Серебряный пояс
– Не бойся меня, мил человек! Я на своем веку многих на ноги поставила, никто еще не жаловался. Твое дело поправимое: медведь косточки сдавил, пережал силу. Косточки я тебе на место поставила, осталось силу восстановить. А для этого нам травки разные помогут: отвар кашкары, шикиши, зверобоя каменного, багульника россыпного, первоцвета горного… А ты ножками-то шевели! Поначалу вон, пальчиками, потом ступнями. Глядишь, силы-то и вернутся!
– Да ты что, старая? Смеешься надо мной? Как я могу ногами шевелить, если они меня не слушаются?!
– А ты не думай, что они не слушаются. Смотри на них и двигай!
Больной недоверчиво посмотрел на нее, однако обратил внимание на пальцы своих ног, наморщил лоб. Петричиха, смешивая воду, начала ковшом добавлять в колоду травяной отвар.
Маленькое, холодное солнце упало за рубцы далеких гор. Роняя на землю сизый дым костров, от гольца потянул восточный ветер. Кисельная речка замедлила свой бег. Насупившаяся тайга сковала безмолвным панцирем подступающей ночи бренный мир. Под давлением перемены суток притихли живые твари. Смолкли голоса сизых синичек. В густом кедре спрятался юркий поползень. Прислушиваясь к окружению, редко переговариваются дрозды дерябы. На рваном хребте затрещала и смолкла кедровка. Многоголосая ностальгия уходящего дня утонула под неслышными шагами темноты.
В старательском поселке остывают запоздалые отголоски суеты. На больших кострах в чугунных казанах варится медвежатина. Далеко вокруг разносится головокружительный запах мяса. Женщины готовят к трапезе длинный стол. Терпеливо ожидая сытный ужин, негромко переговариваясь, обсуждая прошедший день, сидят мужики. Дети и подростки подступают к костру, высматривая в кипятке самый большой кусок. Молодежь, ожидая команды, укрывается за углом бани. Кто-то курит. Другие обсуждают действия Ивана. Девушки, расставляя посуду, звенят железными чашками.
Стреноженные на поляне, тяжело вздыхают уставшие лошади. В пригоне пережевывают жвачку две коровы. Выше домов, охраняя вещи хозяина, растянутую на раме медвежью шкуру, лежат зверовые кобели Туман и Тихон. Приисковые собаки крутятся неподалеку от костра, ожидая начала трапезы.
Из дома Пановых с чашкой в руках вышла Петричиха. Скинув в сторону жалкие капли бульона, целительница троекратно перекрестила избу, старательский стол, поклонилась котлу с мясом:
– Да прости нас, Господи, за грехи наши тяжкие! Восие дух укрепляющий, жизнь продолжающий за плоть других! Вовеки веков, аминь! – и окружавшим ее женщинам и мужикам: – Уснул сердешный. Покушал хорошо, знать, дело на поправку пойдет. Такомо, теперича, крутить, переворачивать с боку на бок чаще надо, чтобы кровь не застоялась. Тело гнить начнет, хуже будет.
Теперь, когда Михаил принял первый сеанс лечения, старатели таежного прииска облегченно вздохнули. Люди остались довольны. Никто из них не сомневался в положительном исходе дела. Каждый верил, что утром медвежатнику обязательно станет легче.
Богатый ужин длился долго. В рационе старателей сытная медвежатина – редкий подарок. Специалисты по добыче благородного металла промышляют зверя нечасто, от случая к случаю. Охота на косолапого требует опыта, отбирает драгоценное время. Тяжелый труд бергало (старателя) начинается с раннего утра, тянется до позднего вечера. Золото дается нелегко, напрямую зависит от кубометров перемытой земли. Каждый знает: что не сделал сегодня, не наверстаешь завтра. Шкурой убитого медведя не проживешь. А на десять отмытых золотников большая семья из семи человек безбедно проживет долгий зимний месяц.
Хороший охотник-медвежатник на далеком таежном прииске всегда желанный гость. Рядовая пища людей тайги: мука, крупы, макароны, тушенка (не всегда картошка), ограниченный рацион (из-за трудностей доставки), – не может дать в полной мере того насыщения, что дает белковая пища. Тяжелый физический труд забирает много сил и энергии. Чтобы восстановить затраты, надо хорошо питаться. Образ жизни людей тайги не ограничивается жеманными принципами гуманизма: приходится кушать все, что может в лесу доставить сытость. Поэтому мамаша-медведица была так вкусна и навариста.
Петричиху как самую уважаемую гостью посадили во главе стола, на почетное место. Анна Семеновна наложила ей в миску мясо из маленького казана. Старушка с удовольствием принялась за еду, нахваливая гостеприимных хозяев:
– Эх, ведь с самого утра у нас с Ванюшкой во рту маковой росинки не было! Всю дорогу впроголодь: только рябину да шишки кедровые на ходу ели. Однако же впроголодь-то дорога долгой кажется, когда к дому тянешься. Ишь ведь, какие косточки махонькие: никак, медвежонок?
Ей подтвердили, что она ест. Петричиха задумчиво посмотрела на Ивана, сурово покачала головой:
– Однако плохо, что другой звереныш убежал. Не к добру это все.
– Так уж получилось, – в недолгой паузе задумался тот, – не до того было…
Поздняя вечерня закончилась затемно. После ужина старатели отошли в сторону, под кедр, выкурить перед сном по последней трубочке. Женщины прибирали со стола. Сытые, сонные дети разошлись по домам. И только бодрая, жизнерадостная молодежь отступила в темноту. Парни – на задворки бани, девчата веселым хороводом пошли к реке.
Иван задержался у своего дома дольше обычного, проверяя лошадей. Возвращаясь к парням, он вспомнил о ночной встрече, подошел к отцу рассказать об этом:
– Тятя! Сегодня ночью, когда туда ехал, на Колбе встретил мужиков. Один высокий такой, здоровый, сказал, что знает тебя, Власом бородатым назвался. Еще трое других при форме, видать, служивые люди. Спросили, кто я, откуда, куда, зачем еду. Влас бородатый тебе привет передавал!
– Что еще говорили? – нахмурив брови, спросил Григорий.
– Говорили, чтобы вместе все держались, женщин берегли!
– Женщин, говоришь, берегли? – понизив голос, повторил отец и задумался.
– Неужели, опять что-то случилось? – глядя ему в глаза, поинтересовался Иван.
– Может, и так. Скоро узнаем…
Стали подходить старатели, кто слышал разговор отца с сыном, тут же засыпали вопросами:
– Власа бородатого видел?
– Опять с казаками или один?
– Что еще говорил?
Больше того, что было сказано, Иван не мог пояснить. Однако все и так понимали, что где-то в тайге опять случилась беда.
Так и не ответив на многочисленные вопросы мужиков, Иван оставил старших обсуждать новость, а сам пошел к своим, на завалинку за баню. Друзья встретили Ваню с должным уважением, расступились, дали место: сегодня он герой дня! Кто-то протянул набитую табачком трубочку. Другой зажег спичку. Третий спрашивал о случившемся.
Парень отвечал неохотно, растягивая слова: устал за последние двое суток. Настроением владело единственное желание: как можно быстрее лечь спать. Может, стоило уйти в избу, но томительная мысль о Наташе гнала чары сна прочь. Иван хотел встретиться с девушкой хоть на минуту. Однако старательский поселок не спал, и это откладывало свидание еще на какое-то время.
Пришел Лешка Воеводин, растолкал товарищей, присел рядом с Иваном. Какое-то время все молчали, ожидая начала разговора: может, ребята опять будут делить непокорную красавицу Наташку? Но не тут-то было. Как перед решающим диалогом Лешка и Иван смотрели по сторонам, не зная, о чем говорить после многозначительной паузы. Первым нарушил тишину Лешка.
– Вечер сегодня какой короткий, – подбирая слова, начал он добродушным голосом, в котором не было тени намека на соперничество.
– Да, скоро зима наступит, – не вспоминая о прошлом, ответил Иван.
– Наверно, на днях снег выпадет, – продолжил товарищ.
– Навалит по колено, – отозвался Ваня.
– А я вчера и сегодня туда ездил с мужиками, мясо возили. Видел, как вы там с медведицей воевали…
– И что?
– Как она вас там не порвала?
– Ну, дак не успела, – равнодушно хмыкнул парень.
– Вовремя ты выстрелил: хорошо попал! В шею навылет!
– Да уж, куда лучше… Надо же, как не везет…
– Почему?
– Пуля улетела! Такой самородок был!
– Почему был? – хитро улыбнувшись, покосился на Ивана Леха, и полез в карман. – На, возьми! – и передал ему сплющенный в лепешку кусок золота.
– Это ты откуда? – не поверил глазам молодой охотник.
– Из дерева выковырял.
– Из какого дерева?
– Из пихты, – равнодушно посматривая по сторонам, ответил Лешка.
– Как нашел? – рассматривая пулю, не верил Иван.
– Так просто, – чувствуя на себе восхищенные взгляды товарищей, ответил тот. – Разобрался, как медведица на Михаила навалилась, откуда ты стрелял, в какую сторону, под каким углом, ну, и пошел в том направлении. Там, в той стороне, пихтач густой. Пуля недалеко пролетела, ткнулась в дерево, метра три над землей… Срубил я пихту, вырубил топором пулю, вот и все дела.
– Вот спасибо! – поблагодарил товарища Ваня, протягивая руку. – Я тоже об этом думал: пройти посмотреть, да времени не было. Сам знаешь…
– Да что там! Не стоит благодарности. Все одно, в общий котел золотишко, – принимая руку, ответил тот и, уже не вспоминая старый конфликт, шепнул Ивану на ухо: – Там тебя Натаха спрашивала. Сказала, чтобы ты под кедр пришел.
…Тихая вечерня стелется над плоскими хребтами. Молчит уснувшая тайга. Черные рубцы гор сливаются с небом. Внизу по логу, убегая вдаль, разговаривает с камнями холодная речка. Колкая изморозь сыплется на пожухлые, перезревшие травы. Терпкий холод вычистил звезды добела. В ожидании перемены времени года Млечный Путь завалился набок. Скорая зима наступает осени на пятки.
Старый кедр распушил над землей густые ветви. Острые хвоинки пахнут ароматом подмерзшей смолы. Толстая, рубчатая кора дерева шуршит от прикосновения одежды. Иван и Наташа стоят под сводом нависших сучьев. Иван знает, что холодные ночи пробирают человека до дрожи. Поэтому на свидание с девушкой надел теплый, овчинный тулуп отца. Наталья пришла в легкой безрукавке. Через некоторое время подруга замерзла, пыталась плотнее закутаться в холодную одежду. Иван, наоборот, изображая знойного парня, распахнул полы тулупа. В какой-то момент он предложил ей согреться. Скромница категорически отвергла его услугу: не в ее правилах доверяться мужским рукам! Она девушка честная, недоступная! Так и сказала:
– Ишь ты, Ванька, какой хитрый! Тулуп специально взял?
Иван смеется:
– Что ты? Я же просто… От чистого сердца! Замерзла ты, вот я и решил тебя погреть.
– Ну, уж, и от чистого сердца… Все вы, наверное, парни, такие! Сначала обнять, потом целоваться вам подавай! – строго ответила девушка, отступая на шаг назад.
– Что я? Лиходей? – с обидой в голосе развел руками Иван. – Я серьезно, а ты…
Оба замолчали. Парень плотно запахнул полы теплого тулупа. Девушка, кутаясь в безрукавку, мелко постукивая зубами, стала приплясывать: и правда холодно. Однако честь дороже! В своей твердой уверенности она решила, что до своей свадьбы к ней никто пальцем не прикоснется. Лучше замерзнуть или остаться одинокой девой на всю жизнь! И все же, наверно, Ваньке в тулупе тепло… Если только на минуточку, погреться.
– Ладно уж, – наконец-то согласилась подруга, – встану рядом. Только никаких рук!
Осторожно прижимая к себе свою любовь, Иван довольно расцвел, распахнул полушубок. Наташа сделала шаг навстречу, встала рядом. Иван прикрыл ее сильными руками, прижал к себе.
– Ты что? – отталкиваясь, возмутилась Наташа. – Мы так не договаривались!
– Как не договаривались?
– Ну, вот так, что ты меня обнимать будешь.
– А я тебя и не обнимаю, просто согреваю. Это ты ко мне сама прижимаешься, – сдерживая улыбку, невзначай заметил Иван.
– Ух ты, Ванька, ну и хитрец! – напущенно рассердилась девушка, несильно хлопая его ладошками. – Вот сейчас уйду домой, больше не увидишь!
Она сказала эти слова и сама не поверила в них. Зачем и куда уходить? Так тепло и хорошо ей еще не было никогда! Первый раз в жизни она стоит с парнем так близко. Непонятное ощущение нежности залило кровавым закатом ее щеки. Хорошо, что Иван не видит. Сердечко в груди трепещет воробышком. Неужели это любовь? Юноша ей очень нравится. Давно девушка дарит ему тайные, искрящиеся взгляды. С тех пор, как он подарил ей букет горячих, пламенных жарков. Больше года прошло с того памятного дня, а высушенные цветы по сей день хранятся между страниц книги. Загоревшееся чувство между Иваном и Наташей, как костер из сырых дров: не горит, а тлеет, напуская клубы дыма. Весь старательский прииск знает, что ребята неравнодушны друг к другу, однако дальше этого дело не продвигается. Работа и забота не дают право на свободное время. Молодые люди живут по соседству, а видятся редко. Первое, случайное свидание Ивана и Наташи произошло месяц назад. Оно походило на робкую встречу хороших знакомых, но подживило огонь тлеющего костра, породило робкие языки пламени.
Сегодня они встретились четвертый раз. Для Наташи это слишком маленький срок, чтобы вот так, быстро, доверчиво оказаться рядом с парнем под полой его теплой шубы. Кто увидит – осудит. Да и сама она, доверившись открытому сердцу Ивана, стыдится своего поведения. Затаив дыхание, девушка дрожит теперь уже не от холода, а нервного напряжения. Зачем все это? Может, оттолкнуться, убежать? Но так не хочется покидать дорогого человека! Наоборот, сопротивляясь буре возмущения, Наташа молчит, замерла в немом ожидании, чувствуя, как Ваня прижимает ее к своей груди.
Влюбленный чувствует ее состояние, все крепче запахивает обшлага шубы, стараясь не выпустить из объятий драгоценное создание. Так близко он не был с любимой никогда. Кипящая кровь растворяет последние капельки робости. Наконец-то, собравшись с духом, он решился сказать заветные слова:
– Я хочу, чтобы ты стала моей женой!
– Зачем это? – не ожидая размаха событий, вздрогнула Наташа.
– Потому что я люблю тебя!
Казалось, что девушка не поняла всей значимости сказанных слов, недоверчиво оттолкнулась, удивленно посмотрела на него:
– За что это?
Он, вдруг осмелев, увидев близко ее лицо, горящие глаза, быстро наклонился, поцеловал. Она, не ожидая этого, в последнее мгновение увернувшись, склонила голову. Губы Ивана коснулись ее носа, но ненадолго. Почувствовав его прикосновение, гордая девушка приняла эти действия как недозволенный поступок.
– Ах, вот ты какой! – выскользнув из-под шубы, освободившись от объятий Ивана, возмутилась Наташа. – Вон что придумал! Шубу надел! Ишь, какой хитрый! – закипая и негодуя, высказывала она. – А сам целоваться лезет! – и, коротко размахнувшись, ударила его ладошкой, выговаривая дежурные фразы: – Все вы такие! Сначала словечки разные, ласковые: люблю, замуж! А потом – бросаете! Я думала, ты не такой… – заблестела слезами, – а ты такой же, как все! – и поспешила прочь.
Иван хотел ее остановить, да где там! Убежала Наташка, не выдержала недотрога ласки. Слишком уж строги принципы у красавицы.
– Не понимаю… – вытирая запястьем разбитый нос, пожал плечами Иван. – Что лишнего сказал?
Плохие вести
Вечером с запада подул холодный, пронизывающий ветер. Черные тучи принесли в своих ладонях мелкий, нудный дождь. Потемневшая, суровая тайга ответила тревожным шумом раскачивающихся деревьев, взбитым посвистом упругих веток, пугающим шорохом склонившихся трав. С тревожным криком, провожая осень, пролетели рябые кедровки. Где-то далеко несколько раз ударил в колокол черный ворон. Пугая мир переменой времени года, с резким треском упал на землю старый, отживший кедр. Подтверждая плохое предзнаменование, в пригоне захрипели лошади. В стенах летней стайки замычали коровы. Поджав хвосты, занимая укромные места, разбежались собаки. Хмуро насупив брови, старатели потянулись в тепло, к своим домам: «Все, кончилась хорошая погода».
Утром 16 сентября выпал первый снег. Обычная для этого мира выпадака побелила горы, накрыла первозданным покрывалом кедрачи, поляны, крыши невысоких домов. В одночасье упали травы, загустела вода в реке, замерзли голые кустарники. Холод принес с недалеких гольцов дыхание подступающей зимы.
Мужики таежного поселка недовольно смотрели по сторонам. Каждый из них понимал, что счет старательской работы пошел на часы. Отрицательная температура ставит границу предела промывке золотоносных песков. Мерзлая земля, спрессованная глина в сочетание с ледяной водой делают условия промысла невыносимыми. Еще несколько дней, и придется отложить разработку прииска до будущего сезона.
После завтрака старатели собрались на короткий совет: как быть дальше? Кто-то предлагал, пока не завалило снегом, выбираться к основному жилью, поближе к цивилизации, в Кузьмовку. Другие настаивали на продолжении работ: в последние дни артель подрезала хорошую золотую жилу. Третьи желали остаться зимовать здесь, в тайге, чтобы в их отсутствие шаромыги – черные копатели – за зиму не выбрали драгоценный металл. Однако последнее слово оставалось за старшим: как он скажет, так и будет. Таков строгий старательский закон: до последнего дня слушаться и подчиняться тому, кого выбрали в начале сезона. По-другому быть не могло.
Григорий Панов медлил с ответом. Опытный золотопромышленник понимал, что от его слова зависит будущее благосостояние старательских семей: жить в нужде или пить чай с медовыми пряниками. Уроки жизни не прошли даром. Прежде чем что-то решить, надо хорошо продумать.
Суровая Сибирь не прощает ошибок. Глубокий снег зимой, мороз, высокогорье, влажность, дикая тайга со всеми вытекающими последствиями ежеминутно играют с человеком в бесконечную игру противостояния: выживешь или нет? Тяжелые климатические условия, непредсказуемые препятствия, борьба за выживание заставляют быть предусмотрительным: любой промах может стоить жизни. Старательская летопись знает много случаев, как гибли люди. Кого-то задавил медведь, другой заблудился, третьего задавило землей в шурфе, четвертый утонул, пятый сломал ногу, не смог выйти к людям. В редких случаях старатели узнают о чьей-то смерти. Промысел золота всегда окутан медной дымкой тайны. Далеко не каждый старатель желает показать кому-то богатую жилу. Золотая лихорадка во все времена туманит разум человека прозрачно легким, быстрым богатством. Вот и тянется одинокий отшельник в дикие трущобы один, реже вдвоем. Потеряться одному в тайге несложно. Ушел человек и пропал. Ни креста, ни могилки! Может, где зверь лесной косточками хрустит. Или под колодиной догнивает старый труп с проломленным черепом. Страсть к наживе не имеет границ. За золото могут убить легко, имя не спросят. Кто узнает? Тайга – безмолвный свидетель! Это и объясняет стабильное постоянство исчезновений людей глубокой осенью, когда подходит к концу старательский сезон.
Работать в артели проще, безопаснее. Десять человек – это уже сила. Временно переселившиеся в тайгу на лето промысловики с семьями – цивилизация. Такие сезонные поселения все бродяги, чернокопатели, шаромыги, захребетники, воры, убийцы обходят стороной. При тесном общении с другими приисками старатели округи знают друг друга в лицо. Появление чужого человека настораживает. Если этому сопутствует какое-то плохое событие, мужики своими силами ограничивают свободу передвижения человеку с ветра, передают его властям. Так было поймано немало беглых каторжников, залетных бродяг и преступников. Однако временное поселение грызут другие беды: отдаленность от постоянного местожительства, трудности в доставке продовольствия, болезни, бытовые проблемы. Немаловажную роль играют природные катаклизмы. В памяти старателей жива трагедия, когда двадцать лет назад на Жейбе после обильных, недельных дождей разлившейся речкой был смыт старательский прииск. Тогда погибли около двадцати человек. Преимущественно женщины и дети.
Старателей сисимского прииска не пугает большая вода. Таежный Сисим – небольшая речка. В лучшем случае ее ширина достигает трех метров. Глубина в приямках не больше аршина. Лишь на устье, сливаясь со своим собратом, таким же ручьем Степным Сисимом, они образуют уважаемую речку, которую не везде можно перейти вброд. Страшный бич этих мест – ранняя, долгая зима. Глубокий снег, иногда выпадающий за ночь до семидесяти сантиметров, в сочетании с тридцатиградусным морозом здесь известный гость. Первые осадки начинаются в начале сентября. Постоянный покров держится до середины мая. Все это значительно осложняет передвижение человека.
Обдумывая ситуацию, Григорий Панов прежде всего учитывал это обстоятельство. Глава артели хорошо помнил прошлую зиму, как они всем прииском остались на зимовку. Глубокоснежье и голод мучили людей больше всего. Просыпаясь утром, они вновь и вновь копали тропинки между домами, к ручью, к месту работы. За продуктами пришлось ходить на лыжах с котомками (о передвижении на лошадях не могло быть и речи). Ходоки задерживались на неделю и больше, хотя расстояние между Сисимом и Кузьмовкой было не больше пятидесяти километров. Шурфы и разработки приходилось откапывать каждый день, добираясь до земли. Колода на морозе покрывалась льдом. Мыть золото вручную было себе дороже: у людей отмерзали руки, ноги. В результате к концу ноября старательские работы были парализованы полностью. Продавая, меняя добытое за сезон золото предприимчивым купцам, старательские семьи едва дотянули до весны.
В этом году на первом совете перед началом работ было решено вернуться из Сисима на зимовку в Кузьмовку. Оставалось только получить подтверждение у старшего артели и собираться в дорогу.
Григорий выслушал всех, кто желал сказать слово. Среди старателей были мужики и постарше, мудрые, опытные в промысловых делах бергало. Ему стоило принять во внимание их совет. В это же время от него зависело любое неверно принятое решение. Приказать собираться в дорогу значит сорвать людей с места. А вдруг будет затяжная, теплая осень? Работать с землей еще можно две-три недели. В их отсутствие могут нагрянуть шаромыги. После первой пробы на золото в разработанных отвалах, наткнувшись на жилу, они выберут все подчистую. А если оставить людей работать, можно тоже прихватить нужду: выпадет глубокий снег, как выходить к жилью? Куда ни кинь, всюду клин! Но как бы то ни было, решение принимать надо.
Чувствуя остроту ситуации, на помощь Григорию пришел дед Павел Казанцев:
– А ить чибижекские-то домой не собираются! Бегал я к ним вчерась, разговаривал с мужиками. Говорят, что бутарить еще пару недель можно, тепло будет. А потом разом завалит!
– Это что, получается, знать, до первого октября смело можно землицу работать? – принимая во внимание речь свояка, отозвался Григорий.
– Выходит, так.
– А ну, снег разом ночью метр навалит?
– Сколько подвалит, все одно – обсадит. Осень долгая будет, сам знаешь, третьего дня гром гремел.
– И то верно. Значит, таков мой указ будет: остаемся до начала октября!
– Остаемся!.. Правильно!.. Погода будет!.. Добрать надо жилу!.. – наперебой заговорили старатели, поддерживая старшего.
На этом совет закончился.
Спорится работа! Говорливо журчит ручей. Тугим напором бьет в творило плотная вода. Звякают царапки, хрустят под гравием лопаты. Глухим, плотным шлепком падает земля. Фыркают лошади. Грубо, настойчиво покрикивают на четвероногих животных погонщики. Старатели отмывают в колоде золото.
Своим простым, но мучительно испытанным образом колода обязана долгому, кропотливому труду золотодобытчиков. Посмотреть со стороны – нет проще изобретения. Трудно представить, сколько времени прошло с тех пор, как люди додумались вычистить сердцевину в стволе кедра, подвести к нему воду и промывать золотоносный песок. Вырубленная теслом, зачищенная скребками древесина имеет ровную, гладкую поверхность. Напор воды хорошо смывает легкие камни, вязкую глину, пустую супесь. Тяжелое золото задерживается, оседает в поперечных засеках (зарубках).
Процесс отмывки золота проходит в несколько этапов. Добиваясь обогащенного песка, несколько рабочих из шурфов подают наверх в бадейках землю. Здесь ее принимают, перекидывают лопатами на волок (закрепленная на двух жердях тара). Запряженный в волок конь перетаскивает груз к ручью, до колоды, где добытое отмывают. Супесь прогоняют по колоде царапками. За колодой, принимая и откидывая в сторону отмытый песок лопатами, стоят еще двое старателей.
В ходе дела задействованы практически все жители таежного прииска. На тяжелых, ответственных местах, в шурфах, на погрузке и откатке с кайлами и лопатами работают мужики. Женщины промывают супесь в колодах. Подростки гоняют лошадей от карьера и обратно. И те и другие, помимо прочего, выполняют подготовительную работу. В дневные часы в поселке можно найти лишь одну повариху, занятую приготовлением пищи, да няню, присматривающую за несмышлеными грудными младенцами. Идеальная система занятости старательского прииска в полной форме копирует муравейник: работают все! Того, кто не хочет работать, артельщики выгоняют.
В этом сезоне старательские работы ведутся с большим размахом. По сравнению с прошлым летом, мужики вскрыли сразу несколько шурфов, установили две дополнительные колоды. Разработка золотой жилы велась в двух встречных направлениях. Объем работ потребовал привлечения новых рабочих сил со всеми вытекающими отсюда последствиями: новые строения для персонала, обслуживание, доставка продуктов и прочие бытовые мелочи. Однако все это дало ожидаемый результат. Богатая жила принесла дополнительные – сверх ожидаемого – килограммы золота. Как это всегда бывает под конец добывающего сезона, ежедневная съемка благородного металла резко возросла, увлекая промышленников к продолжению работ.