Наталия Грамацкая
Быть Человеком
Предисловие
Дорогой читатель, цель данного предисловия – помочь вам избежать разочарования и ощущения напрасной траты времени после прочтения. Если вы решили отдохнуть, то эта книга не для вас. В ней мало событий, много диалогов на слишком сложные, слишком серьёзные темы. Возможно, для тех, кто не боится блуждать в лабиринтах человеческого сознания в поисках ответов на вечные вопросы, труд сей окажется не бесполезным.
Глава I
«Всё возвращается на круги своя», и даже самая длинная, самая тёмная ночь заканчивается. Почему? Потому что восходит солнце. Оно приходит ко всем: к ясеню за окном, к одуванчику у его подножья, в синичье гнездо на его ветке. Пришло солнце в этот день и в комнату Максима. Пошелестело занавесками, поскрипело паркетными блоками, коснулось гитарной струны и принялось за уборку. Оно смыло чернильный мрак со ста пятидесяти книг на антресолях, с одной, лежащей на письменном столе и смотрящей в потолок длинным заголовком «Квантовая Электродинамика Фейнмана», с экрана и клавиатуры компьютера, с ночной одноглазой лампы, глядящей тускло и устало; помыло стены, пол, разбросанные на полу бумажные листы, тетради, носки и многое другое и, наконец, подошло к хозяину комнаты. Он был одет в светлые сатиновые брюки и клетчатую кофту и лежал на коротком диване, поджав ноги. Солнце вздохнуло.
– Опять уснул под утро и снова, не раздеваясь. Ну, разве это сон?
Оно умыло прозрачным, тёплым светом лицо спящего, погладило его стриженную «под ёжик» голову, поцеловало в лоб, затем в нос и включило будильник. Комната наполнилась птичьим щебетом, ворчанием машин, тявканьем собак, тянущих своих зевающих владельцев к влажным от росы газонам. Ресницы Максима вздрогнули. Сквозь этот сливающийся в одну, давно знакомую музыку звон он услышал тихое, ласковое – «С добрым утром, сынок!» – Откуда, из каких неразгаданных, тайных глубин приходил этот голос матери вот уже шестнадцать лет с тех пор, как её не стало, он не знал.
Спустя примерно час Максим сидел за столиком кафе, где спасался уже не раз от голодных колик в животе. Он не нашёл ничего съедобного ни в своём холодильнике, ни на полках кухонных шкафов. Купленный два дня назад «Завтрак туриста» (так он называл весь фаст-фуд) выглядел подозрительно, и Максим решил не рисковать. Он был нужен себе сегодня особенно здоровым, потому что идея, пришедшая ночью требовала быть проверенной. Максим планировал заехать в институт и с рассеянным видом торопливо жевал морковные котлеты с фасолевым соусом, или, быть может, фасолевые с морковным. Он решительно не помнил, что с чем, однако, чувствовал, что то, что он ел, проясняло мало по малу его ещё не проснувшийся разум. Вдруг чья-то рука легла на его плечо.
– Макс, дружище! – Прозвучал низкий, с хрипотцой мужской голос.
Максим вздрогнул от неожиданности и повернул голову в сторону говорящего. Рядом с ним стоял невысокого роста, грузный мужчина, лет сорока – сорока пяти. Его костюм из светлой лёгкой ткани дыбился и холмился, как бы подчёркивая масштабность обладателя его и отрицая все прямые линии и строгие пропорции.
– Не узнаешь? – Полное веснушчатое лицо незнакомца расплылось в добродушной улыбке. – Ну, я не в обиде. Меня многие не узнают! Егора Петрова помнишь?! Однокашника своего?!
Максим почувствовал неловкость. Он пристально посмотрел на мужчину, пытаясь узнать в этом лысом, крупном господине того Егора, которого помнил – худенького юношу, с копной соломенных волос, вечно торчащих на макушке, и наречённого друзьями Великим за исключительный актёрский и режиссёрский успех на сцене школьного театра.
– Выцвел маленько! Знаю! Полысел, потолстел. В общем, солидным стал – Мужчина рассмеялся, издавая глухие, низкие звуки, похожие на раскаты грома. – А в душе я все тот же! – Продолжил он, радостно улыбаясь. – И всё помню, как будто вчера было. Я с твоего позволения присяду. – Он, кряхтя, опустился в кресло. – А я тебя сразу вычислил, хоть ты и спрятался под бородой; с первого взгляда, словно чутьём каким. А ты возмужал. Этакий возрастной шарм приобрел. В общем, похорошел! – Толстый господин посмотрел на Максима долгим умильным взглядом, каким, возможно, мать смотрит на любимое дитя. – А помнишь, как ты помогал мне сдавать зачеты по физике? Если бы не ты, я бы вечным студентом был.
– Прости, не узнал. – Сконфуженно произнес Максим – Столько лет не виделись. Лет двадцать, наверное.
– Больше, – Мужчина ещё более оживился, – а как тебя сюда, на чужбину, занесло? Путешествуешь или?
– Или. – Торопливо прервал его Максим в порыве сдержать любопытство нежданного гостя, однако, ему это не удалось. Следующий вопрос прилетел, как говорится, прямо в лоб.
– Давно?
– С девяносто второго. – Ответил Максим после небольшой паузы, которая потребовалась ему на осознание, что положение безвыходное. – Сначала получил приглашение читать лекции в стэнфордском университете, потом место научного руководителя лаборатории.
Егор энергично тряхнул головой. – Ну, господа капиталисты знают, что настоящее золото это мозги! В лихие девяностые заграница озолотилась! Дааа. – Облик Егора слегка потускнел, вероятно, от нахлынувших воспоминаний и речь потекла чуть медленнее. – А меня за кордоном никто не ждал, и двери не распахивал. Однако, предки мои нашли лазейку. Мировоззренческий и экономический кризис оказался им не под силу. Мне пришлось подчиниться. Чёрт бы побрал эту перестройку! Пожар, который никто не смог потушить. А ведь в начале он казался мне фейерверком в честь дня рождения свободы! – Егор шумно вздохнул и выразил взглядом нетерпеливое ожидание.
Максим опять замешкался с ответом. Необходимость предаваться воспоминаниям сейчас, когда мозг его требовал движения вперёд, казалась пыткой. Но тут в сознании его проступили знакомые образы: Утро. Он спешит в школу, за окном напрасно кричит соседский петух, который всегда просыпается самым последним, когда будить уже некого. На кухне звенит тарелками мама, а отец помогает ему завязать пионерский галстук.
Сердце сжала тоска. Максим любил отца. Идеалист и патриот, тот долгие годы верил, что и он, и его страна идут верной дорогой. Сначала был среди тех, кто строил то, что названо было социализмом, затем с горечью наблюдал, как бывшие его соратники разваливали построенное, и все последующие и последние годы своей жизни стыдился и того, и другого. Однако, по мнению Максима, отец был виноват лишь в том, что всегда переоценивал возможности людей. Огромным усилием воли он заставил себя заговорить.
– Люди идут то на Север, то на Юг и всегда с убеждением, что маршрут верный. Это такая игра, правила которой пишут сильные мира сего.
– Верно! Как ты верно сказал! – Воскликнул Егор, хлопнув тяжёлой пятернёй по столу так, что всё стоящее на нём подпрыгнуло. – Мы пешки на шахматной доске. Что мы можем?
– Можем не играть в эту игру. – Прервал его Максим. – Я более не хочу участвовать ни в каких коллективных проектах.
Егор посмотрел на него пристально, то ли пытаясь понять услышанное, то ли досказать то, что тот не желал говорить. Однако, задумчивость его была мимолётной. Взгляд выразил энтузиазм, и словесная река вновь набрала скорость. – Не все коллективные проекты плохи! Помнишь самодеятельность нашу? А, как футбол гоняли? А брюки клёш, и стрижки в стиле Beatles? Ещё скрип перьевых ручек на уроке русского языка и литературы? Что ты улыбаешься? Современные перья так не скрипят, я много их перепробовал. Всё как-то насыщеннее было в те времена, ярче: звуки – благозвучнее, краски – красочнее, друзья – дружнее, женщины – женственнее. Отчего? Неужели только потому, что мы моложе были? Или, быть может, мир выцвел? Как думаешь?
– Вероятно, и то, и другое. – Вялым голосом ответил Максим. Егор, раскрасневшийся от переполнявших его эмоций, продолжал.
– Итак, ты по-прежнему служишь Его Величеству Физике! Ну, и какие идеи беспокоят твою гениальную голову? Ты, я помню, был непримиримым критиком теории относительности?
Максим посмотрел на часы, испытывая слабую надежду, что намёк его будет понят.
– Ну, же! Какие новости, Макс! – Нетерпеливо повторил Егор.
– Прости, почти не спал сегодня. – Заговорил Максим, краснея. – Эйнштейн гений, однако, это не мешает быть с ним не согласным. Не во всём, конечно; но в части постулатов его я вижу много противоречий.
– Молодец, правильно! – Егор одобрительно кивнул. – Сила авторитета – страшная сила, как монумент с вечным огнём на проезжей части. Подъедет искатель истины, затормозит, цветы возложит и обратно пилит. А ты не сдавайся и голову свою не ругай! Великих людей, Макс, признанных при жизни, раз, два и обчёлся. Мдаа. – Егор запнулся. – Неудачно как-то я мысль свою выразил. Но это неважно! Главное, я в тебя верю! – Он откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди «крестом». – Женат? Дети?
– Нет. – Прервал его Максим тоном, отрицающим не только перечисленное, но и возможность развития данной темы. – Ты, как живёшь? – Добавил он поспешно, укрепляя обозначенное «нет».
– Я женат вот уже восемь лет, братец. Имею двоих детей! Мальчики – семь и пять лет! Я бы без них со скуки помер! Они, знаешь, как солнечные зайчики! Помнишь, как в детстве? Утром просыпаешься, а потолок и стены твоей комнаты, которые ты видишь каждый день, усыпаны волшебными огоньками! – Егор устремил свой восторженный взгляд к потолку ресторана и выразительно взмахнул рукой.
Максим почувствовал необходимость отреагировать. – А ты по-прежнему – поэт и артист. Я помню, в тебе все видели будущую звезду театра и кино. – Со слабой улыбкой произнёс он.
– Пытался я звездою стать, но жизнь всё отредактировала. Я, Макс, в купцы подался, в деловые люди, так сейчас это называется. Нет! – Воскликнул Егор, ещё более просияв раскрасневшимся лицом. – Ты представляешь? Я в Берг приехал на два дня, и в первый же день тебя встретил! Это удивительно! Это. Это непременно надо отметить! – Егор улыбнулся подошедшему официанту. – Нам, уважаемый, – он, посмотрел на Максима – Ты что предпочитаешь? Водку? Коньяк?
– Сок. – Категоричным тоном произнес Максим и провёл правой ладонью по голове. Этот навязчивый жест он совершал всякий раз, когда на него сваливались неожиданные проблемы.
– Ну, тогда вино, красное сухое. Это же компот! – Егор выразительно посмотрел на друга, но взгляд Максима, вероятно, убедил его, что уговоры бессмысленны. – Ээх! Под корень рубишь ты меня, старик. – Пробубнил он с расстроенным видом и взял в руки меню. Быстро просмотрев его, Егор устремил на официанта взгляд, полный энтузиазма и решимости. Затем, не спеша, с выражением величайшего удовольствия на лице заказал по меньшей мере наименований восемь – десять. Каждое блюдо называлось им в уменьшительно-ласкательной форме – «огурчики», «блинчики», «винцо», «водочка» и т. д. Огонь, который ещё пять минут назад сиял в серо-зелёных глазах Максима, уже еле теплился. Взгляд его бесцельно блуждал по полупустому залу, по столикам, наряженным в белоснежные скатерти, с бантиками цветов на макушках ожидающих гостей. Наконец, Егор перечислил все, что желал видеть на своем столе. Когда официант удалился, он с облегчением вздохнул, вытащил из кармана большой в синюю клеточку носовой платок и стал усердно вытирать им все части своей большой, лишенной растительности головы.
– Уф. Аж вспотел от волнения. Ресторанное меню для меня – величайшее испытание! Признаюсь, я бы сейчас съел все, что перечислено в этой чудесной книжице! «Бирюльки с яблоками и вишней», «Клортики с сыром»! Это ж надо такое придумать! Ведь как ласкает слух и воображение! – Егор с решительным видом закрыл меню. – Ну его! От греха подальше! – Он посмотрел в ту сторону, куда ушел официант. Взгляд его выражал крайнюю степень нетерпения. – Вот так всякий раз жду, волнуюсь, потею. Как на первом свидании. Бирюльки с яблоками и вишней. В следующий раз непременно попробую. – Широкое лицо Егора расплылось в улыбке. – Щщаас мы с тобой отметим нашу встречу! Зря, Макс, ты от водочки отказался. Зря! Такого удовольствия себя лишаешь! Хорошая водка, она, как хорошая песня, волнует душу, располагает к раздумьям. Я выпить очень люблю. Да, и поесть люблю! Ну, ты это и так заметил. – Он хлопнул себя по объемному животу. – И курю я. – Егор замолчал, глядя восторженным взглядом на ноги проходящей мимо дамы. – И женщин люблю. В общем, – он махнул рукой, – список моих пороков слишком велик. А вот и водочка! И закусочка! – Егор потер ладонь об ладонь, увидев подходящего к столику официанта. – Приступим! – Он наполнил свою рюмку водкой, апельсиновым соком фужер Максима и с сияющим видом произнес. – Спустя два десятка лет, в этом огромном и непредсказуемом мире наши пути пересеклись. Я уверен, что это не случайно! За встречу! – Егор поднес рюмку ко рту, запрокинув голову, решительно вылил всё содержимое и положил в рот пару соленых огурчиков. Затем туда же отправились три блинчика с мясом, два с капустой и два с грибами. Проглотив последний блин, он вытер салфеткой рот и с удивлением посмотрел на Максима, не спеша жующего творог с фруктовым салатом. – Ты мужественный человек, Макс. Ээх! Мне рядом с тобой неловко за свои порочные наклонности!.. А, между тем, – в глазах его зажглись лукавые огоньки, – хоть ты и пытаешься отмежеваться от неблагонравного рода людского, именно пороки вдохновляют человека на разного рода подвиги – научные открытия, изобретения. Большинство из них продиктованы элементарной ленью, стремлением облегчить свою жизнь – меньше двигаться, меньше думать. А стремление к власти, к обогащению? Это ж – величайший допинг для человеческого разума!
– Я думаю, ты преувеличиваешь роль, как ты выразился, пороков. – Вяло, без энтузиазма возразил Максим. – Познание, на мой взгляд, прежде всего интересно.
– Я не преувеличиваю, Макс, так как имею в виду в меньшей степени конкретных людей. Я имею в виду общество, которое использует научные открытия и прочие плоды человеческого разума. Кроме того, – Егор поднял указательный палец правой руки, – не забывай, что пороки – главные потребители большей части всего, что производится в современном обществе! Все, что пожирается, пьется, выкуривается, все, что тешит наши нездоровые тела и души, все чрезвычайно востребовано именно благодаря порокам! Они, как ненасытный желудок общественного организма, который постоянно требуя пищи, заставляет это общество «шевелить мозгами», думая о том, чем подавить чувство голода. Результатом этих размышлений и является большинство научных открытий. Так вот, теперь ответь – можно ли прожить без желудка? Для меня лично, – Егор погладил себя по животу. – Этот вопрос не вызывает сомнений! Мало того, что этот важнейший орган, как показала жизнь, стимулирует умственные способности! Я по себе знаю, что на голодный желудок мне всегда гениальные идеи приходят. Но, самое главное! Желудок этот, слава Богу, не черная дыра! В него вот блинок бросил. И он, этот блинок, не исчез! А отложился в разных местах. Так и пороки, Макс. Прикармливая их, общественный организм получает уйму полезных для него веществ, таких, как деньги, власть. Потому этому организму пороки ой как необходимы! Представь, если они исчезнут! Заглохнет все! Некому будет жрать, пить, курить. Некого будет лечить, развлекать, соблазнять. Ты представляешь? – Егор выразительным взглядом посмотрел на Максима. – Это же бедствие мирового масштаба! Колоссальное количество людей, я думаю, две третьих человечества, останется не у дел! Даже наука потеряет былое значение. И физика, мой друг, не исключение. Чем, скажи, ученые мужи руководствовались, создавая ядерное оружие? Уверен – не любовью к человечеству!
– Физика, Егор, это не только ядерное оружие. Это – бесконечно больше, так что, если случится невероятное, и люди станут разумнее и добрее, то им будет, чем заниматься. – Слабо возразил Максим, испытывая растущее раздражение. Его острый ум, способный кромсать, как нож хлебный мякиш, гранит науки, теперь изнемогал, принуждаемый искать смысл в мире людей.
– И всё-таки, даже твоё «бесконечно больше» это капля в море! – Егор эмоционально взмахнул рукой и коснулся графина с водкой. Графин покачнулся, но выстоял. – Военная промышленность, вино-водочная, табачная, производство и продажа лекарственных препаратов, индустрия горячих развлечений – игорные заведения, публичные дома и т. д. Вот, где крутятся самые большие деньги, где задействованы самое большое количество человеческих мозгов и рук! А властные структуры, органы правопорядка? В них тоже отпадет необходимость!
– Было бы здорово, – прервал Егора Максим, – но, к сожалению, из области фантастики.
– Возможно. Однако, я не буду так категоричен, как ты. – Егор махнул рукой официанту. – Блинчиков хочу еще, – Сообщил он Максиму. – Блинчиков с мясом, уважаемый! Одну. Нет – две порции! И, как их? – Егор взял в руки меню и стал торопливо листать его. – «Рульки»? «Крульки»? Черт, где же они?.. А вот! «Бирюльки с яблоками и вишней»! – Воскликнул он радостно. – Две порции!.. Попробуем! – Так вот, – С воодушевлением продолжил он, – о чем я хотел сказать?
– Говорил о грядущей массовой безработице. О чем хотел сказать, не знаю.
– Старею, Макс, глупею. – Егор нахмурил брови, пытаясь сосредоточиться. – О безработице? Ну, да. Только в раю, друг мой, возможна безработица, тотальная и безнадёжная; только там, где есть лишь созидание, где не умеют ломать, разрушать, вытаптывать, гадить. Там же, где граждане не лишены этих талантов, работа всегда найдётся. Один выкапывает яму, другой тут же её закапывает, и оба счастливы! А Бентом, уважаемый английский философ, между прочим, считал, что в справедливом государстве должен соблюдаться принцип наибольшего счастья наибольшего числа индивидуумов. Кстати, что такое «большее счастье, меньшее». Как его измерить? В чём? В граммах, килограммах? – Егор проткнул вилкой кусок свиной отбивной, поднял его, покрутил перед носом, а затем устремил оценивающий взгляд в тарелку Максима. – Без всяких сомнений, моё счастье в настоящий момент больше твоего. Что ты скажешь на этот счёт?
– Каждому своё. – Ответил Максим, переводя рассеянный взгляд со стола, перегруженного тарелками на Егора, а затем обратно. – Массовые кровавые зрелища в древнем Риме (гладиаторские бои, казни, пытки, кормление диких животных живыми людьми) пользовались большой популярностью и собирали огромное количество людей. Вероятно, эти развлечения приумножали их счастье.
– Ух. – Егор, морщась, положил вилку. – Не порти мне аппетит. – Дремучие времена. Кривые идеалы. Говорят, мы похорошели. Потребность в массовых кровавых зрелищах теперь удовлетворяет кинематограф, СМИ, индустрии развлечений для детей и подростков. Поразительный прогресс, можно сказать, триумф фундаментальных человеческих ценностей! – Глаза Егора заискрились лукавым светом. – Думаешь, я циник и возвышенное мне чуждо? Может, ты и прав. Только те, кому это возвышенное, как они считают, доступно, тоже обычные люди. Даже великанам человеческой мысли до истины не дотянуться. Вот, к примеру, великий британский мыслитель Джон Стюарт Миль был убеждён, что лучше быть недовольным человеком, чем счастливой свиньёй. Лично у меня это высказывание вызывает только вопросы. Что значит «быть человеком» и чем он более ценен для мира и его творца? – Егор положил в тарелку Максима блинчик. – Попробуй, не пожалеешь.
– Спасибо. – Максим с обречённым видом вонзил вилку в блин, уже не мечтая о скором высвобождении из крепких объятий реальности в лице Егора.
– А я, друг мой, осмелюсь предположить, что тот, кого назвали богом, намеренно ставит перед нашим братом недостижимые цели. Он дал нам неукротимый аппетит ко всему, способность обглодать и отравить своими отходами всю вселенную, а во владения – всего-то одну планету. Вот и вечный двигатель для человеческих мозгов, вот и мечта освоить под пастбища и огороды – галактики, а под сливные ямы – чёрные дыры. Но это так – для разбега. Главная недостижимая цель растущих человеческих амбиций – вечная и счастливая жизнь. Почему недостижимая? Потому что творец знает, что жизнь может быть счастливой. Он знает, что и вечная жизнь также возможна для человека разумного. А вот счастливой вечной жизни быть не может. Таким образом, – Егор посмотрел на Максима пристально. – Я тебя не утомил своей болтовней?
– Нет. – Максим запнулся. – Правда, мне ещё на работу заехать надо.
– Работа подождёт. – Перебил его Егор. – Мы столько не виделись, друг! Какая работа?! Так вот, – продолжил он. – Получается, как видишь, идём мы все туда, не знаем куда, чтобы найти то, что в природе не существует. Даже господь не сможет создать треугольник с четырьмя углами. – Егор на минуту задумался, глядя куда-то в сторону. – А, черт с ними, с этими углами! Давай лучше поговорим о женщинах. – Смотри, какая барышня! Какое тело! – Он причмокнул губами и кивнул в сторону пышнотелой блондинки за соседним столиком. Девушка, которая до сих пор сидела со скучающим видом, периодически отправляя в свой ярко очерченный красной помадой рот пирожные и запивая их шампанским, заметно оживилась. Она поправила прическу и кокетливо посмотрела на Максима. – Нет, ты видел? – Прошептал Егор. – Она на меня даже не взглянула. Все внимание – только тебе! Хочешь, я приглашу ее за наш столик?
– О, не надо. – Максим нахмурился и стал с сосредоточенным видом исследовать содержимое своей тарелки.
– Почему! – Прошипел Егор.
– Понимаешь. Дамы подобного рода – не для меня. Я не знаю, о чем говорить с ними. В общем, их внутренний мир, их интересы мне не доступны. – Он посмотрел на Егора исподлобья. И. И – хватит об этом!
– Ладно, ладно. Не горячись. Не хочешь девушку, не надо. – Лицо Егора приняло серьезное выражение. – А жаль! – Добавил он, продолжая наблюдать за блондинкой. Та с разочарованным видом встала и, покачивая бедрами, медленно поплыла к выходу. – Жаль! – Повторил он, когда девушка исчезла из виду. – Теперь я понимаю, почему ты, Макс, не женат! Ты же ищешь иголку в стоге сена! Рассуждаешь, как писатель-лирик. В человеке, мол, все должно быть прекрасно, и тело, и душа, и мысли. Так, или примерно так, не помню, но суть я выразил. Должно – это не значит, что есть на самом деле! Прекрасные и тело, и душа, и мысли – сочетание, с моей точки зрения, ну просто фантастически редкое! Так что, не трать время, дружище! Выбирай себе обычную земную женщину, женись. И, вообще, научись идти на компромиссы со своими принципами, подстраиваться. Пойми, это часть борьбы за существование! Ты же учёный! Должен понимать: мы все плывём на одном корабле. Рискованное путешествие, но надо как-то выживать. – Тут Егор замолчал. Лицо его стало преображаться на глазах. Это было подобно рассвету. Казалось, засияло все – глаза, улыбка, покрытые выступившей испариной лоб и макушка. – А вот и бирюльки с блинками! – Воскликнул он и стал торопливо прилаживать салфетку под подбородок. – Советую тебе сделать то же самое, чтобы не испортить рубашку. Посмотри, какой сочный продукт эти бирюльки! Спасибо, любезный, спасибо! – Егор посмотрел на официанта с благодарностью. – Спускайся, Макс, с небес на землю, женись, ешь бирюльки. В общем, наслаждайся жизнью, такой, какая есть. Другой ведь не будет! – Он наклонился над тарелкой, раздувая ноздри и шумно вдыхая ароматное облако пара. Его нос, похожий на парашют, завис в сантиметре от золотистого, лоснящегося от масла кургана. – Сейчас мы их попробуем! – Осторожно захватив большим и указательным пальцами правой руки нечто, напоминающее маленький рулетик, Егор бросил его в свой большой рот. – Уух, ыых. Тают! Просто тают во рту! Даже жевать не надо! – Он облизал губы и отправил в рот уже не один, а три рулетика, затем еще три. – Ради этого, Макс, стоит жить! – Произнес он осипшим голосом. – Да, да! Именно так, я не преувеличиваю. Стоит жить. Вот из таких, или примерно таких маленьких радостей складывается большое счастье. Вижу, ты не согласен со мной, а жаль. – Тут Егор поднял брови. – Слушай, друг! Я заметил очень интересную деталь! Совершенно случайно! Слова «Максималист» и «Максим» – однокоренные существительные! Твое имя, Макс, отражает твою суть! Тебе нужно все, или ничего! И в этом – твоя беда. Потому ты и не женился до сих пор. Ты только не обижайся! – Егор посмотрел на Максима виноватым взглядом. – Я от души это говорю, искренне.
Максим кисло улыбнулся. – Очень рад за тебя, но у каждого – свой рецепт счастья.
– Понимаю, к чему ты клонишь. – Усмехнулся Егор, наполняя рюмку водкой. – Человек никогда не будет идеальным. Порочность – такая же обязательная деталь его неотразимого образа, как, к примеру, нос и уши. Однако, я думаю, по этому поводу не стоит расстраиваться! Давно замечено, что люди, принимающие окружающий мир таким, какой он есть, не тратящие время на поиск истины, более счастливы. Они понимают, что мир этот несовершенен, не ждут от людей того, что они не могут им дать, не занимаются самоедством, не раздумывают о смысле жизни. Просто живут! Рожают детей, добывают хлеб насущный, грешат по мере необходимости. Я не буду предлагать тебе грешить, но попытаться принять мир таким, какой он есть, не отгораживаться от него стеной. Признаюсь, меня тоже когда-то мучили вопросы: почему, да зачем. Однако, я скоро понял, что от мудрствования до безумия один шаг. За твоё здоровье! – Егор с воодушевлением проглотил содержимое рюмки.