Жернова

На следующее утро Галина разыскала в милиции капитана Краёва, к которому ей посоветовали обратиться. Тот, с интересом окинув взглядом очаровательную женщину, стал слушать её. Галина пообещала ему коньяка с икрой, однако капитан остался непреклонным. Услышав, что Галина хотела бы разок согрешить с мужем, поскольку они надолго расстаются, и, увидев её смущённое лицо, невысокий капитан нагловато ухмыльнулся:

– Это возможно, но… с одним условием.

– С каким? – Галина выжидающе посмотрела на его длинноносое лицо.

– Сначала вы «согрешите» со мной.

– Да вы что? – возмутилась женщина.

– В таком случае разговор окончен.

– Давайте я вам денег лучше дам.

– Никаких денег, можете быть свободны, – пренебрежительно бросил капитан.

«Что же делать-то? – внутренне заметалась Галина. – Никогда ни с кем не позволяла, а тут эта носастая уродина. Да так вот прямо и открыто, ну и нахал. Начал бы издалека, я бы, конечно, поломалась для видимости и с оговорками согласилась. Нет, но с таким носатым… Лучше предложу ему тысяч сто. У-у, мент лягавый! Евдокия уверяла, что они встанут передо мной на задние лапки, а мне вот самой приходится. И, возможно, не только на лапки, но и на карачки, если захочет. А куда денешься?»

– Давайте я вам, кроме коньяка и икры, ещё сто тысяч дам, – несмело предложила она.

– Вы ещё здесь? – сделал удивлённое лицо капитан. – Уходите, уходите, я занят.

«А как же гараж? – опять заволновалась Галина. – Ведь одной дачи детям на учёбу не хватит, даже вместе с той тысячей долларов и пятью миллионами. А дворниками… чего они там заработают? Вот зараза закодированная, – вспомнила она про мужа. – Из-за него приходится соглашаться с этим «рубильником».

– Я согласна, – покраснев, тихо проговорила она. – Только давайте я сначала с мужем встречусь.

– Договорились, – улыбнулся капитан. – Через пять минут я вас закрою в отдельной комнате.

Пусть не через пять, а через пятнадцать минут, но Галина действительно сидела в отдельной комнате с Алексеем. Выглядел он осунувшимся; глазки бегают, руки дрожат. «Любовью с ним заняться, – с ехидцей подумала. – До того ли ему; здесь, небось, и про Таньку забыл».

Объяснив мужу, что она в срочном порядке продаёт дачу, а он должен помалкивать о коврах, паласах, одежде и прочем добре; рассказала и о варианте с гаражом.

Воспринял он это сообщение с благодарностью. Расписавшись в чистых бланках, просил передать детям, чтобы не расстраивались шибко. И пусть учатся хорошо, денег от продажи дачи и гаража им должно хватить на годы учёбы. Про пять миллионов рублей и тысячу долларов даже и не вспомнил.

Разговаривая с женой, Алексей искоса поглядывал на её фигуру, лицо. «Да, не скоро придётся снова свидеться. Дождётся ли она меня?» Алексей на сто процентов был уверен, что жена изменяет ему. С такой фигурой, красивой внешностью; мужчины, наверное, липнут, как мухи на мёд. Поэтому и ревновал её, особенно на свадьбах, новогодних вечерах. Он сидит пьяный, лыка не вяжет, а она в это самое время, проказничает.

Но жена готовилась лишь к первой в жизни измене, и готовилась по его вине.

Расстались супруги без улыбок, без объятий и поцелуев. Алексей чувствовал свою вину, а Галине он был неприятен. Оба стремились как можно быстрее покинуть эту прокуренную комнату. И уже через десять минут Галина настойчиво постучала в закрытую дверь.

– Я был уверен, что у вас ничего с мужем не получится, – гундосил на ходу капитан. – У него настроение не то.

Галина молчала, думая как отделаться от этого типа. «Если бы плащ насильно не снял, сбежала бы».

Войдя в кабинет, капитан запер за собой двойные двери.

– Теперь давайте коньяк с икрой, – сказал он. И многозначительно посмотрел на Галину в приталенном сиреневом платье, эффектно облегающем все выпуклости её тела.

Галина достала из пакета две бутылки коньяка, две баночки с икрой. Взяла из сумочки сто тысяч рублей, которые тоже положила на стол.

– Деньги уберите, – приказал капитан, – не то сядете вместе с мужем за дачу взятки.

Положив сто тысяч рублей обратно в сумочку, Галина села за стол. Капитан не медля ни секунды, наполнил рюмки, и она выпила сначала одну, потом вторую – для смелости. Закусывать не стала, чтобы быстрее опьянеть. Пососала лишь карамельку, оказавшуюся на столе. Капитан снова налил, выпил за Галу-Галушку, как с ходу стал её называть.

Пили они, не чокаясь, и Галина старалась не смотреть на его свисающий сизый «рубильник». Почему-то капитан воскресил в её памяти того бородача, который повалил её девчонкой в бане. Может, потому, что тоже внушал ей страх. После четвёртой рюмки Галина расслабилась, осмелела, длинноносый капитан показался ей даже обаятельным. Она встала и сама, без напоминаний пошла к разложенному дивану. Остановилась, играя улыбкой. Довольно развязно поставила ногу на стул, чтобы капитан мог увидеть её кружевные белые трусики. И капитан тоже вышел из-за стола. Шумно освободившись от одежды, он встал на колени перед женщиной. Коснувшись губами её обнажённых ног, сначала одной, потом другой, поднялся и вдруг начал с треском снимать с неё одеяния. Затем уложил на диван, резко сдёрнул с неё остаток одежды.

Галина притихла, испуганно глядя на обнажившегося капитана – вот тебе и капитанский нос. Не зря, видно, нос в народе называют вывеской. А ещё говорят: «Что на витрине, то и в магазине». Страх сковал женщину, и она почти без памяти отдалась мужчине. «А-а-а! О-о-о!» – завопила она от испуга и незнакомых доселе ощущений. Хорошо, что кабинет находился в подвале, и никто не услышал её громких стонов и криков.

Спустя какое-то время, вся красная, шатаясь, как пьяная, Гала-Галушка шла под душ. Оказывается, и душ здесь был. И даже сауна. А после этого опять пили коньяк, и Галина позволила себе приналечь на икру.

Капитан с умилением смотрел на доставшуюся ему сегодня женщину. Замужняя, но неопытная, страстная, видимо, до сих пор подавлявшая в себе эту страсть. «Прерывать отношения с ней нельзя. Надо продолжить и завтра, и послезавтра… пока она полностью не раскроется».

А Галина уже чуть ли не по-родственному смотрела на мужчину, не замечая его свисающего носа.

– Назар, ты почему не кушаешь? – кокетничая глазами, спросила она. – Икру, что ли, не любишь?

– Я тебя полюбил, Галушка, – поразительно нежным голосом ответил Назар. – Полюбил всю, целиком.

– Наза-а-р, ты меня в краску вгоняешь. Про любовь мне ещё никто не говорил. – Женщина стушевалась, завозилась на стуле.

Назар заметил её почти девичью стеснительность.

– Гала-Галушка, – прошептал он, – ты любовь моя. Это я говорю тебе искренне, поверь. – Аккуратно взяв на руки разомлевшую женщину, пошёл к дивану. Бережно положив её и сев рядом, стал нежно целовать её лицо, потом грудь, ниже…

Галина млела от неведомых, никогда ранее не испытанных ласк и чувствовала, как комок подкатывает к горлу. Ещё минута – и она расплачется сладкими, благодарными слезами. Назар это чувствовал, видел, что женщина ждёт повторения, и, не мешкая, накрыл её собой. И она опять издала горловой вопль, но не от страха, а от непереносимого счастья и удовольствия. Так, пылко обнимаясь, одаривая друг друга ласковыми словами, они продолжали телесное общение.

Удивительная страсть проснулась в Галине, чего она никак не ожидала от себя. Ненасытное желание снова и снова кидала её навзничь. И утомлённый, почти измождённый мужчина, дабы не ударить в грязь лицом, из последних сил старался удовлетворить все её прихоти. В перерывах, запивая поцелуи коньяком, они взахлёб рассказывали друг другу о себе, не переставая благословлять в душе случай, который свёл их.

Время между тем шло. Минуло уже два с половиной часа, как они заперлись в этом подвале. Капитан начисто забыл о делах, а Галина – о сидящем в камере муже.

– Я так, ну, никогда ещё себя не чувствовала! – восторженно призналась она. – Ты, Назар, волшебник и колдун. Иди ко мне…

Натешившись до крайнего утомления, они, наконец, оделись. Галина довольно быстро преодолела усталость и чувствовала себя помолодевшей на десяток лет. Она достала из сумочки зеркальце, посмотрела на свои сияющие глаза, полыхающие щёки и распухшие от поцелуев губы и осталась довольна собой. Спрятала зеркальце и только тут обратила внимание на свою одежду.

– Наза-а-р, – нараспев протянула она, – зачем ты мне платье порва-а-л? Можно было поспокойнее. Ладно хоть сорочка с бюстгалтером по шву разошлись. – Улыбнулась, потянувшись губами к губам капитана. – Ненаглядный мой, я уж думала, умру сегодня. Нет, жива осталась. Ой, Назарушка… Хотя нет, ничего тебе больше не скажу. – Она прикрыла ладонями рот и смотрела на мужчину восхищёнными глазами.

Капитан подошёл к столу и, открыв ящик, достал из него три стотысячных купюры.

– Возьми, Гала, и купи себе новое платье. В следующий раз придёшь ко мне в нём.

– Назарчик, – взмолилась Галина, – я же про платье просто так сказала, ты что? Нет, нет, я не возьму, – решительно мотнула она головой. – У меня есть деньги.

Капитан крепко обнял её:

– Гала-Галушка, во-первых, я никогда не пил за счёт женщин. – Он поцеловал её и сунул в бюстгальтер сложенные купюры. – А во-вторых, деньгам место не в столе, а рядом с такими бесценными грудями.

Галина, надув губы, обиженным ребёнком посмотрела на Назара. Но губы вдруг дрогнули, трещинка на переносице расправилась и… Она повисла на шее горбоноса, который сначала ей напомнил чем-то страшного бородача из детства. Они ещё раз крепко расцеловались и покинули подвал.

К автобусной остановке Галина шла, не замечая никого и ничего вокруг. Ей казалось, что несут её не ноги, а крылья. О муже вспомнила лишь в подъезде собственного дома. Приостановилась; вызвала в памяти Назара, поставила их рядом.

«Ой, да тут и сравнивать даже нельзя: неутомимый Назар и это закодированное бревно. Я даже не помню, чтобы хоть раз с ним могла нормально. Так неудобно, сяк, в основном кое-как. Тьфу ты, брюхо толстое, и сам всегда потный. Тьфу, тьфу, тьфу на тебя! А Наза-а-р… С ним и впрямь райское наслаждение. А он не армянин случайно? Носом больно похож на этого… с армянской фамилией. На Мкртчяна, что ли. Фрунзиком его звали. Умер бедняжка. И мой муж, будем считать, тоже умер. Теперь всё, свобода! Прощай, толстобрюхий, сиди там, в своей клетке. А с Назарушкой мы ещё дадим дрозда, небу жарко станет. Надо, пожалуй, к Дуське зайти, поделиться впечатлениями. Или не надо?.. Не-е, она, по пьяной лавочке, может сболтнуть кому-нибудь, и пошло-поехало. Лучше приду, закроюсь в спальне, разденусь. Посмотрю, что Назарушка со мной сотворил. Ба, а чистые бланки-то с подписью Макашина! Нет, надо срочно к ней. Жаль, помечтать пока не удастся. Ладно, у меня много времени впереди: муж сидит, Назар разведён с женой, у него пустая однокомнатная квартира, вместе с ним помечтаем».

Прежде чем идти к Евдокии, Галина хотела взять с балкона бутылку вина, но вспомнила, что оставшиеся ящики – там, у соседки. Побежала к ней.

– Долгонько ходила, красавица, – встретила Евдокия помолодевшую подругу. – Алексея видела, подписал он бумаги?

– Подписа-а-л, – с непонятной соседке улыбкой ответила Галина. А повесив плащ, добавила, направляясь на кухню: – Всё нормально.

– Хорошо, коль так, – направляясь вслед за нею, сказала Евдокия. Она сразу почувствовала и коньячный запах от Галины, и табачный дым. – Ну, рассказывай, как там лягавые вставали на задние лапы перед тобой, – присев вместе с Галиной к столу, попросила она. – Вижу и губки распухшие, и «молнию» на платье сломанную.

– Не, Дусь, лягавые не стояли на задних лапках, – вяло сообщила Галина. – Попытался один встать на дыбы, но я его быстро на место поставила.

Евдокия хитро улыбнулась:

– А с кем ты пила, с Алексеем? А платье кто так грубо сдирал, что замок вдребезги? И сидишь ты, подруга, враскаряку, как будто клин в тебя вогнали. Никогда ты раньше не сидела так. Сознавайся девка, согрешила? Видно же: в твоих глазах мужик в фуражке нагишом стоит.

Галина покраснела и, опустив голову, тихо промолвила:

– Было дело, Дусь, согрешила. Вынудил один… а то бы с Алексеем не встретилась.

– Ну-у, а чего же краснеешь передо мной? Правильно сделала. А то муж пробовал других баб, а ты в скромницах ходила. Всё путём, молодец. И как он лягавый-то, ничего?

– Я не поняла с испуга-то, – тихо проговорила Галина. – Сначала напилась, чтобы не стыдно было, а до этого он с мужем дал встретиться. Если бы он плащ с меня не снял, убежала бы.

– Кто это он? – улыбнулась Евдокия. – Молодой хоть мужик-то или не очень?

– Тридцать три года.

– Хм, молодой. Но врёшь ты всё, Галька, – нахмурилась Евдокия. – А целовал тебя мент лягавый под пистолетом, что ли? Тут невооружённым глазом видно, что губки свои ты сама отдавала. Так губы измочалить время нужно. И без согласия с твоей стороны никак не обошлось. Если без желания, то я бы, к примеру, лучше выплюнула свои губы. Чего ты врёшь мне? Ну, говори честно: в радость с ним целовалась? Да и не только целовалась.

– Да, – несмело призналась грешница. – Но сначала я не хотела, Дусь, поверь. А потом как с ума сошла.

– Во-о, это другой коленкор, – оживилась соседка. – Сразу бы так. А то темнит чего-то, темнит. Тебе в радость было то дело, а мне в удовольствие тебя послушать. Сама-то уж, может, и не сподоблюсь, так хоть с твоих слов кое-что почувствую. Ну, давай, да поподробнее! – потёрла она руки. – Мужик-то стоящий попался? Да видно, что стóящий, коли враскаряку сидишь. Мне это знакомо ещё по каменщику тому. Он лучше мужа-то хоть?

– Намного лучше, – призналась Галина. И помолчав, добавила: – Правда, сначала поджилки дрожали, думала, умру.

Евдокия заулыбалась во весь рот:

– Ага, значит, хорош сýбчик. А, Галь?

– Да, – кивнула та. – Ещё он опытный оказался, ну и… расшевелил. Потом сама на него стала бросаться, как будто озверела. Ну и ласковый он очень. Ой, Дусь, ну такой ласковый, плакать хотелось от радости.

Грешница зарумянилась вся, глазки засияли яркими лучиками. Вдохновившись, она принялась рассказывать со всеми деталями и подробностями. Правда, кое-что всё же скрыла. Евдокия, слушая её, тоже разрумянилась как маков цвет. Она словно наяву увидела всё то, о чём так красочно говорила Галина.

– Вот это мужи-и-к! – невольно восхищалась Евдокия. – Вот это подфартило тебе. Наконец-то хоть бабой знающей стала. Да-а, у меня таких длинных сеансов не было. Слышь, а для меня такого не найдётся у лягавеньких?

Галина пожала плечами.

– Нет, ты поспрошай у свово, – не отставала Евдокия. Но тут же улыбнулась невесело. – Да ладно, Галинка, это я так. Загорелась немного от твоего рассказа. Куда уж нам, рыжим. Э-э-х, давай-ка лучше дерябнем по стопарику, успокоим свою нервную дрожь. А то инфаркт может хватить после таких картинок.

Выпив рюмку водки и закусив, Галина вновь стала делиться впечатлениями:

– А как он меня кусал, Дусь, ох и куса-ал. Как тискал всю. Груди до сих пор больно. И задницу. А волосы в самом интересном месте, думала, с корнем зубами вырвет. Многое во мне его возбуждало. Пристал ещё: почему, говорит, ты белая, как молоко? А я с детства не люблю загорать и на даче постоянно в закрытом платьице работаю и в специальной панаме. Ой, Ду-у-сь, – опять вспомнила она, – у меня порой глаза на лоб лезли, думала, задохнусь, умру. Ведь криком кричала. А в некоторые моменты самой кусать хотелось, как бешеной собаке.

– Нет, Галька, подфартило тебе, что ни говори. Мне бы такого, да-а…

Выпив, Евдокия понюхала корку ржаного хлеба и продолжила:

– Тебе вон, оказывается, сколько времени на разогрев требуется. А я с пол-оборота завожусь, по несколько разóв за сеанс вспыхиваю. Горячая я, прямо страсть. Минута – и готово. Ещё минута, опять готово. А бывает, и меньше минуты, когда охота берёт. Помню, у тебя эротический фильм по видику смотрела со своим, думала, вот-вот вся соками изойду. И мой возбудился. Так не успела я охнуть на кровати, уже всё. Да под таким напором обычно разряжаюсь, как из автомата. Тот каменщик мне говорил, что ему такая женщина как я, ни разу не встречалась. А у него их перебывало не один десяток. Да и муж постоянно доволен мной. Может, рыжие все такие? – рассмеялась она. – А ты, оказывается, трудно заводишься, зато потом… Но это тоже не плохо, а то стала бы бросаться на каждого. Да, а почему ты, дорогýша, без чулков? Может, он их тоже порвал?

Галина не смутилась:

– Дусь, во-первых, я колготки ношу, а во-вторых, тепло на улице.

– Ну, гляди. – Евдокия качнула головой. – А беречь надо себя, всё равно не лето на дворе. А теперь выпьем по махонькой и примемся за дела. Сколько на наших золотых? Пять минут второго. Так, минут через десять к моей родственнице идём. Что сморщилась, не хочется? – хохотнула она. – Баюшки тянет? Нет, вместе пойдём, родственница велела с тобой приходить.

…В приподнятом настроении вернувшись от нотариуса, Евдокия сказала: