот, наконец, крутой обрывистый берег таежной реки… За рекой в заливной пойме яркой зеленью раскинулся луг. На кромке обрыва чернеет исхлестанное дождями и ветром мертвое дерево с подмытыми корнями. Чуть дальше протока глубоко раскромсала податливую землю. Ее русло извивается и постепенно теряется среди обширного лесного болота. Уже близок конец короткого здесь лета. Болото усыпано ягодами, начавшими краснеть. У начала протоки расположено селение Варым-пауль, то есть «деревня – один дом», одно семейство, иначе говоря. Такие деревни, раскиданные по тайге, бескрайней парме, составляли способ жизни всех лесных людей.
На городище жуткая картина только что случившегося побоища. Возле своей хижины лежит залитый кровью человек с огненно-красной головой – шаман. С головы шамана снята кожа вместе с волосами, его кольнули копьем и оставили умирать. Вся небольшая площадка городища усыпана кусками человеческих тел. Так всегда поступали лесные люди, они разрубали мертвых и полуживых, разбрасывая куски. И гордились потом, и рассказывали, что богатырь смог усыпать телами мужчин и женщин такую поляну, что и глазом не окинуть.
Приди он, Эльдэнэ, хоть на день раньше, тоже тут остался бы. Возле своей хижины лежит залитый кровью шаман. Куски человеческих тел, вонь, тучи гнуса.
Приглядевшись, Эльдэнэ приметил, что убито не все племя. Человека три растерзано. Да, пожалуй, не больше. Ну, в лесу так: всегда будь настороже. Видимо, напали на рассвете, на спящих. Так ты не спи! Караул поставь. Виноватых искать нечего: сами и виноваты. Вопрос в другом: зачем нападали? Серебро давно отобрано, земли незавидные. Собственно, вопроса тоже нет. Большая часть племени схвачена и будет принесена в жертву. Видимо, готовится какое-то важное погребение.
Эльдэнэ стащил с шамана заскорузлую от крови одежду, надел, измазал окровавленными руками свое лицо. Его путь – вслед за пленными. К вогулам. Больше делать нечего. Идти по кровавому следу пришлось недалеко. На вершине холма толпились люди, дымился костер. Холм этот – старинное и почетное погребальное место. У вогулов явно шли какие-то приготовления. Солнце клонилось к вершинам деревьев. Дело шло к осени, и темнело быстро. Эльдэнэ рассчитывал, что вогулы будут заняты погребением, и он сможет подойти поближе. Скорее всего, охранение будет поставлено только на вершине холма. Кроме того, вогулы знали всех, кто живет в округе. Пока им нечего было опасаться.
Эльдэнэ забрался на толстую сучковатую сосну, с которой видно было и вершину холма, и всех действующих лиц. Посреди поляны уже вырыта широкая плоская погребальная яма, в ней установлен небольшой сруб. На одном конце поляны стоял походный чум, на другом толпились вогульские воины числом до двух-трех десятков. Возле одинокой тонкой сосны сидели кучкой пленные. Сразу было видно, что они пленные. Хотя не связаны, но оружия нет, да и осанка самая жалкая. На них никто не обращал особого внимания, не стерег. Более того, Эльдэнэ увидел, что из леса один за другим выходят их соплеменники и присаживаются к пленным. А куда им деваться? В лесу один человек – никто. Если семья разорена, шаман убит, ковер священный порван, никуда не деться лесным людям. Только и остается – идти в плен, в рабы.
Солнце село, и костер на поляне вспыхнул ярче. Из чума вышел вогул, одетый в металлическую кольчугу. На голове красовался трехрогий шлем. Блики костра играли на металлических пластинках, на рогах, венчающих шлем. Вздох всеобщего восхищения пронесся по поляне – так прекрасен был богатырь в глазах соплеменников. Богатырь повернулся к шедшему сзади шаману. Видна стала длинная коса – главное украшение настоящего лесного мужчины. Легче богатырю с головой расстаться, чем с косой. Косатый взял из рук шамана плетеное корытце и спустился в яму. Корытце он поставил в сруб и вышел наверх. Стало ясно, что хоронят ребенка, сына этого богатыря. Может, ребенок сам умер, может, родился хилым и его придушил шаман. Никто из родни не плакал, не рыдал. А какое огорчение может быть? Ребенок ушел к предкам, его следовало хорошо проводить. В спутники умершему и предназначались пленники. И те не выказывали страха. Может, они даже думали, что им повезло. Конечно, попали в такое богатое погребение, вот-вот уйдут в замечательную страну предков, где сытая и спокойная жизнь, которая не кончается никогда.
Косатый жестом приказал двум пленникам встать на колени и резкими ударами боевого топорика прикончил обоих. Воины стащили тела в яму и уложили с двух сторон сруба, вложив в руку каждого боевой лук. Это охрана.
Богатырь вновь жестом приказывает подвести пленных. Тела под сосной смешались в один клубок. Попасть к предкам в таком роскошном погребении хотел каждый. Воины отобрали пятерых и подвели к богатырю. Становят на колени. К ним от сосны, растолкав соплеменников, выскочил еще один пленный. Он очень хочет прямо сейчас попасть к предкам. Ему уже немало лет. Он опасается, что его просто вышвырнут обратно в лес, и ни на какое погребение он не попадет, а будет душа его вечно скитаться по лесным чащам. Воины пинками отгоняют его обратно.
Эльдэнэ понял, что его жизнь тут особо никому не нужна. Попасть в такую замечательную яму и без него полно желающих. С другой стороны, на сосне его могли заметить и, как все непонятное, без долгих раздумий пронзить стрелой насквозь. Поэтому он сполз с сосны и пристроился в задних рядах пленных.
Тени, блики метались по мертвым и живым. Пятерых или шестерых ждала такая же мгновенная смерть, но затем тела их расчленили и останками изладили в яме что-то вроде забора. Оставшиеся в живых с сожалением поняли, что для них места в яме больше нет. Придется служить покуда в рабстве. Если племя не потеряет могущества, может быть, достанется место в следующем погребении, столь же богатом. И тогда на веки вечные – безбедное существование в сытой стране предков.
Эльдэнэ, полузакрыв глаза, сидит в задних рядах пленников, прислоняясь к сосне. Всех, кого было нужно, уже взяли, можно немного передохнуть. Но косатый богатырь решил подарить счастье еще одному пленному, он был щедрым человеком. Он не нисходил до того, чтобы разговаривать словами. Жестом он указал на пленных. Воинам, ловившим глазами каждый его жест, показалось, что перст богатыря указует на Эльдэнэ. И они, раскидывая прочих желавших, метнулись к нему. В положении Эльдэнэ сопротивляться, убегать было совершенно невозможно: сзади – сосна, со всех сторон тела пленных. Но к ногам воинов, завывая, визжа и облизывая грязь с меховых сапог, кинулся тот, кого мгновеньем раньше оттерли. Тела вновь смешались в один клубок. Воины схватили кого-то, уже не разбирая. И это был не наш герой.
Косатый вновь обернулся лицом к костру, помедлил. Тишина легла на поляну. Вдруг он резко взметнул вверх обе руки: «Х-хэ-эй!» В руке богатыря болтался кусок заскорузлой кожи с волосами. «Х-хэ-эй» – дружным воплем ответила ему поляна, и эхо речное далеко разнесло крик. Еще бы! Богатырь добыл душу шамана, именно она безошибочно доведет погребенных до страны предков. Великий богатырь, из великих великий! Косатый подошел к яме и разжал пальцы. Кусок волосатой кожи упал к изголовью. Все.
Вогулы заложили яму жердями, старательно насыпали земляной холм. Погребение готово. Все сделано правильно. Предки примут всех посланных и дадут им хорошую новую жизнь в богатой своей стране. Народ разбредался по землянкам, на новых рабов никто не глядел. А чего на них глядеть-то? Пусть сами устраиваются. Одну ночь переночевали прямо на поляне возле погребения. Потом нашли опустевшую землянку (хозяин построил новое жилище) и кое-как натолкались туда. Работой их не слишком-то нагружали: все то же углубление землянок, заготовка валежника для костров и очагов. Почистили и укрепили палками подземный лаз от землянки шамана к речному берегу. Узкий и извилистый лаз выходил к самой воде, этот выход с реки укрывала падавшая с подмытых корней ольха.
Дух ветра
Семейство, в которое угодил Эльдэнэ, тоже было не из самых богатых. Можно даже сказать, неважно шли дела. Близилась осень, косатый Асыка предпринимал попытки расширить угодья к зимней охоте, отбив земли у других таких же семейств. В лесу непрерывно шла более или менее активная война за то, кто будет этой зимой владеть местами обитания дорогого зверя. Отряды лесных воинов человек по десять-двадцать сновали по лесу, пытаясь выследить друг друга и напасть. Здесь не вели длительных кровопролитных сражений. Если удалось подойти незамеченным к противнику на расстояние убойного полета стрелы – считай, что победил. Здесь стрелы мимо не летают. Но если незаметно подойти не удалось или встречено яростное сопротивление – нападавшие растворяются в лесной чаще.
Мечтой Асыки было выбить соседнюю семью за старицу и полностью владеть правым берегом: владения, в которых много высокого речного берега, очень ценились в этих краях. Ранним утром в начале осени он с дюжиной воинов переправился по сваленной елке через ручей и попытался подойти к сторожевому чуму соседей. Перед ними на траву легли стрелы противника, означавшие, что их видят. Несолоно хлебавши, вояки поздним вечером воротились домой.
На другой день весь маленький лесной народец с самого утра пришел в оживление. Рабам было велено таскать валежник для костра и очищать поляну. На одной стороне поляны поставили походный чум косатого богатыря, на другой полукругом настилали старые вытертые шкуры. Тут будут сидеть. Вечером темное небо над поляной разрезал огонь костра. Один из воинов косатого вел рассказ о вчерашнем походе. Сам косатый, полузакрыв глаза, величественно сидел рядом, время от времени прерывая основного сказителя. Было заметно, что сказитель лишь повторяет слышанное и заученное, тогда как добавления косатого всегда были чем-то новым.
Эльдэнэ услышал, что вовсе не по сваленной елке через ручей переправились отважные воины, а пересекли семь бурных рек. И были там речные коварные девки и лесные девки. И шли воины семь дней и семь ночей, и победили неисчислимо сколько разнообразных богатырей, и те скрылись, посрамленные.
Асыка, прервав сказителя, добавил, что он попросил свою прародительницу, великую Лосиху, дать ему детей ее в помощь. И великая Лосиха детей дала. И пошли вперед боевые лоси, наводя страх. Вот так! – косатый вскочил, его собратья воочию увидели гордую и ужасную поступь боевых лосей, услышали их трубный рев. Многие тоже повскакали с земли, глаза их горе ли, и крик «Х-хэй-й!!» разносился далеко окрест. Но, – продолжил сказитель, – пока богатыри шли, духи предков все как один говорили им: ой, не ходите, не ходите, плохо будет! Но воины не хотели отступать, все шли и шли. И лишь рогатая щука остановила их, говоря, что этот поход не принесет добра племени. И тогда богатырь повернул войско назад, потому что он не только великий, но и мудрый богатырь. И его воины совершили множество великих подвигов и еще много совершат!
– Х-хэй – х-хэй-й – х-хэй-й!
Не в силах сдерживать волнение, воины вскочили с земли. Их танец был полон дикой силы и радости жизни. Полуприсев и широко раздвинув колени, они перескакивали с ноги на ногу под дружные единые возгласы: х-хэй – х-хэй-й – х-хэй-й!!! Движения становились все быстрей, и глаза танцующих выкатывались. Наконец самый оглушительный крик «Х-хэй-й!!!» потряс окрестности в последний раз, и все разом повалились на землю. Догорал костер, лесные люди разбредались по своим землянкам, довольные и походом, и рассказом о нем.
Через несколько дней Асыка наткнулся в лесу на отряд московитов числом до полусотни. Большую часть перебили, человек до десяти притащили в лагерь. Участь этих людей, посланных неизвестно зачем в глухие леса, была поистине ужасна. Они никому не были нужны как рабы, поскольку ничего не умели, а даром здесь никого не кормят. Поэтому двоих употребили на неотложные нужды – принесли в жертву духам предков. Эльдэнэ не был жалостлив, но дикий визг людей, с головы которых сдирали волосистую кожу… Остальных быстренько распродали незадорого соседним семействам, где их ждал тот же конец. Московский князь один за другим слал отряды с приказом взять дань. Отряды уходили в лес, как под воду. Какая дань? Надежды уцелеть – и то не было. Об этой победе в лесах никто не рассказывал никаких преданий и не устраивал праздников. Это ж был не противник. Шли какие-то, на весь лес шумели и воняли страхом. Их взять – все равно, что горсть ягод мимоходом в рот кинуть. И забыть.
Потому что готовилось великое состязание богатырей за невесту. У косатого была одна жена, но он был таким могучим и великим богатырем, что пора было добывать другую. Шаставший по лесам тутошний торговец невестами известил окрестных великих богатырей, что невеста есть. Прекрасная медноволосая красавица. Глядеть на невесту никто из богатырей не пошел, а в женихи вызвалось сразу несколько. Однако торговец запросил так много соболя, что в желающих остались только косатый и тот богатырь, чье семейство держало сторожевой чум возле берега старицы. Состязание произошло на высоком речном берегу возле дозорного костра. Зрителей набежало множество, важное дело-то, что и говорить! На поляне расположились помирившиеся по такому случаю лесные люди. (К слову сказать, они друг с другом и не враждовали, просто охота есть охота.) Поставили небольшой нарядный чум с предметом спора, красавицей-невестой. Чум был до поры закрыт пологом.