Зона сквозного действия
– Нарушителей двое, возможно, – объявила Лариса. – Люди, так бывает.
Роман сделал задумчивое лицо, но ненадолго.
– Того, кто меньше пострадал, и наказать? Да, пожалуй.
– Наказывают не того, кто меньше пострадал, а кто больше виноват, – возразила Арина.
– А виноват тот, кто меньше пострадал! Это же ясно!
Арина окинула Романа насмешливым взглядом.
– Если самолёт больше не поднимется в воздух, а баба Саша наестся пирогов и таблеток и начнёт летать, её и наказать?
– Да, лишить её права летать на всё лето! – сказал Роман. – Я устал, когда нёс её под видом груза триста.
Лариса выставила кверху указательный палец правой руки и тоном учительницы изрекла:
– Необходимо срочно всем выучить правила движения в целях недопустимости впредь!
– Всем? Каникулы же! Пусть в целях недопустимости впредь нарушители учат правила! – вскричал Роман и снова икнул. – Выяснить, кто виноват! А то правила, панимайишь… Кста, поврежденний, кроме отсутствийя винта и присутствийя царапин, не обнаружено. Так, Матвей?
Роман дважды подряд икнул и обернулся к Матвею, безучастно стоявшему у хвоста самолёта. Матвей как-то странно посмотрел на него и, ничего не ответив, опустил глаза.
– Вывод? – спросила Арина у Романа, с подозрением косясь на Матвея.
– Пицца из морозилки мне нрависса больше, – в очередной раз икнул Роман.
– Про самолёт.
– Самолёт меньши пострадал.
– Если бы его требовалось бинтовать, то и нечего было бы, пожалуй, бинтовать, – высказала своё мнение Лариса и ногтём ковырнула повреждения лакокрасочного слоя. – Царапины – это как ссадины. Только зелёнка… Ну, краска нужна. Но не из пузырька, а из ведёрка.
Роман пожал плечами.
– Воздушный винт приделать, и всё. На эпоксидку. Илий ещё как.
Лариса сильно пинает ногой в корпус самолёта и снова поднимает кверху палец.
– Но самолёт – железный! Слышите, люди?
– Да, он из металлов, некоторыйе из которыйих разве что всего лишь ржавчины и боятся. Так, Матвей? – говорит Роман.
Матвей молча кивает, а Лариса командует:
– Продолжай!
Роман продолжает:
– И из пластика. Который современную цивилизацийю переживёт.
– А бабуля, – резюмирует Лариса, – из костей, хрящиков и прочего непрочного.
– Да-да! – подхватывает Арина и принимается позу чтеца: – И прочего, прочего, очень непрочного. И парочка крепких, пронырливых вирусов… Попробовать про это стих написать.
– Да, непрочная, – вздыхает Лариса и добавляет: – Хотя я её очень хорошо полечила.
– И всё-таки кто-то жа нарушил! – настаивает Роман. – Матвей! Ну! Ты чот-та странный какой-та.
– Сложный вопрос. Осмотром установлено… – неуверенным голосом произносит Матвей. – Надо подумать, проанализировать. Они же ввиду взаимной невнимательности…
– А свидетелей нет, – добавляет Арина.
– Предлагайю дуэль! – вскрикивает Роман. – Она, кста, всегда при свидетелях, которых называют секундантами.
Арина мысленно представляет картину дуэли между бабой Сашей и Макарычем. Баба Саша в образе Дантеса, а Макарыч – вылитый Пушкин. Выстрелы – Макарыч-Пушкин падает. После этого картинка меняется. Теперь уже Макарыч в образе Дантеса, а баба Саша в образе Пушкина. Выстрелы – баба Саша-Пушкин падает.
– Дуэль – не совсем то, что нужно, – делает вывод Арина. – На дуэлях погибает не тот, кто виновен, а наоборот.
– Ни к чему, чтобба погиб невиновный, – мотает головой Роман.
Лариса более категорична.
– Лучше если вообще никто не погибнет.
Арина удовлетворённо кивает.
– Вывод: будем считать, что дуэль отменена в связи с примирением дуэлянтов. Дуэль не состоится, дуэль отменена. Враги пожали руки и умерли от скуки. Ха! Тоже неплохо.
В эту минуту Роман замечает торопливо приближающегося к ним Макарыча и кричит:
– Макарыч, дуэль не состоится!
– Какая дуэль?
Макарыч замедляет шаг и усиленно морщит лоб. Возможно, он и в самом деле пытается вспомнить, что такое дуэль и с чем её едят.
– Дуэль с бабулей, – поясняет Лариса не очень довольным голосом, потому как дуэли она видела только в кино. – Будем считать, что вы помирились и все живы и счастливы.
Макарыч подходит к детям.
– Да-да, как раз собирался поинтересоваться, как она себя чувствует. Надеюсь, ей лучше? И прошу вас… Да, надо срочно уйти отсюда.
– Может, самолёт отремонтируйем? – предлагает Роман.
– Нет-нет! – Макарыч поворачивается и вглядывается в стоящего неподалёку Матвея. – Здесь неподходящая аура. Уходим.
Макарыч подбегает к Матвею и, схватив того за руку, увлекает прочь.
Конфуций не прав
Бабе Саше к ночи полегчало. И спала неплохо. А с утра вдруг разболелась, и не на шутку. Так расхворалась, что сама встревожилась и даже запаниковала. С постели вскочила, по дому забегала, прихрамывая и постанывая.
Проснулась и спустилась вниз Арина. И тоже разволновалась, увидев, как баба Саша извлекает из шкафчика внушительных размеров склянку и выливает её содержимое себе в рот. А затем отхлёбывает, и прилично, ещё из нескольких банок с разноцветными жидкостями. И всё время громко охает и ощупывает голову и бока. Потом, в очередной раз потрогав лоб, берёт полотенце и обматывает им голову. И ложится на кровать.
– Тебе нужно поспать, – говорит Арина.
Но баба Саша уже опять на ногах. Она спешит к столу, заваленному лекарствами, и торопливо набирает целую горсть таблеток. И всю эту многоцветную горку ссыпает себе в рот. И проглатывает. Пытается проглотить, точнее. Арина наливает воды в стакан и подаёт его бабе Саше.
– Фу-у-у! – выдыхает баба Саша, проглотив воду вместе с таблетками.
– Теперь ты выздоровеешь? – с надеждой произносит Арина.
Баба Саша оборачивается и печально смотрит на внучку. Затем бредёт к кровати и падает на постель ничком. Сил у неё уже нет. Кончились. Ни рукой, ни ногой, как говорится. Похоже, и перевернуться на спину не в силах.
– Тебе помочь? – спрашивает Арина.
– Да.
Арина помогает бабе Саше улечься поудобней, подушки ей подкладывает.
– Ты выздоравливай. Ты вязать меня обещала научить. И из шнура.
– Так учила уж не раз, – слабым голосом говорит баба Саша. – Ладно, тащи. Последнюю попытку сделаю.
– Я сейчас. Нитки в сумке. Когда вяжешь – рифмы складываются.
Арина бежит к лестнице, ведущей на второй этаж.
– Э! – говорит баба Саша.
Арина останавливается.
– Да, бабушка.
– Ларису позови.
– Зачем?
– Скажи ей, что я смертельно больна, что я умираю. Только не напугай.
– Зачем умирать? Надо просто вылечиться и перестать болеть. Чтобы не умереть.
– Всё перепробовала. Ты же видела, – слабым голосом произносит баба Саша. – Мне немного осталось. Ровно столько, сколько нужно, чтобы хотя бы Ларисочку чему-то научить.
– А я говорю – умирать рано! – протестует Арина.
– Ничего не бывает рано, ничего не бывает поздно. Всё приходит вовремя. Так сказал Конфуций.
– Конфуций? Ладно, я разбужу Лариску. Но ты всё равно не умирай.
Арина поднялась наверх и растолкала Ларису.
– Идём. Вставай быстро! Бабушка умирает!
– Как это умирает? – не поверила Лариса – Обещала бородавку вывести.
– Я тоже против. Но ей совсем плохо!
– Собирались же мороженое по-льежски… – бормочет Лариса.
– Зовёт тебя. Давай!
Арина выхватила из своего рюкзака объёмистый цветной пакет и убежала, а Лариса, даже ещё не вполне проснувшаяся, оделась настолько быстро, что сама не могла поверить, что она уже одета и надевать на себя ничего больше не требуется. Но футболка, шорты и тапочки уже были на ней. И этого, конечно, достаточно, чтобы сейчас же помчаться вниз по лестнице к умирающей бабушке.
Когда она прибежала к кровати больной, баба Саша приоткрыла глаза, но не шевельнулась. Лариса растерянно посмотрела на Арину и вязанье в её руках и собралась заплакать. Баба Саша нахмурилась.
– На слёзы нет времени. Лариса, засучи рукава. Арина, ты будешь записывать.
– Я позову деда! – выкрикнула Арина, бросила на стол нитки со спицами и выбежала из столовой.
И очень скоро о близкой смерти бабы Саши знали уже все. И все хотели, чтобы она ещё пожила. Поэтому собрались около дома, в который их не пустила Лариса, и горестно покачивали головами, расположившись на крыльце, на лавочках.
– Сочетание синего дельфиниума и оранжевых лилий, – проговорил дед Фёдор. – Хотел, чтобы сама посмотрела. Думаю, ей бы понравилось.
– Планировал проконсультироваться насчёт укрепления памяти, – сказал Матвей. – Так-то я собрал информацию, но… Но хочется, чтобы как-нибудь…
– Волшебным образом? – улыбнулся, не без грусти, естественно, дед Фёдор. – Не знаю. Мозг всё-таки. Вот взять цветы акроклинума! Полураспустившимися в полуденные часы срезать или ближе к вечеру?
– Вклад в поиск достопримечательностей… – вздыхает Роман. – Матвей, я ведь на бабу Сашу очень рассчитывал. Не думал, что подведёт. Она – меня, а я, друг, – тебя.
– Ингредиенты липового чая… Состав капель от сонливости… – бормочет Макарыч, параллельно размышляя о несомненном усилении признаков континентальности в местном климате последнего времени.
В окно, выходящее на крыльцо, высовывается голова Ларисы.
– Тихо! Вы что себе позволяете? Жу-жу-жу, жу-жу-жу! Расшумелись!
Дед Фёдор вскакивает и, спеша к окну, – кричащим шёпотом:
– Книги по фитодизайну! Среди тех, которые в коробках, или которые в мешках?
– Я спрошу.
– И по поводу мягкой очистки печени… – торопится дед Фёдор. – Рецепт Конюховы нахваливали. Она даже записала. Там к овсу и листьям брусники почки какие-то, кажется…
– Арина выйдет и запишет вопросы! – отрезала Лариса. – Если успеет.
Лариса захлопывает окно и спешит к плите, на которой находятся несколько дымящихся кастрюль. Баба Саша, лежащая на кушетке, провожает её внимательным взглядом.
– В левой дальней давно не помешивала, по-моему, – говорит она и обращает взор на Арину, плетущую макраме. – Ты всё ещё с панно «Совушка» возишься?
– А диагональный репсовый как завязывают? Я ведь не поняла.
– На наклонно натянутой узелковой нити. А клюв плести приёмом «горошина».
– Это как?
Баба Саша сползает с постели и забирает из рук Арины макраме.
– Я же уже показывала. На средних четырёх нитях – цепочку из шести плоских узлов.
Баба Саша возвращает Арине рукоделие и направляется к кушетке, но вдруг её привлекает запах, идущий из одной из кастрюль. Баба Саша приближается к плите.
– А это что у тебя тут?
– А это для женщин в возрасте, – отвечает Лариса. – Здесь кора крушины, плоды фенхеля, полынь горькая и мята перечная.
– Но запах!
– А я добавила ванили, мяты и ландыша. Для аромата. Для женщин же. Хоть и в возрасте. Для мамы, в первую очередь.
Баба Саша вздыхает и качает головой. Она уже собирается направиться к кушетке, как вдруг её внимание привлекает содержимое другой кастрюли.
– Это что такое? Тут же уха варится!
– Да, учусь варить уху.
– А что за цвет?
– Я добавила свёклы, – признаётся Лариса.
– Свёклу – в уху?!
– Цвет уж больно бледный был. Мне хотелось, чтобы уха была красивой.
– Ну, Лариска! Вылови сейчас же!
– Но красивый цвет останется?
– Боюсь, не только цвет сохранится в бывшей ухе!
Баба Саша принимается поварёшкой вылавливать из ухи куски крупно нарезанной свёклы. Заглянувший в эту минуту в окно дед Фёдор хмурится, а затем стучит костяшками пальцев по стеклу. Лариса подбегает к окну и отворяет одну створок. Она возмущена.
– Да что ещё?!
Дед Фёдор вскипает ответным возмущением.
– А почему не в постели больная? Безобразие!
– На минуту встала! – Лариса захлопывает окно.
– Мы тут на грани истерики, а она поварёшкой орудует! – негодует дед Фёдор, меряя шагами крыльцо.
– Ей лучше? – уточняет Макарыч.
– Да внуки разве дадут умереть?! – взмахивает руками дед Фёдор и поспешно спускается с крыльца.
– Вы куда?
– Не могу больше! Займусь крыжовником! – отвечает дед Фёдор и направляется к сараю.
Макарыч также поднимается, несколько секунд раздумывает, потом, бросив взгляд на часы, торопливо покидает крыльцо и идёт к своему дому.
– Макарыч! – кричит дед Фёдор. Он не успел дойти до сарая. – Подожди!
Дед Фёдор спешит к поджидающему его Макарычу.
– Кажется, я знаю, что вы хотите сказать, – виновато произносит Макарыч.
– Макарыч, ты уж не подведи. Надо обработать химсредствами. Выходят сроки!
– Сделаю, что смогу, – кивает Макарыч.
– Макарыч, умоляю!
Макарыч ещё раз кивает и уходит. Дед Фёдор направляется к сараю.
Роман с торжествующей усмешкой оборачивается к Матвею.
– Мы временно не существуем. Ни для кого.
– На озеро я не пойду! – решительным тоном произносит Матвей.
Роман в недоумении.
– Вот так взять и упустить момент?
– Недостаточно информации.
– Информации? Какой информации? Ты говорил, теорию освоил в совершенстве. А я со своим стариком… Теперь – посидеть, потрогать для начала.
Матвей качает головой.
– Я не об этом.
– О чём тогда вообще, Матвейка?
– Я был одиноким и чужим. Давно со мной такого не случалось.
– Прекрати загадками изъясняться! – сердится Роман. – Внятно сказать можешь?
– Думаю, это всё не шуточки. Жаль, здесь интернета нет. Отец уклонился от разговора, поэтому… Может, с твоим дедом поговорим?
– Давай. Только ты уж сам, ладно? А то я не знаю, куда тебя понесло.
Матвей недоверчиво смотрит на Романа, лицо которого кажется демонстративно беззаботным.
– Хочешь сказать, не заметил ничего необычного у озера? Ты, Лариса и даже Арина…
– Нет, не заметил! – нагло глядя в глаза Матвею, ответил Роман.
– Думал, ты – мой друг, – сказал Матвей, поднялся с лавочки, сбежал с крыльца и направился прочь.
– Да подожди, Матвей! – крикнул Роман спустя несколько секунд.
Человек, которого привык считать другом, удаляется, уходит, возможно, навсегда. Такую картину не каждый выдержит. Вот и Роман не выдержал. Он догнал Матвея, и они уже вместе пошли к дому Макарыча. Молча.
Так же, не проронив ни слова, они осмотрели набитый книгами дом и забитый различными агрегатами ангар, являющийся мастерской Макарыча. Но Макарыча не обнаружили. Дальнейшее молчание не несло конструктива. И Роман решился озвучить вертевшуюся в голове мысль.
– Эксперимент. Провести эксперимент. Быка за рога.
– Тебе легко говорить, – вздохнул Матвей. – Ты как был…
– Что?! – вспыхнул Роман. – Говори! Говори!
– Ты всегда был лёгким. У тебя всегда были сёстры!
– Не всегда! Хотя Аринка, можно сказать, всегда. А когда Лариску принесли и положили на стол, я даже на стул забираться не стал. Стоял, смотрел и не знал, что делать.
На лице Матвея появилось выражение решимости.
– Мы проведём эксперимент, – объявил он. – Да. Но не сегодня. Мы подготовимся.
– Не думаю, что ты здесь памперсы отыщешь.
– Что-нибудь да отыщу.
– Ладно, не буду тебе мешать, – с некоторой обидой в голосе проговорил Роман. – Но ты настраивайся не стоять пнём, как в тот раз. Я облазал его весь. Но я же не разбираюсь в этом старье, пойми!
– Я тебе давал литературу.
– Опять ты!.. – с досадой воскликнул Роман. – Мне один раз попробовать на практике…
– Увидимся, – сказал Матвей и направился к дому Макарыча.
Роман смотрел ему вслед и сердился. И на Матвея, и на себя. Но больше – на Матвея. А потом отправился домой.
Войдя в прихожую, Роман услышал голос бабы Саши:
– Ложимся на спину, руки кладём за голову, ноги сгибаем в коленях, стопы ставим на пол. Лариса, ты видишь, как я ставлю ноги?
Роман вбежал в столовую и не поверил своим глазам – баба Саша и Лариса лежат на полу, на ковриках!
– Баба Саша, ты занимаешься спортом?!
– Комплекс Ларисе решила показать. Она со своей любовью к домоводству к двадцати годам в клушу превратится. Опускаем колени вправо, затем влево. Начали!
– Арина! – обратился Роман к сестре, сидевшей тут же с вязаньем в руках.
Арина, прекратив орудовать спицами, подняла голову и усмехнулась.
– А я не одобряю. Я – против. Давно ли она ссылалась на Конфуция? Бабушка, – обратилась она к физкультурнице, – ты чем свои предсмертные судороги оправдывала? Говорила – всё вовремя приходит.
– Конфуций был не прав. Потому и умер рано, – сказала, как отрезала, баба Саша твёрдым голосом не планирующего умирать человека никогда.
План географических открытий
Роман счёл необходимым выдержать характер. Да, дружба дружбой, но сложные межличностные отношения никто не отменял. Да их указами и не отменишь. И одно дело, жизнь за товарища отдать, а другое – потворствовать… Да чему угодно потворствовать. Потворствовать, потакать…
Главное – быть всегда готовым жизнь отдать. Всегда и во всякую минуту. Потому что там не будет времени на подумать, поразмышлять. Опасность, угроза, катастрофа – это всегда неожиданно. И надо ещё не опоздать что-то сделать, чтобы спасти. Часто и не успевают. Не успел – не герой. А кто-то не войдёт в положение, не примет оправдания – вот ты уже и подлец или подонок.
И ладно, если у тебя хотя бы совесть чиста, – переживёшь как-нибудь. Но вот если…
Дальше размышлять было уж совсем муторно. Роман быстро поднялся с кровати, вытащил из-под неё рюкзак и отыскал смартфон. Он обследует местность на предмет наличия или отсутствия сигнала. Мало ли кто и что заявляет. Сам так сам – не то, что дети, как говорит дед Фёдор.
Хотелось пойти к озеру, но Роман отправился вдоль реки, вверх по течению. Озеро никуда не денется. Хотя и река не убежит. Разве что русло сменит, что на местных широтах случается крайне редко.
Матвей тем временем исследовал отцовскую библиотеку. Не может быть, чтобы отец не занимался проблемой озера. А то, что это проблема, Матвей ничуть не сомневался.
Это он заподозрил ещё прошлым летом, когда неожиданно выяснил, что ни озера, ни его окрестностей нет на картах – просто зелёное пятно. И река не нарисована почему-то. А на спутниковой карте пятно не зелёное, а мутное. Но из него тёмно-серой закорючкой вывалилась одна из излучин реки. И река эта ещё та река. Она невообразимым образом сложилась из множества неведомо откуда взявшихся ручейков родникового свойства. И она неизвестно почему обегает озеро по кругу, прежде чем влить в него свои воды.
И ещё тогда, год назад, хотя Матвей и не был шокирован полученными сведениями, холодок неприятного предчувствия коснулся затылка.
А утром, проснувшись, Матвей с удивлением обнаружил сидящего около его кровати Романа. Роман сидел молча и молча же смотрел Матвею прямо в глаза. Взгляд был не то задумчивым, не то грустным или печальным. Да, задумчивым и грустно-печальным.
Роман в расстроенных чувствах – это ещё куда ни шло, но в состоянии столь глубокой задумчивости… Матвей встревожился.
– Что стряслось? – спросил он и уселся на кровати.
– Что за сон ты смотрел?
Матвей попытался вспомнить, даже потёр лоб рукой.
– Не знаю. Кажется, ничего интересного.
– Вот-вот, – вздохнул Роман. – Так и лето закончится. А ведь мы у озера. Здесь можно летать, как баба Саша. Если она, конечно, летает. Выращивать по два урожая, как дед Фёдор. Если он, конечно, выращивает. Или, хотя бы, делать открытия, как твой отец.
– А мы составим карту местности, – сказал Матвей.
– Карта – это скучно, – скучным голосом проговорил Роман и, задействовав все мышцы лица, продемонстрировал состояние безысходности.
Матвей в ответ грустно усмехнулся и как-то непонятно посмотрел на Романа.
– Ошибаешься. Картография – это путешествия. А путешествия – это приключения. Магеллан, Беринг, братья Лаптевы. Нашими именами назовут… Или мы сами назовём…
Роман заметно оживился.
– Что назовём? Реку, озеро? Кстати, у них имена имеются?
– Если только отец или твои дедушка с бабушкой их назвали.
– Да они – «река» да «озеро» всё… Такие слова употребляют. А на карте? Чур, я первый, если что! Озеро Романа, Роман-река. Ну или ещё подумать.
– Нет их на карте, – объявил Матвей.
– Как это нет?
– Вон там, на тумбочке, распечатки.
Роман бросился к тумбочке. Спустя минуту сказал:
– Мне только сейчас сообщаешь?
– Не думал, что ты не в курсе. Но… надеюсь, ничего страшного. Сделаем карту, и мама привезёт корпоративщиков. Туристический бизнес возможен, считаю. Будет карта – мама решится, считаю.
– Знаю, чего ты хочешь от предков. Но так ли уж это хорошо? Я бы, на твоём месте, всё взвесил.
Матвей не ответил, только промычал что-то.
Роман стал думать, как ему поступить. Это же ни в какие ворота! Да он вообще за кого его держит! Роман уже собрался обидеться по-взрослому, но некстати вспомнил слова Матвея про «ничего страшного».
Поэтому уверенным голосом заявил:
– Ладно, сделаем. И будет карта. И с остальными делами решим. Какой-нибудь газ из недр – вот и иллюзия этого… Того, что тебя взволновало, а я почти и не заметил. Конечно, иллюзия! Всего лишь!
– Готовим экспедицию, – кивнул Матвей. – Выступаем завтра. Точнее, просто прогуляемся для начала. На восток, например.
– А эксперимент?
– Если время останется.
– Нет, давай окончательно решим. Например, в четыре.
Матвей, преодолев себя, согласился. «Иллюзия», «газ из недр» – чушь. Но придётся рискнуть. Роман и так уже смотрит на него… Не как прежде начинает относиться к нему. Если подобным образом складываться будут дела и в будущем, то Роман просто объявит его, Матвея, слабаком.
А он отнюдь не слабак. Он тоньше организован, более чувствителен к движениям того незримого, что кто-то назовёт энергоинформационными полями, а кто-то – параллельными мирами. Параллельные миры, которые (нонсенс, конечно) пересекаются. Во всяком случае, соприкасаются, и порой самым непосредственным образом.
Да, разрушения и смерть – более чем вероятный итог подобных катаклизмов.
Но – не спрячешься. Да и пообещал уже. И он перенесётся в почти уже забытый мир необъяснимой неуверенности и пустых страхов. Необъяснимые и пустые, но, как оказалось, до сих пор не изжитые. Шкура, представлялось, задубела и приросла, но – щёлк, и её уже нет, а ты голенький, жалкий и смешной.
Путешествие за горизонт
Однако Арина и Лариса опередили Романа и Матвея, оказавшись на озере ещё до обеда. Случайно. Собирали ягоды по косогору за речкой, и земляничный ковёр вывел их на скалу, с которой открывался наикрасивейший вид на ледяную зеркальную гладь неживого, казалось, озера.
– Оно, что ли, мёртвое? – как бы даже возмутилась Лариса. – Оно и в тот раз таким же было?
– Нет, просто это другая жизнь. Я её сразу почувствовала.
Арина принялась осматривать окрестности, попутно извлекая из кармана записную книжку.
– А, ну ты, конечно, Ариночка! Хо-хо-хо! – иронизирует Лариса. – Кстати, в рифму чего-нибудь выдай для убедительности. Что-нибудь, типа… А, вот! Живое озеро дышало и, как убить меня, решало. Видишь? Я тоже могу сочинять. Но не хочу, потому что не желаю быть дурой. Не понимаю, что в тебе Матвей нашёл.
– Да, о безответной, несчастной любви… – Арина делает запись в книжке.
– А она не обязательно несчастная. Просто не ответная.
– Сонет! – размышляет вслух Арина. – Или венок сонетов. И – в женский взрослый журнал! Если настоящая несчастная… Нет-нет, не сегодня. Только не сегодня, когда небо бледно-голубое и бязью эти облака… А деревья отсюда – маленькие, как в тундре.
– Витаминов ты, смотрю, уже наелась, – усмехается Лариса и принимается высматривать среди травы ягоды, постепенно удаляясь в сторону.
Спустя полчаса Лариса вернулась и нависла над полулежащей на травке Ариной.
– Ну! Ты уже здесь?
– Я придумала стишок, а получилась загадка, – загадочно и печально улыбнулась Арина.
– Стишок-загадка? Почему не считалочку?
Арина запрокинула голову к небу.
– Когда мечтаешь о тундре, где деревья маленькие, лето короткое и яркое, а зимы поэтически длинные…
– Ты мечтаешь о тундре? – удивилась Лариса. – В первый раз слышу.
– Мечтала и сочиняла. И вышла загадка. Могу прочесть.
– Ладно, давай, – скривившись, как от зубной боли, разрешила Лариса.
Арина поднялась на ноги и принялась декламировать, жестами указывая, когда нужно смотреть на небо с облаками, а когда – на кромку горизонта и лес:
Кто это сделал, кто сумелгуашью бледно-голубоюраскрасить небо надо мноюи, что совсем невероятно,тончайшей кистью, аккуратнонаделать бязи облаков?Да кто же он, кто он таков,что так талантлив и огромени, в то же время, очень скромен?Присел он там, за горизонтом,укрывшись тундры мягким зонтом,и полегоньку, нежно дует,любуясь с грустью, как кочуютстада его живых творений,пушистых, не дающих тени,по перевёрнутой равнине…Потом в зелёной вязнут тине.Арина закончила читать стихи и замерла в позе ожидающей аплодисментов артистки.