Эликсир
Кашеедов и Басистый пришли сюда не любоваться красотами природы или произведениями искусства, они не обратили внимания на все это нисколько. Скорым ходом молодые люди достигли противоположной окраины кладбища и никого не увидели. Монастырский комплекс отделяла от кладбища узкая грунтовая дорога, засаженная кустарником. Попасть в церковь можно было, не заходя на тщательно охраняемую территорию монастыря.
Друзья увидели небольшую группу людей, которые толпились у входа. Кашеедов потянул приятеля внутрь церкви. В окна пробивался белый свет, мерцали свечи. В центре зала стоял гроб, а возле него толпились несколько человек – близких умершего. Стало ясно, что здесь готовятся к отпеванию покойника. Священник пока не вышел к собравшимся, лишь две пожилые монахини бродили по залу и поправляли свечи, где-то что-то подтирали и убирали.
– Вот он! – шепнул Кашеедов Басистому, кивая на гроб с покойником. – Действуем!
Сердце у Аркадия дрогнуло. Одно дело говорить вообще, строить планы, другое реализовать на практике. Все как-то слишком быстро получилось, он не успел обдумать, решить для себя: морально ли это, хорошо ли? А Васька торопил:
– Давай, давай!
«Если микстура не подействует, то никому хуже не будет, – решил Аркадий. – Если подействует, то человек оживет и принесет много пользы остальным, а уж как обрадуются родные!» Действительно, очень важно бывает идейно обосновать свои поступки. Будет правильное идейное обоснование, тогда спокойно можно всякие безобразия творить.
Друзья приблизились к гробу. Аркадий стал внимательно разглядывать присутствующих: самого покойника – тщедушного мужичка с острым носом, его вдову – отечную маленькую женщину в черном платочке, заплаканную старушку, наверное мать, каких-то мужчин, наверное коллег, профсоюз с работы. В это время Василий, ничтоже сумняшеся, вытащил из-за пазухи бутылку, откупорил, отодвинул в сторонку вдову и нагло сбрызнул эликсиром лицо и особенно губы покойнику.
Возмущенная вдова вскрикнула дрожащим от возмущения голосом:
– Да что ты делаешь? Уберите его! Это какой-то идиот!
– Уходи по-хорошему! Ты кто такой? Уходи!
Мужики оттеснили Кашеедова в сторонку, но совсем из церкви он не вышел, остался наблюдать за происходящим издали.
Аркадий на минуту отвлекся на друга, но потом вспомнил, что они проводят эксперимент, вытащил планшет и включил режим видеозаписи, как оказалось, вовремя. Басистый рассудил, что видео когда-нибудь несомненно пригодится в качестве документального свидетельства подлинности и эффективности лекарства.
– Хулиганы! Что вы творите, бесстыдники? Да что же это делается! – заголосили две монахини, которых привлек шум.
Аркадий держал камеру твердой рукой. Вдова вытащила из сумочки носовой платок и стала вытирать покойнику испачканное лицо. Вдруг она резко вскрикнула, потому что покойник раз – и широко распахнул глаза. Женщина схватилась за сердце, а покойник вращал глазами, недоуменно изучая лики, глядящие на него со стен и потолка и мерцающие в зыбких отблесках свечей. Покойник явно не понимал, где он и что с ним.
Ноги у вдовы подкосились, ее подхватила стоявшая рядом старушка.
Покойник громко откашлялся, потом сел и оглядел присутствующих.
– Сыночек! – старушка оставила вдову и кинулась к нему с объятиями.
– Ирод! Ты живой! – неожиданно для всех громко крикнула бывшая вдова, ставшая снова женой. – Да сколько же ты меня будешь мучить, проклятый!
Она разрыдалась, между всхлипами приговаривая:
– Алкаш несчастный, даже сдохнуть как все люди не можешь!
– А я че? Я ниче, – оправдывался покойник.
К гробу стремительно подошел попик, совсем молодой, высокий, стройный, с рыжеватой бородкой, просто душка. Такому красавчику только и отпевать покойников, не венчать же, дабы не смущать новобрачных.
– Что здесь происходит? – спросил он мелодичным баритоном.
– Это они все устроили! Они, батюшка! – одна из монахинь указательным пальцем больно ткнула Басистого в бок, а потом рукой махнула в сторону Кашеедова: – И вот этот еще! Они все сделали!
– Эти озорники с моим, наверное, сговорились, чтобы цирк здесь устроить, – подхватила бывшая вдова. – Пропойцы проклятые! Ни стыда ни совести!
Покойник еще раз прокашлялся и попросил:
– Воды! Пить хочу, умираю!
– Пить ты хочешь, гадина! – вдова подскочила к гробу и начала лупить муженька кулаками, большой потертой сумкой и еще какими-то подручными средствами куда ни попадя.
Батюшка принялся ее увещевать. Не глядя на них, Басистый нагнулся над гробом и вполголоса спросил покойника:
– Ты видел рай?
Аркадий сам не знал, что его, оказывается, волнует этот вопрос.
– Че? – теперь у него переспросил покойник.
Вдова и священник опять переключились на Басистого.
– Молодой человек! Идите отсюда! – потребовал священник трагическим голосом, как человек, вынужденный идти на крайние, жесткие меры, хотя всегда он избегал таких мер и старался быть мягким и лояльным. Казалось, что ему самому очень больно выгонять кого-то из дома божьего.
Аркадий сделал шаг в сторону, одновременно выключая камеру, кинул взгляд на Кашеедова и увидел, что тот стоит у входа и энергично жестикулирует, вызывая его наружу.
– Их нужно задержать и полицию вызвать! – заявила старушка-монахиня. – Хулиганы!
– И я считаю, что их нужно наказать! – поддержала ее напарница. – Благословите, батюшка, я позвоню в полицию.
– Держите их! – крикнул один из мужчин, присутствовавших на процессии.
– Не нужно, – строго ответил молодой священник. – Пусть уходят.
Однако этих слов молодые люди уже не слышали, они выскочили из церкви и помчались через кладбище, петляя и путая следы, хотя за ними никто не погнался. Друзья энергично пробежали по узкой дорожке, остановились перевести дух у одной из могил, огороженной тяжелой черной чугунной цепью и выложенной квадратными плитами. Внутри ограды росла береза и какие-то кустики по периметру. Они перешагнули через цепь и присели на скамейку у столика.
– Им в доме престарелых надо жить, а не в монастыре, – едва отдышавшись, сказал Кашеедов, имея в виду, конечно же, принципиальных монахинь, вынудивших их спасаться бегством.
– О какой ерунде в такой момент ты думаешь! – ответил ему Басистый.
– В монастырь должны уходить молодые интересные женщины, разочаровавшиеся в любви, а не такие старые перечницы, как здесь.
– Может, так и было, просто они в монастыре уже давно, успели состариться, – со смешком предположил Басистый.
Кашеедов состроил лицо умника-отличника, что ему совсем не подходило и делало его похожим на депутата. Аркадий усмехнулся, а потом с сожалением сказал:
– Так мы и не узнали, есть загробная жизнь или нет.
– Зато теперь точно знаем: лекарство на людей тоже действует, – подытожил Кашеедов. – Сейчас посмотрю, сколько его осталось.
Он вытащил из-за пазухи бутылку, ревниво оценил уровень жидкости, убедился, что пока достаточно, и поэтому ничего не сказал.
– Ну, теперь по домам, – предложил Аркадий.
Они прошли мимо служебного одноэтажного здания через кладбищенские ворота, выходящие прямо на трассу, по которой непрерывным потоком мчались автомобили, в том числе и большегрузные. Перейти дорогу в произвольном месте было просто невозможно. Молодым людям пришлось идти к светофору, ждать зеленого света, а потом возвращаться немного назад, к остановке.
– Я сразу в гараж, – начал строить планы Кашеедов. – У меня «Ока» хоть и старенькая, но еще рабочая. Я неделю назад в ней подвески поменял. Чувствую, что нам по нашим делам немало побегать надо будет. Без машины ну никак!
Пока приятели беседовали, подъехал автобус, Кашеедов сделал шаг к нему и машинально хлопнул руками по груди, проверяя наличие бутылки, и ахнул:
– Постой!
Водитель автобуса подождал немного, наблюдая замешательство молодых людей. Он предполагал, что парни еще надумают сесть, но они не надумали, и автобус отъехал.
– Бутылки нет!
– Как нет?
– Забыли! Там, на могиле забыли!
Глаза Кашеедова наполнились таким глубоким отчаянием, что друг проникся к нему сочувствием.
– Так, не паникуй, – успокаивающе сказал Басистый. – Пошли искать.
По той же траектории, только в обратную сторону молодые люди вернулись на кладбище. Они остановились у домика, где располагалась кладбищенская контора, и задумались. Они не могли сообразить, куда им идти дальше.
– Кажется, мы вышли с этой дорожки, – неуверенно произнес Аркадий.
– Точно, с этой! Я запомнил! – воскликнул Кашеедов.
Они направились по дорожке.
– Нет, кажется, мы шли не по этой, – засомневался Басистый.
Друзья вернулись к началу пути и прошли к следующей дорожке, откуда начали путь заново.
Случайная остановка на случайной могиле могла оказаться для них решающей, ну не для них, так для их великого открытия. Если бы приятели могли предположить, что так будет, конечно, бы запомнили какие-нибудь координаты, но ведь они даже не поинтересовались, кто там был похоронен – мужчина или женщина, и надпись на табличке не прочитали. Теперь они бродили вдоль и поперек кладбища, тщетно пытаясь разыскать нужную могилу. Оказалось, что на кладбище полно могил, огороженных чугунными цепями. Полно могил, за оградкою которых высажены березы. Полно могил, выложенных квадратной плиткой.
Всегда веселое румяное лицо Кашеедова размякло и расквасилось – он с трудом сдерживал слезы. Не столько из-за потери эликсира, сколько из жалости к другу огорчался и Басистый.
– Все пропало! Все, – убитым голосом сказал Кашеедов. – Мы уже видели, наверное, нужную могилу, а бутылки на ней не нашли. Может, ее уже какой-нибудь бомжик раньше нас нашел и выпил.
– Вася, не паникуй! Вася, мы не сдадимся! Ты сегодня здесь хоть одного бомжа видел?
– Вон он!
Кашеедов небрежно указал рукой в сторону сгорбленной фигурки мужика, одетого в грязную рваную одежду и обутого в женские туфли.
Бомж бродил с сумкой меж могил, выискивая, не оставил ли кто здесь угощение за помин души. Он как раз протягивал руку к симпатичной бутылочке, почти полной, стоящей посреди столика на видном месте, когда к нему подскочили два парня.
– Не трогай! Нельзя!
Бомж вздрогнул, испугавшись молодых здоровых мужиков, втянул голову в плечи в ожидании удара.
Один из них, не тот, который бугай, а другой, пожиже, похлопал его по плечу:
– Ничего, старик. Все нормально.
Они забрали бутылку и потопали к выходу. Бомж смотрел на них грустно-грустно: зачем им эта початая бутылка? На бездомных они не похожи, могли бы и новую купить.
3. Брат с сестрой
Двухэтажный белый особняк был окружен парком и едва проглядывал сквозь рыжие с золотом кроны деревьев. На дорожках были распластаны кленовые листья, как будто какой-то шалун наследил по всему парку ладонями. В укромном уголке был устроен искусственный пруд, а на берегу его стояла беседка в виде ротонды. На поверхности воды плавали печальные листья. Не хватало только белых лебедей, которые также входили в художественный замысел архитектора.
В беседке стояли двое. Одно лицо мы уже встречали, хотя и не уделили ему должного внимания. Это была маленькая щуплая, похожая на птичку, старушка в черном монашеском одеянии. Эта самая старушка не далее как сегодня утром стала свидетельницей воскрешения покойника и первая крикнула: «Хулиганы! Бесстыдники!» Звали ее Алевтиной Марфиной. Рядом стоял, опершись на перила, мужчина, поразительное сходство которого с Алевтиной не оставляло сомнения, что он приходится ей родным братом. Игнату Марфину было чуть более шестидесяти лет, и если его сестру примерно такого же возраста можно было назвать старушкой, то его назвать стариком было бы никак нельзя. Такой же мелкий, щуплый, как и сестра, он был настоящим живчиком: глаза у него смотрели зорко и двигались быстро, он все время похаживал и даже иногда как-то неожиданно подскакивал, говорил звонким резким голосом, выкрикивая фразы, короткие и ясные, как команды.
Безобидная внешность Игната Марфина была обманчивой. Его острый ум, беспринципность и ненасытная жадность позволили ему достичь того, чего ему не дано было от рождения, но к чему он всегда стремился, а именно: пользоваться всем, что доступно только избранным, членам высшего общества, хотя, конечно, чтобы оценить это все по достоинству, ему не хватало ни вкуса, ни образования. Даже сейчас, в чудесный день, в чудесном (хотя и привычном для самого Марфина) месте он не замечал очарования ни этого дня, ни томной прелести пейзажа.
Игнат открыл дверцу бара, который был встроен в стену ротонды, вытащил бутылку пива, открыл ее о перила и выпил прямо из горлышка.
– Угощайся, – предложил он сестре.
Алевтина, недолго колеблясь, тоже взяла бутылку. Игнат помог ей открыть. У брата и сестры с детства были на редкость теплые доверительные отношения. Они любили друг друга, проявляя постоянную заботу и сочувствие. Алевтина была единственным человеком, с которым он поделился тревожными мыслями, которые не давали ему покоя последние пару лет.
Богатство, могущество, власть Игнату не достались даром, как сынкам влиятельных родителей. Он заработал их своим умом, без всяких связей, покровителей и какой-либо поддержки. Мальчик с улицы, он всегда трезво оценивал свои возможности и понимал, что реальных шансов достичь больших успехов честным путем у него нет. Поэтому он, еще в ранней юности, начал заниматься контрабандой, рэкетом, торговлей наркотиками и оружием, сутенерством и другим таким же безобидным бизнесом. Дела у него шли успешно. В неприятных ситуациях, когда бизнесу угрожало правосудие, Игнат Алексеевич умудрялся остаться в стороне.
Со временем он остепенился и уже давно вел в глазах общественности законопослушный образ жизни. Марфин элегантно и даже можно сказать красиво легализовал свои сомнительным способом нажитые миллионы и считался обычным российским олигархом. Как все бывшие отцы мафиози, он имел многочисленные связи во властных структурах и даже сам однажды баллотировался в депутаты областной Думы, правда, не прошел, но этот факт говорил о многом.
В настоящее время непосредственным руководством многочисленными бизнес-структурами, самыми прибыльными в городе, занимались три его сына: Федор, Петр и Иван. И сейчас, чувствуя приближение старости, а за ней, что уж себя обманывать, и смерти, бывший отец-мафиози и одновременно просто отец стал испытывать опасения, что сыновья передерутся между собой после его кончины. И тогда произойдет крах всей его империи, созданной огромным трудом, пусть не всегда праведным, с риском для жизни и свободы. Все пойдет прахом, все разбазарят наследнички.
Что касается Алевтины, это был именно тот случай, который имел в виду Кашеедов, говоря, что в монастырь должны уходить молодые женщины, разочаровавшиеся в любви. Она постриглась в монахини после своего неудачного замужества (с мужем прожила не больше месяца). Что между супругами произошло, никому не рассказывали ни ее бывший муж, ни она сама. Расставшись, они уже больше никогда не общались друг с другом.
Старая монахиня примчалась к брату сразу после того, как на ее глазах в церкви произошло чудо, справедливо не доверяя современной технике: ни скайпу, ни телефону – все прослушивается, за всеми следят. О, Алевтина была уверена: принесенная ею новость много значит для Игната!
Только что она закончила подробный рассказ о произошедшем сегодня инциденте.
– Выяснить, что это за типы, мне не удалось, – сказала она извиняющимся тоном. – В нашей церкви они ранее не появлялись.
Игнат успокаивающе похлопал ее по плечу.
– Не волнуйся, сестренка, мы их вычислим уже через два часа по моим каналам в полиции, это пустяк. Тебе, правда, придется поехать, фоторобот составить.
– Угу, угу, – согласно кивнула Алевтина.
Марфин задумчиво посмотрел вдаль, а потом перевел взгляд на сестру.
– Какая же ты молодчина, – произнес он с нежностью. – Я все сделаю, чтобы получить это лекарство. Ты меня знаешь, я всегда добиваюсь того, чего захочу. Как мне тебя отблагодарить?
Вопрос смутил монахиню, задев какие-то струны, о которых она еще никому не говорила.
– Я стесняюсь сказать, – призналась она.
– Говори, мы же не чужие.
Она колебалась недолго, выпалила, как выстрелила:
– Когда я умру, удели мне несколько капель. Я еще не готова… Я еще жить хочу. И смерти боюсь.
Игнат улыбнулся.
– Так и быть, сестра. У меня к тебе тоже просьба: пусть лекарство хранится у тебя. Сыновьям я его не доверю.
– Хорошо, Игнатушка.
Договор решили скрепить рюмочкой чего-нибудь покрепче пива, после чего старуха ушла.
Посмотрев на часы, Марфин нажал кнопку селекторной связи.
– Соберите моих сыновей сегодня ровно в одиннадцать тридцать в кабинете, – приказал он, размышляя о том, что к этому времени имена изобретателей должны стать ему известны.
4. И сыновьям дает наказ
Кабинет был таким же помпезным, как все вещи, окружавшие Марфина. Это было большое довольно темное помещение, уставленное шкафами с толстыми книгами в дорогих перелетах. К книгам, впрочем, никто никогда не прикасался, кроме уборщицы, сметавшей с них пыль. На полках стояли, мерцая, как тревожные кнопки, несколько старинных медных подсвечников, за которые Марфин когда-то заплатил большие деньги. Они никогда не использовались по назначению, так же, как и книги.
Во главе массивного стола из темного полированного дерева сидел сам Марфин. Перед ним на простых жестких стульях – его молодая поросль. Стулья были жесткими – пусть подчиненные, в том числе и деточки, не забывают, кто они и кто он, и не расслабляются! Старший сын, Федор, темноволосый и смуглый, был похож на отца телосложением. Любые проблемы он умел решать только силой. Дипломатичность и умение договариваться, чтобы достичь взаимопонимания с партнерами, у него отсутствовали напрочь. Он не знал жалости ни к кому. Ему отец доверял выполнение самых грязных, кровавых, но в то же время и самых опасных заданий, требующих хладнокровия, смелости и безжалостности.
Петруша был похож на мать, которая в юности была очень хороша собой: белокожая, круглолицая, с золотыми кудрями. Все это досталось и Петру, только очень толстым он был с детства, а мать его располнела в зрелом возрасте. Петр был умнее братьев, хитрее, тоньше, извините за каламбур, в политике. Однако имелось качество, которое не позволяло ему стать неоспоримым лидером, и качество это характерное для русского человека – лень. Такого увальня, как Петр, нужно было еще поискать.
И, наконец, Иван, слишком молодой еще, чтобы как-то проявить себя. Он единственный из братьев реально учился и действительно имел хорошее образование. Отец, разумеется, заставил всех сыновей получить дипломы об окончании вузов, но молодым мажорам чаще всего было проще купить нужные оценки, чем заработать их. Наличие диплома, как известно, не всегда свидетельствует о подлинном образовании. Иван же сносно знал китайский язык, выучил просто потому, что ему это нравилось, было интересно. Младший сын очень помогал отцу, когда нужен был доверенный переводчик, а с китайцами у папаши было дел больше, чем с какими-либо другими иностранцами. Кроме того, Иван вообще оказался востребованным специалистом. Его тысячу раз приглашали на постоянную работу коллеги и друзья отца, но он предпочитал оказывать разовые услуги за хорошую плату.
Для простого парня это был бы замечательный успех, но он был сыном Игната Марфина, и оказывать любые услуги, в том числе самые интеллектуальные, для него, по мнению старика, было зазорно. Старик позволял ему работать на чужих лишь до тех пор, пока Иван оставался холостым и бездетным. Внуки не должны привыкать к подобному – зависимому – положению, это ломает все моральные установки. Марфины всегда должны быть хозяевами в этой жизни, а уж никак не обслугой.
Все это в который раз проносилось в голове Игната, когда он всматривался в лица своих детей. Наконец, он встал и начал речь.
– Стало известно, что некие молодые люди изобрели средство, позволяющее реанимировать мертвых.
Сыновья молчали, не проявляя никакого воодушевления или хотя бы вежливого интереса. Старик продолжил.
– Это уникальное лекарство, аналогов которому нет в мире. Оно возвращает к жизни даже давно умерших людей, – про «давно умерших» Игнат добавил от себя. – Изобретатели работают в НИИ инсектицидов. Один из них, Василий Кашеедов, – вахтер. Другой, Аркадий Басистый, – дежурный аборант, к тому же студент последнего курса медицинского университета. В НИИ, где они работают, недавно изобрели эффективное средство от мух. Рецепт оживляющей микстуры никому неизвестен, о ее существовании там тоже не слыхали.
Марфин дал некоторое время сыновьям переварить информацию, затем продолжил.
– Я уже стар. Да-да, не говорите ничего, – жестом он остановил вырвавшиеся у сыновей возражения. – Сколько мне осталось, одному богу ведомо. Я бы хотел уйти в мир иной в тот день и час, когда сам посчитаю нужным. Мне нужно подвести баланс своей жизни, так сказать, свести дебет с кредитом, заплатить долги и вообще – морально подготовиться.
Обычно Игнат не затруднялся объяснением мотивов своих поступков окружающим, сыновья не исключение. «Видимо, на самом деле, старею», – отметил он это про себя и перевел разговор на более предметную тему.
– Ребята, ставлю перед вами серьезную задачу: изъять у Басистого и Кашеедова эликсир жизни.
Он сделал паузу, чтобы его последующие слова прозвучали еще более значительно.
– Кто из вас сумеет добыть это лекарство, тот после моей смерти займет мое место.
– Прямо как в сказке, – сказал Иван и почесал затылок, взъерошивая волосы, которые и без того стояли торчком, как перья у драчливого воробья. – Операция «Живая вода» начинается!
– Не умничай, – оборвал его Петр. Пот лил с него градом. Он всегда потел от волнения, но жира меньше не становилось, потому что волновался он редко.
– Батя, расскажи подробнее, что ты об этом эликсире знаешь и о лекарях этих! – потребовал Федор, заросший щетиной, как чеченец. Глаза у него всегда были ясные и глядели зорко, любому сразу было понятно, что зрение у него стопроцентное, и этим он тоже походил на горца.
Старик кинул на стол листы бумаги с распечатанным изображением фотороботов и изложил сыновьям все, что услышал от Алевтины.
– На них нажать – раз плюнуть, – произнес Федор.
– Вот и нажмите. Только не переборщите. О ходе поисков доложите мне завтра в девять утра. А теперь можете идти.
Братья поднялись со стульев, разобрали распечатанные портреты и покинули кабинет.
«Наверное, это моя ошибка, – подумал старый Марфин. – Нужно было принять руководство операцией на себя. Следовало бы разработать общий план, стратегию продумать, начать поиски одновременно в разных направлениях, а так каждый сам по себе. Что из этого получится? Да ничего непоправимого не произойдет. С нашими-то, марфинскими, возможностями, каких-то задрипанных лифтеров-вахтеров из НИИ ребята достанут в один момент. Вопрос только: кто первый?»
Игнат Марфин сел в высокое черное кресло, поставил локти на стол и подпер рукой голову, приняв позу мыслителя. Он глубоко задумался о том, что некому оставить огромный бизнес, основанный им. Некому, а главное, и не хочется. За этими скорбными размышлениями Игнат задремал.
5. Дома их ждали
Когда Аркадий Басистый испытывал восторг или другое радостное возбуждение, его свежее лицо становилось румяным, как у девушки. Вот и сейчас он был счастлив, что эликсир нашелся, и можно, наконец, спокойно его оценить. А ведь и правда! Расхваленная ранее Кашеедовым микстура реально действует. Теперь они с Василием могут перевернуть горы. Это просто невообразимо, какие возможности! Убить живое существо может любой дурак, а вот вернуть его к жизни до сих пор было под силу только высшим силам, а если еще точнее – практически никому. Но сейчас все может измениться. Оживить мертвого отныне смогут даже простые люди, и эти люди – они с Васькой!
Басистый, как всегда, впадал в абстрактные рассуждения, а вот Кашеедов мыслил практически.
– Ну что, убедился? – спросил он. – Давай думать, что теперь будем делать.
Они снова приближались к автобусной остановке, и им необходимо было срочно определиться, в каком направлении двигать дальше.
– Домой надо, собрать вещички, документы, деньги – все, какие есть в наличности, – предложил Басистый. – У тебя загранпаспорт есть?
– Есть, представь себе! Думаешь, раз я вахтером работаю, так и сижу на месте, как старый дед?
– Вася, ничего такого я не думаю.
– Ладно, оставим. Сначала надо определиться, за какую границу нам ехать. Не по-русски как-то я сказал, ну да ладно, ты понял. В какую страну мы рванем? А там куда обращаться будем?
– Мне кажется, нам нужно напрямую идти в министерство здравоохранения какой-либо богатой страны. Они у нас выкупят микстуру, а потом в правительстве решат, как ее использовать.