Прокурор Брише

– Если я счастлив, то, кажется, не в картах.

– Не в этом дело, выигрыш не порадует вас, а проигрыш не опечалит; ваше положение несравненно лучше моего, несмотря на мое счастье в картах.

– Мое положение! Да какое положение? – спросил капитан, не понимая, к чему клонится этот разговор.

– Ну, полноте притворяться, мой уважаемый маэстро, я преклоняюсь перед вашей ловкостью.

– Я ловок! Да в чем же?

– О! Вы отлично устроили свои дела. Вы, человек без всяких средств, поймали на удочку богача-зятя.

Аннибал от души расхохотался.

– Ну, – сказал он, – вы приписываете мне то, к чему я не приложил ни руку, ни душу. Все устроилось само собой, без моей помощи. Дочь любила другого, и я уже дал ему слово, а он мне заплатил порядочную сумму.

– Он вам заплатил! Что это значит? – с удивлением спросил Лозериль.

Капитан спохватился:

– Нет, нет, я не так выразился. Вот как было дело: отдавая мою дочь, я дал ей в приданое… – Аннибал остановился, придумывая, что он мог дать дочери, но, не приискав ничего, снова продолжал: – Я ей дал только…

– Только честное имя, – подсказал Лозериль.

– Ах да, вот именно это. Черт знает, как мог я позабыть. Итак, она ничего не имела, кроме честного имени, а потому я не мог отдать ее за человека без всяких средств, хотя она и любила его; не выдавая себя за богача, он говорил, что имеет небольшое состояние, а я потребовал доказательства… Вы, конечно, поймете эту естественную недоверчивость любящего отца.

– О да, конечно!

– Это был как бы залог счастья моей дочери.

– Вот дурак-то! – пробормотал Лозериль.

– Кажется, вы сказали что-то?

– Да я говорю, что это был порядочный простофиля.

– Отчего? Бог с вами!

– Ну, положим, я не прав.

– Потом он уехал на родину, чтобы обратить все недвижимое имущество в деньги.

– А во время его отсутствия подвернулся Брише со своими миллионами. И, понятно, его предпочли, несмотря на данное слово небогатому жениху.

– Да еще бы! Всякий порядочный человек обязан позаботиться о счастье своей дочери.

– А вместе с тем и о своем, капитан.

– Да, надо и о себе подумать, на том свет держится.

– Ну а когда жених возвратился, вы отдали ему деньги.

– Да, я ему возвратил их, и с большими процентами, – нерешительно отвечал капитан.

«Плут!» – подумал Лозериль.

– Так вот вы видите, – продолжал Аннибал, – ловкость моя тут ни при чем, а просто все устроилось случайно.

– Я не отказываюсь от моих слов, мой милый капитан, если вы и не пустили в ход своих талантов для приискания богатого жениха, зато вы ловко удержали за собой завоеванное вами положение.

– Нисколько.

– Нет? Подумайте хорошенько, ведь теперь вам нечего беспокоиться о своей судьбе, зять ваш позаботится о вашем будущем.

– Я убеждал Брише сделать духовную в пользу Авроры.

– И он сделал?

– Не знаю. Ведь он исчез совершенно неожиданно.

– Ну а еще что?

– Что еще?

– Не сделали ли вы еще чего-нибудь?

– Нет, ничего больше.

– О! Капитан, вы скрытничаете даже с друзьями.

– Да, черт возьми, что же я сделал?

– О! Я вижу, надо помочь вашей слабой памяти.

Аннибал разразился грубым смехом:

– Ну, вы так положительно утверждаете, что, вероятно, вам известно, что я такое сделал, сам того не зная.

– Вы убили Брише, мой дорогой Аннибал, – хладнокровно сказал Лозериль, глядя своему собеседнику прямо в глаза.

Если молодой человек думал испугать капитана, назвав его убийцей, то он ошибся в своих расчетах. Выслушав это обвинение, Аннибал опрокинулся на спинку кресла и разразился таким громким хохотом, что стекла задрожали в окнах. Закинув голову назад и трясясь всем своим громадным телом, он рисковал получить удар, так красно было его лицо. И только через несколько минут мог он с трудом выговорить:

– Ну, дружище, куда как на выдумки хитер!

В первую минуту Лозериль был положительно озадачен, но сейчас же оправился.

– Выдумка! – глухо повторил он. – Вы, кажется, считаете шуткой убийство вашего зятя.

– Так вы все еще хотите уверить меня, что зять мой убит? – спросил капитан, отирая слезы, показавшиеся на его глазах от сильного смеха.

– Разве вы не слушали, когда я рассказывал об одном таинственном убийстве?

– Нет, я заснул, но, впрочем, к концу проснулся и развязка этого приключения объяснила мне многое.

– Я повторяю, что убитый был не кто иной, как ваш зять.

– Вы в этом уверены?

– Совершенно.

– Так отчего же, когда вам показали портрет, не признали вы в нем вашего мертвеца? – серьезно и с нажимом спросил капитан.

При этом вопросе Лозериль пристально посмотрел на говорившего, но лицо его выражало любопытство, а не страх. Вероятно, это спокойствие капитана расстраивало все планы молодого человека, и он отвечал после минутного колебания:

– Я боялся повредить своему другу.

– Ого! Вы опять начали шутить, – проговорил Аннибал недовольным тоном. – Ну, послушайте, – продолжал он, облокачиваясь на стол, – будьте благоразумнее и подумайте. Ведь Брише не был ни мотом, ни пьяницей, а только труслив, как заяц, одним словом, зять мой не мог мне мешать, так как был полнейшим идиотом; с какой же целью совершил бы я это убийство? Только по трем побудительным причинам можно лишить человека жизни: из денежного интереса, из мести и, наконец, из страха. Было бы нелепо мстить полезному для меня человеку. Внушать страх такое ничтожное существо тоже не могло. Итак, согласитесь, что не страх и не месть могли побудить меня на это преступление.

– Еще остается денежный интерес, храбрый капитан; разберем эту последнюю побудительную причину.

– Извольте, разберем. Я был в страшной нищете, когда этот полоумный Брише влюбился в мою дочь. Вы сами сказали, что я воспользовался случаем и устроил свою жизнь как можно лучше. И вы не ошиблись. В брачном договоре мне назначили пожизненный пенсион. Мне было все равно, умрет ли Брише, уедет ли или исчезнет бог знает куда, – деньги бы все-таки выдавались мне. Следовательно, у меня не было интереса убивать зятя.

– А все же его убили!

– Но не я, а кто-то другой.

– Так поищем вместе, кому было выгодно убить его.

– Поищем, – сказал Аннибал.

– Прежде всего перед нами его дочь Полина.

– Хотя я от всего сердца ненавижу эту гордячку, но не могу даже заподозрить ее в таком ужасном преступлении, – возразил капитан.

– Потом старый управляющий.

– Ну, тот готов своей жизнью пожертвовать, чтобы только избавить своего господина от малейшей неприятности.

– Ну, поищем дальше. Да помогите же, капитан, кому мог мешать Брише? – медленно произнес Лозериль, устремив глаза в одну точку, как бы что-то припоминая. И он опять повторил: – Да помогите же, товарищ, ведь была же нужна кому-нибудь его смерть.

Вдруг капитан вздрогнул, как бы от внезапной мысли, мелькнувшей в его голове.

– О! – проговорил он. – Вы прямо попадаете в цель. Сперва вы терпеливо выжидаете, чтобы вернее нанести удар.

Лозериль прикинулся удивленным.

– Я вас не понимаю, – сказал он.

– Я хочу сказать, что вы начали с отца и добрались до дочери.

– О, капитан! Как могла вам прийти в голову подобная мысль! – вскричал Лозериль, обидевшись.

Аннибал был совершенно серьезен; видя, что его дочери грозит опасность, он почувствовал, что и в его сердце шевельнулось чувство, похожее на родительскую любовь.

– Ну, мой милый капитан, так как все-таки предметом нашего разговора сделалась ваша дочь, конечно, совершенно случайно, то и поговорим о ней и о ее несчастном муже, – спокойно произнес Лозериль.

– А! Так вы обвиняете теперь мою дочь? – сказал капитан, и в его голосе послышалась угроза.

– Да нет же, говорят вам, – возразил молодой человек.

– Так кого же вы подозреваете?

– Это вы сейчас узнаете, если ответите на некоторые вопросы, которые я вам предложу.

– Ну, спрашивайте.

Вероятно, Лозериль добился того, что ему хотелось, потому что на губах его появилась торжествующая улыбка.

– Женившись на вашей дочери, вероятно, Брише положил на ее имя хотя бы небольшой капитал? – с живостью задал он вопрос.

– Да, зять мой подарил Авроре двадцать тысяч фунтов.

– Ну и, конечно, обещал еще что-нибудь?

– Да, он сказал, что сделает духовную, по которой все состояние перейдет к моей дочери, за исключением небольшого капитала, назначенного в приданое Полине.

– И написал это завещание?

– Если я не ошибаюсь, то написал в самый день своего исчезновения, потому что, говорят, он был у своего нотариуса.

При этом ответе Лозериль засмеялся и покачал головой.

– Однако! – вскричал он. – Они очень поторопились, не хотели терять драгоценное время и сейчас же убили бедного мужа.

Капитан широко раскрыл глаза от удивления.

– Они! – проговорил Аннибал. – Да кто же это они?

– Ах, мой друг, вы хороший актер, у вас просто талант.

– Да вот провалиться мне сейчас же, если я что-нибудь понимаю из ваших таинственных намеков.

– Невозможно, чтобы вы даже не подозревали того, кто рассчитывал, устранив Брише, убить двух зайцев.

Но капитан не умел отгадывать таких мудреных загадок; широко раскрыв рот и вытаращив глаза, он ничего не мог придумать.

– Хотите, я вам помогу? – сказал Лозериль, позабавившись несколько минут его недогадливостью.

– Ради бога, сделайте одолжение, потому что я отказываюсь от решения этой трудной задачи.

– Удивляюсь, как могли вы забыть о первом женихе своей дочери, – сказал Лозериль с особенным ударением.

– Жених моей дочери? – вскричал Аннибал. – Да какой?

– Господи! Да тот самый, которому вы дали слово; и он, желая обладать любимой женщиной, вероятно, нашел средство сделать ее миллионершей и вдовой.

– Ох! – вздохнул капитан, вперив в молодого человека свои испуганные глаза.

– Потому что, – продолжал Лозериль, – можно наверно сказать, что обманутый жених постарался напомнить предмету своей любви о их прежних чувствах.

– Вот вздор-то! Аврора давным-давно забыла его! – вскричал Фукье, стараясь сохранить хладнокровие, хотя слова собеседника и возбудили в нем подозрения.

Лозериль сделал вид, что соглашается, и, смеясь, продолжал:

– Ну хорошо, капитан, пусть это будет вздор, потому что дело касается вашей дочери, которую я уважаю. Но оставим ее, и согласитесь, ведь часто случается, что человек, отвергнутый как муж, принимается потом как друг дома, а супруг и не видит его никогда.

Аннибал смешался. Эти последние слова напомнили ему о таинственном пребывании его дочери в павильоне, возле которого он еще сегодня бродил.

– Да, – продолжал Лозериль, – сперва принимается втайне от мужа… до того дня, когда наконец друг сочтет, что как муж ни скромен, но все же он лишний на этом свете, и тогда решаются отправить его к праотцам.

Не дождавшись конца фразы молодого человека, Аннибал медленно приподнялся со своего кресла. Выпрямившись и не произнося ни слова, он, казалось, пожирал глазами своего гостя, сидевшего напротив. Не понимая, к чему клонится этот разговор, капитан чувствовал, что Лозериль опасный враг.

«Проклятый! – рассуждал Аннибал сам с собой. – Ведь он готовит нам плохой сюрприз. Не раздавить ли лучше эту гадину, пока она еще не ужалила?»

По-видимому, совершенно спокойный, как бы чувствуя себя в безопасности, Лозериль улыбаясь смотрел на капитана, хорошо понимая в то же время, что ему угрожает.

«Ага! – думал он. – Кроткая Аврора поручила своему другу убить мужа… я открыл тайну прелестной девушки… выигрыш на моей стороне, но прежде придется выдержать нападение этого разъяренного кабана, уже готового на меня броситься».

Но, к несчастью, Лозериль был безоружен. Шпага лежала на кресле не более как в шагах шести от него. Он встал не торопясь и улыбаясь, и твердо решив увернуться хитростью, если бы Фукье захотел его удержать, но Аннибал, погруженный в свои мысли, дал ему пройти.

– Утомительно долго сидеть, – проговорил Лозериль, сделав несколько шагов по комнате. Вместо того чтобы прямо направиться к своей шпаге, молодой человек пошел в противоположную сторону, потом вернулся и пошел к ней. Это была самая критическая минута, потому что надо было идти мимо капитана, а тот, поняв его намерение, мог броситься сзади и повалить на пол своим страшным кулаком. Но Аннибал все еще находился в раздумьях и пропустил Лозериля.

– Теперь я не боюсь! – весело проговорил граф, кладя руку на шпагу.

И он быстро повернулся, чтобы быть лицом к лицу со своим врагом, но капитана уже не было в комнате; он успел выбежать и, запирая дверь на ключ, насмешливо прокричал своему пленнику:

– Не теряйте терпения, граф. Я скоро вернусь. Мне надо хорошенько подумать о всех сказанных вами глупостях.

Через несколько минут замолк шум его шагов. «Вот тебе раз! – подумал Лозериль. – Я попал в западню, старый плут пошел советоваться с дочерью и вернется убить меня, а я не могу даже позвать на помощь».

– Впрочем, – вскричал он, вынимая из ножен шпагу, – владея этим оружием, я не буду играть роль курицы в руках повара.

Но он тотчас же замолчал, ему послышался какой-то шум, и он подумал, что опасность приближается.

– Кто-то подкрадывается, – сказал он, прислушиваясь.

Действительно, кто-то подходил, осторожно ступая, чтобы не произвести ни малейшего шума, и, должно быть, прислонился к двери или посмотрел в замочную скважину, потому что дверь скрипнула. Но он не мог видеть Лозериля, так как граф встал у той самой стены, где находилась дверь.

«Должно быть, это капитан крадется, чтобы напасть на меня внезапно», – подумал Лозериль.

Между тем ключ в замке повернулся без всякого шума и в полурастворенной двери показалось бледное и испуганное лицо.

– Ба! Это господин Колар! – вскричал Лозериль, схватив вошедшего за плечи; при этом неожиданном прикосновении управляющий вздрогнул, но, увидев графа Лозериля, радостно проговорил:

– Слава богу! Вы еще живы!

При этих словах руки молодого человека опустились от удивления.

– Еще жив? Да почему же ты думал, что меня уже нет на свете?

– Я подумал, что капитан сделал здесь что-нибудь ужасное, потому что он очень мрачный прошел через переднюю и, бормоча про себя, отправился в сад.

– А! Так он в саду?

– Да, он, кажется, пошел в павильон госпожи Брише.

«Ну так я и знал! – подумал Лозериль. – Он пошел посоветоваться с дочерью, как ему поступить со мной. Мне нечего его дожидаться, а надо скорее уйти отсюда».

Он направился было к двери, но тотчас же остановился.

– Нет! – решительно проговорил он. – Я останусь и посмотрю, чем кончится эта комедия. – И, обращаясь к Колару, все еще стоявшему в дверях, Лозериль спросил его: – Так вы считаете, что капитан способен даже убить человека?

– Я считаю его способным на все, с тех пор как он решился сказать, что выгонит барышню из дома, который принадлежит ей одной, а никак не этим проклятым нищим.

Когда Колар произнес последние слова, то на лице его выразилась такая ужасная ненависть, что Лозериль тотчас же решил воспользоваться ею.

«Ого! – подумал он. – Старый дурак не очень-то любит папашу с дочкой. Он поможет мне усмирить капитана, когда тот начнет бесноваться». Граф сделал удивленное лицо:

– А я и не подозревал, что мне грозила смерть, и не могу понять, за что капитан хотел меня убить.

Колар с минуту колебался, потом, взглянув Лозерилю прямо в глаза, медленно проговорил:

– За портрет, который показал вам судья, а вы еще сделали вид, что не узнали.

– Как сделал вид? Да для чего бы я стал лгать?

– Из боязни обвинить капитана в убийстве моего господина. Потому что если бы вы сказали, что это портрет виденного вами мертвеца, то мы, зная достоверно о судьбе нашего господина, стали бы искать виновников этого преступления. И капитан…

Но Лозериль прервал его громким смехом:

– Твоя любовь к Брише ослепляет тебя, старик; будь уверен, капитану и в голову не придет, что на него возводят такое преступление.

Управляющий не обратил внимания на смех Лозериля и продолжал, пристально глядя на него:

– Стало быть, тот убитый не имеет никакого сходства с портретом?

– Ни малейшего.

– И в продолжение четырех часов, что вы просидели вместе, капитан не говорил об этом приключении?

– Нет, даже ни одним словом не напоминал о нем.

Отвечая старику и избегая его взгляда, Лозериль повернулся к столу, на котором валялись разбросанные банковские билеты, карты и золото.

– Видишь ли, вот чем мы занимались, вместо того чтобы рассуждать о портрете. А что Аннибал был так взбешен, то неудивительно: он проиграл и, вероятно, пошел к дочери попросить денег, надеясь отыграться.

– А зачем же он вас запер?

– О! По рассеянности, как это часто случается с невезучими игроками.

– Вот что! – проговорил Колар недоверчивым тоном.

Вдруг Лозериль хлопнул себя по лбу, как бы что-то неожиданно припомнив:

– Да, Колар, хорошо, что ты мне напомнил своими вопросами, ты должен оказать мне услугу.

– С удовольствием, граф.

– Вот в чем дело: если капитану удастся выпросить денег у дочери, то он сейчас же заставит меня играть с ним, и бог знает когда это кончится. Может быть, придется просидеть всю ночь.

– Очень может быть.

– А меня ждут и будут беспокоиться, если я долго не вернусь. Так мне надо бы дать знать… Не можешь ли ты отнести мою записку?

– Извольте, я готов, – сказал Колар, почтительно кланяясь.

Управляющий поспешил подвинуть Лозерилю кресло, а сам встал позади него. Молодой человек быстро набросал следующие строки:

«Мне угрожает серьезная опасность, и в случае моей насильственной смерти я обвиняю в ней капитана Фукье и его дочь. Они решились на это преступление из страха, чтобы я не донес на них за убийство Брише. Я открыл их первое преступление благодаря портрету, показанному мне судьей де Бадьером, и утверждаю, что этот портрет изображает убитого человека, историю которого я рассказывал всему семейству Брише. Я сознаюсь, что из снисходительности и жалости к виновным не признал сходства, но теперь я наказан за это теми самыми людьми, которых я хотел спасти».

Он уже хотел подписать свою фамилию, но, вспомнив, что Колар, стоя за его креслом, легко мог прочесть все письмо, быстро обернулся. Старик стоял с поднятыми к потолку глазами; погруженный в свои грустные мысли, он, казалось, забыл даже, где он и зачем пришел сюда.