Власть и страсть. Книга первая

Вена в начале века бурлила – и в политике, и в науке, и в искусстве. Центр вполне преуспевающей европейской империи, управляемый больше полувека одним человеком – императором Францем Иосифом, привлекал лучшие умы европейских народов. И, вместе с тем, росло недовольство немецким доминированием – народы Восточной Европы хотели независимости. Австрийский император проводил определенные реформы, чтобы улучшить ситуацию, и в год, когда в Вену приехал Троцкий, после всеобщей забастовки рабочих австрийские социал-демократы добились принятия всеобщего избирательного права.

После провала революции в России, которая началась в 1905 и завершилась репрессиями в 1907 году, многие революционеры, кто успел, бежали за границу, в том числе, в пределы Австро-Венгерской империи. Троцкий и другие беженцы находились в стесненных, с точки зрения материального обеспечения, обстоятельствах и нуждались как в подпитке от революционеров-налетчиков из России, так и от помощи левых кругов в Европе.

После того, как Троцкий и Скобелев выпили чаю, они пошли в дом к известному марксисту Карлу Каутскому, где должна была также состояться встреча с лидером австрийских социалистов Виктором Адлером. Они стали обсуждать финансовое положение русских революционеров, да и вообще ситуацию в Европе.

– Вы можете писать для нашей газеты «Arbeiter-Zeitung», да и некоторых других. Я похлопочу, чтобы были гонорары, – уверял Троцкого Виктор Адлер. – Мы не должны удручаться провалом революции. Это всего лишь первая ласточка.

– Я и мои друзья действительно нуждаются в деньгах. Говоря о газете, мы задумываем издавать здесь в Вене «Правду». На это тоже нужны средства. Цель у нас, революционеров, одна – покончить с монархией. Но в нашем лагере разброд и шатания, – сокрушался Троцкий.

– Отход от идей Маркса – вот наша болезнь, – заключил Каутский. – Я об этом могу говорить сколько угодно долго, но вернемся к делам финансовым. Вопрос материальный здесь в Европе решаем. У нас есть определенные средства.

– Нужны средства значительные. И здесь сборами от рабочих и кучки интеллигентов не обойдется, – вставил Скобелев. – Надо организовать группы, которые могли бы пообщаться с промышленниками, банкирами…

– Не думаю, что среди них есть много симпатизирующих марксистам, – отметил Каутский.

– Может, нам надо быть более дипломатичным? Левые идеи, а именно о демократии, конституционной монархии и т. д. привлекательны для деловых людей. В России Морозов же нас финансирует. То есть – это вопрос тактики. Договориться с капиталистами…

Каутский был не в восторге от этой идеи.

– Демократия, в смысле равенства и возможности для представительства рабочего класса – это марксистская идея, а вот союз с собственниками – это не наш путь.

– Я все же говорю о тактике… – Скобелев посмотрел на своего учителя Троцкого, но тот кивнул в его сторону, имея в виду «продолжай».

– Есть еще и насильственная экспроприация. У нас здесь, кстати, интересный революционер гостит из Кавказа – Джугашвили. У него есть опыт по нападению на банки…

– Мы действуем в рамках закона, – твердо сказал Виктор Адлер. – И, как показывает опыт, мы добились определенного успеха. С нашей партией считаются. В мае мы примем участие в намечающихся выборах и имеем неплохие шансы на победу.

– Австрийская империя – это не российская, – ответил Троцкий. – Невозможно сравнивать тупую реакционную монархию у нас с тем, что есть у вас в центре Европы. Боюсь, что Россия все дальше отстает от Европы, и эта разница будет все больше ощущаться.

– Я думаю, что надежда нашего дела держится на революции тут, в Европе, в первую очередь, в Германии, – отметил Каутский. – Отсюда социализм может перекинуться в Россию. Маркс предполагал, что торжество коммунизма возможно именно в развитых странах. А далее будет эффект домино, по мере того, как будет развиваться рабочий класс в других странах.

– Я и Парвус давно ратуем за перманентную революцию, – отметил Троцкий.

– Раз вы упомянули о Парвусе… Вы в курсе, что на него от Максима Горького поступила жалоба? Дескать Парвус присвоил деньги от постановки его пьесы «На дне» в Германии. А, между прочим, часть денег предназначалось для российской социал-демократии.

Известный революционер, теоретик и журналист Александр Парвус был в приятельских отношениях с Троцким. Дело Парвуса было неприятным, и Троцкий не хотел об этом говорить и быстро перевел разговор на другую тему.

– Есть и другой, крайне тревожный аспект положения в Европе – и все может достаточно радикально измениться, – сказал Троцкий. – Союз России с Британией и Францией с одной стороны, и Австро-Венгрии с Германией – может привести к масштабной войне, которая может всколыхнуть всплеск национализма, и, как следствие, положить конец солидарности рабочих.

– Это как раз предмет будущего заседания Интернационала, который запланирован в Штутгарте.

– Деньги, средства, оружие – вот о чем надо думать, – вновь попытался Скобелев сконцентрировать внимание на материальных вопросах революционного движения.

Интеллектуальные беседы длились долго, и молодой Скобелев иногда терял терпение. Он всегда думал о каких-то конкретных шагах, которые могли придвинуть революцию ближе. Его же учитель Троцкий все чаще проводил время в интеллектуальных кругах немецких и австрийских марксистов и социалистов, а заодно занимался бумаготворческой деятельностью, а именно журналистикой, чтобы как-то свести концы с концами.

Через несколько дней домой к Скобелеву явился его школьный приятель Али Гасымбек из Баку. Отец Али был нефтепромышленник, и можно было ожидать, что его отпрыск продолжит бизнес отца. Однако, послав сына учиться в Сорбонну, он не предполагал, что там, в Париже, сын попадет под влияние левых идей. Многие молодые люди находились под впечатлением развития Парижа, и одного сравнения с отсталостью монархического режима в России было достаточно для формирования либеральных взглядов. Али даже удалось участвовать на одном из заседаний революционеров, который проводил Владимир Ленин в Париже. Теперь он прибыл в Вену и искал вновь контактов с российскими революционерами. Скобелев обещал его свести с Троцким и другими лидерами социал-демократии.

Когда Скобелев и Али Гасымбек встретились, разговор принял неожиданный оборот.

– Появилось совершенно другое течение, которое ратует за совершенно иную тактику. Нам нужны много денег и много терпения. А еще нам нужны технологии – в наш век прогресса выиграет тот, кто имеет преимущество в науке, технике и, соответственно, в военном деле.

– Я не спорю, что нам нужны технические средства. Но этими средствами должны пользоваться люди. А людей поднимать – дело нелегкое… Кто же авторы или, скажем, лидеры того, что ты называешь новым революционным делом?

– У нас есть лидер в Париже, и он встречался с Владимиром Лениным. Речь, конечно, идет о мировой революции. Но надо начинать с какой-то страны или, скажем, даже территории, желательно здесь, в Европе.

– Мысли все эти может и интересные, но нужна конкретика…

– Мне нужно встретиться с Троцким… а потом мне нужны контакты в области искусства.

Скобелев поднял вопросительно брови:

– Наш лидер верит, что в Вене зарождается новое искусство, – ответил Али. – Эти произведения через пару десятков лет будет стоить миллионы. Вряд ли мы в скором времени устроим где-нибудь революцию. В России она подавлена. Надо собраться с силами и ресурсами… Так вот, он хочет начать скупать картины и скульптуры.

– С Троцким я тебе встречу организую… А у твоего лидера есть имя? Откуда он?

– Я встретился с ним в Париже. Его зовут… Эмиль Рум. Я не совсем хорошо знаю о его происхождении – по его словам, он из моего региона. Но он говорит чисто на французском и утверждает, что вырос в Париже. Кроме того, он владеет несколькими языками, в том числе, и тюркским… То есть, я хочу сказать, что это человек обширных знаний. Он изучал физику…

– Это, опять же, по его словам?

– Ну… я не проверял… Реально то, что у него есть деньги и последователи и… нужные связи.

– Странно… есть в этом немного мистики.

– А я, кстати, увидел его в первый раз на собрании Теософского общества – кружка последователей Блаватской. Но он, уверяю тебя, имеет конкретные земные цели.

– Ах, Блаватская! Теософия уводит людей от реальности. Идея, может и хорошая, но утопичная. Это все должно остаться в девятнадцатом веке.

Елена Блаватская, умершая в 1891 году, была основательницей известного общества спиритуалистов и оккультистов. Слава ее «теософии» распространилась от Индии до Америки. В век развития технологий Блаватская и ее последователи утверждали, что наука не может постичь таинства природы и единственным путем истинного познания является мистический. Вместе с тем, теософы ратовали за объединение всех религий и создания всемирного братства без различия расы, цвета кожи, пола, касты и вероисповедания.

– Сейчас он с ними не связан. Но теософия с лозунгом о едином братстве – вполне левая идея.

Скобелев прищурился и спросил:

– Уж не с розенкрейцерами ты и твой предводитель связаны?

Али изумился – действительно, он и Эмиль Рум оба наведывались к ним. Еще одна оккультная секта, именуемая розенкрейцеры, также основывалась на эзотерических знаниях, но, в отличие от Блаватской и теософов, которые были близки к буддизму, они были последователями христианства.

– Нет, – твердо сказал Али. – Поверь мне, у нас вполне реальные цели…

– И к масонам вы не имеете отношения?

– Нет… нет. Насколько я знаю… Я не могу отвечать за всех членов нашего движения, но Эмиль никогда не говорил о масонах.

– Ну, это еще ничего не значит… Знаешь, встречу я тебе c Троцким организую. Тебя я знаю с детства из Баку. Но если бы не знал, то подумал бы, ты – член какой-то секты… или еще хуже… ты работаешь на охранку.

– Боже мой! Если бы я был христианином, то перекрестился бы…

Встреча с Троцким произошла в кафе «Централь», где Лев Давыдович частенько проводил время. Венские кофейни были популярным местом для всякого рода дискуссий, начиная от политики и кончая искусством. Кофе был лишь поводом, а не причиной встреч. В отличие от Скобелева, Троцкий начал расспрашивать Али о нем лично – каким образом он пришел к идее примкнуть к революционерам и каким он видит свою роль в ней.

– У вас есть связи с социал-демократами из Баку? – спросил Троцкий. – Вы знакомы с партией «Гуммет»?

Троцкий спрашивал про политическую партию, созданную в 1904 году в Баку азербайджанскими интеллектуалами – Мамед-Эмином Расулзаде, Султаном Эфендиевым и некоторыми другими.

– Я слышал про них. Но я здесь в Европе уже пять лет…

– К идее социал-демократических и, в целом, революционных ячеек на местах, на периферии я отношусь положительно. Но вот ко всяким там национальным движениям, будь то еврейское или тюркское – отрицательно.

– Я не думал об этом, – ответил Али. – У нас есть идея об организации восстания на одной из периферий, но здесь речь не об узко-этническом движении… У нас другая идея.

Али достал из папки книгу под названием «Ангелы революции» английского автора Джорджа Гриффита.

– Вы знакомы с этой книгой?

Троцкий взглянул на обложку и сказал:

– У меня нет времени на художественную литературу.

– В этом романе речь идет о гениальном российском инженере-еврее…

– Еврейская тема меня не интересует, – перебил собеседника Троцкий.

– Извините… я понял… я просто описываю роман. Так вот, он вместе со своей дочерью и единомышленниками учреждает «братство свободы» и с помощью созданного воздушного флота освобождает Россию от власти царя.

Троцкий несколько секунд поразмышлял и бросил:

– Занятно… Автор, очевидно, находился под впечатлением Жюля Верна и его романа про капитана Немо и его борьбы за свободу Индии при помощи подводной лодки.

– Идеи Жюля Верна в прошлом веке начали воплощаться в жизнь в этом. Подводная лодка – это уже реальность.

– Так, хорошо… У вас ко мне какой-то конкретный вопрос?

– Можно создать такой воздушный флот, как в романе «Ангелы революции», и сделать эту революцию.

Лондон

Расследование преступлений – это скрупулезная и нудная работа. В книгах все выглядит красочно, события развиваются относительно быстро, и читатель замирает перед каждым поворотом событий. В реальной жизни большинство преступлений расследуется или в течение нескольких дней или на это уходят месяцы. В Лондонском Ист-Энде преступления, как правило, раскрывались быстро – они в основном имели место в среде преступников или бедноты. Это были разборки между криминальными личностями или обычная бытовуха по пьянке или из-за денег, притом небольших.

Эдмунд Свансон был уверен, что убийство русского инженера Максима Королева не относилось ни к одной из вышеуказанных категорий. Это расследование потребует много времени и усилий – нудных опросов и интервью. Так как его шеф неохотно дал согласие на продолжение расследования, да и то после вмешательства Конан Дойла, в распоряжении у Свансона был всего один младший инспектор. Они вдвоем опросили около пяти десятков людей в доме и прилежащей округе, но ничего интересного не обнаружили. На это ушло около двух недель.

Из собранных данных можно было сделать следующий вывод: русский инженер вел замкнутый образ жизни; посетителей у него было мало и, к сожалению, описание пары гостей ничего особенно не дало. Инженер не работал и, что интересно, – как-то существовал, хоть и крайне скромно. Эдмунд Свансон полагал, что может Королев был связан с какими-то русскими революционерами-мигрантами. Они в Европе пользовались свободой и могли и дальше продолжать заниматься определенной деятельностью в рамках британского законодательства.

Учитывая теплые отношения между Британией и Россией, в особенности в свете возможного подписания союзнического договора, Свансон сделал запрос через посольство России, но получил сухой ответ о том, что Свансону было уже известно: Королев был членом социал-демократической партии и революционером.

Если Королев не работал, то должен был получать откуда-то деньги. Революционеры могли давать ему наличные. Но, на всякий случай, Свансон отправил запрос всем лондонским банкам на предмет выявления банковского счета. Еще неделя ушла на получение ответа – и – победа! – в «Шотландском Королевском Банке» был действительно счет на имя Максима Королева. Там была небольшая сумма, и на нее Королев мог бы снимать квартиру где-нибудь получше, хотя возможно в его положении надо было максимально экономить. Вклады были наличные, но были и два перевода от некоего Жоржа Лемера из Парижа.

После того, как Свансон получил сведения о банковском переводе, он сделал запрос французской жандармерии о получении сведений о Жорже Лемере. Далее к нему пришла мысль, что необходимо пойти на почту и попытаться найти следы возможных почтовых переписок или телеграмм. Почтовая служба – была вправе предметом гордости британцев. Старейшая, созданная еще в шестнадцатом веке, она исправно и оперативно служила, покрыв сетью всю империю. Почта внесла весомый вклад в развитие экономики страны.

Обычно отправляя на такую черную работу младших инспекторов, на этот раз Эдмунд Свансон пошел сам в ближайший к дому Королева почтовый офис. Его принял глава офиса, который, узнав, кто такой Свансон, внутренне обрадовался – теперь он мог показать значимость своего дела. Свансон спросил, знает или помнит ли кто-нибудь из сотрудников почты русского инженера по имени Максим Королев.

Глава офиса позволил Свансону поговорить со своими сотрудниками, и выяснилось, что двое из сотрудников помнили худого унылого русского инженера по имени Королев, который минимум раз в месяц приходил в офис.

– Что он отправлял – письма, посылки, телеграммы?

– Были письма и телеграммы… Кажется, пара посылок, – сказал один из почтальонов.

– Я был бы признателен, если вы посмотрите учетные записи – мне нужны адресаты, а может, какие-то копии сохранились, например, телеграмм.

Тут глава офиса улыбнулся:

– Я надеюсь, у вас есть бумага из суда – разрешение. Опрашивать работников вы можете, а вот доступ к переписке – извините. В любом случае, копии мы не держим, но вот, конечно, учетные записи о получении посылок и телеграмм есть.

«Ах!» – подумал раздосадованный Свансон. Ему это непростительно, он же должен был взять разрешение на приобретение данных о личной переписке Королева.

Глава офиса сделался еще важнее и сказал:

– Хотел напомнить, что Британия является членом международной конвенции о телеграмме, а о защите переписки…

– Да-да… конечно, – перебил Свансон. – Разрешение будет, – и про себя подумал: «Знаем, что ты важный господин», но вслух произнес: – Горжусь службой почты его величества!

– Законы они и есть законы. Не я их придумал, и если они впитаны в дух нашего государства, то они будут жить и после нас. И я, и вы будем уверены, что никто не будет читать нашу переписку. Если у вас есть время, я могу рассказать о почтовом скандале 1844 года, когда правительство открывало почту видного деятеля итальянского освободительного движения Джузеппе Мазини, проживающего в Лондоне, и переправляла ее австрийскому послу.

Свансон, хоть и имел отрывочные знания про события 1844 года, но не был расположен слушать лекцию, а вот глава почтового офиса был явно настроен показать свои знания.

– Я, конечно, как блюститель закона, знаю об этом. Джеймс Грэхем, Эдвард Сноуден… Времени мало, а то послушал бы с удовольствием.

– Хорошо, знать об этом следует всем…

И после паузы уже более примирительным тоном:

– Мне кажется, если речь идет об убийстве, то получить вам ордер не будет трудно. Поможем чем сможем.

– Конечно, я просто даже забыл об этой формальности. Меня так завлекла идея найти хоть что-то тут, на почте.

После улаживания формальностей перед Свансоном лежали все учетные записи. Какую же информацию почерпнул Свансон о «почтовом отпечатке» Максима Королева? Русский инженер получил несколько телеграмм из Парижа, Праги и – что привлекло внимание детектива – из Острова Мен, внутренне самоуправляемый территории, находящейся в подчинении британской короны. Что могло связывать Королева с этим маленьким островком между Британией и Ирландией? Из Парижа также несколько раз пришли посылки. Сам он также отправлял несколько посылок. Не густо, но есть хотя бы за что-то зацепиться.

Самой ценной находкой была телеграмма, за которой Максим Королев так и не зашел – она пришла в день его убийства. Послание было из Парижа от того же Жоржа Лемера со следующим текстом: «Получите скоро пакет о работах Кюри они очень ценны сконцентрируйтесь». Свансон подумал, что это тоже может вывести на определенный след – надо будет выяснить о каком Кюри идет речь. О лауреатах Нобелевской премии Пьере и Марии Кюри? Несомненно, русский инженер делал какую-то научную работу. И никаких документов или иных следов его деятельности в его квартире не было – значит, их унесли!

Как всегда, на помощь расследованию пришла внимательная и любознательная старушка. На почте работала уже в солидном возрасте мадам Мэй, и она сказала, что несколько месяцев назад на почту наведывались два типа:

– Ну, вы знаете, я сразу признала у них этот характерный русский акцент. Они ведь так твердо произносят «h»… прямо как «kh». Ну, например, «ху из хи»… Так вот, вид у них был… ну как сказать… я между ними ночью не прошла бы, не оглянувшись, – мадам Мэй поправила волосы и продолжила:

– Так вот, они мне сказали, что ищут своего старого приятеля. Помню, назвали имя Максима Королева… Говорят, что приехали как туристы. А я спросила себя: «Что туристы делают в Ист-Энде?». У меня в Солсбери, откуда я родом, есть больше чего посмотреть – один собор чего стоит! А что здесь есть в Ист-Энде, да тем более в этом районе? Ну, так вот, они сказали, что вспомнили, что их приятель живет здесь, много лет не виделись. Хотели сделать сюрприз. Спрашивали про его адрес, может он здесь письма получает. Я, конечно, как того требует закон, им ничего не сказала… Что интересно, они появились здесь несколько дней позже и отправили телеграмму в Санкт-Петербург.

– Даже так! Значит, они могли здесь жить где-то!

– Верно, похоже, так и было, сэр.

Свансон повернулся к своему помощнику и сказал:

– Надо будет обойти все близлежащие гостиницы и ночлежки и расспросить – не жила ли у них мужская пара из России. Учетные записи надо проверить. Хотя они могли бы жить и под фальшивыми именами, но надо проверить, вселялись ли к ним одновременно двое граждан России.

– Я слышала, как один звал другого… то ли «Рослан», то ли «Руслан»… ну, эта такое запоминающееся имя.

– Раз один звал другого так, то имя, должно быть, настоящее.

Теперь после информации, полученной из почтового отделения, у Свансона был фронт работы – гостиницы, запрос в Париж, поиски Жоржа Лемера. Одно ясно: убийство Максима Королева – это не бытовуха.

                                       * * *

Реймонд Барроуз снял двуспальную комнату в отеле «Гросвенор» недалеко от Букингемского дворца, где провел бурную ночь с Тейрой Патрик. Устал ли он наутро? Нет, черт побери! Он был полон энергии…

Еще в Париже с вокзала он послал домой жене телеграмму, что по делам задерживается в Париже, так что он мог несколько дней провести с Тейрой. Проблематично было уладить дела на работе – но два дня он смог выцарапать у своего начальства. Теперь он лежал в постели с Тейрой и поедал поданный завтрак в постель.

– Чем ты меня удивишь? – спросила томно Тейра.

– Что? Ты не устала?

– Ах, у мужчин в мозгах все одно и то же… Я имею в виду, куда ты меня отвезешь? Что мы можем посмотреть? Одежда, машины?

Реймонд несколько минут подумал и потом сказал:

– У меня есть родственник – кузен с материнской стороны. Его зовут Дуглас Рикет… Слышала?

– Зачем я должна была слышать его имя? Чем он знаменит?

– Ты же любишь гонки, автомобили… Он – гонщик. Мы можем поехать к нему посмотреть коллекцию его машин. Он, кстати, собирается принять участие в гонке Париж-Пекин.

– О-ля-ля! Это интересно… а вот я слышала, что здесь в Лондоне есть фирма, которая занимается летательными аппаратами. Это должно быть что-то более интересное… Ты летал?

«Интересно, – подумал Реймонд. – Случайность ли это? Вторая куртизанка на моем счету, которая мечтает летать… Мода, что ли, такая пошла?» Но вслух ответил:

– Пока нет, но я недавно…

Тейра его не собиралась слушать. Она продолжала рассказывать, как восхитительно было бы летать. Притом она делала это так красноречиво, что Реймонд удивился ее фантазии. Тейра говорила о покорении морей и океанов, отдаленных уголков планеты, о скоростном передвижении между Сиамом, откуда ее мать родом, и Лондоном.

– Ты, как знаешь, я участвовала в гонках. Обожаю скорость – ведь скорость эта наш век! Весь этот прогресс вокруг нас…

– Ты из кабаре, очевидно, его видишь даже лучше, – пошутил Реймонд, хотя секундой позже пожалел об этом, поймав взгляд Тейры. – Извини, я имел в виду… я просто восхищен твоим видением…

– Ты думаешь, что я тупая… могу только вилять телом…

Реймонд привстал в постели так, чтобы он мог присесть на одно колено и сказал:

– Извини, дорогая, я пошутил по-идиотски, но хотел сказать… дай мне сказать… что ты чувствуешь мир вокруг, как никто другой. Тебе выкладывают сокровенные мысли многие сильные мира сего…

– Да ладно, – махнула рукой успокоившаяся Тейра. – Я, между прочим, окончила школу и работала в больнице. У меня есть сертификат санитарки. Мало кто из девушек в наше время это смог сделать. Некоторым везет, как тебе, они родились в правильной семье с хорошими деньгами и положением, а другие должны пробивать себе путь через опасности и лишения. Так вот, те, из второй категории, иногда хотят быстрых денег. Не легких, а быстрых… И это их выбор.

– Ради бога, дорогая! Давай поговорим о машинах и летательных аппаратах. Я тебя… обожаю!

– Обожаешь? Ну, ты все равно не скажешь слово «люблю».

– Хочешь – скажу?

– Давай посмотрим на твоего кузена с его машинами.

Кузен Реймонда Дуглас Рикет был известным автогонщиком, ловеласом и любителем приключений или, как тогда называли таких людей, – авантюристом. Ему было около сорока, и он был из знатной английской семьи графства Рутланд, имел наследственный титул. Отец Рикета занимал высшие посты в викторианской Британии, служил в Индии, где удвоил свое богатство. Дуглас был третьим сыном Рикета-отца, и, в отличие от своих старших братьев, один их которых заседал в палате лордов, а другой был на высоком посту в Южной Африке, слыл славным, веселым и щедрым парнем, далеким от политики. При этом он имел хорошее чутье на перспективный бизнес, вложил деньги в телефонное дело, а также был держателем акций в ряде компаний, занимающихся торговлей в британских колониях, и какого-либо стеснения в средствах не испытывал.