Новь под плугом
Нежданов (в замешательстве). Я, если позволите, вам это завтра скажу.
Сипягин (выпустив руку Нежданова). Отлично! Итак – до свиданья! До завтра!
Нежданов. Позвольте вас спросить, вы вот сейчас сказали мне, что уже в театре узнали, как меня зовут. От кого вы это узнали?
Сипягин. От кого? Да от одного вашего хорошего знакомого и, кажется, родственника, князя… князя Г.
Нежданов. Флигель-адъютанта?
Сипягин. Да; от него.
Сипягин снова пожал руку Нежданову и, поклонившись, сперва ему, а потом Паклину, надел шляпу перед самой дверью и вышел.
Паклин (бросившись к Нежданову). Вот какого ты осетра залучил! (Хихикая и топоча ногами.) Ведь это ты знаешь ли кто? Известный Сипягин, камергер, в некотором роде общественный столп, будущий министр!
Нежданов (угрюмо). Мне он совершенно неизвестен.
Паклин (отчаянно взмахнув руками). В том-то и наша беда, Алексей Дмитрич, что мы никого не знаем! Хотим действовать, хотим целый мир кверху дном перевернуть, а живем в стороне от самого этого мира, водимся только с двумя-тремя приятелями, толчемся на месте, в узеньком кружке…
Нежданов (перебивая). Извини, это неправда. Мы только с врагами нашими знаться не хотим, а с людьми нашего пошиба, с народом, мы вступаем в постоянные сношения.
Паклин (перебивая). Стой, стой, стой, стой! Во-первых, что касается врагов, то позволь тебе припомнить стих Гете: Кто хочет понять поэта, должен побывать в его стране…
А я говорю: Кто хочет понять врага, должен побывать в его стране…
Чуждаться врагов своих, не знать их обычая и быта – нелепо! Не… ле… по!.. Да! да! Коли я хочу подстрелить волка в лесу – я должен знать все его лазы… Во-вторых, ты вот сейчас сказал: сближаться с народом… Душа моя! Поляки во время восстания в 1863 году уходили "до лясу" – в лес; и мы уходим теперь в тот же лес, сиречь в народ, который для нас глух и темен не хуже любого леса!
Голос Василия Николаевича (медлительный, глухой). Революционеры должны проникнуть всюду, во все слои, высшие и средние, в купеческую лавку, в церковь, в барский дом, в мир бюрократический, военный, в литературу, в третье отделение и даже в Зимний дворец.8
Нежданов. Так что ж, по-твоему, делать?
Паклин (мрачно). В Индии есть скульптурное изображение бога Вишну – называется оно Джаггернаут. Во время празднеств в честь Джаггернаута устраиваются шествия с его изображением на колеснице. Индийцы бросаются под колесницу Джаггернаута, она их давит, и они умирают – в блаженстве. У нас есть тоже свой Джаггернаут… Давить-то он нас давит, но блаженства не доставляет.
Нежданов (чуть не с криком). Так что ж, по-твоему, делать? Повести с "направлением" писать, что ли?
Паклин (расставив руки и наклонив голову к левому плечу). Повести – во всяком случае – писать ты бы мог, так как в тебе есть литературная жилка… Ну, не сердись, не буду! Я знаю, ты не любишь, чтобы на это намекали; но я с тобою согласен: сочинять этакие штучки с "начинкой", да еще с новомодными оборотами: "Ах! я вас люблю ! – подскочила она…", "Мне все равно! – почесался он" – дело куда невеселое! Оттого-то я и повторяю: сближайтесь со всеми сословиями, начиная с высшего! Не все же полагаться на одних Машариных! Честные они, хорошие люди – зато глупы! глупы!! Ты посмотри на неё. Ведь отчего она сейчас ушла отсюда? Она не хотела остаться в одной комнате, дышать одним воздухом с аристократом!
Нежданов. Если она не хочет остаться в одной комнате с аристократом, то я её хвалю за это; а главное: она собой пожертвовать сумеет, – и, если нужно, на смерть пойдет, чего мы с тобой никогда не сделаем!
Паклин (скорчил жалкую рожицу). Где же мне сражаться, друг мой, Алексей Дмитрич! Помилуй! Но в сторону все это… Повторяю: я душевно рад твоему сближению с господином Сипягиным и даже предвижу большую пользу от этого сближения – для нашего дела. Ты попадешь в высший круг! Увидишь этих львиц, этих женщин с бархатным телом на стальных пружинах; изучай их, брат, изучай! Если б ты был эпикурейцем, я бы даже боялся за тебя… право! Но ведь ты не с этой целью едешь!
Нежданов. Я еду, чтобы зубов не положить на полку…
Паклин. Ну, конечно! конечно! Потому я и говорю тебе: изучай! (Потянул воздух носом.) Какой, однако, запах за собою этот барин оставил! Вот оно, настоящее-то "амбре", о котором мечтала городничиха в "Ревизоре"!
Нежданов (глухо). Он обо мне князя Г. расспрашивал, ему, должно быть, теперь вся моя история известна.
Паклин. Не должно быть, а наверное! Что ж такое? Пари держу, что ему именно от этого и пришла в голову мысль взять тебя в учители. Что там ни толкуй, а ведь ты сам аристократ – по крови. Ну и значит свой человек! Однако я у тебя засиделся; мне пора в мою контору, к эксплуататорам! До свидания, брат! (Подошел было к двери, но остановился и вернулся, говорит вкрадчивым тоном.) Послушай, Алеша, ты мне вот сейчас отказал – у тебя теперь деньги будут, я знаю, но все-таки позволь мне пожертвовать, хотя малость на общее дело! Ничем другим не могу, так хоть карманом! Смотри: я кладу на стол десятирублевую бумажку! Принимается? (Нежданов молчит.) Молчание – знак согласия! Спасибо! (Уходит.)
Нежданов (оставшись один, подходит к книгам на полу и, расставляя их на этажерку, разговаривает сам с собой). Какой я учитель! Какой педагог?! (Заканчивает расставлять книги.) Фу ты, черт! Я, кажется, собираюсь стихи сочинять! (Подходит к столу, увидав лежащую на столе десятирублевую бумажку Паклина, суёт ее в карман и расхаживает по комнате.) Надо будет взять задаток, благо этот барин предлагает. Сто рублей… да у братьев – у их сиятельств – сто рублей… Пятьдесят на долги, пятьдесят или семьдесят на дорогу… а остальные Машуриной. Да вот, что Паклин дал, – тоже ей… (Останавливается, задумывается… и, устремив глаза в сторону, замер на месте… Потом руки его, как бы ощупью, отыскали и открыли ящик стола, достали из самой его глубины тетрадку… Опускается на стул, все не меняя направления взгляда, берёт перо и, мурлыча себе под нос, изредка взмахивая волосами, перечеркивая, марая, принимается выводить строку за строкою…)
Входит Машурина. Нежданов не замечает ее и продолжает свою работу.
Голос Василия Николаевича (медлительный, глухой). Другом и милым человеком для революционера может быть только человек, заявивший себя на деле таким же революционером, как и он сам.9
Машурина долго смотрит на Нежданова, качает головою, собирается уходить…
Нежданов вдруг выпрямляется и оглядывается.
Нежданов (с досадой). А! Вы! (Швыряет тетрадку в ящик стола.)
Машурина (твердо). Когда можно будет получить деньги? Если вы сегодня достанете, так я сегодня же вечером уеду.
Нежданов (нахмурив брови). Сегодня нельзя, приходите завтра.
Машурина. В котором часу?
Нежданов. В два часа.
Машурина. Хорошо. (Протягивает руку Нежданову.) Я, кажется, вам помешала; извините меня. Да притом … я вот уезжаю. Кто знает, увидимся ли мы? Я хотела проститься с вами.
Нежданов (пожимает ее красные холодные пальцы). Вы видели у меня этого господина? Мы с ним условились. Я еду к нему домашним учителем. Его имение в С…ой губернии, возле самого С.
Машурина (с радостной улыбкой). Возле С.! Так мы, может быть, еще увидимся. Может быть, меня туда пошлют. (Вздыхает.) Ах, Алексей Дмитрич…
Нежданов. Что?
Голос Василия Николаевича (медлительный, глухой). Природа настоящего революционера исключает всякий романтизм, всякую чувствительность, восторженность и увлечение.10
Машурина (принимает сосредоточенный вид). Ничего. Прощайте! Ничего. (Еще раз стискивает Нежданову руку и удаляется.)
Нежданов (оставшись один). А во всем Петербурге никто ко мне так не привязан, как эта… чудачка! Но нужно ж ей было мне помешать… Впрочем, все к лучшему!
Сцена на некоторое время погружается в темноту для изменения декорации.
Картина четвёртая
Две стены-панели отодвинуты вглубь сцены, оставаясь расположенными в одну линию, параллельную краю сцены, и сохраняя между собой высокую узкую щель. На стены проецируется усадьба Сипягиных в С..ой губернии. На небольшом расстоянии от стен ближе к краю сцены стоят четыре колонны: две центральные выделяют среднюю половину ширины сцены, а две крайние выделяют левую и правую четверти ширины сцены. Крайние колонны стоят немного ближе к зрительному залу. Все четыре колонны превращаются в верхней части в пышные кроны лиственных деревьев.
Левая четверть сцены – комната Нежданова: письменный стол, два стула, кровать. Нежданов сидит за столом и что-то пишет.
Правая четверть сцены – комната Марианны: кровать, этажерка, стул. Марианна, молодая девушка, в широкой темной блузе, остриженная в кружок, стоит у этажерки и просматривает книги – выбирает какую-то из них для чтения.
Средняя часть сцены – гостиная усадьбы: там за овальным столом играют в карты Сипягин, Сипягина и Калломейцев. У центральных колонн, слева и справа от стола стоят низкие диванчики. У правого диванчика стоит фортепиано.
Марианна переходит в гостиную и садится на правый диванчик.
Нежданов переходит в гостиную и садится на левый диванчик.
Сипягин (обращаясь к Нежданову). У нас, Алексей Дмитрич, такая скверная привычка: по вечерам мы играем в карты, да еще в запрещенную игру – в стуколку … представьте! Я вас не приглашаю… но, впрочем, Марианна будет так добра, сыграет нам что-нибудь на фортепиано. Вы ведь, надеюсь, любите музыку, а?
Марианна садится за фортепиано и играет одну из "песен без слов" Мендельсона.
Нежданов переходит со своего левого диванчика на правый и слушает.
Игроки в карты разговаривают.
Калломейцев (вынув из кармана жилета большие золотые часы, украшенные эмалью, показывает их Сипягиным). Вы видели мои часы? Мне их подарил Михаил, знаете… сербский князь… Обренович. Вот его шифр – посмотрите. Мы с ним большие приятели. Вместе охотились. Прекрасный малый! И рука железная, как следует правителю. О, он шутить не любит! Не-хе-хет! Вот нам бы здесь, в нашей губернии, такого Михаила!
Сипягина. А что? Вы разве чем недовольны?
Калломейцев (наморщив нос). Да всё это земство! Это земство! К чему оно? Только ослабляет администрацию и возбуждает… лишние мысли… и несбыточные надежды. Я говорил об этом в Петербурге… Но куда там! Ветер не туда тянет. Даже супруг ваш… представьте! Впрочем, он известный либерал!
Сипягина (выпрямившись). Как? И вы, мсьё Калломейцев, вы делаете оппозицию правительству?
Калломейцев. Я? Оппозицию? Никогда! Ни за что! Но я говорю то, что думаю. Я иногда критикую, но покоряюсь всегда!
Сипягина. А я так напротив: не критикую – и не покоряюсь.
Калломейцев. О! Да это остроумно сказано!
Марианна заканчивает играть.
Калломейцев (громко). Charmant! Charmant! Марианна Викентьевна! Вы в нынешнем году опять намерены давать уроки в школе?
Марианна. И это вас интересует, Семен Петрович?
Калломейцев. Конечно; очень даже интересует.
Марианна. Вы бы этого не запретили?
Калломейцев. Нигилистам запретил бы даже думать о школах; а под руководством духовенства – и с надзором за духовенством – сам бы заводил!
Марианна. (краснея). Вот как! А я не знаю, что буду делать в нынешнем году. В прошлом всё так дурно шло. Да и какая школа летом!
Сипягина (с ироническим трепетанием в голосе). Ты не довольно подготовлена?
Марианна. Может быть.
Калломейцев. Как! Что я слышу!! О боги! Для того, чтобы учить крестьянских девочек азбуке, – нужна подготовка?
Сипягина. Марианна естественными науками, к искреннему моему сожалению, занимается; и женским вопросом интересуется тоже… Не правда ли, Марианна?
Марианна. Да, тетушка, я читаю всё, что об этом написано; я стараюсь понять, в чем состоит этот вопрос.
Сипягина (обращаясь к Калломейцеву). Что значит молодость! Вот мы с вами уже этим не занимаемся, а?
Калломейцев (сочувственно улыбнувшись Сипягиной). Марианна Викентьевна, исполнена еще тем идеализмом… тем романтизмом юности… который… со временем…
Сипягина (перебивая). Впрочем, я клевещу на себя, вопросы эти меня интересуют тоже. Я ведь не совсем еще состарилась.
Калломейцев (поспешно). И я всем этим интересуюсь, только я запретил бы об этом говорить!
Марианна. Запретили бы об этом говорить?
Калломейцев. Да! Я бы сказал публике: интересоваться не мешаю… но говорить… тссс! (Подносит палец к губам.) Во всяком случае печатно говорить запретил бы! Безусловно!
Сипягина (засмеявшись). Что ж, по-вашему, не комиссию ли назначить при министерстве для разрешения этого вопроса?
Калломейцев. А хоть бы и комиссию. Вы думаете, мы бы разрешили этот вопрос хуже, чем все эти голодные щелкоперы, которые дальше своего носа ничего не видят и воображают, что они… первые гении? Мы бы назначили Бориса Андреевича председателем.
Сипягина (еще пуще засмеявшись). Смотрите, берегитесь; Борис Андреич иногда таким бывает якобинцем… Да, Борис Андреич иногда меня самое удивляет. В нем есть жилка… жилка… трибуна.
Сипягин. Ваши страхи насчет эмансипации, любезный Семен Петрович, напоминают мне записку, которую наш почтеннейший и добрейший Алексей Иваныч Тверитинов подал в тысяча восемьсот шестидесятом году и которую он всюду читал по петербургским салонам. Особенно хороша была там одна фраза о том, как наш освобожденный мужик непременно пойдет, с факелом в руке, по лицу всего отечества. Надо было видеть, как наш милый Алексей Иванович, надувая щечки и тараща глазенки, произносил своим младенческим ротиком: "Ффакел! ффакел! пойдет с ффакелом!" Ну, вот совершилась эмансипация… Где же мужик с факелом?
Калломейцев (сумрачным тоном). Тверитинов ошибся только в том, что не мужики пойдут с факелами, а другие.
Сипягина. Я уверена, что вы это говорите только так, для красного словца! (Обращаясь к Нежданову с любезной улыбкой). Что же касается до вас, Алексей Дмитрич, я знаю, вы не разделяете опасений Семена Петровича: мне Борис передал ваши беседы с ним во время дороги.
Нежданов покраснел и пробормотал что-то невнятное.
Калломейцев воткнул, не спеша, свое круглое стеклышко между бровью и носом и уставился на Нежданова.
Нежданов выпрямился и уставился в свою очередь на Калломейцева.
Калломейцев выронил стеклышко, отвернулся и попытался усмехнуться.
Сипягина (громким голосом). Марианна! Ты не церемонься перед новым лицом… Кури с богом свою пахитоску. (Обращаясь к Нежданову). Тем более, что, я слышала, в вашем обществе все барышни курят?
Нежданов (сухо). Точно так-с.
Сипягина (ласково прищурив свои бархатные глаза). А я вот не курю, отстала от века.
Марианна медлительно и обстоятельно, словно назло тетке, достала пахитоску, коробочку со спичками и начала курить.
Нежданов тоже закурил папиросу, позаимствовав огня у Марианны.
Калломейцев. Антипатия это странная вещь. Всем, например, известно, что я глубоко религиозный человек, православный в полном смысле слова; а поповскую косичку, пучок – видеть не могу равнодушно: так и закипает во мне что-то, так и закипает! (Дважды поднимает сжатую руку, представляя как у него в груди закипает.)
Марианна. Вас вообще волосы беспокоят, Семен Петрович, я уверена, что вы тоже не можете видеть равнодушно, если у кого они острижены, как у меня.
Калломейцев (снисходительно осклабился). Конечно, я не могу не сожалеть о тех прекрасных кудрях, подобных вашим, Марианна Викентьевна, которые падают под безжалостным лезвием ножниц; но антипатии во мне нет; и во всяком случае… ваш пример мог бы меня… меня… конвертировать!
Сипягин (обращаясь к Нежданову). Алексей Дмитрич, не стесняйтесь, можете идти к себе отдохнуть. У нас в доме главный девиз – свобода!
Нежданов, раскланявшись со всеми, переходит в свою комнату, садится за стол и что-то пишет.
Марианна поворачивается к фортепиано и играет песни без слов Мендельсона.
Сипягина. Он смотрит студентом, и в свете он не живал, но лицо у него интересное, и оригинальный цвет волос, как у того апостола, которого старые итальянские мастера всегда писали рыжим, и руки чистые.
Сипягин. Умная голова! И с сведениями; правда, он красный, да ведь у меня, ты знаешь, это ничего не значит; по крайней мере, у этих людей есть амбиция. Да и сын наш, Коля, слишком молод; никаких глупостей он от него не переймет.
Нежданов (продолжает писать, звучит голос Нежданова
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
В картине используется стихотворение в прозе И. С. Тургенева «Порог».
2
Пункт 1 из части «Отношение революционера к самому себе» «Катехизиса революционера» (1871 год) С. Г. Нечаева.
3
Четвёртое предложение из пункта 7 части «Отношение революционера к самому себе» «Катехизиса революционера» (1871 год) С. Г. Нечаева.
4
Первое и второе предложения из пункта 5 части «Отношение революционера к самому себе» «Катехизиса революционера» (1871 год) С. Г. Нечаева.
5
Четвёртое и пятое предложения из пункта 5 части «Отношение революционера к самому себе» «Катехизиса революционера» (1871 год) С. Г. Нечаева.
6
Первое и второе предложения из пункта 3 части «Отношение революционера к самому себе» «Катехизиса революционера» (1871 год) С. Г. Нечаева.
7
Второе предложения из пункта 6 части «Отношение революционера к самому себе» «Катехизиса революционера» (1871 год) С. Г. Нечаева.
8
Второе предложение из пункта 14 части «Отношение революционера к обществу» «Катехизиса революционера» (1871 год) С. Г. Нечаева.
9
Первое предложение из пункта 8 части «Отношение революционера к товарищам по революции» «Катехизиса революционера» (1871 год) С. Г. Нечаева.
10
Первое предложение из пункта 7 части «Отношение революционера к самому себе» «Катехизиса революционера» (1871 год) С. Г. Нечаева.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги