Белый – цвет одиночества
– От человечка своего. Есть у меня в администрации холдинга, прикормленный.
– Стукач?
– Осведомитель. Завела на всякий случай.
– Что это? – Настя читала вынутый из конверта бланк. – Гордок В. Б., Колыванов Г. Д…
– Список делегации, вылетевшей вчера в Норвегию. Заместитель, заведующий промышленностью, экономикой. Ну и прочая шушера: логистики, кадровики.
Настя покачала головой.
– Сроду бы о тебе такое не подумала. Нет, я бы точно так не смогла. Свой агент у неё в холдинге. Поди, за мужем следить? Как тебе в голову такое пришло?!
– Да, пришло! И хорошо, что пришло! Плохо, что поздно! Ты посмотри последнюю фамилию! Посмотри!
– Кайро И. Ю. какой-то…
Татьяна вытряхнула конверт, выбрала из листов один, до половины запечатанный.
– Кайро Ирина Юрьевна, 22 года. Секретарь-референт холдинга «Евраз». Официально в штате с февраля прошлого года. Вятский институт дополнительного образования. Боже мой! – Татьяна трагически заломила руки. – Вятский институт… нет, я с ума сойду… дополнительного образования! Далее: не замужем, кандидат в мастера спорта по синхронному плаванию. Увлечения: театр, структуральная лингвистика, активный участник программы «Greenpeace» по спасению китов.
– По спасению китов, – Настя молитвенно сложила ладони, – она святая!
– Опять язвишь! Она одна в списке женщина, понимаешь?! – Татьяна поднялась и снова принялась ходить.
– Ну и что. Андрею твоему нужен там референт.
– Нужен, конечно, нужен. И теперь хорошо подумай: собрание директоров компаний – мероприятие серьезное, нешуточное – а он берет с собой референта совершенно без опыта работы. Неумеху, только-только из института, девчонку, годную разве что СМС-ки на телефоне набирать.
Настя нашла среди бумаг несколько фотографий, отобрала их и начала рассматривать.
– Это она?
– Она.
– Какой у тебя хороший осведомитель. Наверное, много ему платишь?
Снимки были сделаны, должно быть, с корпоративной вечеринки и показывали одну и ту же девушку. Очевидно, у деловых людей стало в моде держать секретарш не модельной, а исключительно спортивной внешности. Девушка не позировала, а была заснята в тонкостях своего естественного поведения. Вот она в тесном окружении мужчин, совершенно не проявляя к ним интереса, смотрит выше и левее камеры. Вот она с микрофоном кокетливо улыбается и показывает кому-то кончик язычка. Свободное платье на ней не оголяло местами, как это часто бывает, но явственно подразумевало под собой идеальную фигуру.
– Красотка, – призналась Настя.
– Скотина! – выдала Татьяна и вдруг тихо захныкала.
– Этого еще не хватало! А ну возьми себя в руки! Что здесь ненормального – брать с собой на собрания молодых сотрудниц?
– Давай-давай, успокаивай меня! Дура ты, вот кто! Он скотина, а ты дура! Куклу он себе взял поиграться, неужели не понятно! Думаешь, у него времени там на это не будет? Смотри, как хитро придумал: секретарь-референт и никто, даже родная супруга не заподозрит ничего такого.
– Накручиваешь ты на себя. Знаю я Андрея.
– Откуда, интересно? Сама, небось, к нему подкатывала?
Стало быть, она решила видеть ситуацию именно в таком свете. Значит, наизнанку вывернись, ничего уже теперь не поможет.
– Перестань, слышишь, – буркнула Настя, – развела плач.
– Почему? Ну, почему он не взял меня с собой! Если б хоть слово сказал заранее, шиш бы он без меня улетел. А то ведь позвонил из аэропорта и фьють. Что я, обузой бы ему там стала?
– Просто формат собрания у них такой. Есть формат «без галстуков», а у них «без жен», – попробовала сострить Настя, и тут же пожалела. Взрыв истерики буквально бросил её в объятия подруги.
– Настюха, простота ты наивная! – всхлипывая, причитала Татьяна. – Ничего мы с тобой не можем! Ты посмотри на неё! Какой мужик против такой устоит? А мужики, как козлы – куда повели, туда и пошел! Нечем нам с ними тягаться!
– Как это нечем! – чуть не крикнула ей в лицо Настя. – Как это нечем?! Тем, что мы – матери детей этих мужчин!
Татьяна отошла к зеркалу и спокойно ответила:
– Думаешь, хоть один это понимает? – она взяла с подзеркальной полки раскрытую книгу. – Тем более, когда высокое положение, когда семья за тридевять земель. Вот, послушай:
«… Она была ему никем – женщина, которая всегда проходит мимо. На улице и на лестничном пролете она пройдет мимо любого мужчины, может, обменяется с ним взглядом, только никогда не заговорит, не даст надежду и не попросит о помощи. Она есть и останется ничьей, потому что всегда проходит мимо, женщина-призрак, посланная в мир назло мужчинам, возомнившим, будто имеют над женщинами абсолютную власть, мужчинам, породившим оплошное мнение о женской слабости. Что же, вам и только вам она будет являться в уличной толпе, в трамвайном вагоне, или где угодно ещё. И вы узнаете, чего стоит ваша властность, как только посмотрите ей в глаза. Она никогда не станет вашей, к каким бы средствам ни прибегли. И тем тяжелее вам будет, когда посеянное ею томление в себе ощутите…»
Татьяна захлопнула обложку.
– Поняла, как с ними нужно? Уф, что-то я расклеилась. Ты, мать, про наш разговор никому ни гу-гу. Даже своему повелителю, – она достала из ридикюля пудреницу и принялась устранять красноту под глазами. —
Может, я действительно накручиваю. Посмотрим, как всё пойдет. Человечку своему я дам нужные инструкции. И если что не так, буду принимать меры.
– Если что? – Настя повернула её к себе – и это была уже совсем другая Татьяна, готовая обращать в пепел города.
– Если окажется, что эта соплячка сама метит на моё место. Возможно и такое. Будь спокойна, с такими людьми на брудершафт пила, в два счета пристроят куда надо. Она у меня до конца жизни только и будет спасать китов! Даже Андрей не узнает.
Настя одобрительно на неё посмотрела.
– Так то лучше. Ты успокоилась?
– Порядок. А теперь хочу в общество. Встряски хочу, чтобы мне вешали лапшу на уши про вечную любовь, чтобы из-за меня мордасились мужчины, хочу духовой оркестр из «Праги», помнишь саксофониста, как он чечетку бил.
Они покинули номер и шли коридором.
– Погоди, ты про какой-то скит говорила, – вспомнила Татьяна.
– Ну да, егеря рассказывали. На прошлой неделе заезжали покатать шары в боулинге.
– И что думаешь?
– Они мужики серьезные. Врать не станут.
Вышли в холл. Людей здесь заметно прибавилось. Четверо рубились в американский пул, прочие, разбившись на компании, вели междусобойчики. Играла музыка, поэтому разговаривали громко. Оживленности, кстати сказать, тоже прибавилось: столики были заставлены посудой с… ой, не соком, какой к черту сок, когда одна дамочка, с визгом, расталкивая четверых, порывалась с ногами залезть на бильярдный стол, а некто с фотоаппаратом уже приготовился её заснять.
Сколько надежд пропало на то, что в «Салаире» будет заведена салонная обстановка, что по вечерам будут петь туристские песни под гитару, вести культурные диспуты… очень нужно, кабак им подавай.
Двое у окна боролись на руках. Рядом расположилась «сладкая парочка», мачо с удовольствием смотрел на них, а усатый блондин в свою очередь горящими глазами пожирал его.
– Недурно, – Татьяна подмигнула обществу. – Мне сюда.
И тут, на беду, они оказались замечены. В углу поднялся бородатый детина, шкипер с рыболовецкого сейнера, раз в год приезжающий сюда и просаживающий несметные деньжищи. Поднялся и заревел:
– За нашу хозяюшку! Наддай, кто не слаб!!!
Слабаков не оказалось. Все проголосили «ура!». И наддали.
Настя изобразила нелепый книксен, пожелала доброго вечера и покинула этот вертеп.
Муж сидел перед раскрытым гроссбухом, что-то высчитывал на калькуляторе.
Она зашла сзади и из-за его плеча заглянула в цифры.
– Пыхтишь, кормилец?
– А ещё обувалец и одевалец, – прибавил он. – Что с Танюшкой? Сама не своя.
– Ничего, обычный бзик. Уже прошло. Кухню считаешь?
– И не по первому разу уже. Пропади пропадом, овощное ассорти в минус уходит!
Настя взяла карандаш и поставила в гроссбухе галочку.
– Вот где у тебя напутано, кормилец. Видишь, накладная не сходится с приходом.
Продолжая обход, она проверила туалетные кабинки, претензий к ним не было, разве что в одной уже заканчивался освежитель воздуха. Далее по плану инспекции заглянула к Михайловне. И пока та на утро разделывала куриные грудки, перемыла оставшуюся с ужина грязную посуду.
На очереди был спортивный инвентарь. Держа руки в карманах жакета, Настя семенила в подсобное помещение, когда на неё из левого крыла вывернул…
Она остановилась, внутри всё обмерло. Нет, не конь в пальто, человек, конечно, вывернул, но было невозможно представить, что существуют на свете такие. Бог знает, насколько простираясь вверх, он шел, и его чугунная поступь отдавалась в стенах. Колоссальная мышечная масса висела на крепких, как шпалы, широко расходящихся плечах.
Он приближался, и, чем ближе, тем явственнее чувствовала Настя, что сама она с каждым его шагом уменьшается. Сухое, отливающее бронзой тело потрясало анатомическими подробностями, которые, может, и не были столь заметны, оденься незнакомец как-то иначе. Но он предпочел форму баскетболиста, трусы и майку со свирепой бычьей мордой «Чикаго буллз».
Настя стала совсем крохотной, когда он прошел мимо. Прошел и вряд ли вообще её приметил. Она успела заглянуть ему в лицо и увидела сильно выпуклые надбровные дуги, переходящие в быстро убегающий назад лоб, глаза были где-то глубоко, поэтому непонятно какие.
Гигант прошествовал к девятому, отпер его ключом и, нагнув голову, скрылся внутри.
Вот оно что, значит это один из тех, заселившихся сегодня днем. Батюшки святы, ну и ну.
Переведя дух, Настя на цыпочках подкралась к двери, что была чуть приоткрыта, и воровато просунулась в номер.
Постоялец стоял к ней спиной, проверяя на свет, протирал очки. Затем надел их и сел к столу.
Горящими глазами она наблюдала, как он положил перед собой лист бумаги, взял ручку и принялся писать. Стол перед ним был завален книгами.
В эту минуту в холе что-то разбили и несколько голосов бессвязно запели «Самый лучший день».
Если человек не умеет что-то делать… ему остается только одно – учить этому других. Лучше всего наводить чистоту в помещении, как советует одна новейшая методика, загнать бардак из всех углов в одно укромное место и разом его там уничтожить или навсегда забыть.
По правилам «Салаира» 11.00 утра – время уборки номеров, и постояльцам на этот час полагалось их освобождать.
В синей мешковатой униформе с чужого плеча Настя таскала за собой ведро с водой, швабру, пылесос. Отдувалась и потела. Как вам нравится, за одну ночь из принцессы опуститься до Золушки, и ведь не пожалуешься – сама вызвалась.
Проникнув в пятый, она вскрикнула и чуть не выронила свой инвентарь: на одной из кроватей лежало и смотрело на неё волосатое существо.
Стало ясно, с появлением этой киношной троицы про душевный покой придется забыть, хотя умиротворением в отеле по большому счету никогда и не пахло. Что ты будешь делать: вчера их костолом чуть до обморока не довел – и сегодня не лучше.
Боязливо Настя взяла то, что лежало на кровати. Потянула на себя и бросила, почувствовав непосильную тяжесть. Шкуры, грубые шкуры, сшитые в какой-то комбинезон, на конце которого болталась пустая резиновая голова, косматая голова, с отвратительным обезьяньим лицом. На маскарадный костюм это больше всего походило.
Настя понюхала ладони и издала полуобморочный вопль – собачья шерсть, причем мокрая. Вытянув далеко вперед руки, она почти бежала к ближайшему источнику воды и к мылу-мылу-мылу, ванильному, лавандовому, персиковому. «А-а-а-а-а-а-а»!!!
Обратно вернулась с прихваченными по пути латексными перчатками. Включила пылесос и взялась за напольный ковер.
Закончив, открыла форточку – не хватало ещё псиной отель провонять, под конец пробежалась взглядом по углам: узлы, коробки, мешки, ощущение, будто заселился цыганский табор.
В коридоре она опустилась на корточки. Захотелось передышки, неодолимые привычки принцессы требовали утоления милых сердцу слабостей. Взять и психануть чисто по-бабски – бросить всё… но нельзя, горничные ведь как-то выносят эту каторгу. Собравшись с силами, она вновь принялась за работу.
Мало-помалу, протирая плинтус, она постепенно приблизилась к одиннадцатому.
Внутри было тихо. Убедившись, что поблизости никого нет, Настя поддернула спадающие штаны и вошла.
Диван в гостиной так и остался неприбранным: журналы, бумаги, фотографии – всё так и лежит со вчерашнего вечера. Всюду горит свет, спальня распахнута настежь. И вдруг.
– Кто там? Кому, что надо?! – недовольно осведомились оттуда.
Ну а дальше всё произошло как-то по-водевильному.
– Ой! – Настя закрылась ладонью, и собралась уже выбежать из спальни, приметив за шкафом мужчину, который торопливо обертывал простыней свою наготу.
– Постой-ка, – остановила её Татьяна. – Ты как сюда попала? У нас что, дверь открыта?!
Она располагалась на разворошенной кровати в позе Венеры с зеркалом кисти Веласкеса.
– Действительно, вы бы хоть запирались, – Настя прятала глаза, узнав в прелюбодее того самого проповедника спортивного питания и биологически активных добавок. Кто бы мог подумать.
– Костик, растяпушка ты моя, слышишь, всю ночь дверь была нараспашку.
Мужчина что-то промычал.
– Ты можешь внятно говорить или нет?
Видимо, его это задело за живое. Он разразился длинным монологом. А, как оказалось, ораторствовать не жестикулируя он не умел, поэтому простыня постоянно спадала, оголяя его то там то сям. Он подтягивал её, закручивал на себе, но она всё равно спадала. Он был из тех людей, которым свяжи руки – и они не смогут произнести ни слова.
– Завелся, – Татьяна спустила ноги с кровати и начала одеваться. – Ступай лучше в душ. Нам поговорить надо.
– Как это понимать? – спросила Настя, когда они остались вдвоем.
– Как эксперимент. Испытала, легко ли чужого мужика затащить в постель. Оказалось проще некуда. Взяла да повела. Шел и терся об ножку, млея от удовольствия.
– Нет, ты точно ненормальная.
– Перестань! Я ведь не из похоти это сделала. У меня получилось, так неужели у двадцатидвухлетней девчонки не выйдет. Значит, огревается мой Андрей Валентинович сейчас со своей куклой. И поделом ему, коли скотина, то пусть с рогами и ходит, – Татьяна несколько раз раздраженно развязала и завязала пояс кимоно. – Видела бы ты вчера, как шкипер ко мне клеился, а я этого взяла: больно потешный. Кстати, как он у вас записался?
– Кто?
– Костик. Фамилия у него как?
– Откуда мне знать, муж оформляет постояльцев, у него и спроси.
– Только не вздумай меня отчитывать!
– И не собираюсь. Что сделано, то сделано. Теперь уже не исправишь, – Настя критически оглядела беспорядок. – Давай бери своего полюбовничка, и выкатывайтесь оба! Мне номер убирать нужно!
Татьяна замерла к ней спиной, потом медленно обернулась.
– А это как понимать? – спросила, казалось, только сейчас заметив на ней униформу техперсонала.
– Как кадровый кризис! На три дня, не больше!
Татьяна вышла в гостиную, взяла массажную щетку и занялась волосами.
– Ясно, значит, эти три дня можешь у меня не мести. Нечего тебе за мной прислужничать.
– Не получится. Есть правила отеля, и не клиентам их поправлять.
– Я – особый клиент. Мне можно.
Через какое-то время порозовевший и благоухающий, одетый в спортивное, появился Константин. С удовольствием устроился на диване.
– Как ни смотри на богатый класс свысока – а такой момент, как персональная душевая в номере, повергает тебя перед состоятельными людьми в прах. Ничего уж тут не поделаешь, – он прокашлялся в кулак и продолжил: – За свои годы я нищенствовал и бражничал. Поступал и учился в двух институтах – оба бросил. Пяти лучшим женщинам делал предложение – пять отказов. Ах, знали б вы, какие женщины мне отказывали, м-м-м… любой мужчина бы позавидовал. Затевал несколько коммерческих дел – прогорал. И был в должниках у бандитов.
Наводящая макияж Татьяна с улыбкой смотрело на него через зеркало.
– И это далеко не всё. Так в чем же секрет такого невезения? Спрашивал я себя. Ответ один – где-то на жизненном пути я свернул не туда. И теперь хожу глухими тропами…
Константин вдруг хлопнул себя по лбу.
– Анастасия Викторовна, вы сегодня ночью ничего не слышали? У нас под окнами?
Татьяна и Настя переглянулись.
– Кто-то бродил. Помню, посмотрел на часы, начало третьего было.
– Нет, – ответила Настя, – я уже точно спала.
– А я? – спросила Татьяна.
– И ты, голубушка, тоже. Выходит я один не спал. Лежал и думал. И тут слышу – хруст шагов с улицы. И что интересно… Такой глубокий, словно снег проминает кто-то тяжелый, большой.
Татьяна покатала губы одну об другую и, оценивая подводку, растянула пальцами веки.
– Действительно интересно. Большой и тяжелый. Надо же.
В широтах нетронутой природы человек мал, оттого-то и чувствует себя одиноким и может, даже чужим. Теснота, вызванная замкнутыми пространствами городов, наоборот сближает, делает людей едиными. Надо полагать, из этого исходила фантазия дизайнеров, сотворивших здесь, в горах, культурно-развлекательный комплекс с естественным для жителей мегаполисов эстетическим климатом, другими словами, с благоприятной для них средой обитания.
«Три апельсина» включает в себя несколько развлекательных зон. От парадного входа налево располагается кафе, обстановка которого передает быт старорусской деревни, где обслуживают официантки – нарумяненные некрасовские девушки в ярко красных сарафанах.
Дальше по лестнице вверх, через вертящиеся створки, попадаешь в бильярдную стилизованную под салун дикого запада, она так и называется «Вестерн»: на стенах бутафорские Смит-вессоны, лассо, значки шерифа и прочая атрибутика того времени. Музыка играет исключительно кантри.
Напротив бильярдной – суши-бар: узким изгибчивым проходом, освещенным неоновыми черепами, выходишь на палубу пиратского галеона. Декорация точно повторяет его оснастку: ванты, фордуны, бакштаги висят прямо над обеденными столиками. Здесь же находится штурвал, а чуть в стороне от него кабестан. Приятно обманывающая иллюзия дразнила фантазии подвыпивших посетителей видениями Антильских островов, попугаев и захороненных кладов. Это весьма услаждает, когда знаешь, что за стенами зима и стужа.
Ещё одна лестница, она ведет из суши-бара вниз, в фойе кинотеатра. Там на ваш вкус десяток механических гангстеров, кроме того детская стойка, где продают коктейли и мороженое.
И последнее, о чем нужно сказать – боулинг. К нему из фойе доставляет эскалатор. Центральное его место занимает бар, который делит боулинг на две половины. Справа от него игровые дорожки, слева небольшой концертный зал, как полагается, с эстрадой и местами для зрителей. Прошлой зимой сюда удалось заманить Стомадора – затухающую столичную рок-звезду. Неприятность с ним вышла: напился этот Стомадор и устроил драку в «Вестерне», так что путь ему сюда с той поры заказан.
Вечером этого же дня, измотанная как лошадь, в баре боулинга за бокалом красного вермута сидела Настя, пыталась сосредоточиться на последнем номере местной газеты. С грохотом разлетались кегли, мимо неё, словно стальные, катились шары.
Газета называлась «Инфо-курьер». Первая полоса рассказывала о сноубордисте из Кемерово, продемонстрировавшем на прошлой неделе лучшее носовое вращение сезона. Имелся его фотопортрет: улыбающийся, вознесший над головой свою доску, он стоял на фоне заснеженной горы. Что-то с фото было не так. Настя подняла газету на свет – и у сноубордиста проступила пёсья морда. Перелестнула на вторую… ах, вот оно что – аккурат под кемеровчаниным, точь-в-точь, но с обратной стороны был размещен снимок кобеля, тяпнувшего истопника здешней кочегарки. Вид у злоумышленника был виноватый. Впрочем, по словам автора статьи, в тот же день его отловили и отправили в собачий питомник. И поделом ему.
На той же второй полосе некий Лаврухин Ю. Д. рассказывал про свой отпуск, начатый в Юго-Восточной Азии, но впоследствии перенесенный сюда. Основания, по которым вояжер сменил пентхаус класса «Хилтон», на номер с видом на Ямантау, все как есть были списаны с местных рекламных проспектов.
Далее шла рубрика «потери-находки», извещавшая о найденной у Черного ручья меховой горжетке. Владелицу просят зайти на ресепшен отеля «Ланфиер» и забрать свою пропажу.
Следом информация культурно-развлекательного центра: анонс нового полнометражного фильма «Заповедник троллей» и короткая заметка о том, что рекорд боулинга – 16 страйков подряд, установленный месяц назад, пока никем не побит.
Настя отложила газету: над ней стоял приятный господин с темными и на удивление яркими глазами.
– Вы бы слышали, что про вас рассказывали, – завел он речь, – глушь, мол, непролазная, никакого спутникового телевидения, и медведи роются в мусорных баках – а оказалось… Вы позволите, если никого не ждете?
Он прижимал к груди ополовиненную бутылку виски и стакан.
– И что же оказалось? – Настя указала на свободный стул.
– Нет слов! Мне здесь нравится! И отель ваш хорошо устроен, – господин сел, далеко расставив руки. – Жаль, что мы здесь сугубо по делу. Но на будущий год обязательно сюда приеду отдохнуть.
– Не лучше, чем у других. Постойте, – Настя пристально на него посмотрела. – Всех наших, хотя бы в лицо, я знаю, а вас не помню. Значит вы из пятого.
– Воздвиженский Алексей Николаевич, – он плеснул себе в стакан. Они чокнулись и выпили.
– О чем будет ваш фильм? – с ходу спросила Настя.
– Я сам себе не могу ответить «о чем?», где уж постороннему человеку, – Воздвиженский понюхал фалангу указательного пальца. – Вот если бы вы спросили «зачем»? – другое дело. Но если по сути – это документально-игровой фильм. Бюджет не велик… оно и понятно, всего трое задействованы: режиссер – он перед вами, оператор… вон, извольте видеть, развлекается на бюджетные деньги, и, наконец, Савелий.
– О! это тот, огромный, – Настя заерзала на стуле. – У меня прямо поджилки затряслись. Расскажите лучше о нем.
Воздвиженский изобразил досаду.
– Всё-таки, нужно иметь исключительную внешность, чтобы хоть кто-то заинтересовался твоим внутренним миром. Мой, например, никого не привлекает, хоть и очень богат. Видите ли, коротко о нем не получится, Савелий рушит все стереотипы относительно узкого лба, бритой головы и тому подобное. Вам, правда, интересно?
– Да вы продолжайте. Продолжайте.
Режиссер плеснул себе следующую порцию и немного подумав, начал:
– Ломая грудью проблемы, он широко шагал по жизни, глядя поверх скучающего человечества…
…И оттого его свобода была гораздо шире иных людских свобод. То была свобода шириной в целого Бога. Он шагал, наполненный добротой и верой – как неожиданно заметил Ирину.
Встреча эта отозвалась живительной теплотой, что разлилась по венам и приятно защекотала в горле. Он застыл, казалось, над восхитительным цветком, тянущемуся из пожухлого ковыля к солнцу. Его обдало счастьем, и он долго не мог прийти в себя. Когда немного привык к ранее незнакомому чувству, стал бережно, по корешку, выкапывать растение – оно же упиралось, отбиваясь руками и ногами, однако быстро смирилось. Блаженный, словно спящее дитя, он прижал его к себе. Звали блаженного Савелий.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги