– Какую руку он потерял?
– Правую, – ответила Лили. – Знаешь, в Уолтер-Риде ему помогли адаптироваться. Он может водить машину, но не хочет. По какой-то причине не желает садиться за руль.
Они свернули на шоссе 9W и затем на проселочную дорогу, сделав крутой вираж, чтобы попасть в вытянутую долину. Фары высветили коров, щиплющих траву, и длинный участок колючей проволоки, укрепленной на стойках из обрубленных кипарисов. Лили вела машину на запад, к перекрестку дорог, и затормозила у темного дома. Дядин дом представлял собой двухэтажную постройку белого цвета, сооруженную в 1890 году прадедом Квина, суровым фермером, застрелившим человека ради обладания ручьем.
– Мне нравился твой дядя.
– Он понимал, что ты слишком хороша для этого места.
– Квин, он не убивал себя.
– Черт возьми! – воскликнул Квин. – Ты полагаешь, что надо сомневаться каждый раз, когда кто-то сует себе в рот ствол пистолета? Какова официальная версия? «Он чистил оружие»? Я знал парня, в сущности подростка, который не раз попадал в детскую колонию и, очевидно, не поддавался исправлению. Он покончил с собой в кабинке туалета. Много людей чистят оружие, сидя в сортире? Не надо щадить мои чувства. Я не религиозен и не верю, что он будет гореть в аду.
– Ты помолчишь, чтобы я могла объяснить?
Квин кивнул.
– Джонни Стэг нашел тело, – сказала она. – Тебе известно, что он входит сейчас в группу расследования?
Квин продолжал молчать. Джонни Стэг являл собой живой пример выходца из социальных низов. Он пробился наверх из провинциальной глуши. Этот тип, которому сейчас за пятьдесят, а то и все шестьдесят, начал с того, что использовал в своих целях заброшенный дом престарелых, заставив стариков в обмен за свое покровительство отписать ему их фамильные земли. Говорят, Стэг таким образом обратил себе на пользу пол-округа, действуя с весьма респектабельным видом крайне беззастенчиво.
– Он назначил домашние похороны, чтобы заполучить тело, – пояснила Лили.
– Что еще ты смогла сделать?
– Я видела твоего дядю мертвым. Место преступления превратилось в сплошной бардак, все было затоптано. Должно быть, пригласили представителей властей штата.
– Какое это имеет значение?
– Пока мы не знаем, – ответила она. – Уэсли назвал это несчастным случаем и сказал, что дальнейшие вопросы лишь повредят репутации Хэмпа.
– Возможно, он прав.
– Я выяснила, что кольт 44-го калибра не обнаружили, а точка входа пули для слепого не имеет значения.
– Ты настоящий друг, – поблагодарил Квин. – Но ведь мой дядя не был похож на Иисуса Христа.
– Разве я это говорила?
Лили вылезла из «чероки». Она выглядела высокой и спортивной в голубых джинсах и гладкой коричневой форменной куртке. Поднялась по ступенькам дома и поманила рукой Квина. Открыла входную дверь и разорвала ленту, огораживавшую место преступления.
– Я вернусь сюда завтра, – сказал Квин, не вполне уверенный в том, что хочет видеть кухню, где умер старик. Он знал, что в человеке много крови, а кровь не просто масляное пятно на поверхности земли и обязательно должны остаться следы.
– Пользуйся, – сказала Лили, держа на ладони ключ. – Теперь это твое.
– Заедешь еще?
– Все, что у него было, он оставил тебе. Мама не сказала тебе об этом?
Лили Верджил передала Квину ключ. Квин покачал головой и подошел к входной двери.
Глава 3
На грузовике Лена доехала до целлюлозно-бумажного комбината, на окраине Иерихона, где надеялась найти Джоди. На стоянке Ребел-Трак у 45-го шоссе она встретила пожилого седовласого мужчину, который сказал, что будет рад довезти ее до города. Мужик вел себя по-отечески и простодушно, пока не стал в промежутках между переключениями скорости поглаживать ее худенькую коленку. Лена принялась жаловаться на утреннюю тошноту и диарею, тогда он убрал свои шишковатые пальцы, но продолжал пялить глаза на ее черный топ до тех пор, пока не выпустил из кабины. Остаток пути Лена шла пешком. Хождение пешком способствовало сосредоточенности, здравомыслию и результативности ее поисков Джоди для выяснения того, почему он ее бросил, пообещав перед этим вернуться, когда заработает немного денег и все поправит.
Дорога четверть мили вилась среди строений комбината, – пахло как в уборной. Лена вышла к офису компании, представлявшему собой разбитый трейлер, стоящий на бетонных блоках. На стук никто не ответил, и она направилась к рифленому оловянному сооружению с трубами, выдыхающими отравленный воздух. Лена прикрыла рот платком. Вскоре она заметила трех парней, перекусывающих во время перерыва. Они сидели на бетонных плитах и ели гамбургеры из закусочной «Соник драйв-ин», отводя глаза от ее длинных ног и выпирающего живота.
– Вы знаете парня по имени Джоди?
Упершись руками в бедра, она рассказала о нем подробнее.
Парни мотали головой.
– Я слышала, что он здесь работал.
Девушка прибавила к своему описанию новые подробности: длинные светлые волосы, лопоухий, с ямочками на щеках. Сообщила, что у него татуировка на левой руке в виде какого-то китайского иероглифа.
– Есть парень, который стал работать вместе с нами два месяца назад, но он не похож на Джоди.
– Как его зовут?
– Бут. Чарли Бут.
– Он здесь? Я могу его увидеть?
Один из парней долго жевал гамбургер, прежде чем ответить, другие переглядывались с ухмылками на запачканных лицах.
– Думаю, – сказал он, – Бут еще в тюрьме. Он продавал наркотики черным. Этого можно ожидать и от вашего дружка, мисс?
Парни глупо захихикали.
Лили высадила Квина у мотеля «Отдых туриста», где он сел в свой пикап и поехал в сторону привокзальной столовой на краю площади. Там за столом сидела компания старых фермеров. Ворча и кашляя, они курили сигареты, обсуждали урожай и события местной политической жизни. К их резиновым сапогам пристали грязь и фрагменты коровьих лепешек, а кожа выглядела пергаментной. Фермерам не нравились цены на скот и то, что дождь погубил урожай хлопка. Квин заметил, что их побитые пикапы стоят снаружи, как лошади у коновязи.
Официантка, немолодая женщина, принявшая флаг с гроба Хэмптона, вновь наполнила их толстенные чашки кофе и прошаркала на кухню, чтобы вынести Квину порцию деревенской ветчины и яйца.
Квин представился. Официантка сказала, что ее зовут Мэри.
Мэри была женщиной среднего роста и комплекции, с выцветшими голубыми глазами и волосами, выкрашенными в неестественный коричневый цвет. Она выглядела так, как и десятки других женщин. Единственное, что отличало ее от них, – это исходивший от нее резкий аромат духов, который перебивал запах бекона и сигарет.
– Ваш дядя хранил в семейной Библии газетные вырезки, касающиеся вас.
Квин кивнул, отрезал кусок подсоленной ветчины и положил его между галетами.
– Вы нашли его собаку?
– Не знал, что она была у него.
– Пса зовут Хондо, – пояснила Мэри. – У него один глаз голубой, другой – желтый.
– Вам нужна эта собака?
– Нас с Хэмпом не связывал гражданский брак.
– Простите, – извинился Квин, – я просто думал, что вы хотите ее взять.
– Хороший пес, – продолжила она. – Мне он определенно нравится.
– Я позабочусь о нем.
– Вам налить кофе?
Она отошла, стараясь скрыть навернувшиеся на глаза слезы.
На старой деревянной панели висели фото команд Малой лиги, бывших чемпионов по футболу, покойных городских руководителей вместе с некрологами, а также рекламные фотографии знаменитостей, которые, бывало, останавливались в Иерихоне, в основном музыканты округа или телеведущие. Но Квин слышал, что однажды в городе останавливался Джонни Кэш. В то время, прежде чем местом встреч местных жителей стала привокзальная столовая Филлина, городская закусочная располагалась на площади. Квин незаметно для себя привстал, стараясь найти фото Кэша в длинном ряду снимков, отражающих события городской истории. Некоторые из них были связаны с ним самим. Например, история, рассказанная газетой Мемфиса о десятилетнем мальчике, который в одиночку прожил две недели в лесу, после того как потерялся на охоте. Газетный заголовок гласил: «ДЕРЕВЕНСКИЙ МАЛЬЧИК ВЫЖИЛ». Квин увидел юного самого себя, стоявшего между отцом и дядей. Дядя Хэмп был одним из тех, кто искал его в лесах, раскинувшихся на тысячу миль, где Квин занимался рыбной ловлей, охотой, разжигал костры и продолжительное время считал, что весь мир провалился и сохранилось только пространство, в котором он жил. Вторая газета за 1990 год писала: «Потерявшийся местный мальчик нашелся».
Вернулась Мэри и, вынув из кармана фартука пачку сигарет, быстро прикурила одну из них от розовой зажигалки «Бик». Она отгоняла рукой дым сигареты и наблюдала, как Квин садится за стол. Когда Мэри увидела, как он берет второй бутерброд с ветчиной, ее взгляд приобрел почти материнскую нежность.
– Вы нашли его оружие?
– Нет еще.
– А как насчет его кольта?
– Полагаю, он в офисе шерифа.
– Хотелось бы, чтобы он исчез. Вы сделаете это для меня?
– Сделаю.
Мэри взглянула через плечо. Старики смотрели на нее, ожидая, что она вернется на кухню и принесет их бесплатный кофе. Но она докуривала сигарету с таким видом, будто ей на все наплевать, хотя по ее лицу можно было предположить, что она находится на грани нервного срыва. Затем оно вдруг сделалось спокойным.
– Вы видели его в последний час?
– Нет, сэр, не видела.
– Он снова ушел в запой?
– Не замечала, чтобы он прекращал пить, – заметила она. – Этот мужчина конечно же любил виски.
– Но не злоупотреблял?
Мэри замотала головой:
– Меня поразило то, что удивило бы и вас. Вам известно, что он обещал взять меня с собой в путешествие в Мексику? Прежде мы ездили вместе лишь до Билокси и Туники.
– Он жаловался на что-нибудь?
– Мы не делились личными проблемами, – произнесла она, качая головой. – Нас связывал только секс.
– Вы что-нибудь от него требовали?
Мэри покачала головой и слегка улыбнулась, гася сигарету.
– Этот дом доставит неприятностей больше, чем он стоит. Вы знаете размер долга Хэмптона?
– Что-что?
– Ваш дядя взял кредит под залог земли.
– Он обанкротился?
Мэри пожала плечами.
Звякнул колокольчик. Через стеклянные двери вошла пожилая чета. Мужчина и женщина заняли место возле обогревателя, чтобы погреть старые кости. Старик помог жене снять шерстяной жакет и подождал, пока она сядет. Мэри бросила сигарету в оловянную пепельницу и взглянула в сторону кухни. Предвиделся заказ.
– Какой банк?
– Не было никакого банка, – пояснила она. – Он занял деньги у Джонни Стэга. Вы знакомы с Джонни?
– С тех пор как я в городе, уже второй раз слышу имя этого сукина сына.
– Квин Колсон.
– Уэсли Рут.
– Не пора ли мне выписать ордер на твой арест?
– Срок давности прошел.
– Разве не ты угнал пожарную машину? – спросил Уэсли, смеясь. – Признайся, гарантирую, что это останется между нами.
– Кажется, у меня был помощник, – тоже улыбнулся Квин и пожал руку друга.
Уэсли мощной струей воды отмывал от грязи шины пикапа шерифа. На передних дверцах машины еще сохранялось имя прежнего шерифа. Он поочередно поднимал ноги, счищая с подошв ботинок грязь и рассказывая Квину, что последние четыре часа провел, разыскивая группу подростков, которые вломились ночью в магазин мистера Варнера и похитили десять фунтов мяса для гамбургеров, несколько булочек, кетчуп и четыре галлона сладкого чая.
– Я колесил по окрестностям, пока не почуял запах гамбургеров, потом пошел в лес, где они устроили пикник. Меня даже пригласили присоединиться к пиршеству.
– Ты предъявил им обвинения?
– Посадил в камеру, чтобы сбить с них спесь, – сказал Уэсли. – Пусть мистер Варнер решает, что с ними делать. Дверь они повредили не очень сильно. Один из парней либо слабоумный, либо принял дозу.
– Я слышал, ты выполняешь обязанности шерифа.
– И ты поверил в эту чушь?
– Ты бы прекрасно справился.
– Тебе нравится начальствовать? – спросил Уэсли. – Лично я убежден, что это дрянное дело.
– Я сержант. Имел под командой сорок юнцов, которые считали меня стариком. Именно со мной связывались, когда их задерживали за вождение в нетрезвом состоянии или за драку.
– Никогда не думал, что кому-нибудь из нас исполнится тридцать, – произнес Уэсли с легкой улыбкой.
– Хэмп говорил, что я никогда не повзрослею, если не выберу свой путь.
– Как в знаменитой песне Mama Tried, – вспомнил Уэсли. – Твой дядя был хорошим мужиком, Квин. Искренне соболезную.
– Тебе что-нибудь известно о его собаке?
Уэсли домыл последнее колесо, выключил мотор, свернул шланг, затолкал промывочный аппарат в гараж и запер на замок ворота. Кивнув, он сказал:
– Не видел Хондо всю неделю. Прошлой ночью выходил, чтобы найти его.
– Ты продвинулся в этом деле?
– В каком деле?
– В расследовании того, что случилось с дядей.
Уэсли, такой же высокий, с бычьей шеей, каким был тогда, когда играл в школьной футбольной команде вместе с Квином, а затем два года в команде «Оле Мисс», обнял приятеля за плечи и повел в офис шерифа.
– Найдено немного.
– Может, что-то связанное с его должностью?
– Он не из тех, кого ненавидели, Квин.
– Однако он был шерифом. Могли быть недовольные.
– Приглашаю тебя поискать их. Но я там был, Квин. Он не собирался этого делать. Знаю, что ты встречался с Лили, знаю, что она занимается этим всерьез.
– Была какая-нибудь записка?
– Он объяснился.
Квин кивнул и вошел в учреждение, где из кабинета в кабинет ходили посетители и помощники шерифа, а секретарь занималась приготовлением кофе и отвечала на телефонные звонки. Он заметил Леонарда и Джорджа, двух помощников своего дяди еще с тех пор, когда Квин десять лет назад уходил служить. Квадратная голова Леонарда, подстриженная под «ежик», поднялась от бумаг. Он жестом поприветствовал Квина.
– Как Мег? – спросил Квин.
– Бросила меня ради страхового агента из Джексона.
– А как ваш сын?
– Встречаюсь с ним по выходным.
– Выглядишь неплохо.
– Черт возьми, а я выгляжу толстым! – воскликнул Уэсли Рут, потирая бритую голову.
– Вас проверяют на этот счет?
– Еще как проверяют.
– Ну и дела…
– Рад видеть тебя, Квин, – сказал Уэсли, снова обнимая приятеля. – Как насчет того, чтобы выпить сегодня вечером?
– У меня много дел. Только что я узнал, что дядя занимал деньги у Джонни Стэга.
– Не очень приятная новость.
– И заложил ферму в счет долга.
– Забудь про это. Лучше пойдем в низину, постреляем броненосцев.
– Я слышал, что дядя обанкротился. Это правда?
– Все свободное от работы время он проводил в казино Туники, – сообщил Уэсли. – Ладно, закончим на этом.
Квин кивнул:
– Я зайду к тебе.
– Ты видел Анну Ли? – спросил Уэсли, улыбаясь так, словно собирался сказать скабрезность.
– Школьная жизнь давно закончилась.
– Хочешь повидаться с Бумом?
– Он следующий в очереди.
Уэсли покачал головой и поплелся к двери следом за Квином.
– У него, брат, супермаркет. Два дня назад Бум попал в историю. Дай ему немного времени прийти в себя.
– Что он сделал?
– А что Бум делает всегда?
– Ничего не делает.
Глава 4
Бум Кимбро сидел на пластмассовом детском стуле, почти сокрушив его своей массой. Его взгляд не фокусировался на чем-либо в тюремном дворе. Небольшой участок земли был окружен заграждением из колючей проволоки. Здесь не на что было смотреть, кроме как на голые деревья и пологие пожухлые холмы вдоль ленивого течения Большой Черной реки. Бум не мог слышать, как вошел Квин, которого Уэсли, открыв ворота, впустил внутрь. Когда же Квин приблизился на два фута, Бум просто произнес:
– Что случилось, Квин?
Квин взглянул сверху вниз на массивные плечи и затылок друга. Вокруг шрама у основания черепа волосы росли неровным ворсом. Несмотря на то что на улице было не выше нуля градусов, одет он был только в несвежую нижнюю рубаху, расстегнутую на груди, и светло-оранжевые брюки арестанта. В последний раз, когда Квин его видел, Бум тренировал полузащитников команды школы, в которой они прежде учились, и гордился тем, что получал дополнительную плату за службу в Национальной гвардии. Несколько лет назад Бума послали в Ирак для охраны транспортных колонн, где он пострадал он взрыва самодельного взрывного устройства и некоторое время провел на лечении в госпитале Уолтера Рида.
Обойдя Бума, Квин увидел, что у него осталась лишь левая рука. Черную щеку пересекал сморщившийся шрам. У него были ввалившиеся усталые глаза, шнурки армейских ботинок развязаны.
– Я пожму твою руку, но левую.
– Чем ты занимаешься? – спросил Квин.
– Чиню кувалдой счетчики оплачиваемого времени на автостоянке.
– Одной рукой?
– Разве я могу по-другому?
Эта единственная рука была массивнее той, что Квин помнил прежде. С мощным предплечьем и бицепсами, на которых проступали крупные вены. Квин предположил, что рука увеличилась, выполняя двойную работу.
– Хочешь выйти отсюда?
– Как? Я не смогу оплатить залог.
– Я оплатил его.
– Знаешь, это уже другое дело, – сказал Бум. Он оторвал взгляд от реки и взглянул в глаза Квину в поисках чего-то, внушающего сомнение. Бум часто делал так.
Квин протянул ему свою левую руку.
– Ты веришь, что Уэсли стал шерифом? – спросил Бум.
– Исполняющим обязанности шерифа.
– Кто его заменит? Лили?
– Она говорит, что не хочет быть шерифом. Кто-нибудь придет ему на смену.
– Да поможет Господь сумасшедшим и детям.
Квин ехал на север вдоль берега реки, а затем резко повернул на запад в район пастбищ и обширной задымленной территории целлюлозно-бумажного комбината. Проезжая мимо «Квик-Марта» Варнера, он остановился и купил Буму пару хот-догов и кока-колу. Расспросив Бума о взломе, он продолжил путь, пока они не выехали на проселочную дорогу, ведущую к старой ферме. Деревья за широкими пространствами невспаханной земли выглядели темными безжизненными скелетами.
– Как Афганистан?
– Райский сад, – ответил Квин.
– Знаешь, я каждый божий день просыпаюсь и воображаю, что все еще нахожусь там.
– Мои сны в ночном видении – зеленые. Это не признак болезни?
– Довольно скверная болезнь, – отозвался Бум. – Ты когда возвращаешься?
– Может, и не вернусь, – сказал Квин. – Я либо поступлю на военную службу, либо стану инструктором по подготовке рейнджеров.
– В то время как твои парни будут участвовать в боевых операциях.
– Да.
– Ты стареешь, Квин.
– Да, старик, в двадцать девять лет.
– Твой член еще работает?
– В последний раз не подвел.
– Отлично, это тебе пригодится.
Бум наклонился и улыбнулся, когда Квин снизил скорость и въехал на гравийную дорожку, ведущую к белому, сверкающему жестяной крышей старому фермерскому дому. Они оба медленно выбрались из кабины. Бум бросил скомканную фольгу от хот-дога в большую кучу мусора рядом со ступеньками перед входом в дом.
– Дом пришел в упадок после смерти моей тети. Мать говорит, что Хэмп совсем его забросил.
– Это форменное безобразие.
– Внутри еще хуже, – заметил Квин.
– Для чего ты меня сюда привез?
– Я же говорил, что заплачу тебе, если поможешь.
– Ты говорил?
Квин распахнул дверь, почуяв тот же самый неприятный запах, что и прошлой ночью, тот же смрад, что заставил его и Лили убраться во двор, заперев за собой дверь. Они решили обследовать по комнате за каждое посещение. Гостиная была обставлена изъеденной мышами мебелью, везде стояли коробки со старой одеждой и тряпками, не имеющими никакой ценности. Затхлая одежда, вышедшая из моды несколько десятилетий назад. Джинсовые костюмы, мужские белые сорочки, пожелтевшие от никотина. Тут же лежали кипы газет и древесные отходы, груды штор и свернутые ковры. Мужчины сложили ненужные вещи в поле подальше от дома, и Бум направился к одному из старых сараев за керосином или соляркой, чтобы разжечь костер.
В одном из чемоданов Квин обнаружил старые семейные фотографии и выложил их на кухонный стол. Также в комнатах было полно оружия, повсюду это чертово оружие. Хэмптон хранил пистолеты в подушках своего дивана, на книжных полках, пистолет 38-го калибра лежал даже на крышке сливного бачка в туалете. Здесь было много коробок с патронами, сувениры и медали из Кореи, потускневшие за десятилетия награды за службу в полиции.
Бум разжег костер, и клубы серого дыма, извиваясь, устремились в красноватое сумрачное небо. Квин обнаружил в доме в общей сложности двадцать четыре пистолета, а также карманные часы, принадлежавшие прадеду, битый хрусталь и фарфор, горы старых книг и пластинок, которые он собирался рассортировать позже. Еще он нашел Евангелие и много записей Джорджа Джоунса и Чарли Прайда. Чарли Прайд напомнил Квину о дяде. Его песни всегда звучали, когда они собирались за ужином.
Раскопал Квин и две бутылки старого виски, которые Хэмптон хранил до лучших времен или, возможно, просто забыл среди хлама. Бирка на одной из бутылок гласила: «Счастливого Рождества. От семейства Стэгов».
Квин раскупорил зубами бутылку и достал из шкафа коричневую куртку дяди, ту самую куртку, которая была на Хэмпе в день, когда Квин потерялся в лесу. Бум бродил у костра неуклюжей тенью, держа в руке совок и наблюдая, как превращается в пепел память десятилетий. Квин вручил бутылку Буму, и тот, прочитав бирку в свете костра, одобрительно кивнул.
– Мой надзиратель говорил, что эта штука – корень всех моих проблем.
– Тебя слишком сильно тряхнула жизнь.
– Ценю за то, что ты меня не осуждаешь.
– Пока ты отвечаешь мне взаимностью.
Порывистый ветер толкал их в спину, свистел в ушах. Бум сделал продолжительный глоток и вернул бутылку Квину. Они пили, пока ночь не опустилась над фермой. Стало холодать, температура воздуха резко падала. Квин был благодарен дяде за теплую куртку и костер. Мелькнул в огне лоскут старого цветастого платья, которое, как он хорошо помнил, тетя надевала на один из его дней рождения. Ткань зашипела, обратилась в оранжево-голубое пламя и исчезла.
Часом позже на гравиевую дорожку въехал большой грузовик. Лучи его фар осветили дом и примыкающее поле. Из кабины вышли двое неизвестных. Квин и Бум переглянулись. Квин передал Буму полупустую бутылку и направился к грузовику.
Пока две плохо различимые фигуры стояли в приглушенном свете фар, Квина пронзило знакомое ощущение своей обнаженности и уязвимости. Ему хотелось иметь при себе оружие, желательно его М-4, но эта мысль тотчас его смутила. Одна из фигур выступила вперед, и даже на расстоянии, несмотря на прошедшие годы, он узнал резкие черты лица Джонни Т. Стэга.
– Рад видеть тебя, парень, – сказал тот, протягивая маленькую руку. – Думаю, нам нужно обсудить сложившуюся ситуацию.
Джонни Стэг происходил из семьи обитателей холмов, самогонщиков, нечистоплотных фермеров, которые чурались общества. У них всех была одинаковая ярко-красная кожа и кривые зубы, побуревшие от мутной колодезной воды. Стэг отличался небольшим ростом, он не доходил даже до плеча Квина. На его лице играла постоянная улыбка, как у человека, ежесекундно радующегося жизни или находившего мир забавным. Квин из вежливости пожал протянутую руку, ожидая от Стэга подвоха. Его волосы были зализаны назад, и от него исходил запах дешевого крема после бритья и сигарет. Темный костюм сидел на нем плохо, на лацкане Стэг носил булавку в виде американского флага. Своего спутника он представил как брата Дэвиса, пастора его церкви.
– Брат Дэвис присутствовал на похоронах Хэмпа, но у него не было возможности выступить, – сказал Стэг. – Он полагает, что мы оба дадим ему сейчас шанс, хотя бы на короткую проповедь.
У брата Дэвиса была морщинистая кожа и золотые зубы. Из-за мутных линз очков глаза его глядели смущенно и виновато.
– Хотите выпить? – предложил Квин, протягивая бутылку Стэгу.
Стэг втянул щеки, улыбка на его лице исчезла и опять появилась.
– Нет, я больше не переношу этого.
– Что же вы продаете на автостоянке? – спросил Квин. – Порошок Kool-Aid?
– Я больше не имею с этим ничего общего, – возразил Стэг. – Я продал этот бизнес два года назад.
Стэг снова улыбнулся. Брат Дэвис тоже.
– Да благословит вас Господь, – сказал Квин, подходя к другой куче барахла и бросая в кузов пикапа очередную вещь.
Стэг последовал за ним, продолжая говорить. Он словно не усматривал оскорбления в том, что Квин повернулся к нему спиной. Куча барахла состояла большей частью из туфель и спецодежды, выпусков журнала Field and Stream и лоскутов фланели, которыми Хэмп затыкал дыры в стенах дома.
– Не хотелось бы, чтобы ты услышал это от адвоката, – продолжил Стэг, все еще посмеиваясь.