Плата за свободу

Сидорчук вновь рискнул возразить мэру.

– Суда еще не было. Может, наговоры, может, конкуренты сводят счеты, может, он и не таким плохим был, как это хотят представить.

– Был? Почему был? Ты считаешь, что его уже нет в живых?

– А черт его знает.

– Он большими капиталами ворочал? Как считаешь?

– Скорее всего, так. Откуда бы он взял деньги на такой большой залог, зная, что его изначально потеряет?

– Почему?

– Скрывшись от следствия, вся сумма внесенного залога обращается в доход государства. Плакали, как говорится, денежки. Хотя… Деньги не такие уж и большие… Судья, определившая размер залога, явно поскромничала.

– Слушай, а что ты думаешь насчет претензий по адресу судьи?..

– А конкретно?

– Журналисты намекают, что имела место быть взятка, что освобождать Курдюкова под залог никак не следовало.

– Чисто теоретически, не исключается и такая возможность, Иван Митрофанович, но, как у нас говорят, не пойман – не вор. А сплетничать… Так на это нынешние писаки горазды.

5

Они неспешно шли по улице. Дул сильный, но теплый ветер прямо в лицо, поднимая в воздух пыль, пустые полиэтиленовые пакеты, которые, будто кем-то специально запущенные воздушные змеи, то взмывали высоко-высоко, то медленно, выписывая на фоне безоблачного неба замысловатые зигзаги, приближались к земле. Почки на придорожных тополях взбугрились, значит, набухли и вот-вот могут появиться первые нежно-зеленые листочки. Сквозь городской шум с трудом пробивалось веселое пощелкивание скворца. Он радостно извещал миру, что в его семье все в порядке, что его сытая и всем довольная подруга в гнезде, что еще чуть-чуть и будет в семье пополнение, и наполнится скворечник неустанным писком прожорливого и ненасытного потомства.

Капитан Самарин искоса поглядывал на рядом размеренно шагавшего подполковника. Тот молчал, хотя прошли они уже метров двести.

Самарин решил напомнить:

– Вы хотели о чем-то поговорить…

– Я… в некотором смущении. Иду, вот, и все думаю: стоит или нет затевать этот разговор.

– Что вас останавливает, Александр Сергеевич? Не доверяете? Мне?!

– Ты только не обижайся… Ты же сам сыщик… И прекрасно понимаешь, что главное наше с тобой качество – это умение держать язык за зубами. Ведь так? – Самарин в знак согласия кивнул. – Мы – не прокуроры, которым по долгу службы полагается быть говорливыми, хотя именно они и зачастую проигрывают в краснобайстве адвокатам.

– Согласен. С месяц назад был на одном судебном процессе, в качестве свидетеля по делу привлекли. Да, я вам об этом докладывал, помните? – Фомин кивнул, провожая взглядом, как он метко выразился однажды, гроб с музыкой, то есть местный трамвай. – Сторона, поддерживающая обвинение, говорила длинно, путано, неубедительно, непонятно даже судьям.

Фомин, дождавшись паузы, продолжил излагать свою мысль, сидящую в голове, будто заноза:

– Тем более это важно сейчас, когда люди за информацию платят огромные деньги… Такие деньги, что нам с тобой и за год не заработать. Так что…

– Я это понимаю. Однако не всё, к счастью, покупается, – Самарин многозначительно посмотрел в глаза Фомина, добавив, – и не каждый продается.

То ли последние слова коллеги убедили, то ли у него просто не было иного выхода, но Фомин сказал:

– В общем, исключительно между нами…

– Могли бы и не напоминать.

Самарин обиженно отвернулся. Но Фомин сделал вид, что этого не заметил.

– Скажи-ка, ты хорошо знаешь Кротова?

– Кого-кого? Кротова?!

Фомин, повернув голову в сторону собеседника, внимательно посмотрел в лицо.

– А что ты так удивился? Как будто, невесть о ком спросил.

– Он же заместитель начальника отдела по воспитательной работе… майор…

– И что из того? Генерал-полковник Чурбанов… Слышал о нем?

– Да. Он был в нашем городе. Тогда я только-только поступил в нашу школу милиции. Такой у нас шмон наводили – просто ужас какой-то. Говорили, что Чурбанов может посетить школу.

– Был?

– Нет. Он в Тагиле-то пробыл тогда всего несколько часов… Байки разные ходят до сих пор. Вот одна из них: приезжал, говорят, за тем, чтобы место для сидения себе подобрать – покомфортнее.

Фомин напомнил:

– Ты не ответил на вопрос.

– Если по правде, то его мало кто в управлении хорошо знает.

– Почему?

– Закрытый уж очень: о себе – ни единого слова.

Фомин рассмеялся.

– Но я не меньше его скрытничаю.

– Вы – не то… Вы – другое дело…

– Как тебя понимать?

– Кротов – особенно ни с кем не общается. Не контактный, то есть. Наверное, дорожит своей репутацией, мечтая о карьере.

– Но и у него должны быть люди, с которыми он близок.

– Вряд ли кто-нибудь из управления. А, скажите, почему вы им заинтересовались?

– Спроси что-нибудь полегче.

– Как это?

– Если бы знал, то и действовал, наверное, иначе.

– Да, не хотите говорить, – Самарин с сомнением покачал головой.

– Честное слово, Алексей, не знаю. Заинтересовал – и все. Интуиция, знаешь ли.

– Вы?! Верите в интуицию?

– Да. Хотя и стыдно признаваться в подобном анахронизме в начале третьего тысячелетия… Я верю в интуицию, точнее – хочу верить. Тем более, что она пока меня еще ни разу не подвела. Не знаю, как будет сейчас. Надо быть круглым идиотом, чтобы абсолютно верить даже в то, что ты доказал не раз на практике. Ученые, конечно, говорили: практика – критерий истины. Но тем не менее… Поэтому я осторожничаю. Не прощу себе, если, поверив интуиции, оскорблю своим подозрением абсолютно честного человека.

– Александр Сергеевич, а почему бы не обратиться в службу собственной безопасности? Попросили бы пощупать. Ну, чтобы развеять сомнения, если уж они появились.

– Я не верю, что их «прощупывание» останется тайной за семью печатями.

– Тогда – к прокурору и ФСБ: первый – выдаст соответствующую санкцию, а вторые – присмотрятся, прислушаются.

Фомин отрицательно замотал головой.

– Эх, Алексей, Алексей… Ни за что!

– Почему?

– Туда ходят не с пустыми руками. Засмеют же, если приду и стану им рассказывать про интуицию, поскольку, кроме нее, у меня ничего и нет.

– И как же быть?

– Мы сыщики с тобой или нет?

– Кто-то в этом сомневается?

– Надо, Алексей, добыть хорошую зацепку. Лучше – две. И повесомее, поострее, чтобы с крючка трудно было сорваться. Тогда – нам поверят, и, может, разрешат оперативную слежку.

– Заколдованный круг получается, а? Слежку вести нельзя, поскольку нет санкции прокурора. А санкцию эту не дадут, поскольку нет весомых оснований. Должен же быть какой-то выход!

– Выход есть, но безумно рискованный. И ты об этом должен знать, как говорится, еще на берегу. Чтобы вовремя мог остановиться и отказаться от подобной затеи. Впрочем, нет! Тебе лучше не встревать в это дело. Придется мне самому повнимательнее приглядеться к Кротову. Авось, и повезет, если неким высшим силам будет угодно, – послышался его глубокий вздох. – Да, жаль, что ты ничего о нем не знаешь.

Самарин согласился.

– Разумеется, жаль, но не все еще потеряно. Задача ясна: попробую через своих знакомых кое-что разузнать о нем. Я – местный, мне все равно легче, чем вам.

– Да? Если я тебя правильно понял, ты хочешь добровольно помочь?

– Вы правильно меня поняли, Александр Сергеевич: вдвоем рисковать гораздо легче.

– Только будь предельно осторожен. Заметит Кротов твой интерес к его персоне, разразится большущий скандал. И, естественно, накостыляют. Впрочем, и это не самое главное: провалим доброе дело – вот беда так беда. Представляю, что будут говорить. Науськал, скажут, я тебя, воспользовался твоей доверчивостью.

– Я ребенок, да? Не волнуйтесь: все будет тип-топ.

– «Тип-топ» – это как? – усмехнувшись, спросил Фомин.

– А так, – совершенно серьезно ответил Самарин. – Все буде путём. Я ведь тоже не на первый снег писаю.

– Ну, если так, то будем считать, что мы договорились.

– Будем, – и тут Самарин остановился, стал топтаться на одном месте. Явно же: человек что-то вспомнил. – Погодите-ка, господин подполковник, погодите… Я, кажется, могу оказаться не совсем уж бесполезным человеком. Причем, прямо сейчас.

– Да?

– Нет-нет, я совершенно серьезно.

– Да? – все также недоверчиво спросил Фомин, с любопытством глядя на Самарина.

– Как же я мог-то, а!? Еще сыщиком называюсь. Про такое забыть!

– Ты что-то вспомнил, да? Существенное, да? – Фомин, спрашивая, тряс его за плечи. – Говори же, говори, парень!

– Есть зацепка, есть!

– Ты о чем?

– Нет, ну как я мог про такое забыть, голова садовая?

Самарин продолжал корить себя, не замечая, насколько напряжен сейчас Фомин, которому опять же его хваленая интуиция подсказала, что у его коллеги что-то крайне серьезное. Он, пылая нетерпением, хотел об этом слушать.

– Господин подполковник, – понимая важность момента, Самарин перешел на официальный тон, – несколько месяцев назад (по-моему, это было в конце прошлого года) сидели мы в дежурке, лясы точили… так… обо всем. Ну, и зашел разговор о Кротове. Не помню, кто, но отчетливо помню, что разговор зашел о его приобретении. Говорили, что майор обзавелся машиной, «Тойотой». Будто бы, подержанной. Будто бы, недорогой. Сам я его на этой машине не видел, но раз люди говорят, то стоит проверить. Проверить на том основании, что, во-первых, в самом ли деле подержанная? Пусть окажется и б/у, пусть! Ведь и на подержанную нужны такие бабки, которых даже у заместителя начальника управления, даже у майора не может быть. Нет, не по зубам ему такая покупка… Да, я помню, как он же, Кротов, плакался, что не может себе позволить купить новую машину. Десять лет, мол, ездит на «копейке» – на латаной-перелатаной. И ее-то он приобрел с рук. А тут… иномарка.

– В твоих логических рассуждениях, если они подтвердятся, есть смысл. Хотя, знаешь ли, может все оказаться и пустышкой.

– Почему?

– Ну, например, может оказаться, что жена нынче стала хорошо зарабатывать.

– Чепуха!

– Ты так считаешь?

– Да! Она у него врач районной поликлиники. А у врачей, для начала, также мизерная зарплата, да и ее-то выдают с большими задержками.

– Смотря какой врач, – осторожно заметил Фомин, стараясь, чтобы тот самостоятельно продолжал свои умопостроения. – Допустим, она зубопротезист, а они имеют – дай, Бог, каждому.

– Но его жена не зубопротезист.

– Откуда тебе знать? Ты же давно ли говорил, что не располагаешь о Кротове никакой информацией.

– Она не зубопротезист, – упрямо повторил Самарин. – Я точно знаю! Она участковый врач-терапевт.

Фомин повеселел, так как его интуиция опять не подвела: парень-то кое-что знает.

– Ну, это уже другой, как говорится, коленкор, – Фомин, хлопнув Алексея по плечу, шутливо заметил. – Да ты, оказывается, кладезь информации, ходячая, можно сказать, энциклопедия. А говорил…

Самарин скромно опустил глаза:

– Разве это информация… Пустяки.

– Не скажи, парень. Безусловно, это пока еще не совсем зацепка, но уже кое-что – факт, но требующий доказательств. Если доходы семьи Кротовых существенно меньше, чем расходы, то это нам на руку: аргумент, хоть как-то оправдывающий наше за ним наблюдение. Все легче.

Они остановились напротив входа в кафе «Светлячок», вошли. Минут через двадцать вновь показались на улице.

– Кто займется установлением истины?

Спрашивая, Самарин очень надеялся, что Фомин это деликатное занятие поручит не кому-нибудь, например, кому-то из приехавших с ним, а ему, лично. И не ошибся.

– Ты! А-то кто же еще-то, а? Ну, разумеется, если не передумал мне помогать.

– Слушаюсь, господин подполковник! Разрешите идти?

– Иди-иди, если тебе так уж не терпится. Хотя мог бы погодить и до завтра.

– Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня.

– Но, повторяю, будь предельно осторожен. Нам никак нельзя «засветиться» раньше срока.

– За меня не беспокойтесь, Александр Сергеевич.

– Почему, позволь узнать, я не должен беспокоиться?

– Потому что все сделаю «тип-топ».

Фомин усмехнулся.

– Что означает: путём?

– Так точно!

Фомин направился прямо, в сторону управления, а Самарин повернул направо и вскоре скрылся за углом соседней пятиэтажки. Он подумал: «Не ошибся в парне-то, когда включил в свою группу. Он и в прошлый раз хорошо поработал. И сейчас, вроде, тоже ничего. Сыщик будет со временем, что надо. Ну, и славно! Ну, и пусть! Должны же мы оставить после себя и достойную смену, а не только всякую малограмотную и тупую, но жутко хаповитую, мразь».

6

Шилов, входя в свой кабинет, спиной почувствовал, что кто-то неслышно за ним идет. Он обернулся.

– А, это ты. Входи.

Он сразу направился в сторону холодильника, открыл его дверцу.

– Что будешь пить? Нарзан? Молоко? Или кое-что посущественнее?

– С вашего позволения, Евгений Дмитриевич, рюмку хорошего коньяка.

Шилов, не скрывая сарказма, спросил:

– «Камю» сойдет? Или, ваша милость, подобное, вишь ты, не принимает?

– С удовольствием, – невозмутимо ответил тот, хотя обратил внимание на сарказм хозяина кабинета, но предпочел никак не реагировать, как, впрочем, и всегда. – И шоколад на закуску.

– Какой?

– Лучше – швейцарский, если, конечно, таковой, господин депутат, у вас в наличии имеется.

– Обижаешь, вишь ты! У меня, ты знай, есть все! Как в Греции…

Они уселись за приставной столик, напротив друг друга. Шилов разложил шоколад, поставил две рюмки. Заметив вопрошающий взгляд, сказал. – Я тоже, пожалуй, отдам предпочтение коньяку. Бывает… Душа просит чего-то этакого.

Они выпили, не чокаясь и не произнося тостов. Шилов вновь наполнил рюмки. Молодой гость неожиданно запротестовал.

– Я – пас. Я сегодня дежурю по номеру.

– Это так серьезно?

– Да, уж… – многозначительно ответил тот.

– В чем же эта «серьёзность»?

– В ловле «блох».

– Ты, что, издеваешься?!

– Ничуть, Евгений Дмитриевич. Я говорю совершенно серьезно.

– Объясни, что еще за блохи у вас завелись?

– Они не завелись, а были, есть и будут всегда.

– Ты кончай мне голову морочить! У вас, что, всегда такая антисанитария?

– Наши «блохи» не имеют никакого отношения к антисанитарии.

– Они, что, у вас импортные, заморские и разводятся, вишь ты, от избытка чистоты?

– Как бы это… ну, попроще бы вам объяснить.

– Сделай одолжение.

– Сначала делается макет очередного номера газеты…

– Ну, что такое макет – я знаю. Это, как бы, подобие газетных полос, да?

– Почти что так, Евгений Дмитриевич. Вы делаете успехи.

– Не дурнее тебя-то, вишь ты.

– Так вот: идет потом размещение, согласно макету, на полосах материалов, уже «набитых» в компьютере. Когда все материалы будут размещены там, где им положено быть, тогда рисуются отбивочные линейки, шмуцы…

Шилов хохотнул, услышав последнее слово.

– Это я тоже знаю. Шмуцы – это специально оформленный абзац. Ну, там завитушечка какая-нибудь или другим шрифтом, более крупным нарисована первая буква.

– Вы – ваще!

Шилову понравилась похвала. Он взял, опрокинул рюмку в рот и стал заедать шоколадом.

– Давай дальше, вишь ты. Скоро про блох-то будешь говорить?

– Итак, верстка полос закончена, все расставлено по своим местам. После этого делается первая пробная распечатка полос, и они поступают к корректорам, которые вычитывают, устраняют…

– Это я тоже знаю. Давай дальше.

– После выявленных корректорами ошибок они устраняются. И так дважды. Полосы, вроде, чистые. Однако прежде чем готовить печатные формы в типографии, которые, к сожалению, делаются все еще по старинке, и давать на это «добро», дежурный по номеру получает новую, уже чистую распечатку полос и еще раз, уже в окончательно вычитывает, то есть, как мы выражаемся, ищет «блох»… Ну, там пропущенную в слове букву, а иногда и целое слово: корректора пропустили или оператор за компьютером, внося правку, не туда вставил слово. Бывает даже целое предложение потерянным. Все это и есть то, что мы именуем жаргонным словом «блохи». У вас ведь в думе тоже есть свои жаргонизмы. Например, вы часто употребляете такое слово, как «отсидка». Его я слышал и от других депутатов. На вашем языке означает: отсидеть все заседание думы от начала и до конца. Не так ли?

– Да. А… Ну, понял! «Ловить блох» – это на вашем журналистском языке означает: искать и находить ошибки, пропущенные корректорами. Но почему «блохи»?

– Этого даже я не знаю, Евгений Степанович. Издавна повелось. Наверное, потому стали так говорить, что ошибки скачут с места на место, как самые настоящие блохи. Часто бывает так, что оператор, устраняя одну ошибку, одновременно делает других несколько. Но эти, другие ошибки оказываются совершенно в другом месте. У нас есть и другие забавные словечки.

– Например?

– «Козлы»…

– Ну, этого словечка, вишь ты, кто не знает: на каждом шагу можно услышать.

– У нас оно употребляется не в том смысле, в каком используют уголовники…

Шилов после последнего слова почему-то поморщился и не стал дальше слушать.

– Хватит. Нет у меня времени. Зачем пришел-то?

– Как это? Вы сами сказали, чтобы зашел.

– Ты прав… Извини, совсем тут «зашился»… Ну, первое: насчет подарка в виде иномарки, о чем ты меня просил, я закидывал удочку на заседании исполкома НТПС. Как я понял, особенно никто не возражает. К Рождеству Христову жди.

– Ну, спасибо! Я так рад, Евгений Степанович, так рад, что и слов нет.

– Не сильно радуйся, Олежек. До Рождества еще далеко, так что могу и передумать.

– Нет уж! Вы же обещали, а слово – олово.

– Вот именно, что слово – олово. А олово имеет свойство легко плавиться.

– Но вы же сдержите обещание, да?

– Я буду стараться, но и ты…

– А что я? Я готов всегда вам служить, служить верой и правдой.

– Ловлю на слове, Олежек.

– Что, опять что-то срочное?

– Не столько срочное, вишь ты, сколько очень ответственное.

– Слушаю вас.

– Еще бы не слушать, – Шилов расплылся в самодовольной ухмылке, – с руки ведь кормишься. И щедро кормишься. Разве не так?

Журналист, естественно, промолчал, однако подумал: «Кого и доить, если не таких, как ты?»