Долг Родине, верность присяге. Том 1. Противоборство

Фёдор Иванович прервал его:

– Григорий, подбери срочно, уже сегодня подробные карты Гааги, Амстердама, дорог между этими городами, СД-диск с альбомами открыток видов этих городов, главных достопримечательностей, гостиниц, отелей, разных супермаркетов, заправок и фирм прокатов машин.

Генерал опять заскрёб свою голову, забурчал:

– Срочно всё, срочно, у меня что, других дел нет? Но подумав, махнул рукой:

– Ладно, раз надо для дела, так надо. Сегодня к пяти часам подбирайся сюда, получишь, чего запросил.

Вдруг его, что-то осенило:

– Фёдор, я так понимаю, ты вскоре уже отбываешь, а про спецсредства-то забыл? Пойдем сейчас в техотдел, выберешь всё, чего надо будет. Гарантирую, отказа не будет.

Но он категорически отказался от такого свидания с конторой, однако добросовестно выслушал сообщение генерала о запланированных им лично явках в Нидерландах на всякий экстренный случай и «окно срочной эвакуации». Слушать-то слушал, но сразу решил «не использовать, ни при каких обстоятельствах». Выбираться своими силами, а не с помощью конторы. Поговорив с ним, вернулся в свою квартиру, вставил флешку, переданную Максимом, в ноутбук, принялся просматривать данные на сотрудников Гаагского банка. Из тридцати семи девять вызвали у него подозрение, а четверо так просто очень насторожили. Но, конечно, разбираться там придётся непосредственно на месте. Ведь кроме «сухих» данных, очень важно посмотреть на них в рабочей атмосфере, их рабочие места, распорядок дня, а может быть, проследить и за тем, чего ими делается вне рабочее время. Да и как живут. В общем, для опознавания крота помимо этих данных нужно еще многое. Его также удивило, что среди клиентов этого банка числится и интересующая его мафиозная структура. Более того, в числе директоров банка находился и сам вице-президент этой структуры. За этим занятием время незаметно пролетело. Решив ещё раз на свежую голову поработать с данными, быстренько собрался и поехал к генералу на его явочную квартиру. Тот встретил его злым, сердитым.

– Уже какая-то сволочь заложила насчёт членства в клубе. Голова насторожилась:

– А почему это ты на мои кровные своих людишек пристраиваешь на всякие развлекаловки. Я тебе их не для этого даю.

– Пришлось объяснять, сие есть мероприятие отвлекающего характера. Это всегда предусматривается. Причём, не одно, а несколько. Вот и мы такое проводим. Пусть шляются по ложным следам, лишь бы главный путь не нащупали. Он, конечно, не поверил. Но я его предупредил, если сунутся со всякими проверками с подключением своих людишек, то за результат операции несёт он сам, под свою личную ответственность. Причём, намекнул, почти в открытую, сразу же вынужден буду об этом предупредить агента. А у того всё будет просто исчезнет вместе с его бабками. Вряд ли захочет подставлять свою голову под страшные муки. Да и мне тоже придётся исчезать, так как я с тобою повязан одной цепью. Вот тут он и задумался, посидел на своём горшке, похоже оное место теперь у него главное кресло, где принимается им решение. Вышел и объявил:

– Впредь должен хоть в общих чертах докладывать об предпринимаемых нами действий, а уж решать проверять или нет, это он сам будет и никого об этом спрашивать не намерен. Вот на этот раз мы с тобой, похоже, пролетели удачно. Но я, конечно, руку держу на пульсе. У него ведь тоже дыры есть, обязательно узнаю, ежели вздумает попроверять до того, как ты отбыл. Ну а этого сукиного сына, который вместо благодарности за возможность на халяву погулять с нормальными людьми, вздумал закладывать, найду и мало ему не покажется, он потряс крепким кулаком, поросшим рыжим волосом.

– Григорий, не мне тебя учить, ты и сам кого хочешь поучишь. Но сдаётся мне, что ты под руководством этой «головы» стал терять квалификацию. Не гнобить вычисленного перевёртыша, а использовать, начиняя дезой. Пусть врёт хозяину. Глядишь, когда тот распознает это враньё, сам его придавит, но время-то уйдёт. А нам сие на руку.

Генерал снова поскрёб свою лысоватую голову.

– Похоже ты прав, Учитель. Надо использовать эту тварь. Пусть отвлекает голову ради пользы дела. Ладно, этим сам займусь, зря что ли проходил твою школу. Да и не больно трудное занятие. Эти новяки глотают всё, чего не дашь, как пескари какие-то, сразу же в свои кишки, ничего не обдумывая. Ну а про голову молчу. Тому, чем гаже – тем лучше. Из-за своего пещерного недоверия любую гадость начнёт переваривать. Вот пусть и развлекается, да обдумывает каверзы на своём новом троне. Все, Фёдор, эту тему прошли, по ней моя работа. Держи, чего просил. Сам отбирал, никому не поручал и не в конторе, ещё по старым адресам, он передал ему туго набитую папку.

– Посмотри сам, выбери чего тебе надо для работы. Но желательно ненужное уничтожить, не оставлять следов тем, кто вознамерится проверить, а куда это ты пенсионер нацелился.

– Я так и собираюсь сделать, Григорий. И ещё, настаиваю на продлении моратория по наружке. Минимум дня четыре. О последствиях мы уже с тобой говорили, повторять не буду. Мне нужно спокойно всё обдумать, хорошенько поприкидывать. Сам же знаешь, куда иду и каковы шансы возвратиться.

Генерал ожесточённо сплюнул:

– Я-то прекрасно понимаю, сам ходил и не раз на такое. Тут же важен настрой, упорядоченность, а для этого нужно время и спокойствие для последнего продумывания. Но вот этот сукин сын, сидящий на горшке, так не думает. Пытает: а кто следит за его семьёй, почему не докладываешь о их поступках, действиях?

Вот ведь урод. Из-за своей патологической недоверчивости и просто глупости так и норовит подставить свою башку. Каждый раз, как тупому, приходится повторять:

– Нельзя теребить агента перед сложнейшей операцией действиями, которые отработаны для уголовников. У этих агентов такая интуиция, они умеют так анализировать и просчитывать, каких у него в штате не было и ещё долго не будет. Они специалисты старой школы, старой закваски. А как всё просчитает, обнаружит, то все последствия возложит на вас лично. Тот посидит на горшке, подумает и объявит, ну ты уже слышал: он сам все решает, докладывать ему обо всех деталях ну и прочее. Ну, вот хрен ему! Обо всех, чтобы он все испортил! Не допущу. Не тревожься, Фёдор, в обиду твоих не дам и тревожить их пока ты на операции не позволю. А там видно будет, как карта ляжет. И с наружкой вопрос решу. Правда опять этой голове придётся объяснять. Ну, ничего недолго осталось. Главное чтобы результат от всего этого был. В общем, действуй, как наметил. С моей стороны только поддержка и какая нужна помощь. Чего ещё надо будет, говори, номер знаешь, встречаться будем здесь же. Ну, всё Фёдор, пока!

Распрощавшись с ним, вернулся домой, переоделся и поехал в клуб. Как только он вошёл, представился охраннику и дежурящей там даме, его тут же ухватили и провели в секретарскую. Вежливо улыбаясь, попросили паспорт, забрали и пояснили: его вместе с остальным вернёт сама вице-президентша Российского отделения Золотого клуба.

Пожав плечами и раздевшись, он прошёл в зал, где уже собралось практически всё большинство завсегдатаев. Вице-президентша интеллигентного вида, довольно элегантная дама объявила программу встречи. В первом номере этой программы прозвучало поздравление пятитысячного юбиляра-члена клуба. Поздравление было обставлено, как положено, аплодисменты, цветы, шампанское, речи, в числе которых было и письмо самого президента Международного Золотого клуба. В заключение этого поздравительного мероприятия эта милая, элегантная дама, приятно улыбаясь, вручила ему конверт, объявив присутствующим о его содержимом. Под гром аплодисментов и завистливые улыбки пришлось Фёдору Ивановичу а по документам Николаю Васильевичу вытаскивать из конверта платиновую карту и помахать ею. К его удовлетворению знакомый, приведший Фёдора Ивановича в клуб, стараниями сотрудников генерала отсутствовал.

Далее вечер в клубе пошёл своим чередом. В одном из перерывов его позвала в кабинет заместительница вице-президента и обстоятельно разъяснила дальнейшие действия, а также когда, во сколько и откуда уходит международный экспресс-автобус, а также, где он сможет задержаться и на сколько дней, чтобы не опоздать на возвращающийся обратно в Москву экспресс. Он внимательно её выслушал, задал интересующие вопросы, поблагодарил. Но долго на встрече членов клуба не задержался и вскоре отбыл к себе домой на своей новой престижной иномарке. Дома его встретила жена. Ей явно очень хотелось знать, куда это ездил её муженёк, да ещё одетый в лучшее. Но по старой привычке ничего не спрашивала, если муж не говорит, то ей интересоваться этим не положено, он скажет только то, чего посчитает нужным и когда это нужно. Спросила:

Ужинать будешь?

И заметно повеселела, увидев соглашающийся кивок. Вскоре он, переодетый в привычное домашнее одеяние, умытый, уже восседал за столом рядом со своей Марией и вернувшейся из каких-то гостей дочкой. Стол и на этот раз был достаточно празднично сервирован, правда, к великому огорчению дочки, без шампанского. Снова тараторила их дщерь, уже великовозрастная, но ещё не утратившая готовность всему радоваться, делиться впечатлениями, в общем, жить и чувствовать все по-молодому. Они и Мария только улыбались, слушая её трескотню, и поглядывали друг на друга.

Утром, покормив и проводив жену с дочкой, принялся внимательно изучать материалы, переданные генералом. Просидел за этим занятием весь день, до самого возвращения близких домой. Снова совместный ужин под рассказы дочери и уже жены, тоже полной впечатлений о работе на фирме.

Признаться, Фёдор Иванович очень устал от проделанной работы, ему хотелось лечь, забыться, чтобы всё крутящиеся в его голове улицы, площади, дороги куда-то исчезли, вернее «улеглись» на свои положенные места в его мозгу. Но он по старой памяти хорошо знал это не минутное дело, нужны часы! Но, в конце концов, сумел заставить себя успокоиться и заснуть.

На следующее утро, опять проводив жену и дочку, положил перед собой паспорт, выданный ему на новое имя Николай Васильевич, принялся его внимательно изучать. После часового рассматривания страниц этого документа в сильную лупу, пришёл к выводу, что сойдёт. Затем полез в чемоданчик, который у него сохранился с ещё благословенных времен его службы Родине, повытаскивал из него аксессуары трансформации облика. Работа у него заняла более двух часов. Задача была непростая, хотя фотография на паспорте и была искусно сделана, черты понемножку изменены с очевидным сохранением сходства с оригиналом, но требовалась определенная доработка. Такая, когда незначительные детали, быстро заменяемые, это основное условие, могли бы для не специалиста сделать его неузнаваемым. После многочисленных проб и замен остановился на некоторых: очки со стеклами «хамелеон», окраска волос и бровей рыжеватой краской, короткая стрижка, трехдневная щетина на лице, кстати, модная среди интеллигентствующей и богемной публики, крем, слегка стягивающий кожу, делал его заметно старее. Используемая краска была из специальных разработок техотдела КГБ, всё остальное менялось и смывалось очень быстро. Потренировавшись некоторое время, засекая время процедуры, остался более-менее довольным. Осталось вырастить щетину на лице, но сие уже от него лично не зависело, но времени хватит, согласно словам администратора клуба, его отбытие в тур поездку должно произойти через три дня, считая сегодняшний. Сразу же после этого собрался и проехался по магазинам, в которых закупил новое белье, носки, верхнюю одежду и плащ со шляпой. С покупками, оставленными в машине, разыскал стоящую на окраине города парикмахерскую, гордо названную «Салоном стрижек и причесок». Подстригся, выбрав нечто вроде той, которую носят полевики-командиры – ровная, короткая… Поездив, поискав, выбрал и очки со стёклами хамелеон. Вернулся домой уже когда была дома жена и готовила ужин. Тут же, не дожидаясь дочери, усадила его за стол, они вместе поужинали. За едой вели малозначащие для неё, да и для него разговоры. Но внезапно Мария задала вопрос:

– Ты когда уезжаешь?

Застигнутый врасплох, виновато опустив голову, ответил:

– Послезавтра, вечером.

Лицо у неё как-то дёрнулось, по щекам потекли слёзы, он неловко обнял её:

– Будет, Мария, не надо. Так нужно.

– Кому надо? Зачем? Мне нужен ты, а не этот дом и квартира.

Мы же жили и без этого, и ничего…

Он погладил её по спине, вытер платком слёзы.

– А ну, улыбнись! Тебе это впервые что ли видеть и слышать? К тому же ничего нельзя изменить. Положимся на Бога и моё умение, а я буду очень стараться. Мне есть что терять!

Она тут же начала вытирать слёзы кулачками, как маленькая девочка:

– Прости, родной, я ведь понимаю. Ты это делаешь только ради нас, чтобы мы далее жили не в бедности. Но я не могу с этим примириться и никогда себе не прощу, если что с тобою случится.

Он снова погладил её по спине:

– Успокойся, Мария, скора дочка придёт. Чего она подумает?

Опять богатство никак не поделим.

Мария грустно засмеялась, махнула рукою:

– Болтун, любишь зубы заговаривать. Но тут ты прав. Слёзы лить ни к чему, слезами этому не поможешь. Ты только знай, чтобы с тобой ни случилось, я обязательно к тебе приеду. Чего бы мне это ни стоило.

– Опять ты про какую-то беду. Я уже сказал тебе: буду очень стараться, а умения ещё достаточно, столько лет тренировался. Неужели квалификацию потерял? Быть такого не может. Наоборот, по логике, мудрость должна появиться, мне же не надо по крышам бегать и отбиваться, мне больше надо мозгами шевелить. А с этим, я уверен, у меня пока ещё всё в порядке.

Она снова грустно улыбнулась:

– Да-а, с этим, вижу, всё в порядке, вот как зубы заговариваешь, лучше чем раньше.

И внезапно вдруг продолжила:

– А давай с тобой попьем чайку, я торт твой любимый купила, правда, теперь уже таких, как ранее, не умеют делать, но всё-таки?!

Они снова накрыли стол, но уже с чайными припасами, а тут, кстати, влетела дочка, схватила кусок торта и глотая куски, принялась спрашивать:

Чего отмечаете? Мамину работу? Премию уже выдали?

Мамину, мамину премию. Садись с нами, только руки и лицо вымой, а то смотреть на тебя смехота.

Дочь охнула, мазанула ладошкой по губам, щекам, взглянула на неё и убежала, но вернулась довольно быстро. Сразу же уселась за стол и принялась за чай с тортом, причём, не переставая говорить. И как только у нее это получалось пить, есть и говорить? Родители помалкивали, погруженные в свои мысли. Так и закончилось на этой невеселой ноте их чаепитие. Утром, накормив и проводив жену и дочь, он снова уселся за изучения городов Гааги и Амстердама, их окрестностей и дорог. Заодно довольно дотошно изучил список тех заведений членов клуба, в которых обозначены скидки для счастливых обладателей вожделенных карт. Сей список он обнаружил в конверте вместе с документами и турпутевкой. Так и просидел весь день до возвращения жены. На этот раз она, зная, что завтра ему уже придётся отправляться на неизвестное ей дело, но сердцем чувствуя, что оно очень опасно, сумела взять себя в руки, старалась быть такой, какой она была ранее, ласковой, нежной, любящей. Он это понимал и ассистировал, как умел. И на этот раз Мария принесла к чаю, правда, не торт, а пирожные. Снова влетевшая дочь ловко выхватила пирожное, ловко засунув его в рот, убежала, увернувшись от полотенца матери. Фёдор Иванович только улыбался, глядя на это безобразие. Вернулась дочь умытая и почему-то очень серьёзная. Усевшись за стол, вдруг задала вопрос:

А ну, предки, признавайтесь, что случилось. А то я смотрю Вы уже который день как в воду опущенные ходите?

Папа уезжает в командировку, тихо произнесла Мария.

Какую командировку? Он же отставной!

Ну ты взрослая уже и должна сообразить, коттеджи и квартиры за так не дают.

Дочка задумалась ненадолго и решительно объявила:

Верни им всё обратно, жили мы и без этого, проживём, так папа?

Он пожал плечами:

– Конечно, возможно, но лучше с этим и со счетом побольше. Дочь махнула рукой.

– А ну тебя, папка, всё смеешься, а нам переживай за тебя.

Думаешь, мы каменные, не знаем, с чем тебе приходилось иметь дело. Да нам лучше самим там быть.

– Э…э нет, малышка, туда вам не следует ходить. Там такие Бармалеи, лучше с ними маленьким детям и женщинам не встречаться. Лучше всего вам здесь меня дождаться, и давай на эту тему закончим говорить. Ты нам поведай о своих делах успешных, чтобы мне было спокойнее.

Далее они уже слушали её рассказы об весёлых и не очень происшествиях, некоторых недотеп-преподов, ну и так далее. Уже ночью, лёжа в обнимку с женой, Фёдор Иванович сказал:

– Я свидетельства о праве собственности и прочие документы на коттедж, квартиру и машину вместе с одним счётом на сто пятьдесят тысяч долларов в одном банке и двести пятьдесят тысяч на другом счёте в другом банке положил в коробку и спрятал в известном тебе месте. Дня через три после моего отъезда позвони Максиму, его конфиденциальный телефон там же лежит. Сделай так, как он скажет. Я считаю от этой собственности надо избавиться, а вырученные деньги положить на третий счёт. Так будет надёжнее. Он по моей просьбе и будет этим заниматься. Никому, даже дочери об этом ни звука. Ну а вернусь, тогда и посмотрим, как далее быть. И вообще старайся вести себя так, как обычно себя вела. Если чего заметишь непонятное, сообщи Максиму. Он решит, чего надо делать. Я ему верю. И ещё никому не верь, только Максиму, поняла. Чего бы тебе ни сулили, ни говорили. Стой на том, что ты ничего не ведаешь. Делами занимался и занимается муж, вот вернётся из командировки со своей Сибири, вот с ним и говорите, а ты не при каких делах. Ещё раз предупреждаю дочка об этом не должна знать и вообще ей лучше помалкивать о коттедже, квартире и машине.

– Да я её уже об этом предупредила, не маленькая. Знает, в какой теперь стране живет.

– Ну и правильно сделала. Вернусь и решим, как дальше жить. Утром он тщательно собрался, сложил белье, носки, туалетные принадлежности, флешку и CD-диски в свой фирменный, но уже устаревший кейс, с которым хаживал по Европам. Но для пенсионера сия принадлежность в таком возрасте смотрелась вполне объяснима. Собравши себя, взялся за приготовление еды для своих. Он по опыту хорошо знал первые дни после его отъезда жена не в силах ничего готовить, ничего есть. А так, только из желания прикоснуться к тому, чего касались его ладони, снимет накал тоски и хандры. Вытащив кулинарную книгу, долго и тщательно выбирал блюда. Съездил в магазин, не скупясь, закупил целый ряд рекомендуемых составляющих этих блюд. Дома, не спеша, следуя в точности описаниям, принялся за великое поварское искусство. Провозился почти до самого вечера. Попробовал ничего особенного! То, к чему привык, ему показалось намного аппетитнее, может быть, женщинам более понравятся эти кулинарные изыски, кто их поймёт. Жены ещё не было, но время уже истекало. Написал ей целое послание, вложил в конверт, переоделся.