Автор выражает глубочайшее почтение и всемерную благодарность завсегдатаям форума Новой фантастики «Армейские байки». «Кирилл», «Kurok», «Дед», «Котыч» – знайте: автор вдохновлялся именно вашими воспоминаниями, служивые! Честь вам и слава!
Автор обложки художник Каторкина Дарья (Tanmorna)
Иллюстрация написана специально для издания по авторскому заказу
К читателю
Уважаемый читатель! Книга основана на реальных событиях, каковые обязательно произойдут через несколько столетий, соответственно, и все её персонажи действительно будут существовать в обозримом будущем. По крайней мере, в этом меня заверил Раймон О`Террон, подлинный автор текста – и оснований сомневаться в его словах у меня нет. В самом деле: раз уж знаменитый звёздный адмирал оказался в далёком прошлом, почему бы ему не поделиться опытом со своими предками? Вон сколько книг превозносит просветительскую деятельность наших современников, попавших в другие времена и веси! Именно в таком духе высказался и сам адмирал после прочтения тоны современной фантастики. Но было и ещё одно, что заставило меня отнестись со всей серьёзностью к словам бывалого космического волка.
Мною лично было проштудировано множество форумов и книг, так или иначе связанных с современной армией. И могу сказать наверняка: многие ситуации, описываемые Раймоном, находят аналоги в современности! Это поразительно, но это так. Результаты этих изысканий представлены в последней главе книги, и каждый въедливый читатель легко сможет развеять свои сомнения. Но даже это ещё не всё.
Дело в том, что уже сейчас существуют книги, описывающие армию не в терминах «хорошо», «плохо», «смешно», «грустно», а с позиции социальной науки или высокой публицистики. Такие книги отмечают в армии нечто, неизживное в веках. Примером книг высокой публицистики можно считать «Кирзу» В. Чикунова и «Оружие возмездия» О. Дивова. Если же обратиться к отечественной классике, нельзя обойти стороной сочинения Александра Куприна, самыми яркими образчиками которых служат «Прапорщик армейский» или «Поединок». Примером социальной науки может стать исследование советских социологов С.А. Белановского и С.Н. Марзеевой о дедовщине в Советской Армии, а также книга самого автора этих строк «Исследование взаимоотношений в Российской Армии».
Уважаемый читатель, обращаясь к вам, я также хотел бы заранее извиниться – за матерные выражения, ненароком попавшие в текст книги. Уверен, к моим извинениям присоединится каждый военный. Шучу, конечно. Сначала я честно пытался вкладывать в слова героев высококультурные обороты, но встретил настолько ожесточённый отпор с их стороны, что вынужден был пойти на попятную. Оказалось, без мата передать смысл реплик солдат и офицеров просто невозможно! Оставалось либо допустить в книге мысленное общение героев, когда из мата остаётся лишь экспрессивная окраска самих мыслеобразов, либо исключить диалоги вообще, либо… сдаться на милость героев и читателей. Чтобы совсем уж не травмировать тонкую душевную организацию гражданских читателей, все матерные слова представлены первой буквой с многоточием. В любом случае, не судите строго: если Вам претит экспрессия материных выражений, лучше вообще не читайте эту книгу, а заодно забудьте, что в обществе существует армия, большинство обитателей которой не ругаются матом, а разговаривают на нём.
Предисловие отставного офицера
Моё имя Раймон о`Террон, полный адмирал1 Космического флота Второй звёздной империи. Да, империи сейчас уже нет, и человечество пытается вытравить саму память о ней из истории обитаемой вселенной. Но. Я имею право носить этот титул, даже после гибели империи, потому что 157 лет своей жизни посвятил Космическому флоту. И ничто в этом мире не заставит меня думать и считать иначе. Если хотите, я слишком упрям, слишком амбициозен, чтобы откреститься от своего прошлого. Я считаю, что ЗАСЛУЖИЛ ПО ПРАВУ носить это звание, а бумажка от Императора – всего лишь бумажка. Он сам это прекрасно понимал, когда её подписывал, все мои сослуживцы это понимали, и все мои враги. И уж тем более, бумажкой считаю постановление Конфедерации обитаемых планет о лишении меня всех титулов и званий. Наград они меня лишить не посмели, но даже если бы и посмели, для меня всё равно неизмеримо важней не награды, а те несколько десятков татуировок на теле, что кололи сослуживцы в разные периоды моей службы.
Любой уважающий себя военный думает так же, как и я. Просто потому, что ни один гражданский даже не поймёт тех душевных переживаний, той страшной ломки, через которые приходится пройти военному. Недаром даже отслужившие год-два призывники-резервисты потом всю жизнь вспоминают именно моменты армейской жизни, окрашенные в цвета ярчайших эмоций – настолько ярких, что память о них не стирается и за годы куда более ровной и сытой гражданской жизни.
Но всё это лирика. Я ни перед кем не желаю оправдываться, и книгу эту задумал не для оправданий, а лишь для того, чтобы показать, какой реально была армия Империи. Недавно мне в руки попала книга «Закат Империи» одного известного современного публициста (не буду называть его имени). Таких глупостей, какие он излагает на бумаге, мне, отставному военному, не приходилось слышать даже в армии, вообще говоря, очень богатой на всевозможные глупости. До прочтения этой книги я, наивный, полагал, что только в условиях армии человек может проявить свою подлинную глупость и низость. Но я ошибался. Оказывается, это вполне возможно и на гражданке.
Только невменяемый человек может с умным видом излагать о поедании имперскими солдатами своих врагов. А эта сцена, где звездолётчики, выстроившись на внешней палубе, показывают свои задницы объективам вражеского крейсера! Интересно, автор пробовал в безвоздушном пространстве оголить какую-либо часть тела от скафандра? Пусть попробует. Уверен, это гарантированно вылечит его от глупости. Кстати, именно так солдаты в армии лечились от глупости во все времена. У кого в руках взрывалась граната, кто умудрялся прострелить себе голову из ракетной установки, кого засасывало в вакуумный клозет…
В общем, я решил поучить автора уму-разуму на армейский манер. Надеюсь, когда моя книга выставит его на всеобщее посмешище, он перестанет писать книги и займётся чем-то более соответствующим его умственным способностям. Главное, чтобы он держался подальше от реальной армии: ведь там нужно думать и быстро ориентироваться в реальной боевой обстановке, а не в своих извращённых фантазиях.
С другой стороны, не ищите в этой книге некой бравурной военщины. Я никогда не умел лизать задницы, умащать красивыми словесами больших чинов, вести агитацию и бравурную пропаганду. Глубоко убеждён, что занятые этим делом реально даже не представляют, что такое настоящий патриотизм. Они изображают его каким-то слюнявым, глупым, пошлым. Он становится похож на изображение любви в музыке современной эстрады и в гало-сериалах. Думаю, каждый здравомыслящий человек знает, что такой любви нет в реальности. Но то, что такого патриотизма нет в реальности, знает только военный.
В общем, я покажу ту армию, какой она была реально, без скидок на обстоятельства. И хватит слов, пора переходить к делу.
Первое разочарование
Огромный светящийся шпиль Академии разрывал облака и, подобно ракете на старте, уходил в самую стратосферу. Это здание самим своим обликом подчёркивало избранность, устремлённость в будущее, душевный полёт обучающихся в его стенах молодых космических волчат. И сейчас оно светилось в глазах молодых выпускников ещё ярче обычного, дополняя торжественность момента – долгожданный Выпуск.
Юные космонавты, уже без пяти минут офицеры Космического флота Империи, стройными рядами выстроились на плацу. Иссиня-чёрные ряды лётчиков и навигаторов, жемчужные, нереально белые ряды техников, наконец, алые ряды звёздных штурмовиков. Особое очарование моменту придавало и то, что коробки построений стояли не просто по цветам – они стояли в последовательности цветов имперского флага.
В первом ряду красных, гордо выпрямившись, со светящимися глазами, стоял курсант Раймон Ванга. Хотя какой же он теперь курсант? До полноценного офицера оставался лишь один шаг – принятие присяги. Молодой человек уже воочию видел, как вот сейчас на плац перед космонавтами выйдет лично Император, чтобы послать своих сынов к новым свершениям.
Вот перед строем медленно проплыла, и замерла ровно по центру платформа антиграва. Вот распорядитель Академии прямо с платформы гаркнул приветствие. Вот без малого две тысячи юных исполненных молодецкой силы глоток проорали в ответ. Сердце Раймона замерло. «Вот сейчас, ещё чуть-чуть, и Он появится перед нами», – думал курсант. Он так долго ждал этого момента, так долго к нему готовился; был уверен, что именно на него посмотрит Император, – сколько по этому поводу было споров с сослуживцами! А сколько драк! Молодые волчата хотели получить самую кроху монаршей ласки, готовы были принести себя в жертву только ради этой крохи. Они терпели чудовищное напряжение учебных будней, отсутствие родительской ласки, жестокость мужского коллектива с его давящей требовательностью и круговой порукой – всё это ради Него. Он олицетворял для юношей мудрость высшей власти империи, её честь, душу.
Первый из коробки красных взошёл на антиграв. Плечо к плечу рядом с ним встали один из чёрных и один из белых. Над огромной закованной в бетон площадью раздались три голоса, произносящие слова присяги. «Кому они присягают? Почему Его не показали сначала нам всем, ведь мы должны были Его поприветствовать! Кто-то ответит за это разгильдяйство!» – Множество самых сумбурных мыслей пронеслось в голове юноши прежде, чем пришёл его черёд выйти к антиграву.
За шесть лет учёбы строевой шаг вошёл в плоть и кровь курсанта, но перед лицом Императора он всё равно боялся ошибиться в чём-то. Так всегда бывало перед ответственными событиями. Зная эту свою особенность, юноша всегда готовился к экзаменам «от сих до сих», никогда не оставлял невыученным даже самый банальный вопрос. Сейчас же его ждал экзамен всех экзаменов, и даже шести лет ему казалось ничтожно мало, чтобы с честью его выдержать. Но вот силовые лучи подхватывают его и поднимают на самую платформу: часть экзамена позади. Зато впереди… «Но это же не Он!» – только сейчас до юноши дошла простая и очевидная в общем-то истина: присягу принимал НЕ Император. Какой-то пожилой офицер, с уставшим, осунувшимся лицом. Его взгляд, которым тот встретил курсанта, был тусклым и невыразительным. Офицер словно говорил: я так устал, а тут ещё ты…
Только благодаря доведённым до автоматизма рефлексам Раймон не сбился при чтении текста, не сбился при выполнении строевых фигур на пути в строй. Молодой человек был буквально раздавлен. Сегодня, вместо праздника жизни, его впервые постигло разочарование в вооружённых силах Империи.
– Курсант Ванга, вы требуете невозможного, – распорядитель Академии уже истратил все остатки душевных сил, что ещё теплились после нескольких часов приёма присяги. Его ждала грандиозная пьянка с посланцами Императора, и он уже предвкушал блаженную алкогольную расслабленность, когда в его кабинете появился этот упёртый мальчишка. Двадцать минут он с совсем не юношеской настойчивостью отчитывал распорядителя «за клевету», как он выражался. Распорядитель испробовал уже все средства, чтобы отвязаться от курсанта. Он пробовал роль любящего отца, эдак проникновенно пытаясь выставить мальчишку. Он пробовал давить, даже кричал. Он не пробовал только одного: сказать правду, объяснить. При кажущейся простоте подобного решения на деле оно оказывалось трудно выполнимым. Распорядитель никогда не прибегал к честности со своими подопечными, посему для него было просто немыслимым скормить молодому человеку горькую пилюлю правды. Это противоречило бы всей системе обучения, всему тому, что день за днём, год за годом вдалбливалось в юные головы – слишком впечатлительные, отличающиеся максимализмом, не готовые к принятию неблаговидной реальности. Уж лучше пусть молодые страдают положительным для общества максимализмом, нежели отрицательным, – так рассуждали учителя жизни в империи. Однако и у многоопытного учителя был предел терпения, и сейчас он, похоже, оказался исчерпан.
– Извините, лэр распорядитель, но я уже не курсант. Будьте добры, обращаться ко мне сообразно моему положению, – эта фраза стала для учителя последней каплей: волчонок посмел показать зубы старшему по званию! Мальчишка же ещё и припечатал напоследок. – И нет, лэр распорядитель, я требую только того, что положено мне по праву.
– Вы переходите все границы, курсант. Я буду вынужден вызвать комендантский взвод, – распорядитель тронул сенсор под столом.
– Не трудитесь, лэр распорядитель. Комендантский взвод блокирован в караулке – не только я желаю получить ответы.
– Да как вы смеете! Это бунт, прямое неподчинение приказам!
– Вы ошибаетесь, лэр распорядитель. Вы находитесь в Империи, где каждый офицер вправе призвать к ответу за свои слова любого обидчика. Вы же обманули нас, офицеров, в нашу бытность курсантами. Поэтому потрудитесь объясниться.
Распорядитель откинулся на спинку кресла, смахнул выступившую на лбу испарину. «Год от года с этой пропагандой становится всё сложнее, – думал учитель. – Скоро они начнут сначала бить, а затем разбираться. Ох уж эти молодые волчата». Он уже понял, что придётся всё объяснять, срывать покров с пропагандисткой машины.
– Вас никто не обманывал, – он предпринял последнюю попытку вывернуться. – Никто и никогда не говорил о принесении присяги лично Императору. Если прочесть устав, там дословно сказано: «Каждый офицер обязан принести присягу Императору, только с этого момента он допускается к несению строевой службы». Император здесь – это сердце Империи, а с сердцем напрямую могут общаться только специалисты-медики. Остальные довольствуются общением с другими, специально предназначенными для этого органами.
– Не уходите от ответа, лэр распорядитель. Мне сложно даже подсчитать, сколько раз учителя говорили об Императоре, о его участии в каждом из нас, о его взгляде, постоянно обращённом к нам. Рассказывали разные истории о присяге, в которых присутствовал лично Император, – в чёрных зрачках курсанта при этих словах возник восторженный блеск, видимый без всяких детекторов. Но его восторг быстро перешёл в огонь холодной ярости. – Поэтому мы требуем ответа: почему Представители Императора? Кто в этом виноват? К вам я обращаюсь только потому, что вы, как справедливо было сказано, старший по званию в Академии. Нас же учили всегда спрашивать со старшего. И… лэр распорядитель, если вы ещё раз попытаетесь уйти от ответа словом, я вынужден буду призвать вас к ответу оружием.
Раймон Ванга уже не просто говорил. Он печатал слова. Это был верный признак крайней степени ярости волчонка, что не укрылось от намётанного взгляда учителя. Дальше уходить от ответов было опасно.
– Всё дело в традиции, лэр Ванга. Вам известно, сколько именно в империи Академий? Впрочем, уверен, что известно, – распорядитель вынужден был сменить поучительный тон, когда уловил ещё один взгляд курсанта. – В сорока трёх учебных заведениях Выпуск производится в один и тот же день. Академии раскиданы по всей обитаемой человеком части вселенной, между ними могут быть тысячи световых лет! Может ли один человек, пусть он и наш всесильный Император, одновременно присутствовать во всех? Раньше, конечно, мог, но тогда их было не сорок три, а только одна. Потому с давних пор заведено: присягу принимают Специальные посланники Императора. Этих заслуженных офицеров каждый год специально выбирает лично Император, выбирает по заслугам, и своим рескриптом наделяет их правом от его имени принимать присягу у молодых офицеров.
Распорядитель аккуратно подбирал слова. Он старался максимально смягчить эффект от новых для курсанта истин, и делал это отнюдь не только для самосохранения: над ним и сейчас довлела привычка не открывать всей истины, погружать её в красивый фантик и сладкую глазурь официальной идеологии. Тем более что он видел, как молодой человек потихоньку оттаивает, его гнев сменяется растерянностью.
– Но зачем тогда рассказывать эти истории? – волчонок полностью скрылся в глубине души курсанта. Теперь перед учителем стоял обычный юноша, доверчиво заглядывающий в глаза своему наставнику.
– Я же говорю: традиция. Нужно подчеркнуть избранность наших офицеров, показать, что Император постоянно с ними. Он же действительно с ними! Да, иногда не сам – ведь Империя с момента основания шагнула далеко за пределы самых смелых человеческих фантазий! Но неизменно через тех, в чьём сердце горит частичка его души: лучших из лучших, прошедших огонь и кромешный холод – через подлинных героев!
Распорядитель вскочил на излюбленного конька. Он словно бы снова вещал целой аудитории юношей, верил всему, что говорил сам и заставлял поверить всех вокруг. Между тем, всё было куда как прозаичней. Офицеры для присяги особо и не отбирались – посылались те, кто сейчас оказывался поблизости от Академии. Главное, чтобы такие офицеры были постарше и были строевыми, прошедшими через реальные военные компании. Впрочем, среди служивых в годах иных и не было.
– Вы очень смелый человек, лэр распорядитель. Или вы нас просто не уважаете? – красноречие учителя неожиданно утекло в песок, а волчонок в душе юноши снова зашевелился, грозя погубить все психологические достижения распорядителя в разговоре.
– Вы просили говорить правду, я её вам и сказал. Если она не такова, как вам хотелось бы, то ничего не могу поделать: на то она и правда. Теперь вы должны понимать, почему учителя иногда обходят некоторые темы стороной.
– Я говорю про обман. Зачем нужно обманывать, не проще ли сказать всю правду?
– Если даже сейчас правда вам неприятна, неприятно то, что людей слишком много, чтобы Император мог лично дотянуться до каждого, то что вы предлагаете делать нам, его скромным подданным?
– Предлагаю не обманывать наши надежды. Всего доброго, лэр распорядитель, – юноша, вместо традиционного воинского приветствия, отвесил учителю лёгкий поклон. Что это означало, распорядитель так и не понял – понял лишь, что в этот раз обошлось: курсант что-то для себя решил, и в этом «чём-то» не было места мести.
На выходе из кабинета Ванга дал сокурсникам команду: «Отбой». Сделал это совершенно автоматически, благодаря вбитой годами тренировок привычке – настолько его выбили из колеи слова учителя. Он привык во всём полагаться на наставников, теперь же получалось, они могли обмануть и в чём-то ещё – если обманывали даже в таком судьбоносном вопросе, как присяга! Так рассуждал молодой офицер, интуитивно понимая уже, что многое в этом мире придётся постигать самому, пропускать через себя, а значит, его ждёт ещё множество разочарований.
В расположении его ожидали. Юноши расположились на всём, где только можно сидеть или лежать. Сегодня здесь собрались не только его товарищи по взводу, но и представители чуть ли не всего потока «красных». Всем хотелось получить ответ на извечный вопрос: «Почему?» В расположении шумели, даже срывались на крик; шутили, хотя у большинства присутствующих было совсем не праздничное настроение; строили планы, клялись в вечной дружбе «до гроба». Однако стоило Раймону переступить порог, все разговоры стихли, в помещении повисла звенящая тишина; только несколько десятков пар глаз устремили свои взгляды на вошедшего. Этот коллективный взгляд можно было почувствовать, услышать, как если бы сослуживцы вопрошали в голос.
В по-военному коротких, содержательных репликах офицер передал собравшимся суть разговора с распорядителем. С его последним словом напряжение взорвалось шквалом голосов. Впрочем, запал молодых быстро спал, когда один из них высказал мысль, что сейчас, в общем-то, уже без разницы, всё равно скоро все окажутся в войсках, а там уже у каждого появится возможность послужить Императору. У самых же удачливых появится шанс увидеть его лично: например у тех, кому удастся пережить какую-нибудь особенно опасную заварушку и заслужить высшую награду в Империи.
Офицеры расходились, но каждый из них навсегда сохранил в душе своё первое разочарование. К Раймону подошёл его сослуживец по взводу, балагур и весельчак Марек.
– Ну что ты киснешь, Ванга! Давай, что ли, отпразднуем завершение учёбы хорошей выходкой? А то ты всегда такой правильный. Вон видишь – даже твои любимые учителя оказались не такими и идеальными, – Марек вальяжно приобнял парня за плечи, доверительно вещая ему в самое ухо.
– Извини, Весельчак, но ты не прав. Теперь тем более не время для шуток.
– Это ещё почему?
– Потому что мы теперь офицеры, на нас смотрит вся Империя. Мы должны быть примером для подражания. Никто не отменял нашего долга.
– Вот именно, Ванга, вот именно! Империи нужны зрелища, нужно веселье. Не киснуть же им теперь, как тебе! Скажи, что я не прав?
– Да ну тебя к чёрту, Марек! – Раймон скинул руку приятеля с плеча. – Не буди лиха.
Весельчак только хмыкнул, однако благоразумно предпочёл не цеплять парня. При всей его правильности, Раймон легко от слов переходил к делу, а в хорошей драке на силовых шпагах равных ему на курсе не было.
Ахиллесова пята бюрократии
Огромный мегаполис распахнул офицеру свои объятия. Многоуровневые движущиеся тротуары, в самых замысловатых комбинациях сочетающиеся с транспортными развязками; огромные проекции реклам, фантастическими гроздьями «нанизывающиеся» на развязки; гигантские шпили высоток, – всё это многообразие было для Раймона непривычным. Редкие выходы в город на увольнительные происходили обычно вместе с другими курсантами, и городская фантасмагория проходила где-то на грани сознания, которое было полностью поглощено общением с товарищами. Курсанты жили в расположении-казарме коллективом, посему выходили за её пределы также коллективом, то есть неким единым целым, ощущающим окружающее особыми органами чувств, но не каждым членом по отдельности. Теперь же он был один на один с городской суетой. Ему всё казалось чужим, даже чуждым, особенно на фоне армейского порядка, когда даже положение вещей в личной стенной нише чётко определено уставами и правилами внутреннего распорядка.
Особенно непривычными были окружающие люди. В их одежде и поведении не было совершенно никакой системы, что вступало в яркий диссонанс с привычным Раймону окружением. Пёстрые наряды, улыбки на лицах или напряжённые гримасы, быстрый шаг или лёгкая непринуждённая походка – вот чем встречали его гражданские. Зато, стоило им оказаться в метре от офицера, как они резко меняли направление движения, раздавались в стороны, даже отводили взгляды, словно вокруг молодого человека действовало некое силовое поле, раздвигающее человеческий поток. «Что такого они во мне видят? Почему стараются не переходить мне дорогу? Ведь имперский солдат – их защита и опора; по крайней мере, нас так учили», – недоумевал офицер. На самом деле люди просто чувствовали исходящую от офицера ауру силы, готовности немедленно броситься убивать и умирать, и это похлестче всяких силовых полей отваживало от него простых обывателей. Не последнюю роль в подобном отношении играла и офицерская форма. Тот красный комбинезон с алой же береткой Раймон одевать не стал – это был своего рода полевой вариант формы. Если сравнивать её с далёким прошлым Земли, то по фасону и статусу он больше напоминал маскхалат, пусть и с некоторым налётом парадности – сказывалась его способность менять цвет по желанию носителя. Сейчас же лейтенант щеголял в чисто парадном офицерском одеянии.
Созданная профессиональными психологами и модельерами, впитавшая в себя века армейского опыта человечества, форма была окружена ореолом торжественности. Никаких обтягивающих комбинезонов, никаких тёмных невнятных пиджаков – только острые линии небесно-голубого одеяния и блеск множества металлических элементов. Широкие брюки с серебряным шитьём по бокам брючин, металлическая пряжка, блеск которой так интересно перекликался с блеском серебряного узора по коже ремня. Приталенный китель, до низа бёдер, с широким отложным воротом, манжеты которого идут от самого живота, расширяясь к собственно воротнику. Рукава также заканчиваются манжетами, на морской манер. На всех манжетах серебряное шитьё, вместо старомодных пуговиц совершенно неотличимые от них магнитные клипсы. Звёзды на погонах логично дополняют композицию – построенную по цветовому принципу: «Голубое небо – звёздное серебро». Ну и, конечно, знаменитая офицерская фуражка.
Ноги обуты в изящные полусапожки, скрытые широкими брючинами – как шутили сами служивые, «для нанесения максимального урона личному составу городских кабаков». В самом деле, сапожки, несмотря на их внешнюю изящность, были сработаны на совесть, из специальных пластиков и сплавов, так что удар ими выходил знатный. На умелых ногах, конечно. А если уж раскрывать все карты, то офицерские сапоги позволяли пристыковывать к ним лёгкий скафандр, что в космосе сильно экономило время во внештатных ситуациях.