31. Путин В.В. Выступление на торжественном приеме в честь 68-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне // Портал «Президент России». 2013в. 9 мая. Режим доступа: http://kremlin.ru/transcripts/18092.
32. Путин В.В. Выступление на торжественном приеме в честь 69-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне // Портал «Президент России». 2014б. 8 мая. Режим доступа: http://www.kremlin.ru/transcripts/20988
33. Путин В.В. Выступление на военном параде в ознаменование 69-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне // Портал «Президент России». 2014в. 9 мая. Режим доступа: http://www.kremlin.ru/transcripts/20989.
34. Путин В.В. Выступление на открытии памятника героям Первой мировой войны // Портал «Президент России». 2014 г. 1 августа. Режим доступа: http://www.kremlin.ru/transcripts/ 46385
35. Смит Э. Национализм и модернизм: Критический обзор современных теорий наций и национализма. – М.: Праксис, 2004. – 464 с.
36. Сталинград – государственная идея России. Декларация Изборского клуба // Завтра. 2013. № 46 (1043). 14 ноября. Режим доступа: http://zavtra.ru/content/view/stalingrad-gosudarstvennaya-ideya-rossii-2/
37. Торбаков И.Б. «Непредсказуемое» или «неопределенное» прошлое? Международные отношения и российская историческая политика // Символическая политика: Сб. науч. тр.: Конструирование представлений о прошлом как властный ресурс / РАН ИНИОН. Центр социальных науч.-информ. исслед. Отд. полит. науки; Ред. кол.: О.Ю. Малинова – гл. ред. и др. – М., 2012. – Вып. 1. – С. 91–125.
38. Федеральный закон Российской Федерации от 5 мая 2014 г. № 128-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» // Российская газета. 2014. Федеральный выпуск № 6373. 7 мая. Режим доступа: http://www.rg.ru/2014/05/07/reabilitacia-dok.html.
39. Coakley J. Mobilizing the past: Nationalist images of history // Nationalism and Ethnic Politics. – Philadelphia, 2007. – Vol. 10. – N 4. – P. 531–560.
40. Judt T. The past is another country: Myth and memory in post-war Europe // Memory and Power in Post-War Europe. Studies in the Presence of the Past / Ed. by J.-W. Müller. – 2nd ed. – Cambridge: Cambridge University Press, 2004. – P. 157–183.
41. Kaplan V. The Vicissitudes of Socialism in Russian History Textbooks // History and Memory. – Bloomington, IN, 2009. – Vol. 21. – N 2. – Р. 83–109.
42. Kangaspuro M. The Victory day in history politics // Between utopia and apocalypse. Essays on social theory and Russia / Ed. by E. Kahla. – Jyvaskyla: Bookwell, 2011. – P. 292–304.
43. Kattago S. Agreeing to disagree on the legacies of recent history. Memory, pluralism and Europe after 1989 // European Journal of Social Theory. – 2009. – Vol. 12. – N 3. – P. 375–395.
44. Langenbacher E. Collective Memory as a Factor in Political Culture and International Relations // Power and the Past. Collective Memory and International Relations / Ed. by E. Langenbacher, Y. Shain. – Washington: George Town University Press, 2010. – P. 13–49.
45. Mälksoo M. The memory politics of becoming European: The East European subalterns and the collective memory of Europe // European j. of international relations. – L., 2009. – Vol. 15, N 4. – P. 653–680.
46. Mink G. Between Reconciliation and the Reactivation of Past Conflicts in Europe: Rethinking Social Memory Paradigms // Czech Sociological Review. – Prague, 2008. – Vol. 44, N 3. – P. 469–490.
47. Mink G., Neumayer L. Introduction // History, Memory and Politics in Central and Eastern Europe: Memory Games / Ed. by G. Mink, L. Neumayer. – Basingstoke etc.: Palgrave Macmillan, 2013. – Р. 1–20.
48. Onken E.-C. The Baltic states and Moscow’s 9 May commemoration: Analyzing memory politics in Europe // Europe-Asia Studies. – Glasgow, 2007. – Vol. 59, N 1. – P. 23–46.
49. Schopflin G. The functions of myth and a taxonomy of myths // Myths and nationhood / Ed. by G. Hosking, G. Schopflin. – N.Y.: Routledge etc., 1997. – P. 19–35.
50. Shevel O. The politics of memory in a divided society: A comparison of post-Franco Spain and post-Soviet Ukraine // Slavic Review. Urbana-Champaign (Ill.), 2011. – Vol. 70, N 1. – Р. 137–164.
51. Simon A., Xenos M. Media Framing and Effective Public Deliberation // Political Communication. – L., etc., 2000. – Vol. 17, N 4. – P. 363–376.
52. Torsti P. Why do history politics matter? The case of the Estonian Bronze Soldier // The Cold War and Politics of History / Ed. by J. Aunesluoma, P. Kettunen. – Helsinki: Edita Publishing Ltd., 2008. – P. 19–35.
53. Vike-Freiberga V. Rights and Remembrance // The Washington Post. 2005. May 7. Mode of access: http://www.washingtonpost.com/wp-dyn/content/article/2005/05/06/AR2005050601217.html (assessed 4.04.2015).
Россия и мир в XXI веке
Старая модель развития исчерпана. Куда движется мир?24
Р.С. Гринберг, А.В. БузгалинГринберг Руслан Семенович – член-корреспондент РАН, директор Института экономики РАН.
Бузгалин Александр Владимирович – доктор экономических наук, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова.
Последний год стал свидетельством существенных изменений в мировой социально-экономической и общественно-политической системе. Проходившая под знаком господства института и ценностей неолиберальной глобализации и «рыночного фундаментализма» эпоха 1990-х и 2000-х заканчивается. Мир стал беспрецедентно нестабилен и непредсказуем. Набор угроз и их интенсивность растут с поражающей воображение скоростью. 100-летие начала Первой мировой войны человечество встретило в страхе перед новой пандемией насилия и в условиях нарастания внутриевропейских, а не только так называемых «межцивилизационных» конфликтов.
На мировую арену вышли новые претенденты на лидерство. Становление Китая и других стран БРИКС в качестве самостоятельных субъектов с масштабами экономики, сравнимыми с традиционными глобальными игроками, превращение исламских политико-экономических и идеологических институтов в значимый фактор мирового бытия, первые шаги России на мировой арене, показавшие намерение страны проводить независимый курс в международных делах – всё это свидетельства изменяющегося мира. Мир так и не оправился до конца от глобального финансового и экономического кризиса. Новая повестка дня, альтернативная той, что завела всех нас в тупик финансиализации и деиндустриализации, деградации «государства всеобщего благосостояния» и обострения проблем неравенства, так и не сформирована.
И все же выход из тупика, в который мы все забрели, есть.
1. Альтернативная повестка дня: Новый международный консенсусМы не претендуем на «истину в последней инстанции», но твердо знаем, что на Западе и Востоке ныне возникают новые проекты, имеющие глубокие историко-культурные, теоретические и практические основания. Активную роль здесь играют и российские проекты, которые формируются в диалоге с учеными Запада и Востока, с нашим прошлым и с историей мировых цивилизаций.
Это широкий взгляд на мир, и он традиционен для России, где привыкли мыслить глобально. Мыслить с учетом достижений наших партнеров по диалогу и не впадать в соблазн самодостаточности, хотя и в нашем Отечестве хватает мракобесов, проповедующих изоляционизм вместо суверенитета, превосходство русского мира вместо диалога культур, власть Государя, а не граждан.
Новая повестка дня исходит из понимания того, что нынешняя экономика – это далеко не идеальная модель социально регулируемого, демократически организованного рынка. Мы живем в мире глобального капитала, пронизанного глубокими противоречиями и обретающего новый тренд – формирования ряда протоимперий, причем не только в Центре, но и на периферии. Более того, «восстание периферий» все более становится реальностью. Претензии истеблишмента ряда стран НАТО на контроль над миром, казалось бы обретенный ими после распада мировой системы социализма, создают все более напряженную обстановку в мире, приводящую к непрерывной чреде войн, причем не только в странах Азии и Африки, но и в Европе (совсем недавно – в Югославии, сейчас – на Украине).
Консерваторы видят альтернативу этой напряженности исключительно в укреплении национальных позиций, прежде всего – в военно-промышленной сфере. Спору нет: суверенитет надо защищать. Но если наша страна не хочет стать объектом ненависти не просто «элит» иных стран, а большинства народов мира, нам надо решительно отказаться от идей Александра III, заявлявшего в позапрошлом веке, что у России нет других друзей, кроме армии и флота. Это не правда. Мы все хорошо знаем, что у нашей страны были и остаются миллиарды друзей по всему миру. Эти друзья когда-то учились в наших университетах, и вместе с нами считали кумиром не очередную поп-звезду, а Гагарина. И сегодня они хотят равноправного и активного диалога с нашей страной, ее наукой, образованием, культурой. Причем не только в Азии, но и в Европе. Дружба народов может снова стать лозунгом реальной геополитики. Подчеркнем – реальных проектов, а не прекраснодушных мечтаний.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
1
Исследование проводится при поддержке Российского гуманитарного научного фонда, грант № 11-03-00202 а.
2
Под «фреймами» здесь понимаются устойчивые когнитивные структуры, которые обеспечивают метакоммуникативное определение ситуации, задавая таким образом смысловые рамки для ее репрезентации и понимания.
3
Подробнее об эволюции практики политического использования символа Великой Отечественной войны см.: Малинова, 2015, гл. 3.
4
«Национальный нарратив» понимается здесь как смысловая схема исторического повествования, которая описывает и «объясняет» генеалогию сообщества, полагаемого нацией, устанавливая связи между событиями. Особенностью смысловой схемы отечественной истории, представленной в речах Б.Н. Ельцина и других представителей властвующей элиты 1990-х годов, было стремление противопоставить «новую», постсоветскую Россию, старой – советской и дореволюционной, опиравшееся на критическую переоценку национального прошлого [см.: Малинова, 2015].
5
Установившийся в 2000-е годы канон празднования Дня Победы включал выступления главы государства на военном параде на Красной площади и на торжественном приеме в Кремле; в некоторые годы к этому добавлялись встречи с ветеранами и др. мероприятия. Предметом анализа были все речи, произнесенные в рамках празднования очередной годовщины Победы в Великой Отечественной войне.
6
Это могут быть рассуждения о важности поддержания мира, отхода от «идеологии конфронтации и экстремизма» или о необходимости «строгого соблюдения международных норм» и «уважения государственного суверенитета». Существенно в данном случае то, что «у нас есть великое моральное право – принципиально и настойчиво отстаивать свои позиции, потому что именно наша страна приняла на себя главный удар нацизма, встретила его героическим сопротивлением, прошла через тяжелейшие испытания, определила сам исход той войны, сокрушила врага и принесла освобождение народам всего мира» [Путин, 2012а].
7
По определению Т. Журженко, «национализация памяти связана с реинтерпретацией советского нарратива о Великой Отечественной войне, переоценкой ее основных событий, действующих лиц и основных итогов в процессе конструирования постсоветскими элитами новых национальных идентичностей и национальных “культур памяти”» [Журженко, 2013, с. 94].
8
Ср.: «…сегодня праздник Победы объединяет россиян независимо от убеждений и политических пристрастий» [Ельцин, 1999]; «Сегодня мы отмечаем самый народный праздник. И гордимся тем, что у нас есть такой день, день нашего национального единения» [Путин, 2004а]; праздник, «который уже навеки стал символом нашего национального единства» [Медведев, 2008а].
9
«Человеческое» измерение Победы служило удобным мостиком и к теме «национальной автономии». См., например, ее развитие в речи Д.А. Медведева: «Есть вещи, которыми нельзя поступаться ни при каких обстоятельствах, – это свобода людей, достоинство страны и покой родного дома. Это дорого каждому и делает нас единой, сильной нацией» [Медведев, 2011б].
10
Ср. аргументацию Д.А. Медведева в программной статье «Россия, вперед!»: «Народ, победивший жестокого и очень сильного врага в те далекие дни, должен, обязан сегодня победить коррупцию и отсталость. Сделать нашу страну современной и благоустроенной» [Медведев, 2009б].
11
Выступая в Севастополе, Путин подчеркивал «огромный нравственный вклад» ветеранов «в то, что Крым и Севастополь возвратились в родную страну» [Путин, 2014г].
12
Примечательно, что в 1995 г., когда «войны памяти» еще не начались, Ельцин, перечисляя тех, чей вклад в победу «мы всегда будем помнить», наряду с «народами Соединенных Штатов, Великобритании, Франции, Китая» называл Польшу и Югославию [Ельцин, 1995а].
13
Например, в 2005 г. Путин говорил об опасностях экстремизма и расизма, «которые не менее безжалостны, чем нацизм» [Путин, 2005г]; в 2007 г. вспоминал о неких «новых угрозах», которые обусловлены «все тем же презрением к человеческой жизни, теми же претензиями на мировую исключительность и диктат», что и во времена «третьего рейха» [Путин, 2007] и т.п.
14
Этот фрейм особенно настойчиво использовал Д.А. Медведев, который вынужден был опираться на память о войне для легитимации своей позиции в конфликте с Грузией в августе 2008 г. Выступая на параде 9 Мая 2009 г. он особо подчеркивал, что урок войны «актуален и сегодня, когда вновь находятся те, кто идет на военные авантюры» [Медведев, 2009а]. В 2010 г., делая прозрачные намеки на США, президент РФ говорил: «Война показала, к какой страшной черте могут подвести претензии на мировое господство. Насколько опасны попытки силового давления на свободные народы, на суверенные государства» [Медведев, 2010в].
15
В праздничных речах часто присутствовала тема Победы как «справедливости». См. у Путина: «В этот день свершилась величайшая справедливость в мировой истории. Победа стала главной наградой за пережитое в годы войны…» [Путин, 2003а]; «9 мая 45-го года свершилась величайшая справедливость» [Путин, 2005 г.].
16
Например, в выступлении на торжественном приеме в 2005 г., имевшем место в разгар международного конфликта по поводу интерпретации 9 мая, Путин развил тему свободы словами: «В борьбе с нацизмом были отвоеваны права людей на свободу, на саму жизнь, на самостоятельный выбор пути развития…» [Путин, 2005 г.]. Последняя фраза, формально продолжая ряд либеральных ценностей, в действительности означала поддержку традиционной советской интерпретации событий 1944–1945 гг., против которой официально выступило руководство государств Прибалтики и Польши.
17
В 2000–2007 гг. в речах В.В. Путина достаточно последовательно воспроизводилась новая модель коллективной самоидентификации по отношению к Другому, традиционно именуемому «Западом», которая сочетала «западническое» представление об общности целей и ценностей России и «Запада» с «почвенническим» акцентом на самобытный способ их реализации, пытается представить Россию как актуально (а не только потенциально) подобную и равную Значимому Другому и даже способную служить ему образцом в осуществлении общих ценностей [Малинова, 2008].
18
«Миф происхождения» (myth of origin) – это фундаментальный миф об историческом моменте, когда «нация» кристаллизировалась в своей «современной» форме [Schopflin, 1997, p. 33–34; Coakley, 2007, p. 542–543]. По мнению Копосова, миф о войне в каком-то смысле изначально имел такие функции, ибо легитимировал новые советские формы социальной организации, прошедшие «проверку» войной. В современных условиях «миф о войне в концентрированном виде выражает историческую концепцию нового режима» [Копосов, 2011, с. 163–164].
19
Концепция «режима памяти» была разработана Эриком Лангенбахером в качестве аналитического инструмента для изучения коллективной памяти как динамического элемента политической культуры. По мысли американского исследователя, «не всякая потенциально разделяемая память имеет одинаковое влияние или одинаковую власть. Плюрализм потенциальных памятей ограничен, что ведет к формированию их иерархии» [Langenbacher, 2011, p. 33]. Последняя является одним из наиболее важных компонентов актуального режима памяти. К сожалению, автор не дает определения вводимого им понятия, ограничиваясь выделением его компонентов, к числу которых он относит (1) доминирующую социальную память, (2) стоящую за нею систему ценностей («уроки»), (3) поддерживающие первое и второе морально-этические дискурсы, а также большие исторические нарративы, описывающие (4) главное историческое событие, породившее память и (5) историю самой памяти [Ibid., p. 30].
20
История празднования 9 Мая 2005 г. обстоятельно описана в литературе [Onken, 2007; Torsti, 2008; Mälksoo, 2009; Миллер, 2012б]. Сравнительный анализ двух юбилеев Победы – 2005 и 2010 гг. см.: Kangaspuro, 2011.
21
Напомню, что акт о капитуляции Третьего рейха в Реймсе был подписан советским представителем при союзном командовании генерал-майором И.А. Суслопаровым 7 мая, когда еще шли бои за Берлин (акт вступил в силу 8 мая в 23:01 по среднеевропейскому времени). Будучи крайне недовольным этим обстоятельством, Сталин поручил Г.К. Жукову принять общую капитуляцию представителей видов Вооруженных сил нацистов в Берлине. По московскому времени берлинский акт капитуляции был подписан 9 мая в 0:43.
22
Как писала в статье, опубликованной в «Вашингтон Пост» накануне празднований, президент Латвии В. Вике-Фрайберга, в мае 1945 г. свободу получила лишь часть Европы, поскольку «с полного согласия западных союзных держав, Латвия, Литва и Эстония были заново оккупированы и аннексированы Советским Союзом, а еще дюжина стран Центральной и Восточной Европы перенесли новое угнетение и десятилетия тоталитарного правления, став сателлитами Советской империи» [Vike-Freiberga, 2005].
23
Этот эпизод достаточно обстоятельно описан в литературе, см.: Kaplan, 2009; Миллер, 2012а и др.
24
Доклад, представленный на Московском экономическом форуме.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги