Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

159

ВД. Т. XVI. С. 97; Т. XX. С. 553–554.

160

Там же. С. 546.

161

Междуцарствие. С. 170, 174.

162

Дело Комарова опубликовано: ВД. Т. XX. С. 393–412. См. также комментарий к нему А. В. Семеновой: С. 547–548. Мы далеки от укрепившегося в литературе отнесения Комарова к числу предателей и доносчиков. Действительно, его показания на процессе были использованы в качестве одного из первоначальных источников информации о Союзе благоденствия и его персональном составе. Слова об «измене» Комарова тайному обществу, которые содержат мемуары И. Д. Якушкина (Якушкин И. Д. Мемуары. Статьи. Документы. Иркутск, 1993. С. 114), и фраза в записках С. Г. Волконского – «…впоследствии был доносчик» (Волконский С. Г. Записки. Иркутск, 1991. С. 365), по нашему мнению, отражают факт откровенных показаний Комарова на следствии и последующего его прощения. Более того, оценка Якушкина, по-видимому, есть реакция на открытое несогласие Комарова с целями политического характера, а главное, – с конкретными средствами политического действия (расчеты на военную силу вместо заложенного в уставе Союза влияния на общественное мнение и правительство), которые обсуждались в 1820–1821 гг. среди руководящих участников тайного общества; на это прямо указывают собственные показания Комарова (ВД. Т. XX. С. 399). Сколько-нибудь определенных данных об «измене» Комарова или сделанном им доносе на тайное общество обнаружить до сих пор не удалось. Если бы Комаров в действительности участвовал в агентурной деятельности против тайного общества или выступил доносчиком, то, несомненно, не преминул бы заявить об этом на следствии, по примеру И. М. Юмина. Намерение «обнаружить» общество, если оно не вернется к своей первоначальной цели – прием защиты на следствии, использованный многими подследственными в своих показаниях (Якушкин И. Д. Мемуары… С. 336). Между тем, в показаниях Комарова отчетливо видно стремление доказать «чистоту» своих намерений – сохранить тайное общество в рамках просветительской деятельности, а кроме того, достаточно заметны его усилия спасти себя от грозящей ответственности: ведь доказывая свое несогласие с политической целью общества, он там самым обнаруживал свою осведомленность о ней. В свете сказанного позднейшие обвинения в его адрес, высказанные на уровне гипотезы, представляются неубедительными (Нечкина М. В. Движение декабристов. Т. 1. С. 325, 451). Утверждение авторитетного ученого, будто Комаров после своего освобождения был заключен «для вида» в Петропавловскую крепость, основано на недоразумении: использованная исследователем в качестве доказательства сопроводительная записка Николая I относилась не к Комарову, а к вновь арестованному Т. В. Комару (Декабристы. С. 83–84). В основе негативной ауры, которая сложилась вокруг образа Комарова в историографии, лежит отношение к нему мемуариста Якушкина и особая ситуация, в которой он, как «отставший» участник Союза благоденствия, оказался на следственном процессе.

163

Алфавит. С. 226.

164

ВД. Т. I. С. 10, 32.

165

Алфавит. С. 226; ВД. Т. XX. С. 487.

166

ВД. Т. XVI. С. 56, 57. Алфавит. С. 326.

167

ОР РНБ. Ф. 380. Д. 58. Л. 9 об.-10 об. Эта записка Е. А. Головина цитируется в исследовании Я. А. Гордина (Гордин Я. А. Мятеж реформаторов: 14 декабря 1825 года. Л., 1989. С. 285–286).

168

ВД. Т. I. С. 33, 234.

169

Там же. С. 33, 97, 240, 246, 258, 435, 446.