Путь НСДАП. История германского фашизма

Правда, кто знает обстановку тогдашнего времени, тому понятно, что все это нелегко было сделать, а кто знаком с действующими лицами, тот знает, что ничего другого от них и ожидать нельзя было. Союз Спартака пытался действовать решительно; независимые также готовы были проявить некоторую активность. Но эти политики были до известной степени в плену у буржуазных настроений, сами того не замечая. Дело в том, что германская буржуазия вначале вовсе не была настроена контрреволюционно. Знаменитый «переход на почву фактов» (Признание переворота 9 ноября. – Прим. ред?) не был исключительно актом трусости; в нем как бы заключалось молчаливое согласие и готовность «признать» великие события. Но когда со стороны революционеров не последовало великих действий, тогда снова начала действовать буржуазия, причем она действовала уже так, как предписывала ей ее природа, т. е. контрреволюционно.

Но воспоминание об этой готовности примириться с подлинно революционным актом сохранилось. Превосходный писатель и зоркий наблюдатель эпохи, Йозеф Гофмиллер, обнародовал недавно в извлечениях свой дневник времен мюнхенской революции: даже в этом интимном дневнике нет почти никакой критики по адресу революционеров. Так сильно было тогда ощущение, что надо дать новому возможность проявить себя. Монархистские публицисты писали дифирамбы политическому обновлению страны. Когда же революционеры обманули ожидания, сама буржуазия догадалась, что она совершила ошибку, в которой ей теперь приходится раскаиваться. Она полностью подтвердила теперь ту характеристику, которую дал немцам Богумил Гольтц: «Наш народ имеет уравновешенный темперамент, но в мыслях склонен к крайностям, легко приходит в возбуждение благодаря фантастическим представлениям и воспоминаниям о прошлом, а в результате его мучат раскаяние и угрызения совести».

Национал-социализм – это нечистая совесть германской буржуазии

В Мюнхене у буржуазии были особые основания иметь нечистую совесть. Вождем революции был здесь Курт Эйснер27 – прототип радикализированного либерала, идеалист и мечтатель, писатель, слегка «богема», еврей из северной Германии и вместе с тем человек, влюбленный в душу баварского народа, как почти все, кто близко соприкасался с ним. В противоположность большинству своих политических друзей он был федералистом; своими горячими нападками на Берлин он привлек на сторону мюнхенской революции местный национальный патриотизм баварцев. С помощью крестьян, уставших от войны и недолюбливающих пруссаков, Эйснер свергнул непопулярного короля и в продолжение нескольких недель был популярнейшим человеком в Баварии; когда он был убит, за его гробом следовали сотни тысяч людей, искренне потрясенных.

Итак, даже баварский федерализм оказался скомпрометированным своей связью с революцией. Политические настроения баварского населения носили более цельный характер, чем на севере; классовые противоречия были здесь менее резкими. Политический темперамент баварцев отличается спокойствием, и когда политический фарватер изменился, то и вся масса политических настроений почти целиком направилась в одну и ту же сторону. Когда же наклон изменился в другую сторону, то и настроения народа резко переменились. Такой характер народа предопределил его судьбу: он дальше всех довел германскую революцию – вплоть до советской республики, а затем дальше всех довел также контрреволюцию – до путча Гитлера.

Новый стиль борьбы

В столице Баварии все еще были крайне сильны антисемитские настроения, и партия должна была использовать их. Любое собрание «союза народной обороны» и всякой другой организации, не поленившейся нанять залу и сочинить соответствующий плакат, все еще бывало переполнено. У «фелькише» было достаточно умелых пропагандистов. Целыми месяцами в антисемитских газетах изо дня в день помещалось следующее объявление: «Арестуйте евреев, и в стране настанет спокойствие». Сам Гитлер не сказал бы этого лучше.

Но дело было не только в этой удачной выдумке. Дело было не в том, что данное объявление регулярно оплачивалось в течение ряда месяцев. Что касается усердия, то Гитлер, человек без определенных занятий, в этом отношении оставил позади себя всех своих соперников. Во второй половине 1920 г. союзы «фелькише» мало-помалу начинают тяготиться шумными успехами на своих массовых митингах. «Мы не желаем больше собраний со скандалами и хулиганскими выходками; потворствовать низменным инстинктам толпы – ниже нашего достоинства, – пишет некий эстет в “Фелькишер беобахтер”. – Каждую неделю мы имеем переполненные собрания; но какой в этом прок? Разве это отменяет Версальский договор, разве это избавляет нас от берлинских марксистов и снова делает предпринимателя хозяином в доме? В Баварии правительство и без этого носит национальный характер».

Понадобился пример Гитлера, чтобы научить этих усталых политиков уму-разуму. Он показал им, что нужно уметь не терять терпения в продолжение целых 13 лет агитационных успехов, если желаешь завоевать действительную власть. Гитлер пришел сам из низов. Для большинства людей приятна похвала масс; для Гитлера, которого до сих пор буржуазия не жаловала своим признанием, такая похвала еще бесконечно приятнее, чем для людей с положением и связями, чем для деятелей из так называемых союзов «фелькише» или для вождей «блока порядка», «совета граждан» и «дружины обороны». Для них одобрение ликующей толпы на собраниях всегда имеет несколько подозрительный привкус, их отпугивает такое политическое средство. Для Гитлера в завоевании этого одобрения – его главная цель.

И вот уже летом 1920 г. одна из газет противников называет Гитлера «самым продувным специалистом по части науськивания» в Мюнхене. Это – ошибка, он был лишь самый прилежный и в то же время меньше всего разбиравшийся в средствах.

Методы его пропаганды, впоследствии описанные им самим, были приложены на практике. Вначале он прибегает к приемам, на первый взгляд совсем простым. Он приглашает на свои собрания с помощью плакатов небывалой величины. Плакаты окрашены в ярко-красный цвет и заполнены длинными передовицами. Длинными? Пожалуй, их можно пробежать в три минуты; напечатаны они не нонпарелью и не утомляют глаз. Их стиль – стиль ученика коммерческого училища, периоды часто неудобоваримы, выручают жирный шрифт и курсив. Лозунги легко запоминаются: «Республика еврейских спекулянтов и биржевиков», «Ноябрьские преступники», «Марксисты – могильщики Германии». Интеллигенты содрогаются от них, но и они запоминают эти примитивные слова.

Все это красуется на столбах для афиш не меньше двух раз в неделю и привлекает толпу. Не меньше двух раз в неделю все это вдалбливается в голову двум тысячам слушателей в зале той или иной из мюнхенских пивных. А на третий раз слушатели считают эти заезженные фразы уже своими собственными мыслями и радуются, что оратор высказывает их собственное мнение. Таким образом, по прошествии нескольких месяцев приобретается несколько тысяч приверженцев, для которых уже стало потребностью выслушивать свои излюбленные мысли. Перед оратором теперь уже не просто слушатели, а тысячи восторженных соратников, которые затем вербуют новых приверженцев.

Кто первый начал практиковать террор

Настойчивость – лишь одно из свойств его пропаганды. Но еще важнее другая ее черта: активность. Под этим надо понимать не задорность речи. Ничуть не бывало. Активность заключается в следующем: небольшие группы национал-социалистов, незаслуженно носящие название «орднеров» – «людей порядка», патрулируют ночью по улицам. Стоит им встретить человека, чей нос им не понравится, и они толкают его, наступают ему на ногу, тот протестует, и вот вызов с его стороны налицо, можно затеять драку на законном основании. В таких случаях всегда оказывалось, что бог и полиция на стороне более сильного. Бывали забавные случаи. Если злосчастный обладатель орлиного носа отрицал, что он еврей, его подвергали телесному осмотру; однажды в такую переделку попал даже представитель одной из южноамериканских республик. Что эти хулиганские поступки не были выходками отдельных лиц, а системой, партийной линией, об этом свидетельствует между прочим обзор за 1921 г., помещенный партийным руководством в «Фелькишер беобахтер»: в обзоре высказывается пожелание, чтобы «и в будущем году все партийные товарищи, участвующие в движении, были одушевлены тем же бесцеремонно-агрессивным духом».

Отряд национал-социалистических «орднеров» (распорядителей) был образован в 1920 г.; во главе его стоял тогда часовых дел мастер по имени Эмиль Морис, человек, осужденный за хулиганство, но потом помилованный. Гитлер и основывающаяся на его версии национал-социалистическая легенда представляют дело так, будто этот отряд служил лишь для защиты национал-социалистических собраний от срывавших их «банд» противника. Уже летом 1920 г. одной из наиболее безобидных функций этих «орднеров» было не давать противнику выступать в дискуссии, заглушая его речь своим ревом. В то время еще был в ходу старый либеральный обычай свободы дискуссии на собраниях; можно сказать, что эта свобода даже была отличительным признаком собраний революционного времени, когда программные проблемы волновали всех. Национал-социалисты очень быстро заменили этот старый стиль политических собраний новым: по их инициативе собрание превращалось в «манифестацию», во время которой противник не вправе был нарушать изъявления партийной воли. Если это не удавалось, ораторам, отвечавшим докладчику в его же тоне, просто не давали говорить, заглушая его речь.

Все это было бы еще полбеды; 20 июня 1920 г. сама «Фелькишер беобахтер» открыто жалуется на то, что некоторые элементы «придают нашим собраниям весьма некрасивый характер, поднимая дикий вой при выступлениях противника». Со временем эта газета научилась мириться с гораздо худшими фактами.

Более круто расправлялись с теми, кто прерывал гитлеровского оратора своими замечаниями с мест и восклицаниями. Так, например, сильно досталось лидеру федералистского «союза баварцев», инженеру Баллерштедту, противнику, тогда особенно ненавидимому Гитлером. Как сообщает «Фелькишер беобахтер», «возмущенная публика удалила его из зала, предварительно проучив его немного». Со временем вошло в систему выталкивать из зала противника, прерывающего оратора восклицаниями, «легкими колотушками» – выражение национал-социалистического органа.

Однако национал-социалисты не удовольствовались этими успехами по части «защиты» своих собраний. В 1920–1921 гг. они срывают ряд собраний своих противников. Так, например, в сентябре 1921 г. Гитлер лично явился со своими приверженцами на собрание Баллерштедта и атаковал со своими молодцами эстраду президиума. Произошла свалка, Баллерштедт был снова избит. Когда полицейский комиссар призвал Гитлера к ответу и попросил его прекратить безобразие, тот хладнокровно ответил: «Ладно, ладно, наша цель ведь достигнута, Баллерштедт не выступает». В феврале 1921 г. демонстрация национал-социалистов сорвала даже «праздник печати», одно из крупных благотворительных предприятий во время мюнхенского карнавала.

Были ли это случайные эксцессы? Нет! 4 января 1921 г. Гитлер открыто заявил на массовом собрании в мюнхенской пивной Киндлькеллер (мы цитируем по «Фелькишер беобахтер»): «Национал-социалистическое движение будет в дальнейшем без всяких церемоний срывать, если нужно силой, начинания и выступления, которые могут разлагающим образом подействовать на наших и без того уже больных соотечественников».

Когда летом 1922 г. в помещении Домбаухютте Петера Беренса была устроена мюнхенская промысловая выставка, причем статуя «Христос» Гиса с ее несколько экспрессионистским характером оказалась не по вкусу мюнхенским обывателям, Гитлер пригрозил, что если не уберут этого «Христа», он явится со своими людьми и разобьет его вдребезги. «Христа» убрали. Что «Христос» этот был изображен в «северном» духе, сиречь в духе «народностей севера», этого Гитлер и не приметил.

Конечно, в гитлеровской «Моей борьбе» обо всем этом ничего не сказано. Историку национал-социализма пришлось признать, что национал-социалистическое движение обнаружило «мужество» и «энергию», заключавшие в себе ряд предпосылок победы. Плаксивая болтовня о «марксистском терроре» плохо вяжется в книге Гитлера с фактами и с той «бесцеремонностью», которую предписывала партия в обращении с противником; она совершенно неправдоподобна. Впрочем, мы должны подчеркнуть, что выступления национал-социалистов пока еще не вели к кровопролитиям, ибо противник, не привыкший к таким методам борьбы, лишь постепенно переходил к самообороне.

Национал-социализму в самом деле нельзя отказать в том, что он ввел новые, в то время еще неизвестные в Германии методы политической борьбы, заимствованные отчасти у итальянских фашистов; впрочем, не только у них, но и у русских черносотенцев. Зато, как только и противники сорганизовали сопротивление, дело не могло обойтись без кровопролития, и с тех пор в продолжение 12 лет было пролито немало крови. Ответственность за террор, не прекращающийся с тех пор в Германии, падает в первую очередь на национал-социализм, на Гитлера. В интересах исторической правды необходимо констатировать это на основании самих же национал-социалистических источников.

Приведенные выше факты, – мы подчеркиваем это, – взяты большей частью из «Фелькишер беобахтер». Помимо этого, личное участие Гитлера в терроре установлено судом. За насильственный срыв собрания Баллерштедта он был приговорен в январе 1922 г. к 3 месяцам тюремного заключения, впрочем, из них к 2 месяцам только условно.

Предположить, что он не сумел предусмотреть результатов своих действий, значило бы оскорбить такого умного человека, как Гитлер. Полезные для своей партии результаты он ставил выше результатов, вредных для общества; заповеди порядка и спокойствия, правила любви к ближнему и нормы Уголовного кодекса он подчинял критерию пользы своей партии, в которой он уже тогда видел грядущее возрождение нации. Путем непрекращающейся агрессии Гитлер добился того, что с движением стали считаться, что его перестали замалчивать. Гитлер бесконечно счастлив, когда враг переходит, наконец, к контратаке, и в конце 1921 г., в свою очередь, пытается сорвать собрание национал-социалистов; в партийной легенде эта попытка продолжает жить под именем битвы в пивной «Хофброй». До тех пор, пока противник не оказывал сопротивления, приходилось самим устраивать такие сражения.

Первая газета Гитлера

В деле добывания средств самым ценным помощником партии был тогда Дитрих Эккарт. Гитлер также лично многим обязан Эккарту. Но самую блестящую услугу Эккарт оказал Гитлеру в декабре 1920 г.

«Фелькишер беобахтер» влезла в долги и искала покупателя. Дитрих Эккарт и Федер интересовались этой газетой. Но Эккарт сам находился в стесненных обстоятельствах; его еженедельник «Чисто по-немецки» тоже давал дефицит и должен был закрыться. На помощь пришел рейхсвер. Эккарт получил необходимую сумму через генерала фон Эппа. Последний вместе с Ремом собрал группу людей для систематической обработки печати в национальном духе; 60 тыс. марок, которые Эккарт получил от Эппа, пошли якобы на ликвидацию журнала «Чисто по-немецки»; фактически они дали Эккарту возможность купить «Фелькишер беобахтер». Правда, при имевшейся у газеты задолженности это было риском. Риск взяла на себя национал-социалистическая партия.

Какой громадный шаг вперед за 15 месяцев! Гитлер, дотоле неизвестный солдат, оратор партии, насчитывавшей тридцать единомышленников и располагавшей одной пишущей машинкой, имел теперь свою газету. Правда, она выходила только раз в неделю; но так или иначе это та самая газета, в которой он 15 месяцев назад, робея, дал свое первое объявление, газета, которая до сих пор обмолвилась о его речах считанными двадцатью строками и не раз из зависти задевала его, – эта газета была теперь его органом. 19 декабря 1920 г. «Фелькишер беобахтер» перешла в собственность партии. Гитлер имел отныне свой орган.

Такой прыжок был бы не под силу профессорам и адвокатам из партии «немецких социалистов», «фелькише» и т. д. и т. п. Эти господа не затевали драк с евреями и не срывали собраний, они не поднимали шума, они ничего не добивались силой. У них не было также таких покровителей, как рейхсвер, и таких членов партии, как Рем.

Три тысячи членов

Гитлер мог быть доволен истекшим годом. В «Фелькишер беобахтер» его друг Эссер28 в отчетах о собраниях уже писал о том, какой блестящий оратор Гитлер, как он пленяет и гипнотизирует своих слушателей. Он писал, что Гитлеру надо выступать во всех городах Германии. Возникает тот личный культ Гитлера, который впоследствии приобрел столь важное значение для ореола самого дела.

За истекший год в Мюнхене состоялось 46 национал-социалистических собраний, стало быть – почти еженедельно по собранию. Странное дело, другие не понимают секрета этого успеха, не видят, что последний объясняется только настойчивостью и упорством, с которым национал-социалисты добиваются осуществления поставленной себе цели. Уже Гораций знал, что именно в таких случаях помощь богов обеспечена. В других баварских городах национал-социалисты тоже как-никак провели за этот год 32 пропагандистских собрания, хотя иногда приходилось думать о том, где добыть докладчику денег на дорогу. В Розенгейме и Ландсгуте были основаны местные группы. Даже во Франкфурте-на-Майне имеется уже в одной пивной постоянный национал-социалистический уголок; впрочем, это было делом случая. Зато в Пфорцгейме в Бадене возникла уже заправская дисциплинированная местная группа национал-социалистической партии, возглавляемая заводским мастером Витманом; а в Штутгарте некий Ульсге-фер руководит национал-социалистическим союзом.

В общем, это был хороший год для национал-социалистов. При своем возникновении партия имела 64 члена, теперь же она насчитывала 3000 членов. Такой успех нельзя объяснить даже ораторским искусством Гитлера. Гитлер лишь давал имя, служил вывеской для группы, наполовину остававшейся скрытой от публики и бывшей прежде всего орудием Рема. А Рем был если не тайным господином, то почти всемогущим агентом разных добровольческих отрядов и дружин, из которых медленно вырастал рейхсвер. Он направлял к Гитлеру солдат и офицеров, посылал в партию всех активистов, которых можно было раздобыть. Другим поставщиком людей и средств был «баварский блок порядка», влиятельное объединение полуполитических правых организаций. Однако всякая помощь тщетна, если нет человека, твердо решившегося использовать ее. В области пропаганды таким человеком был именно Гитлер. То, что другие в состоянии были сказать массам самое большое раза три, он повторял без устали четыре, пять, десять раз. Он не останавливался в своей пропаганде перед самым низменным стилем, если только мог рассчитывать вбить таким образом свои идеи в головы слушателей. Его не пугал не только низменный стиль, но и вещи похуже. Ведь это он подвизался на улицах, устраивал сражения на митингах, срывал собрания противников. Он пошел на то, на что не решались другие, – на террор. Он взял на себя риск борьбы и риск того, что вина будет возложена на него, так как знал, что власть не может возникнуть без вины. Другие убоялись этого и стушевались. За Гитлером же осталась ответственность перед историей и… 3000 членов партии.

Шаг в сферу внешней политики

В январе 1921 г. стало известно, что «зоркий» промышленник и политик Арнольд Рехберг29 обратился к руководящим деятелям Антанты с запиской, в которой выступал с предложениями о вооруженной интервенции в Советской России. Рехберг прежде снабжал «Фелькишер беобахтер» антибольшевистскими статьями; свою записку он составил по поручению генерала Людендорфа30, незадолго перед тем поселившегося в Мюнхене.

Как раз в эти дни национал-социализм обретает также свою собственную внешнюю политику. Это уже не только система жестов и протестов, а политика тактического расчета. В новогоднем номере «Фелькишер беобахтер» – газета уже десять дней являлась собственностью партии – была напечатана анонимная статья; витиеватые периоды этой статьи долго продолжали служить внешнеполитической программой партии, отчасти являются ею и поныне. Автор статьи исходит из того, что, хотя Россия и проиграла войну с Польшей, Советы в более или менее близком будущем все же попытаются захватить Польшу. Он пишет:

«Но когда эта гроза соберется над немецкими землями на востоке, необходимо будет отправить туда сто тысяч самоотверженных людей. Если по указке разных Конов и Леви31 германские железнодорожники забастуют, надо будет заблаговременно отправить эти сто тысяч бойцов в пешем строю. Придется считаться с возможностью временного советского режима на некоторых немецких территориях – ничего не поделаешь. Придется быть готовым ко всякой крайности также в связи с поведением западных евреев, засевших за Рейном с французскими пушками и танками; эти евреи поднимут жалобный вой, когда их братьям на востоке придется круто. Если Ленин в Польше задержится, то все еще будет время освободить Польшу. Польша походит на утопающую истеричку, которой надо дать удар по голове, для того чтобы она очнулась и позволила вытащить себя из воды. Главное – это нанести русской армии второе поражение под Танненбергом и погнать ее обратно в Россию. Это исключительно дело немцев, и это и будет, собственно, началом нашего возрождения. Армия, хлынувшая назад в страну, будет самым злым врагом советского правительства».

Итак, «большая внешняя политика» национал-социализма начинается с плана германского крестового похода против Советской России. Ибо автор этой статьи – новый политик – теоретик партии, балтийский немец Альфред Розенберг.

Он – немец по происхождению, но у него склад ума русского. Он родился в 1893 г. в Ревеле в Эстонии, во время Первой мировой войны был студентом в России; при вступлении немцев, – рассказывает Розенберг, – он явился к немецкому командованию и предложил свои услуги в качестве добровольца, но не встретил доверия. В числе многих других русских эмигрантов он в 1919 г. нашел убежище в Мюнхене, где через Дитриха Эккарта пришел в соприкосновение с национал-социалистами. По своей профессии он архитектор, отсюда и его личная связь с Гитлером. Последнему импонировал человек, талант которого состоял в умении построить из самых невозможных предпосылок целую систему идей, целое здание, почти царский дворец. Вероятно, в Германии найдется теперь немного людей, предающихся такому беспардонному систематизированию и догматизированию, как Розенберг, обуреваемых такой неукротимой страстью возводить на несуществующем фундаменте здание детальных выводов. Грандиозные проекты, остающиеся на бумаге, архитектурные замыслы, которым не суждено осуществиться, – вот что представляют собой внешнеполитические планы Розенберга.

Русские влияния

Планы Розенберга, принесенные им в подарок национал-социалистам, – это не немецкая внешняя политика, это – внешняя политика русских белоэмигрантов, Мюнхен-Кобленца32 этих эмигрантов, которые очень желали бы вовлечь Германию в кампанию борьбы против Ленина. Эта политика вообще становится понятной только в связи с тем кардинальным значением, которое она придает еврейскому вопросу.

Было бы преувеличением назвать начинающуюся отныне внешнюю политику национал-социализма царистской. Но фактически ее духовные истоки находятся в царской России, в России черносотенцев и «Союза русского народа». Вынужденные эмигрировать из России и скитаться на чужбине, эти слои приносят в Среднюю и Западную Европу свои представления, свои мечты и свою ненависть. Мрачное, кровавое русское юдофобство пропитывает более благодушный немецкий антисемитизм. Уже Мережковский проповедует ненависть к «большевистскому антихристу». У нас в Германии усердно читают так называемые «Протоколы сионских мудрецов»33. Для антибольшевизма белой эмиграции старое русское юдофобство – самое подходящее оружие. Но теперь оно – совсем некстати – стало исходным пунктом германского национал-социализма в области его внешнеполитических идей. Можно как угодно подходить к еврейскому вопросу, исходя из немецких национальных предпосылок, но ясно одно: тот антисемитизм, в который балтийские немцы запрягли Гитлера и его друзей, во всяком случае не является немецким делом. Это – двойник Агасфера: вечный антисемит, скитающийся по миру за «вечным жидом».

В конце мая 1921 г. в Рейхенгалле в Баварии состоялся конгресс русских монархистов. Видную роль играл на нем гетман Скоропадский, которому германское командование в 1918 г. отдало власть над Украиной. Его круги поддерживали в продолжение известного времени сношения с национал-социалистами, до тех пор пока несколько лет назад Скоропадский не был заподозрен в симпатиях к Франции. Русские эмигранты писали в «Фелькишер беобахтер», выступали на национал-социалистических собраниях, как, например, Немирович-Данченко, бывший заведующим отделом печати у Скоропадского.

Розенберг твердо убежден, что еврейские финансисты во Франции – союзники большевиков, Гитлер быстро усваивает эти истины. В том же номере «Фелькишер беобахтер» он высказывает убеждение, что евреи замышляют только революцию и нарушение чистоты чужих рас и что «каждый еврей – какие дьяволы! – в своей сфере действует прежде всего для этой последней великой цели, действует именно политически».