Бог в меня верит

Квартира Марии отличалась особым беспорядком, бардаком и ощущением отсутствия жизни в ней. Запах в ней был затхлый, напоминал горелую фасоль. Наверняка это место стало бы замечательным пристанищем для тараканов, если бы раз в месяц сюда не приходила уборщица Антонина и не превращала это место во что-то более похожее на человеческий дом.

В этот день квартира казалась особенно грязной – кругом валялись бутылки, фантики, бумажки, стояли грязные кружки, постель уже давно была не меняна, а одеяло с простыней и подушками поменялись местами. В этой куче лежала Маша. Наверное, ее футболка и штаны приросли к ней, потому что она и сама не помнила, как давно меняла их, да и не особо хотелось ей об этом помнить. На голове ее волосы представляли нечто более похожее на гнездо кукушки, казалось, вот-вот там появятся птенцы, но взяться им там было неоткуда. Во всем пространстве, окружающем Машу, не было ничего, что указывало бы на присутствие жизни. Все было тихо, спокойно и безучастно. Вдруг покой нарушила трель будильника. Она звонко била по голове девушку. Маша нехотя потянулась к тумбе, взяла в руки телефон и отключила будильник. Решение опоздать пришло быстро.

Через какое-то, как казалось девушке, недолгое время, она уже лениво поднималась на второй этаж здания, в котором не было лифта, и кляла тех, кто его не установил. Нехотя она взглянула на золотую табличку с надписью «Вениамин Альбертович Корчанский – психотерапевт». Маша безучастно постучалась в дверь для приличия и, не дожидаясь ответа, вошла в кабинет. Из одного угла в другой по нему выхаживала напряженный мужчина пятидесяти лет с седым волосами, уложенными в стильную прическу и небольшим возрастным животом. Одет он был так, как обычно одеты все психологи – темно-синие джинсы, бордовая водолазка и синий пиджак.

Мужчина оглянулся на звук открывающейся двери, обратил свой раздраженный взор на того, кто вошел, но когда увидел на пороге Машу, взгляд его смягчился, и создалось даже впечатление, что некий груз упал с его сердца. Он облегченно выдохнул, расслабился и, разведя руками, упрекая, проговорил:

– Маша, ну, что же это такое? Вы опоздали на три часа, не предупредили меня об этом. Что я должен думать, объясните мне?

– Если я отняла ваше время – извините меня, – девушке было абсолютно все равно на то, что этот немолодой мужчина сейчас был готов вылить на нее огромное количество негативных слов и высказываний. Она лишь хотела присесть, поэтому быстро прошла в кабинет и уместилась в просторном кресле. Вениамин все еще стоял в той же позе.

– Послушайте, Мария, мне не жаль времени, дело здесь совсем в ином. Нельзя же вот так безответно пропадать, откуда же я могу знать, все ли с вами в порядке? Может, вас по дороге машина сбила, или еще чего хуже? Впредь, будьте добры, предупреждайте меня о таких опозданиях, – в конце доктор даже пригрозил девушке пальцем, но ее это совершенно не тронуло.

Мужчина присел напротив Маши, поправил волосы, оттряхнул пиджак и с невозмутимым видом начал сеанс терапии, так, будто ничего до этой минуты и вовсе не было.

– Итак, Маша, вы опоздали на три часа. Что же случилось? – он упорно вглядывался в ее глаза, но найти что-либо в них было занятием тщетным. Знал он это уже полгода, но все же не терял надежды.

– Пробки, – она не смотрела ни на доктора, ни на окно, находящееся за ним, она смотрела в пустоту, которую ощущала вокруг себя уже и не помнит сколько времени.

– В метро?

– А хоть и в метро… Откуда вы знаете, может я на автобусе ехала? – девушка устало перевела взгляд на репродукцию «Купчиха на пикнике» и, казалось, бездумно устремила свой взгляд на ее полную руку, держащую блюдце.

– Маша, – доктор безнадежно вздохнул. – Мы здесь собрались для откровенного разговора, поэтому будьте честны. Вы опять спали?

Девушка, казалось, и не слышала вопроса: она продолжала рассматривать картину, но теперь на ее лице прослеживалась гримаса некоторого недовольства. На самом же деле, Маша услышала вопрос, но ей было настолько лень отвечать на него, потому что она прекрасно знала, что Вениамин Альбертович сам в состоянии ответить на него.

Но мужчина упорно ждал слов девушки и надеялся хотя бы на каплю ее откровенности.

– Вы абсолютно точно спали, это я могу уверенно заявлять, – доктор не выдержал. – Маша, речь уже идет не о простой апатии. Я искренне не понимаю, почему вы не хотите лечиться. У вас откровенная депрессия, но медикаменты вы принимать не хотите. Вам назначаешь альтернативную терапию, вы и ее не соблюдаете. Господи, да вы даже не звоните мне между нашими сеансами и не делитесь своими переживаниями. Скажите, они у вас вообще есть?

Вениамин Альбертович выжидающе смотрел на девушку. И хоть надежд на нормальный разговор в нем практически не осталось, он поднял брови в одновременно умоляющем и недовольном виде. Ответ Марии все же последовал, но через некоторое время:

– А где «Блудный сын»? – девушка пальцем показала на картину на стене. Она прекрасно помнила, что на месте этой самой «Купчихи» раньше весела иллюстрация к библейскому сюжету, которая вызывала у Маши большее доверие, чем довольная жизнью женщина, попивающая чай из блюдца на балконе с видом на Волгу.

Доктор лишь осознал свою никчемность в случае с этой бедовой пациенткой. Он не смог сдержать поверженного стона и его тело тучно упало на спинку кресла, в котором он сидел, а глаза крепко сомкнулись. Мужчина не верил, что человек может быть безразличен к собственному состоянию, но не безразличен по отношению к обычной картине на самой обычной стене белого цвета. Он и раньше сталкивался с непростыми пациентами, но те, несмотря на свою нелюбовь к жизни и полное отсутствие интереса ко всему, пытались хоть что-то делать и как-то окупить потраченные средства, они хотели лечиться. Маша же была полна безразличия ко всему. Кроме картины на стене.

Через десять минут девушка уже шла домой с новым заданием от доктора – убраться дома самой. Вениамин Альбертович и сам не понимал, как это может помочь Маше, но ничего, кроме как действовать «на авось», ему более не оставалось. Девушка же ехала на метро с твердым убеждением в том, что это задание она точно выполнит, потому что сегодня утром она от злости чуть не разбила французский торшер, подаренный ей подругой, потому что никак не могла найти ключи от квартиры. Казалось бы, очень хорошо, что Маша заботится о сохранности своей квартиры, раз так твердо была настроена на поиски ключей, чтобы закрыть ее. Но на деле она лишь думала о том, как из нее выйти. В какой-то момент она подумала о том, чтобы выбраться из квартиры через балкон, но это ей показалось еще более сложной и муторной задачей, чем поиски железяк.

Однако данные мысли испарились уже на подходе к магазину около дома. В самом деле, Антонине она платит не за то, чтобы убираться самой. Зайдя в магазин, девушка сразу же отправился к стеллажам с алкоголем. После стресса, испытанного сегодня, а именно выхода из квартиры, ей хотелось расслабить себя чем-нибудь крепким, а потом вновь провалиться в многовековой сон.

Мария уже рассматривала этикетку какого-то армянского коньяка и вычитывала его крепость и количество звезд, когда почувствовала, что кто-то пихнул ее в плечо. Мимо прошел парень, который вовсе этого не хотел и даже тихо извинился за неудобство, но Маша уже не слышала его. Глаза покрылись пеленой, желваки зашевелились, агрессия взяла верх над девушкой. Она даже не помнила, как развернулась и ударила этого парня бутылкой по голове, не помнила, как кинула в него оставшееся в руках горлышко и как начала бить ногами по всем частям его тела. Осознание пришло лишь тогда, когда ее везли в бобике и она почувствовала запах недавно побывавшего здесь бомжа. Только тогда она поняла, что произошло. Но ничего, кроме злости за испорченный вечер и сон, не почувствовала.

В полицейском участке ее посадили в одну камеру с проституткой, очень толстым мужчиной, от которого пахло потом, и алкашом, спящим под лавкой в позе эмбриона. Девушка презрительным взглядом окинула всех присутствующих и забилась в угол, будто ограждая себя от этой грязи. Маша смотрела на то, как размеренно полицейский, сидящий за столом напротив клетки, записывает что-то в тетрадь. Ей хотелось спать, и твердая поверхность лавочки и решетки не помешала ей в этом. Девушка лишь слышала непрекращающееся чавканье девицы, сидящей напротив и тяжелое дыхание толстяка, когда погружалась в сон.

Звон. Красиво шумят церковные колокола. Маша проснулась от этого чистого и приятного звука, а еще от запаха блинов. Она повалялась еще немного на жесткой перине, но под плюшевым одеялом, а когда терпеть казалось невозможным, соскочила с кровати и побежала на кухню. Вот же она. Халат в цветочек, шумные резиновые тапочки на танкетке, согнутые локти подпирают округлые бока. Она проворно переворачивает блины на двух чугунных сковородках и мажет новую партию топленым маслом.

– Привет! – радостно крикнула Маша и заглянула в тарелку с блинами.

– Привет, уже проснулась? – ей ответил родной тонкий голос. Бабуля. – Чего ты волосами над тарелкой трясешь? Давай, скорее умывайся, позавтракаем и в церковь пойдем.

– Зачем в церковь?

– Как зачем? Пасха же!

– Ладно, сейчас соберусь…

Звон. Маша с трудом открывает глаза, немного съеживаясь от нежелания просыпаться. Полицейский сильно стучит дубинкой о клетку, что бьет глухим звоном по голове. Девушка уже хотела выразить свое недовольство по этому поводу, но человек в форме ее опередил:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.