Дырка от бублика 3. Байки о вкусной и здоровой жизни
– Жалкое утешение. Пощупать! Пощупать надо! Сегодня!
– Ну вот! А говоришь: «Я – инопланетянин!». Жил я в Крыму у одной старухи. Всю жизнь она проработала на туристических теплоходах, мотающихся в загранку. Горничной. Из её рассказов я понял, что эти горничные, кроме своих прямых обязанностей, занимались в плавании ещё и сексуальной обслугой экипажа и пассажиров. В последнее время она была старшей горничной. Это что-то вроде хозяйки плавающего борделя. Старуха – законченный мизантроп! Только ещё большая страсть к деньгам заставляла её сдавать койки. Она столько крови перепортила всем нам, а нас у неё жило постоянно человек пятнадцать, что, если бы не море, мы бы наверняка нервнобольными уехали. За каждым шагом следила. Да как ревниво и профессионально! Утюг включишь: «Я записываю показания счетчика!». Ну и всё прочее… «Побойтесь Бога!» – говорю я как-то ей. «Какого Бога? – трескуче и хрипло смеётся она. – Дай мне его пощупать!» – «Леди, – говорю я, – вы не представляете даже грамма того ужаса, который случится с вами, когда вы всё-таки встретитесь с ним. Но ещё больший ужас постигнет вас, если он позволит вам себя пощупать…»
Капчагай – искусственное водохранилище в семидесяти километрах от Алма-Аты, созданное, якобы, для того, чтобы крутить турбины электростанции и давать ток столице. Ну и, как это бывает обычно, когда с природой не считаются, электростанция получилась дохлая и нерентабельная, а природа пострадала катастрофически. Но это ниже по течению. А тут представьте себе полупустыню и пустыню, а с краю этакий вроде бы кусочек Средиземного моря. Правда, климат… А что климат? Для тех, кто не здесь живёт, а только наезжает изредка, – экзотика!
Зона отдыха правобережья была закрыта. На табличке чёрным по белому было написано:
холера!
карантин,
а внизу кроваво-красной губной помадой пририсован мужской член и инструкция к его использованию.
Из самого центра зоны бедствия доносились совсем не холерные звуки мужского хохота, хлюпанья воды и женских кокетливых повизгиваний.
– Туфта! Въезжай! – скомандовал Федя. – Это ещё с прошлого года забыли убрать. Тут у них всё время то дизентерия, то сальмонеллёз, то отстойники городские прорвёт, и всё сюда. А люди как купались, так и купаются. Хоть бы хны!..
Но Аполлон уже разворачивал машину.
– Да ты что? – закричал Федя. – До левобережной зоны ещё километров тридцать!
– Доедем…
– Может, искупнёмся в черте городка – и домой?
– Нет. С ночёвкой и только с ночёвкой. Вкусим все прелести круглосуточного отдыха на взморье. Тем более, что нынче полнолуние. Правда, насчет купания не знаю…
– Да ты что! На том берегу – аква дисцилята! Вода, как слеза!
– Ну, если только так…
Знаменитая левобережная зона отдыха была на левом берегу!
А что вы удивляетесь? В нашей стране это совсем не обязательно. Так же, как и элементарный указатель «Куда надо свернуть, чтобы куда надо приехать!». И долго бы плутали бедуины, если бы благочестивый и добрый странник не направил их на путь истинный. Им оказалась сильно нетрезвая и так же сильно развязная гурия лет сорока пяти. Не спрашивая разрешения, она влезла в машину и, резво обхватив Федю, приказала Аполлону:
– Прямо кати, чувак, и не оглядывайся!
Гений испуганно заверещал, вырвался и выскочил из машины. Аполлон рассмеялся и, убедительно побеседовав с гурией на библейскую тему «Ай-я-яй!», очень настойчиво предложил ей восстановить статус кво. Проповедь «пастора» велась на такой изысканной уголовной латыни, что гурия сразу утихла и попросила сигарету. Узнав же, что и такая мелочь ей не светит, она достаточно неэстетично выругалась и, покинув салон, двинулась в барханы.
Последовав за ней и дальше, друзья всё-таки приблизились к цели. Перед ними возник зелёный оазис ведомственных турбаз.
«Чайка», «Голубой прибой», «Буревестник» и тому подобное морское ассорти радовало глаз своими сараеподобными фанерными домиками и техническими ёмкостями, приспособленными под жилье.
– О! Нефтебаза! Прямо у пляжа! – удивился Федя и ошибся.
За оградой из колючей проволоки стройными рядами стояли гигантские серебристые цистерны, переоборудованные в коттеджи геологостроймонтажшараш – бог знает какой конторы.
– Рай Диогена! – обрадовался Аполлон и направил машину в пространство, где должны были быть ворота. – Смотри, в этих бочках кондиционеры и жалюзи!
Не успел директор поразить Федю наблюдательностью, как грозный и одновременно жалкий человечек в тюбетейке выскочил из одной цистерны и чуть было не испортил праздник. Перемешивая тюркские, очень грубые, словосочетания с очень похожим на них русским матом, он махал руками до тех пор, пока Аполлон не всунул в них две бутылки водки и большую хрустящую ассигнацию.
– Одни сутки, и чтоб кондиционер пел!
Интонация! Интонация в голосе директора была такая, что даже Феде захотелось встать и вытянуть руки по швам.
Получив ключи от цистерны для «особых гостей» в которой были вполне сносный спальный гарнитур, телевизор, холодильник, радио и телефон, и, поставив машину в цистерну, оборудованную под гараж, друзья спустились к пляжу.
Пляж… Ну, ребята, пляж в советской пустыне – это конечно… Курай, колючки, антисанитария и зной…
Солнце стремительно летело к зениту. Становилось теплее, теплее, ещё теплее, и вот уже просто невыносимо. Спасаясь от зноя и прибрежной мути, поднятой детворой и опекателями, Аполлон и Федя уплыли к буйкам.
Аполлон лег на спину, а Федя ухватился за один из буйков.
– Эх, хорошо-о! – выдохнул он в сторону гор.
– Ну да! Только убогие и нищие купаются в полдень!
– Значит мы…
– Жертвы! Все! И преступники и праведники!
– Тогда я люблю всех!
– Кстати о любви. Знаешь, за что не любят евреев?
– А как же! За жадность, трусость, сволочизм, за интеллектуальный шовинизм! – как из пушки выпалил Федя.
– Ну, этого-то у кого нет! Это конкретно от человека зависит. У Нюмы и Абрама Моисеевича ничего подобного днём с огнём не сыщешь! Кстати, эти качества в основном питает животная борьба за выживание. Борьба не нужна – и качества не нужны. Нет, не за это не любят евреев. И не за то, что они распяли Христа. Евреев не любят за то, что Христос был еврей. И этот еврей обратил внимание на одно из древнейших антишовинистических посланий инопланетян – возлюби ближнего как себя самого! А так как даже себя возлюбить не получается – мозгов и на это не хватает, то досада и злоба и принимают всякие формы расизма, юдофобии и бог знает чего ещё. Христа не любят! Христа, а не евреев и вообще всех других. И даже когда какой-нибудь очередной дутый академик докажет, что Христос не относился к семитской группе, а был какой-нибудь индеец или чукча, – ничего не изменится! Каждый день, распиная евреев, чёрных, жёлтых, красных, белых или ещё кого-то, подсознательно и с наслаждением распинают Христа! Так что – возлюби и еврея, как себя самого!
– Почему ты стал пастором Билл?
– Ну?
– Бог – это надёжная фирма!
– Всегда надёжная! Ну не на кого больше опереться! Разве что только на тебя!
Аполлон перевернулся и, как скутер, ринулся на друга.
– Ты что? Я сам на буйке сижу! – заголосил тот, но был опрокинут и повергнут в пучину…
После купания друзья не стали жариться на солнце. И когда они переступили порог цистерны-коттеджа, то ощущение было сравнимо разве что с мгновенным переходом из ада в рай. В живой земной рай, где не было невыносимой пыточной скуки от однообразия. Темнота от закрытых жалюзи, мерное жужжание кондиционера и холодильника, мягкие постели и абажурный свет настольной лампочки создавали его.
– Счастье – избавление от всякого несчастья, – потягиваясь, протянул Аполлон и бухнулся на кровать.
– Точно! Как бы позавидовали нам те – на пляже, если бы сравнили свой жуткий кайф с нашим, – тоже с кровати простонал Федя.
– И зря! Надо жить так же и лучше. А то, как бы опять в пещерах не оказаться… – зевая, закончил морализировать Аполлон. – Слева от буйков видел рощу? Мощная зелень! Патологически мощная для этой климатической зоны. После сна пойдём прогуляемся в ту сторону. Думаю, там мы встретимся с ещё большим чудом…
Действительно, вблизи роща производила гораздо более внушительное впечатление, чем издалека. Если посадки у ведомственных коттеджей были жидкие и чахлые, то тут, среди пустыни… Ну что описывать – южный берег Крыма, да и только! А в центре этого рукотворного зеленого буйства стояло то, ради чего оно и было сотворено, – государственная преогромнейшая вилла.
И тишина…
Гробовая тишина…
– Эге-гей! Есть тут кто-нибудь? – крикнул Аполлон в распахнутые настежь ворота.
Тишина…
– Ковровая дорожка! – ткнул пальцем в газон Федя.
– Α-a!.. – застонал кто-то в кустах, и друзья бросились на помощь.
Но помощь не требовалась. В кустах лежала пьяная и совершенно голая молодая особа. Когда Федя попробовал приподнять так во всех отношениях падшую, та визгливо закричала:
– Не трогай, скотина! Не мешай принимать эту… к… как её?.. Воздушную ванну, мать её!..
Вырвавшись из рук гения, принимающая ванну рухнула назад, на предусмотрительно подстеленный кем-то ватник, и совершенно по-мужски захрапела.
– Навязанное добро – зло! Нельзя навязывать своего понятия о счастье! Ей – хорошо! – весело прокомментировал Аполлон и тут же предупреждающе выкрикнул: – Джип!..
В ворота, как взрыв, ворвался автомобиль. В нём кричал, хохотал и пел целый клубок из молодых человеческих тел. Одно из них выпрыгнуло, закрыло ворота и повесило огромный амбарный замок.
– Начинаются приключения! Ловушка! – прошептал Аполлон.
– Жюль Верн! – с азартом так же тихо ответил Федя.
В вечернем огненно-красном закатном освещении очень рельефно и зловеще обозначились остро отточенные железные пики на воротах и таком же капитальном трёхметровом заборе. Мало того! Чёрные иглы ржавой колючей проволоки кругами вились вокруг пик и над ними.
– Надо как-то выбираться… Пошли вдоль забора! Не может быть, чтобы не было лазейки… – вполголоса сказал Аполлон, и друзья тихонько углубились в джунгли из крапивы и кустарника.
– Р-рр!.. – раскатилось в надвигающихся сумерках, и на Федю прыгнул снежный барс.
– Мама! – больше удивленно, чем испуганно, вскрикнул гений и бухнулся на пятую точку.
Аполлон тоже инстинктивно шарахнулся в сторону, но тут же облегчённо вздохнул:
– Фу-ух! Ну и напугал! Бедняга… Какая же сволочь тебя сюда?..
Ударившись об увитые вьюнами и потому невидимые для героев прутья клетки, барс отскочил и с ненавистью уставился на пришельцев.
Тут был целый зоопарк.
В следующей клетке сидели беркуты и ещё какие-то орлоподобные птицы, в другой спал огромный волк, и только уссурийских тигров не хватало для полного хищного букета. В загоне, который тянулся дальше, стояли лошади и два верблюда, а дальше… Дальше был бассейн. Пустой. Но выложенный разноцветным кафелем.
– Отдыхаем! – озадаченно сказал Аполлон. – Похоже, что тут и комар без пропуска не вылетит… Как мы до сих пор на охрану не напоролись… Не понимаю…
– А девица?
– Ну да, фуфайка под ней была самая что ни на есть сторожевая…
Со стороны виллы раздались женские визги и лошадиный мужской гогот. Где-то что-то стукнуло, где-то что-то рухнуло, и почти нечеловеческие звуки стали приближаться. Друзья едва успели спрятаться в кустах, как к бассейну выбежали четыре голых девицы. За ними, с прутами в руках, неслись пятеро, тоже почти обнажённых, парней. Загнав красавиц на дно бассейна, парни дружно заорали:
– Гуси, гуси!
«Гусочки» рассмеялись и так же дружно ответили:
– Га-га-га!
Парни приставили прутики к низу живота и радостно проревели:
– Трах хотите-е?
– Да-да-да! – обрадовано ответили «гусочки», и началась самая что ни на есть недетская игра с таким же недетским результатом.
А так как птичек было меньше, чем птенчиков, то одну пташку подхватили двое и начали…
– Закрой рот! Трогаем в сторону корпуса! – шепнул Аполлон. – Сейчас они здесь, а ключи у них наверняка там…
Вестибюль госвиллы встретил героев магнитофонным рёвом и свинством. Видимо здесь же совершался и коллективный стриптиз, так как и мужская и женская одежда была разбросана тут же.
– Хватай все большие ключи! – крикнул Аполлон и начал выворачивать карманы первых попавшихся брюк.
Федя тут же склонился над чьими-то шортами…
Однако криминальное поведение друзей не осталось безнаказанным.
– Шарах! – и Аполлон повалился на пол.
– Шарах! – и на полу растянулся гений.
Бес с удовольствием хрюкнул и победно взмахнул над головой резиновой дубинкой. Достойный представитель одной из групп «золотой молодёжи» опять, и весьма успешно перешёл дорогу герою, а он об этом даже не подозревал.
Первым очнулся Федя. Чувствовал он себя весьма и весьма… Как мраморная скульптура молодого бога, Аполлон лежал рядом, а над ним восторженно и дико прыгал и крутился голый и полуголый хоровод.
Неожиданно магнитофон умолк.
У колонок стоял Бес.
Обнажённый по пояс, пьяный, с охапкой огромных ножей в одной руке и бельевой верёвкой в другой, он так же, как и Аполлон лишь контурами напоминал что-то человеческое.
– Шаш… лык! – икнул он.
– Ура-а! – закричали голые.
– Не-е! Из них шаш… лык будем делать! – ткнул ножами в лежащих Бес.
В вестибюле стало тихо.
– Сс… сопляки! – выругался Бес.
Бросив ножи на диван, он схватил Аполлона под мышки и, подтащив к огромной деревянной языческой скульптуре, пошёл за Федей.
– Как жрать, так все… а как вкалывать, так по кустам… Скоты!.. – озверело бормотал труженик.
Федя почувствовал… и уже снова ничего не почувствовал… Когда он опять увидел огромную люстру и всё, что под ней, то не особенно возрадовался. Привязанный к другу и к скифоподобной деревянной бабе, он не мог пошевельнуть ни рукой, ни ногой.
Глаза у Аполлона были открыты и неподвижны.
– Помер! – понял Федя.
Аполлон моргнул.
Вообще ситуация сложилась пародийная и киностандартная, по типу пустышки-боевика. Как, впрочем, и всё, произошедшее до этого. Но, видимо, так устроена жизнь, что кто бы что бы ни сочинил в реалистическом ключе, всё или есть где-нибудь, или было, или будет. Воображение творческих личностей оперирует, неважно собственным или чужим, но приобретённым опытом этого бытия и его логикой, и поэтому просто невозможно придумывать что-либо такое, чего нет или не может быть (впрочем, может быть, и не так!). Просто в жизни редко бывает всё сразу, в огромном количестве в одном месте, да ещё и за полтора часа зрительского времени. Поэтому и воспринимаем мы ситуации боевиков как что-то искусственное. Нечто подобное автор уже высказывал, но это рассуждения, а жизнь – вот она!
– Шш-ше!
– Вз-зз!..
Нож пролетел мимо.
– Водки!
Бес глотнул прямо из бутылки и примерился в деревянную скульптуру вторым ножом.
– Шш-ше!
– Вз-зз-д-зинь! – отскочил от дерева нож и рикошетом разбил что-то.
– Водки!
– Шш-ше!
– Бум!
Следующий нож воткнулся прямо над головой Феди. За Бесом раздались жидкие испуганные хлопки. Гуляки явно трезвели, и некоторые даже потянулись к одежде.
– Но-но! Ни с места! Шш-ше!..
– Вз-зз!..
– Водки!..
– Как насчет лягушки? – вполне внятно прошептал Аполлон.
– Какой лягушки? – выдавил из себя Федя.
– В сливках! Накаркал сюжет… Напрягись!
Федя неожиданно почувствовал, что верёвка сползает с него, и напрягся.
– Скомандую «три» – сбрасывай верёвку и за мной!..
– Шш-ше!
– Бум!
– Раз… два… три!
Вскочив и схватив валяющуюся тут же дубинку, Аполлон прыгнул к Бесу. Федя рванулся, упал, опять рванулся, выдернул из скульптуры огромную финку и, вычерчивая ею яростные круги и, ревя, как взбесившийся бык, ринулся на бесовское окружение. Смертельная бледность и чудовищная решительность летели впереди него – убийца!
К счастью, Аполлон уже успел прорубить улочку. Двое и случайно подвернувшаяся под руку девица уже отдыхали рядом с корчившимся на полу Бесом, изо рта которого толчками выбрасывались рвотные массы. Местонахождение же остальных можно было определить только по удаляющемуся в сторону бассейна топоту.
Друзья тоже не стали задерживаться. Пробежав мимо не одного, а уже трёх джипов и панически шарахавшихся от них юнцов, они проскочили в полуоткрытые ворота и лишь далеко за ними перешли на быстрый шаг.
– Судьба бежит по кругу! Стой! Не дрыгайся!.. – сказал Аполлон и остановился, чтобы сориентироваться на местности.
Светила полная луна.
Красота вокруг была неописуемая!
– Хищников бы ещё из клеток повыпускать, да ворота запереть, да ключи выбросить…
– Смотри! – заворожено вышепнул Федя.
Взбренькивая, как кастаньетами, огромной связкой ключей, в фантастическом танце плыла над великолепной землёй хмельная голая…
– Дух и символ замка! – хмыкнул Аполлон и поперхнулся.
– Бабах! – шарахнул прямо в спину героев ружейный выстрел, и спринт возобновился.
Теперь, почти до самых «цистерн», друзья летели и летели…
– Чего ножичком размахиваешь? Зарой в песок! – приказал Аполлон, когда они добрались до бивуака. – Собирай шмотки, а я – к машине! Будем «рвать когти»! Эти сыночки и дочки сейчас такую королевскую охоту устроят…
И тут Аполлон оказался прав. Сунув испуганному замурзанному сторожу ещё одну хрустящую ассигнацию, герой как отрезал:
– Одно неосторожное слово – и твоей светлой карьере каюк! Нас здесь не было!
– Конесь-сно! Конесь-сно!.. – неожиданно с китайским акцентом запричитал сторож. – Я мольцять как могиля! Конесь-сно! Конесь-сно!..
И долго, долго ещё кланялся хранитель псевдоёмкостей вслед самоделке. Её потушенные бортовые огни, зловеще отсвечивая в лунном свете, гипнотизировали и вселяли такой ужас, что, когда на дороге появились джипы с орущими и всё время пуляющими из трёх или четырёх стволов оскорблёнными и обиженными, он непроизвольно и тоненько… Ну, увлажнился! С кем не бывает…
– Бабах! – шарахнул очередной ружейный выстрел, и городок у моря проснулся весь…
Середина лета, ночь, прозрачнейший воздух, огромная луна, стерильная в волшебном освещении пустыня по обеим сторонам дороги, бог знает где позади, как в другом измерении, оставшийся городок с госвиллой на берегу Капчагайского моря – всё это переключало на другой ритм и, как и утром, снова настраивало на лирику и рассуждения.
Федя хлопнул себя по щеке и застонал:
– Что за пакость? Вроде не комар, а как больно! Ох, голова… О-ох!..
Аполлон приспустил стекло дверцы:
– Сейчас выдует… Всё по башке нас, всё по башке…
– Ну, и мы тоже…
– Закон лягушки. Кто не трепыхается, тот не живёт и зря рождается! Обгонять надо! Опережать! Как тебе этот летучий бордельчик?
Федя встрепенулся:
– Ой мен, Шехерезада! Трах-тиби-дох-тиби-дох! С курсами повышения квалификации для непотомственных сперматозавров и экстрасенсов! И непгименно по линии высшей пагтийной школы товагищи! Кош кельдиниздег! (Добро пожаловать!)!
– Ну, если бы в твоем варианте, то хай живе! – неожиданно положительно оценил Аполлон рекламный ролик. – Я тоже люблю поиграться на эту тему, но чтобы ножички метать в живых людей – это ни в какие ворота!.. Я когда напиваюсь, добрею до одури.
– Да при чём тут «трах»? Я это так…
– При всём при том, дорогой мой, что как ни ни крути, а «трах» – основа основ для нас – обезьяно-человеков! С него всё начинается, и из-за него всё продолжается, – говорил дедушка Фрейд. И неврастении, и дистонии, и агрессии чрезмерные, и созидания, и творчество. С каждым днём я в этом всё больше и больше убеждаюсь. Да ты-то как бывший медик должен лучше меня это знать. Гормоны, брат, гормоны! Программы! Такие же, как и воспитание, которое у джентльменов само гормонами управляет!
– Что язык заплетается? Опять сердцебиение?
– Да нет… Устал. Да и голова тоже побаливает. Да и разве я не прав?
– А чёрт его знает!
– Ой-ё-ёй, как виски ломит!.. Тут понимаешь как… По бесполому образу и подобию божьему жить почти невозможно. И никак не получается так, что получил медаль – и на всю жизнь герой. Прав Наум Аркадьевич! Всё время приходится шекспирить – быть или не быть, пить или не пить, бить или не бить. Не заповеди, как баран, талдычить, а каждый раз решать. Каждый раз определять меру. Тем более что посеешь поступок – пожнёшь привычку. Посеешь привычку – пожнёшь характер. Посеешь характер – пожнёшь судьбу. А посеешь судьбу… Уж не знаю, что пожнёшь тут, но то, что пожнёшь, – точно! И наоборот тоже… Лучше, конечно, не тратиться на ерунду, но берёт верх физиология! На раздумье много энергии уходит, так она ещё и мозги отключает. Чтобы не захиреть. Вот и хапаем! Рвёмся! Я этот хапальный рефлекс ненавижу. Хотя и без него нельзя. Исчезнем как вид… И знаешь – по его уровню сразу можно определить, насколько ты скотина, а насколько – человек. Из-за его беспредела настоящими людьми и не становимся. Только что-то наработали и – шлёп! Опять мордой в грязь. Снова шерсть полезла. Снова утечка.
Инстинкт достаточности в пользу ума убран, а мозги отключаются… Не выдерживает обезьяна! По трупам карабкается… К своему же трупу… И жрёт, жрёт! Захлёбываясь и давясь. Остановится не может… Мерзость!..
Аполлон помолчал и продолжил:
– Как ни крути, а всё-таки не хочется быть обезьяной. Всё-таки эта перспектива не фонтан. Всё-таки не в джунглях живём. Злоба сегодня – не выгодна! Вот мой дядюшка именно от этого и выигрывает. Его доброта – основа предпринимательства!
– Да брось ты!
– И нечего бросать! – вяло возразил Аполлон. – Даже если ты писатель, а не пис-сака, то у тебя может быть только одна задача – сделать мир хоть чуточку доброжелательней. А значит – богаче! Зло – это скудость! Ущерб! И бедный сосед – опасный сосед! А когда богатых большинство, а бедных нет вообще, да ещё два или три поколения пользуются накопленным и приумножают его, то страх потерять исчезает. Да просто сытый всегда добрее голодного! Тут, я думаю, дух и физиология – разные формы одного и того же. Слово «добро» почти всегда взаимосвязано с добром материальным. Великое целесообразие и гармония!
Аполлон умолк. Голова у него продолжала раскалываться от боли, а разглагольствования хоть как-то отвлекали. И поскольку Федя не возражал, а, глядя в окошко, тоже старался отвлечься от своей головной боли, то он продолжил:
– Недобрый и жадный понятен. Он хапает! И от этого у него целый букет всякой гадости. Гораздо больший, чем у чистой обезьяны. И всё из-за попавших не к тому, к кому нужно, мозгов. А добрый среди злых – загадка. Откуда у него щедрость? Я думаю, доброта – это здоровый божий прорыв сквозь хапальную дурь! А возьми удовольствия! Без них-то тоже никак! И тут целесообразие! А как же! Иначе даже сиюминутный смысл теряется. Потому, что удовольствия – индикатор. Сигнал! Самореализация произошла! Конечно у одного дважды два – и кайф! Хапанул – и зубами к стенке! И никуда уже не надо двигаться. А у другого – стимул! Для дальнейшего…
– Докопался-таки до смысла…
– Да не надо было ни до чего докапываться. Все законы – вот они! Вокруг! И не лупай глазами! Не смотреть надо, а видеть! И не ищи того смысла, который реален для другого измерения и другой формы бытия. Здесь, – только через тернии к звёздам! Но через тернии, а не через кровавые сопли! И знаешь, что я думаю? Когда это социалистическое извращение разрушат, то подёргаются, подёргаются в уже вроде бы более логичном капитализме и его звероскотинизме и опять вернутся к той же любви, к тому же добру и бескорыстию. Через религии, марксизмы-ленинизмы, демократии – неважно! И так будут прыгать до тех пор, пока окончательно от шерсти не избавятся. Потому что смысл бытия осучес… осуществляется только через живое общение, а не через хапанье. И качество общения друг с другом и миром – наш счёт перед собой и этим… как его… ну пусть Богом. Даже не уходят с постов и работы на пенсию чаще всего оттого, что подсознательно или сознательно боятся потерять иллюзию своей полноценности в общении. А некоторые как уходят, так и дуба дают. На производственном, узко профессиональном уровне вроде бы самореализовались, а на человеческом не успели. Или не смогли. Или не хотели. А человеческий – главное! Вот Лев Толстой это понял…
– Еще бы!
– Но промахнулся!
– Да-а?
– Ещё как промахнулся, хотя и был граф! А может быть, как раз и потому, что был граф! Он только на человеческое в человечестве ориентировался. А людей-то – раз, два и то сомнительно! В кого ни ткни – или зверь, или скотина. В большей своей части! И никто не хочет этого признавать в открытую. Все притворяются людьми. Но до первого шкурного интереса. И тех, кто Лёвушкино мировоззрение приняли за абсолютную истину, жизнь несчастными и сделала. Порвали их в одночасье ближние, да ещё и в душу нахаркали! С Христом то же самое получилось. Тот тоже непротивление проповедовал и всепрощение. Прекрасно и замечательно! Но только для людей! А для тех, кто есть и кто хочет всё-таки стать ЧЕЛОВЕКОМ должно быть сначала конечно «Возлюби ближнего, как себя самого!», а потом обязательно «Не позволяйте злу торжествовать!». С любовью, но воздаяние! И карающее и оно же вознаграждающее! И главное неотвратимое! И никаких правых и левых щёк! Безнаказанность рождает вседозволенность, а вседозволенность беспредел и разрушение. Гибель! А милосердие и прощение к врагу может быть только к поверженному! Это же элементарно! Свернули всем мозги так, что прописные истины – опять новость! Так вот вроде бы увидели ребята истину, определили смысл существования, а методы и способы реализации этого смысла у них оказались пшиковые. Пустые номера! Не стыкуются с тем, что есть! Мало почвы для зерна! Не прорастает! Так же и коммунисты. Одним махом захотели всех сделать одинаково счастливыми. Причём тут наоборот – плюнув именно на всю мизерную, но всё-таки человеческую в нас часть. Поголовно! Как скотину! Насильно! Где все – ноль. И вождь и дворник. И у них, и у графа, и у Христа ни черта не вышло!