Избранное
Борис Бурмистров
Сквозь сумерки времен. Стихотворения
Автор благодарит губернатора Кемеровской области Амана Гумировича Тулеева за помощь в издании этой книги.
Авторы проекта «Библиотека российской поэзии» Ильдар Маматов, Александр Кердан.
© Б. В. Бурмистров, 2010
© Издательство «Маматов», 2010
* * *«Но мы любовью жили…»
Я издавна знаю и высоко ценю творчество поэтов Кемеровской земли. Двадцать лет назад, посетив этот край, я познакомился сразу с целым поэтическим созвездием Западной Сибири – с Любой Никоновой, Николаем Колмогоровым, Александром Ибрагимовым, Виталием Крековым, Сергеем Донбаем, Борисом Бурмистровым. Все они стали моими младшими друзьями и авторами журнала «Наш Современник». К поэтическим сборникам Колмогорова и Донбая мне довелось написать предисловие. А теперь вот и Борис Бурмистров попросил меня быть редактором и составителем его книги…
Когда я прочитал его рукопись, то сразу же в памяти всплыла одна из любимых моих русских пословиц: «Жизнь прожить – не поле перейти». И эту дорогу по бескрайнему полю поэт не прошел бы, если бы не нащупал кровные связи с вечными обликами и явлениями жизни, и в первую очередь с прошедшим, настоящим и будущим поколением родных людей:
В моем лице – морщинки прапрадеда,В моем лице – улыбки праправнука,В моем лице – крупинки прапрасвета,В моем лице – полоски прапразвука.С чем сталкивается человек, вступивший на край этого поля? В первую очередь, конечно же, с роковой неизбежностью работы, с библейским повелением: «В поте лица своего будешь добывать хлеб свой»…
Что-то оплачено кровью и потом,Что-то свалилось, как манна с небес.И в одиночку, и с целым народомНес я безропотно тяжкий свой крест.Кто-то роптал, изнывая от тяжести,Кто-то проклятья швырял в пустоту.Тихие, тихие горести-радостиСледом плелись, подгоняя толпу.Картинами вечной народной трудовой страды заполнена рукопись Бориса Бурмистрова. Он не «соглядатай праздный», не свидетель, а такой же, как все, соучастник земной, материальной, исторической мистерии, с достоинством несущий «бремя страстей человеческих».
Жил. И не просто ведь жил —Завтрашний день предугадывал,Я ли траву не косил,Я ли стога не укладывал.Я ли колодцы не рылИ за работу в наградуВоды подземные пил,Жадно впивая прохладу.Самым сильным, чтобы «в поте лица своего» одолевать поле жизни – нужны более высокие цели, нежели кусок хлеба и глоток воды. Только в молодости можно рыть колодцы, метать стога, мыть золото в реках и ручьях Колымского края, одолевать просторы русских бездорожий без истерики и без проклятий, с терпением, без которого русские люди не построили бы страны.
Распутица. Тащу сапог из глины,Сезон осенних проливных дождей,Заезженные русские равнины —Храп лошадей и взмыленных людей.Как это все знакомо нам, русским людям, из простонародья, истинным поэтом которого я считаю Бориса Бурмистрова.
И каково ж было всем нам, детям этой стихии понять то, что понял поэт в 90-е годы прошлого века и выразил в стихотворении «Нищета», написанном рукой, до сих пор дрожащей «от тяжелой колымской работы».
Пойдем, подруга-нищета,И дальше в поисках позора.Кому предъявим мы счетаВ дни всенародного разора?Не часто поэт бросает свой взгляд в мир социальных страстей, но все его строки, написанные на злобу дня, правдивы и убедительны. Если наши семьи, родные, «родова» для какого-нибудь умного немца всего лишь приметы «дурной бесконечности», то для нашего русского поэта – передача вечного тепла из ладони в ладонь, из губ в губы, из очей в очи. Это тепло связует обрывки времен, заполняет провалы памяти, наполняет жизнь шумом родословного древа.
Это дерево вечно растет.Его корни в глубинах пространства.В кроне, в листике каждом течетКровь язычества и христианства.Я листочек на ветке любви,Все мы в мире и вечны, и тленны.Дай-то Бог, чтобы в нашей кровиНе пропали великие гены.В эту кровную связь, в ее пульсирующий круговорот естественно вплетены и живые картины и вздохи родной природы.
И холмы, и равнины,И глухая тайга,Скрип продрогшей осины,И стога, и снега…Это все мне с началаИ до смертного дня,И кусты краснотала,И речушка Иня,Тихий шепот ковыльный,Звон колосьев литых,И далекий былинныйГолос предков моих.Это не «публицистическое разгильдяйство» (говоря словами Блока), чем частенько грешит патриотическая лирика, а таинственная сокровенная «скрытая теплота патриотизма», о которой вспоминал Лев Толстой в «Войне и мире». Эту скрытую теплоту поэт научился ценить и ощущать, потеряв многих своих родных и близких.
Мы бы могли жить совсем по другому…Лодка печали причалила к дому.Мы же не звали ее, не просили,Сел в эту лодку отец наш Василий,Дочка Светлана, сынок – Василечек,Бабушка Дуня и сын ее – летчик,Брат Анатолий и друг его странник —Лодка отчалила, скрылась в тумане,Лишь перевозчик махнул на прощаньеИ, оглянувшись, сказал: «До свиданья».Стихотворение так и называется «Поминальное». Сразу вспоминается «перевозчик-водогребщик» Александра Твардовского и великая человеческая мудрость, выраженная в словах «для Бога мертвых нет». Поэтому, наверное, и печаль поэта светла, а его стихи об ушедших похожи на глубокие вдохи и выдохи.
В этот день я с вами, вы со мной —Двери потаенные открыты.Здесь какой-то шепот неземнойИ цвета закатные разлиты.(Из стихотворения «Родительский день».)Отцовство, материнство, братство – вот чувства, которые помогают нам не впадать в отчаянье «перейти поле» жизни. А если еще на свет пробился новый росточек, взамен сломанных житейской бурей, то и силы человеческие возрождаются вновь.
Новый день теплом согреетЛасковое солнышко.Вырастай, сынок, скорее,Маковое зернышко.Поделюсь я всем с тобою,Род наш крепкий, злаковый.От ветров тебя укрою,Стебелек мой маковый.Перелистываю рукопись и везде нащупываю эти кровные связи – вены, артерии, сухожилия:
Три женщины любимых на земле,Три мотылька, светящихся во мгле.За них готов молиться день и ночь —Храни их, Боже: мать, жену и дочь.Жизнь, словно кинолента, сматывается в прошлое и волшебное воспоминание всплывает в памяти седого мужчины:
Из прошлого высвечен сердцемНетленный родительский дом,В нем зыбка с кудрявым младенцемКачалась под звездным окном.И даже трагический образ родины, умытой кровью в октябре 1993 года, в жизни поэта совмещается с униженной женщиной-матерью:
Родина – женщина русоволосая,Милая, милая – нету милей…Что же ты нынче нагая и босаяКровь источаешь на груды камней.А когда исчерпаны все земные возможности, которые человек обретает в работе и в кровной связи, истрачены силы, данные нам природой для «перехода через поле», то у каждого из нас остается золотой запас веры, наш последний, говоря словами Евгения Баратынского, «якорь надежды – символ. Вера, надежда, любовь – последние средства от смертного греха, который называется «отчаянием».
Я снова загнан в угол…Где тьма, где белый свет?Но нет во мне испугаИ страха тоже нет.Бывало и похуже,Вы помните, друзья,Как в наши души стужаВползала, как змея.Но мы любовью жили,Молитвою ТворцаИ в стужу не остылиНи души, ни сердца.«Бог есть любовь» – писал Лев Николаевич Толстой. И любовь, как воздух, разлитая по страницам лирической книги Бориса Бурмистрова, связывает, скрепляет все частицы постоянно разрушаемого временем нашего внутреннего и внешнего мира. Любовь к жизни, любовь к родине, любовь к женщине, любовь к истине, любовь к поэзии. Я знаю, что одним из самых любимых поэтов Бориса Бурмистрова является Николай Рубцов, знаменитые слова которого мне хочется вспомнить в заключение:
С каждой избою и тучею,С громом, готовым упасть,Чувствую самую жгучую,Самую смертную связь.У Бориса Бурмистрова – это связь поэта с прошлым, настоящим и будущим родной земли, это его родова с корнями, ветвями и листьями, это бесконечная любовь ко всему сущему.
Поэт,лауреат Государственной премии РСФСРСтанислав КуняевПоэт
За все, что выдумал, простите –Поэт на выдумки горазд,Он столько в этой жизни видел,Не выставляясь напоказ.Он столько верст земных отмерил,Прошел сквозь сумерки временИ он один, наивный, верил,Что мир добром не обделен.Сменялись дни, сменялись ночи,Храм воздвигался на крови,А он любил и жаждал оченьВ ответ, хоть капельку, любви.Слова придумывал такие,Каких еще не слышал светИ утихали все стихии,И умолкал безумный бред.Начало
Еще не знали сна,Не ведали причин,Была Земля однаИ был Творец один.Сходила тьма на нет,Чуть брезжило вдали,И растекался светПо жилочкам Земли…«Что-то не то в этом мире творится…»
Что-то не то в этом мире творится,Если печалью подсвечены лица,Если на лицах тревога застыла,Значит душа о душе позабыла,Значит душе одиноко и сиро,Значит в миру нету Божьего мира,Значит Любовь в суете затерялась –Мне не досталась, тебе не досталась…Так и живем в этой жизни мы бренной –Плачет душа о душе сокровенной.«Пройдет печаль, исчезнет грусть…»
Пройдет печаль, исчезнет грустьИ ночь, как сон, истает.Любовью к ближним истончусь –Душа любовью станет.70-е годы. «Из прошлого высвечен сердцем»
«И холмы, и равнины…»
И холмы, и равнины,И глухая тайга.Скрип продрогшей осины,И стога, и снега…Это все мне с началаИ до смертного дня,И кусты краснотала,И речушка Иня.Тихий шепот ковыльный,Звон колосьев литыхИ далекий былинныйГолос предков моих.Заброшенный дом
Заколочены крестомДва окна в бараке том,Два окна – и тьма, и свет —Память там, а нас там нет.Там гуляют сквозняки,Задевая косяки,Там давно уже в ночиХолод веет от печиИ который год подрядМолча стены голосят…Смерть бабки
Успокоилась, руки сложила,Отдохнуть вдруг решив среди дня,И лицо ее будто молило:Не будите без дела меня.И ходили на цыпочках дети,И внучата молчали в углу.Все, казалось, затихло на свете,Только время текло по стеклу…Отдыхает старушка, ей спится,Знать, усталость – причина тому…Отчего же в слезах наших лицаИ так скорбно, и зябко в дому.Отец
Пришел с простреленной рукой,Но, слава ветру, что живой.От ветра дрогнула рука,Прицел нарушив у врага.Но страшно мне, а если б нет:Ослаб бы ветер в тот моментИли совсем в тот миг затих…Не досчитался б мир двоих.«Мелеют озера…»
Мелеют озераИ реки мелеют.И главная доля в томНашей вины…Проходят века,Наши души скудеютИ многих порывовУже лишены.Батагай
Отменены надолго все полеты,Над летным полем виснут облака,И без работы – грустные пилотыИграют в подкидного дурака.Не протолкнуться в «зале ожиданья»,Ни встать, ни сесть – на каменном полуМешки, узлы, как знаки запинанья,Расставлены неправильно в углу.Четвертый день – и не видать просвета,Туман укрыл поселок Батагай.Устал кассир, уходит от ответа,Хоть телеграмму господу давай!Спешит народ: кто в гагру, а кто в Сочи.Висит плакат, гласит: «Аэрофлот —Удобно, быстро, днем или средь ночи…»,А отпуск мой, наверно, здесь пройдет.Хожу, брожу в измятой куртке финской,Пишу стихи про этот чудный край,Поет транзистор – голос Кристалинской:«Не улетай, родной, не улетай…».Начало сезона
Прохладно, прозрачно и звонко,Дорога, как скатерть, бела.Пыхтит на подъем «пятитонка»,В снегу сбуксанула, пошла.Сто сил лошадиных в упряжке,Сто тысяч отдельно чертей.И «джин капитанский» во фляжкеОт тряски становится злей.Спешим. Вот за тем переваломНас ждет незнакомый ручей:«Там золота, братцы, навалом —Лопатой шуруй лишь ловчей…».Мы знаем, что он привираетНаш старый, испытанный «пред»,Но деда артель понимает,Он все-таки умница – дед.Спускаемся вниз по распадку,Все тише и тише мотор.И вот разбиваем палатку,И вот уже первый костер.И вот уже повар хлопочет,И в круг собрались едоки,А джин в наших глотках хохочет:«Чуть-чуть за приезд, мужики».Ночной снегопад
Как будто увидел впервыеЯ этот ночной снегопад,И эти дворы ледяные,И этот сверкающий сад.Услышал снежинок шуршаньеСреди утомленных снегов,И сонных деревьев дыханье,И скрип одиноких шагов.Деревья усталые рукиВоздели к седым облакам,И тают холодные звуки,К моим прикоснувшись рукам…Под эти созвучья ночныеНад городом спящим плыву,И все это будто впервые,А кажется – вечность живу.«Хоронили в селе пастуха…»
Хоронили в селе пастуха,Говорили: «Ударило громом.А за ним никакого грехаНе водилось». И тихо над гробом.Разговоры вели мужики:«Видно, Богу угодно так было.И ему, знать, нужны пастухи.Без присмотра нечистая сила…»Помолчали и гроб понеслиВ дальний путь от родного порога.А наутро коровы пошли,От копыт загудела дорога.Вышел сын пастуха НиколайИ отцовским кнутом размахнулся,Щелкнул лихо и крикнул: «Давай!»,И без злобы на стадо ругнулся.«Множество проб и ошибок…»
Множество проб и ошибок.Где же ты, истина, где?Лишь отраженье улыбокВижу в зеркальной воде,Взглядов лукавых скольженье,Странная тень над рекой.Что в этом мире движенье?Что в этом мире покой?Что в этом мире сомненье?И у которой чертыРадостный миг озаренья,Горестный миг темноты.Кто доберется до истины,Боль пересилив и страх…Лица угрюмы, таинственны —Искорки смеха в зрачках.Поздняя любовь
Расставанья, расстоянья —Очень близкие слова,От свиданья, до свиданьяПобелела голова.Сколько лет и сколько весенПролетело с той поры…Нас с тобой венчает осень,И осенние дворыНас встречают виновато,Будто знают наперед:Это время листопадаОтцветет и отойдет.Наше позднее венчанье…Осень.Желтая трава.Расставанья и свиданья —Очень близкие слова.« Меня не станет на земле…»
Меня не станет на земле,Меня волной вселенской смоет,И где-то там, уже во мглеЧужая боль меня догонит.Последний раз, в короткий мигПеред глазами вспыхнет лето,И женский лик, и женский крикЗамрут на полуяви где-то…«Светлая, светлая осень…»
Светлая, светлая осень,Новое время грядет,Цвет холодами подточен,Миг… и сейчас опадет.Миг… и сейчас оборветсяЛист с пожелтевших небес,Звоном в тиши отзовется —И опечалится лес.Сердце забьется тревожно,Дробный, прерывистый стук…В сад мой войдет осторожноМедно-серебряный звук.«Вот и прошел я уже полпути…»
Вот и прошел я уже полпути,Что впереди там, а что позади?В прошлом остались нелегкие дни,Нынче холодные светят огни.По небу катится чья-то звезда,Время со стуком несут поезда,Годы в почтовом вагоне лежат,А за окном – листопад, снегопад.Вот уже оттепель, дождь проливной —Все перемешано. Мчит скоростной…Стрелочник хмурый разводит пути,Горе и радость еще впереди.«Опять дожди тиранят город…»
Опять дожди тиранят городИ горизонт в тумане скрыт,Сижу в саду (собачий холод),А рядом женщина сидит.Сидит, не смею молвить слова,Боюсь движением спугнуть.Она, мне кажется, готоваВот-вот на веточку вспорхнуть.«Не улетайте, заклинаю», —Я про себя шепчу, шепчу.Хотя совсем не понимаю,Зачем сижу, зачем молчу?..Все на круги свои вернется,Уже светлеет горизонт.И женщина сидит, смеется,Со мною вместе солнца ждет.«Зовет апрель: гулять, гулять…»
Зовет апрель: гулять, гулять!Я собираюсь молча.Жена не хочет отпускать:– Куда собрался ночью?– Куда, куда? Летать хочу,Такое вот желанье!И коль надумал – улечу,Сиди здесь в ожиданье.А хочешь, чудо сотворим —Открой скорей оконце! —Возьмем и вместе полетимТуда, где светит солнце!..– Летать, да боже упаси!Чтоб я тебя пустила, —Жена сказала: – Свет гаси! –И… форточку закрыла.«Загляделся в прозрачный ручей…»
Загляделся в прозрачный ручейИ над жизнью задумался снова:Отдохнуть бы от мутных речейВ ожидании светлого слова.Как прекрасен родимый язык,Как он в строчки, созвучья ложится,Словно к чистой водице приник —До конца моих дней не напиться…«Как медленно время идет…»
Как медленно время идет,Как быстро листва опадает.Какой на Земле нынче год —Никто из живущих не знает.Какой на Земле нынче день?По внешним приметам – осенний.На доме моем – светотеньМир делит на свет и на тени.Как долго на свете живу?Как долго я тень свою вижу?Кто знает… Смотрюсь в синевуИ звуки далекие слышу.Колымская стена (отрывки из поэмы)
IЧерепа, черепа – там, где были глаза —Лишь пустоты, – вернее глазницы,А когда-то оттуда сбегала слеза,Трепетали от света ресницы.Боль когда-то стучала в вискиИ от мыслей внутри было тесно…Колыма, Колыма – золотые пескиИ святое, и грешное место.IIНе писал я про Север пока,Не сказать, что иные заботы,Просто долго дрожала рукаОт колымской тяжелой работы.Просто долго дремала строка,Замирала и вновь просыпалась,Ударяясь волной в берега,На которых полжизни осталось…Что о прошлом теперь мне тужить,В те далекие трудные годыПриходилось мне землю долбить,Обнажать коренные породы.И, как все, я тогда уставал,Вспоминал я и черта, и Бога —К свету, к солнцу Века поднимал,Что ни метр – иная эпоха…Кто там был – не осудит меня,Знали цену мы мерзлому пуду…А теперь мне подайте огня!И чернила налейте в посуду.IIIОт Магадана тыщу верстНа Север тянется погост,Нет в мире кладбища длинней —По всей дороге хруст костей…Остановите, хоть на миг,Поток машин, я слышу крик.Из-под земли несется он,Верней не крик, а слабый стон.Кричать устали мертвецы…Простите, братья и отцы, —И после смерти вам опятьМы не даем спокойно спать…Молчит Колымская стена —Где имена? Где имена?……………………XДалекий край, суровый край,Да разве ты виной всему?Есть на земле и ад, и рай,Но кто вершит – куда кому?И кто теперь припомнит всех,Кто воскресит те имена?..Примите, люди, этот грех,Нам за него платить сполна.Со всех концов земли видна —Стоит Кремлевская стена,От глаз людских удалена —Лежит Колымская стена.Родова
Сыну Сергею
Это дерево вечно растет.Его корни в глубинах пространства,В кроне, в листике каждом течетКровь язычества и христианства.Перемешана, смешана кровьИ от буйства к спокойствию духаПрорастала и крепла любовь,И коснулась дыханием слуха.О, далекие предки мои,Россияне – сыны вольнодумства,В моем сердце доныне горитВаш огонь доброты и безумства.Я листочек на ветке любви,Все мы в мире и вечны, и тленны.Дай-то Бог, чтобы в нашей кровиНе пропали великие гены.Горе сгинет и смута пройдет,Даст нам Бог высоты и простора.Покаянное время грядет,Русь, Россия – судьба и опора.«Я сын любви, я внук раздора…»
Я сын любви, я внук раздора,Вокруг пустынные поля,И за пределами простораЕще просторнее земля.А за спиной все смято, сжато —В сундук железный под замок…Мне новой Родины не надо,Она одна – как Свет, как Бог.И я любви своей не скрою,Не отрекусь и на огне.И все прошедшее со мною,И все минувшее во мне.Вновь мировая зреет ссора,Стою на огненном Крыльце —Я сын любви, я внук раздора,Отец и дед – в одном лице.«Как цветок придорожный, поникну…
Как цветок придорожный, поникнуНа исходе холодного дня,Проходящему поезду крикну,Не услышат в вагонах меня.Только ветром размытые лица,В желтых рамах успеют мелькнуть.Будет пыль над землею кружиться,Оседая на рельсовый путь.Оседая на травы степные,Осыпаясь на плечи и грудь…Простучали колеса стальные,Скорый поезд назад не вернуть.Улетел за седые отроги,То ли в сказку опять, то ли в быль…Одиноко стою у дороги —Оседает столетняя пыль.Погорельцы
Раскатали домишко по бревнышкуИ снежком притоптали дымок,И навстречу студеному солнышкуПокатили свой хилый возок.Что их ждет впереди за холмами?Что им темное небо сулит?Снег тяжелый скрипит под ногами,Спотыкаясь, собака скулит.Неизвестность, неясность, тревогаИ надежда, что это – пока…И петляет, петляет дорога —Будто тянется нить из клубка.Размотается пряжа не скоро,И не скоро окончится путь,У чужого приткнется забораЭтот горький возок отдохнуть…И живем мы спокойно на свете,На душе ни тоски, ни вины.Тянут воз свой российские детиПо дорогам любимой страны.«Из прошлого высвечен сердцем…»
Из прошлого высвечен сердцемНетленный родительский дом,В нем зыбка с кудрявым младенцемКачалась под звездным окном.Осеннее небо пугалоПечальной своей глубиной,И зыбка пылинкой виталаВ тумане меж светом и тьмой.Казалось, что мир этот хрупкийРассыплется вдруг среди дня,Но женские теплые рукиВселяли надежду в меня.И я привыкал понемногуК пространству за темным окном,Вначале пять метров к порогу…А позже покинул и дом.В пути постигал расстоянья,Пространство манило, влекло,И время земного скитаньяТак быстро бежало, текло.То время подернуто дымкой,Но вижу за той пеленой,Как женщина с доброй улыбкойСклоняется вновь надо мной.И женские руки в надеждеЛаскают белесый мой чуб,И я просыпаюсь, как в детстве,И… «мама!» – срывается с губ.«Три женщины любимых, три печали…»
Три женщины любимых, три печалиУ трех дорог меня всегда встречали.Три женщины любимых, три огняОт злых напастей берегли меня.Три женщины любимых на земле,Три мотылька, светящихся во мгле,За них готов молиться день и ночь —Храни их, Боже: мать, жену и дочь.«Вот и вышел намеченный срок…
В. Н.
Вот и вышел намеченный срок,Приумолкли походные трубы.С этой женщиной пить бы медок,Целовать ее сладкие губы.С этой женщиной век вековать,Только что мне от века осталось.Где моя молодецкая статьИ куда моя юность умчалась?Исходил я немало дорог,Верил в силу свою и отвагу…С этой женщиной пить бы медок,А не горькую, горькую влагу.Протекли мои годы в песок,Слишком призрачны были победы.С этой женщиной пить бы медокИ хмелеть от вечерней беседы.В этом мире неясных тревогЯ молю всемогущего Бога —С этой женщиной пить бы медокДо того, до последнего срока.«Душой ничуть не покривлю…»
Душой ничуть не покривлю,Когда сравню тебя с Мадонной,С той недоступной и покорной,Чей взгляд божественный ловлю.Душой ничуть не покривлю,Сказав, что есть на свете чудо,Средь сумасшествия и блуда —Святую женщину люблю.Скажу спасибо сентябрюЗа ту, негаданную встречу.Я новый год в душе отмечу —Душой ничуть не покривлю.Мольба
Храни тебя мой Бог,Меня – твоя Богиня.Где движется песок,Там вечная пустыня.Где тысячи дорог,Невидимые взору,Там движется песок,Не под гору, а в гору.Моя судьба, мой рок,Мираж, с которым спорю.Там движется песокК сиреневому морю.Там движется песок,Как будто кровь под кожей…Храни тебя мой Бог,Да и Богиня тоже.«Эта женщина Востока…»
Под тяжестью твоей огромной болиЯ не согнусь, хоть и былинка в поле.А ты могуч, руками камни крошишь,А боль былинки выдержать не можешь.Н. Рашидова (Авторский перевод с узбекского)Эта женщина ВостокаГоворит и говорит,Нескончаемым потокомРечь, как реченька журчит.Я слова не разбираю,Не моя на то вина,Но я сердцем понимаю,Что волнуется она.Что в душе ее тревога,Что в душе ее печаль.У нее одна дорога,У меня другая даль.Но на миг соприкоснулисьВ оглушающей тишиИ на оклик оглянулисьДве былинки, две души.«Рисую осенний пейзаж…»
Рисую осенний пейзаж,Оранжевой краской рисую.Сменяется явь на мираж,Уйти в неизвестность рискую.Сменяется день на закат,В рубахе малиновый вечер.Плывет над землей листопадИ листья щебечут: «До встречи».До той недалекой поры,Когда распускается вербаИ радужный смех детворыВзлетает до синего неба…Рисую осенний пейзаж —Прекрасный кусочек природы.И женская прихоть и блажь —Всего лишь измена погоды.«…Из той поры до нынешнего дня…»
…Из той поры до нынешнего дняЛетит, летит: «Не разлюби меня», —И готов поклясться на крови,Я от твоей не отрекусь любви.Когда вдали забрезжит ливень-свет,Мы вдруг поймем, что нас уже здесь нет,Лишь голоса, да отголоски дней,Судьба твоя растворена в моей.И потому безудержно любяИ среди звезд я отыщу тебя…«Сколько прошел дорог…»
Сколько прошел дорог,Сколько спалил мостов,Слишком печален итог —Много могил и крестов.Сколько друзей схоронил,Сына отнес на погост.Кто из неведомых силСжег этот крохотный мост?Господи, что впереди,Пламень в душе или лед,Молот тяжелый в грудиВ ребра безжалостно бьет.Что же мне делать теперь,Новые строить мосты?Двери слетают с петель —Поле, снега и кресты.«Все, что от жизни возьму…»
Все, что от жизни возьму, —Все, уходя, возвращу.Канув в кромешную тьму,Всем ли и все ли прощу.Все ли прощу я себе,Все ли могу я прощать,В этой заблудшей судьбе —Было о чем мне вещать.Было о чем сожалеть,Крест свой нелегкий неся…Мог бы давно умереть —Без отпущенья нельзя.Без отпущенья грешно,Раньше, до Судного Дня,Всем отпущенье дано…Нынче простят ли меня?«Сколько потеряно…»
Сколько потеряно,Сколько не найдено.Жил неуверенно —Счастье украдено.Времечко сдвинутоВетрами зимними,Душенька вымытаБелыми ливнями.Что же осталось:Дорога нездешняя,Сердца усталость.Да грусть безутешная.Жил бы уверенно,Зная доподлинно —Что не потеряныСовесть и Родина.Ниточка тонкая —Дума заветная.Жизнь моя горькая,Жизнь моя светлая.Утро по полюДымкою стелется,В лучшую долюТрудно, но верится.