Дорогу осилит идущий. Фантастическая повесть
Илья кивнул.
– Садись, Алёнушка, коли хочешь.
Горько усмехнулся.
– И станет всё, как… встарь?
Печально покачал головой.
– Только не нужно всё это теперь, люба моя. Ой, не нужно…
Алёнушка села рядом с молодцем. Взяла его большую, сильную ладонь и погладила её.
– Не надо так говорить, Илюшенька. Слова твои больно точат моё сердечко.
Илья посмотрел в её широко распахнутые, доверчивые глаза. Спросил честно и прямо:
– Скажи мне, Алёнушка, зачем ты пришла?
Девица недоумённо хлопнула своими густыми ресницами.
– Как это зачем, Илюшенька? Аль не люба я уже тебе? Мне горько слышать от тебя такие обидные слова.
Снова погладила своими хрупкими пальчиками его могучую ладонь. Её глаза засветились нежностью.
– Соскучилась я по тебе, Илюшенька, вот и пришла.
Доверчиво заглянула ему в глаза.
– Без тебя свет мне не мил, Илюшенька.
Мужественное лицо молодца посветлело. По всему было видно, что слова Алёнушки ему были по душе. Однако суровая действительность не отпускала его ни на миг.
Он тяжело вздохнул.
– Мне светло на душе от твоих слов, любушка. Но, нынче, не к месту сказаны они. Ох, не к месту…
Она крепко сжала своими хрупкими пальчиками его тяжёлую ладонь.
– От чего же, ладо моё?
Илья посмотрел ей прямо в глаза. Во взгляде его отсвечивала безысходность.
– Не пара я тебе уже, Алёнушка. Ох, не пара.
Губки её обиженно сжались.
– Почему, Илюшенька? Ты люб мне, я люба тебе, так от чего же мы не пара? Не понимаю я!
Илья сдвинул к переносице свои густые брови и отвернулся. Она услышала его глухой голос:
– Нехожалый я. Калека увечный. Потому и не пара я тебе!
Она наклонилась, пытаясь заглянуть ему в глаза.
– Илюшенька, это не беда, что ты нехожалый. Люб ты мне, вот и весь сказ! Заполонил ты моё сердечко так, что никому другому не осталось в нём местечка!
Илья повернул голову в её сторону. Глаза влажные. По нему было видно, что он сильно переживает и едва сдерживает себя, чтобы не заплакать.
– Не рви моё сердце на части, любушка. Оно и так у меня несчастное…
Он немного помолчал, собираясь с мыслями. Лицо его обрело спокойное выражение.
– Ты, Алёнушка, как весенний цветок, который только-только распустил свои тонкие лепестки. Цветок чистый и нежный.
Взгляд его помрачнел.
– И я не желаю, чтобы он безвременно увял рядом со мной.
Гостья попыталась возразить:
– Что ты такое говоришь, Илюшенька? Я не хочу слышать такие слова из уст твоих. Слышишь, не хочу!
Он перебил её:
– Послушай меня до конца. Я сирый и убогий. Зачем я тебе такой?
Взгляд его помрачнел ещё сильнее.
– Придёт пора и ты, Алёнушка, горько пожалеешь о своей несчастной доле. И виной тому буду я. Ты люба мне, а потому я хочу видеть тебя счастливой.
Она снова сделала робкую попытку ему возразить:
– Илюшенька, ты не прав…
Но он решительно её перебил:
– Не перечь мне. Я истину говорю.
Перевёл дыхание.
– Я хочу, чтобы ты была счастлива. Чтобы жила долго-долго в довольстве и радости. Ты красна и пригожа. Найди пару себе под стать. Жениха пригожего, да разумного. И будете вы счастливы до самой старости.
Осторожно убрал свою пленённую ладонь.
– А меня, ладо моё, забудь. Не мучай больше ни моё сердце, не своё сердечко!
Взгляд её больших синих глаз словно окаменел от горя.
– Илюша – свет Иванович, что слышу я?
Илья опустил голову.
– Прости меня, голубушка моя. По-другому я сказать не могу. Я не хочу, чтобы ты стала горемычной. Ты заслуживаешь лучшую долю.
Алёнушка в отчаянии всплеснула руками.
– Нет, Илюшенька, нет. Ты мне люб такой, какой ты есть. Никто другой мне не нужен!
Закрыла своё личико руками и разрыдалась.
– Слышишь, никто! Да я уж лучше в девках вековать буду, чем за другого человека замуж выйду!
Но Илья был упрям и честен. Честен и перед собой и перед своей любушкой. Он уже принял решение, и отступать не собирался. Отступать было не в его правилах. Конечно, глубокие переживания его лады, больно ранили и его большое и доброе сердце, но по-другому он поступить не мог. Потому, что был сильным и великодушным человеком. Он понимал, что рядом с ним, с нехожалым, она будет мучиться всю свою жизнь горемычную. И ему было нестерпимо жаль её, свою горлицу. Илья желал ей только счастливой доли, а потому решился обрубить все концы разом. Так будет лучше для обоих. Она сначала поплачет, помечется в большом горе, а потом, когда пройдёт время, успокоится и поймёт, что он был прав. Время ведь лечит…
Илья выпрямился. Взгляд его стал другим, совершенно ей не знакомым.
– Иди Алёнушка. Иди ладо моё. Ты достойна другой доли.
Резко рубанул рукой воздух, словно обрубил невидимые нити, их связывающие.
– И… больше не приходи сюда. Не надо.
Через силу выдавил из себя, страшные для неё, слова:
– Я больше… не в силах тебя видеть…
Она вскочила на ноги и в ужасе приложила свои ладони к побледневшим щекам. Глаза её утонули в слезах.
– Ты… ты гонишь меня, Илюша?
Илья отвернулся и глухо ответил:
– Да. Иди с миром.
Она с окаменевшим лицом подошла к двери. Прежде чем выйти, обернулась.
– Илюшенька, ты прогнал меня из своей избы, но из сердца своего ты прогнать меня не посмеешь. Я не перестану тебя любить, так и знай. Никогда не перестану. Сколько бы годков не минуло, не перестану…
Тихо притворила за собой дверь.
Илья остался один. Он был оглушён её прощальными словами. А ещё тишиной и одиночеством. С горечью он, вдруг, осознал, что только что, собственноручно, вышиб из-под себя последнюю опору, которая придавала его жизни какой-то смысл. Теперь все смыслы были утеряны. Он понял, что без Алёнушки, жизнь его сирая, да убогая, станет ещё постылей, ещё невыносимей.
Он склонил свою буйную головушку на могучую грудь и тихо заплакал. Впервые в жизни. Сдержанно и глухо. Ему стало жаль Алёнушку, её светлую любовь к нему, себя самого и свою несчастную долю…
Алёнушка пришла домой, не видя дороги от горьких слёз. После своего визита, она, действительно, перестала ходить к своему Илюшеньке в гости. Загрустила. Загоревала.
Бывало, после всяких домашних дел, сядет вечерком на крылечко и смотрит на улицу, пригорюнившись. Мимо проходят весёлые подружки её. Идут на поляну, что рядом с дремучим лесом, чтобы попеть песни, да повеселиться. Зовут её с собой. Но она молчит в ответ, лишь отказно качает головой…
Алёнушка слыла красавицей. И лицом и станом вышла. И голос у неё был певучий, да звонкий. Засматривались на неё парни, но равнодушна она была к ним. Бывало, проходит записным щеголем, то один, то другой. Всё напрасно. Не привлекали её, ни расшитые рубахи их, ухарски расстёгнутые на груди, ни модные причёски под «горшок», ни новые, ещё не растоптанные, лапти липовые. Перефразируя классика, можно было сказать, что она не замечала ничего, ничто не трогало её…
Алёнушка с тоской смотрела на улицу и всё высматривала своего Илюшеньку. Не покажется ли он в конце улицы? Не пройдёт ли он по ней своей лёгкой походкой? Не остановится ли возле её крылечка? Не повернёт ли свою светлую кудрявую головушку в её сторону, да не улыбнётся ли ей своей широкой, приветливой улыбкой?
Нет, не проходил её Илюшенька по улице, не останавливался он возле её крылечка, сколько она не присматривалась, да не приглядывалась. А она всё ждала его. А она всё надеялась, не ведомо на что…
Её тихо журила матушка. Пелагея Ивановна говорила ей, что хватит плакать и печалиться. Довольно губить красоту свою девичью, почём зря. Не придёт к тебе больше ясный сокол Илюшенька. Нехожалый он и вековать ему, сидя на лавке, в своей избе, как в темнице, из которой уже никогда не выйти на белый свет…
Но Алёнушка не верила своей матушке. Она продолжала ждать его, надеясь на чудо чудное, диво дивное…
Глава 4. Волхв
Всем известно, что историческая наука относится к области самых точных наук. Особенно, отечественная. Причём она находится в постоянном развитии. Всё время уточняются даты и корректируются события. И процессу этому не видно конца, как нет предела совершенству.
Это, в равной степени, относится и к народным преданиям и легендам. Уж их – то можно было оставить в покое. Казалось бы, что может быть правдивее и точнее народного творчества. Это же, чистейшей воды, реализм. Придраться совершенно не к чему – ведь сам народ сотворил! А народу нельзя не верить…
Нет же, и здесь ведётся неутомимая работа по исследованию произведений народного эпоса, и уточнению некоторых моментов его.
Вот взять, хотя бы, фигуру Ильи Муромца. Богатырь – легенда, защитник народный, а сиднем сидел на печи аж тридцать три года. А если учесть, что продолжительность жизни среднестатистического богатыря, в те героические времена, не дотягивала и до тридцати годков, то выходило, что Илье уже недоставало времени, чтобы показать себя, во всей красе своей богатырской…
Действительно, личность крестьянского детины Ильи, что из-под города Мурома, необычайно колоритна и притягательна. Человек, как уже отмечалось, тридцать три года сидел на печи, безвылазно. Но, не смотря на эти обстоятельства, имел фигуру Геракла, и такие кубики на животе, что Шварцнегер может нервно отдыхать в сторонке, несмотря на то, что занимался в спортзале по двадцать пять часов в сутки. А после того, как испил он студёной водицы из Каргачи-реки, так и вовсе разошёлся. То, играючи, вырвет с корнем могучий дуб, то камнями-валунами, как теннисными мячиками, поиграет…
Здесь что-то не так, решили исторические умы академических кругов Центра хронопутешествий. А раз есть сомнения, то на них надо обязательно отреагировать, причём строго научно…
Год Веков, шеф хронопутешественника Глеба Дронова, твёрдо настоял, чтобы в конец X века нашей отечественной истории «нырнул» именно его подопечный, а не кто-то другой.
И почему, понятно. Муромский заповедный край, это вам не цивилизованная и предсказуемая Европа. Там нет, милой сердцу каждого цивилизованного европейца, святой инквизиции, костерков на центральных площадях, рыцарских турниров и перманентных войн между феодалами за клочок земли. Там нет милой европейской традиции, где вас, запросто, могут прихлопнуть в любом тёмном закоулке, из-за кошелька с несколькими монетами. Кстати, могут прихлопнуть и в светлом закоулке, тоже. Демократия, ведь…
Муромский край – это совсем другое. Это необъятные просторы и могучие, ни разу не хоженые, леса. Никакой тебе толерантности и демократии. Сплошная вольница. В небесах летает Змей Горыныч. На прямоезжих дорогах свистят Соловьи-разбойники. А в дремучих лесах сплошь шуруют лешие да кикиморы. Не говоря уже о бабах-ёжках…
Опасно. Но Глеб Дронов – тёртый калач. Вот его и отрядили под город Муром, навестить Илью Ивановича, который сиднем сидел на лавке, и разгадать загадку его богатырской личности для исторической науки.
Экипирован хронопутешественник был по моде того времени, и выглядел записным щёголем. Белые полотняные портки, да белая полотняная рубаха в шитых узорах, могли сразить наповал любого модника. Но это ещё не всё. Талию его стягивал широкий кожаный ремень с массивной кованой пряжкой. На поясе висел армейский нож, с которым он никогда не расставался. На ногах красовались красные, сафьяновые сапожки. Позаботился Дронов и об имидже собственной физиономии. Отрастил, по этому случаю, растительность на лице и русые кудри. А если присовокупить, ко всему этому, ещё и синие глаза с белозубой улыбкой, то получился не молодец, а одно загляденье…
Село Карачарово. Глеб, с интересом, оглянулся. Несколько десятков изб. Все из дерева. Крыши соломенные. Срубы из толстого бревна, крепкие. Окошки маленькие, похожие на амбразуры. А, может, они таковыми и являлись, чтобы, в случае чего, отстреливаться от врага. Окошки затянуты бычьим пузырём. Избы рассыпаны свободно. Связаны они были между собой тропами и длиннющей улицей с переулком. Ни названия улицы, ни номеров на избах. Попробуй, угадай, где чья? Село выглядело пустынным. Видно, обитатели его, все поголовно, ушли. Кто на охоту, кто на пашню. Но были и такие, кто сидел на печи.
Глеб, постояв несколько минут в раздумье, двинулся вглубь села, в надежде кого-нибудь встретить. И ему повезло. Из-за угла ближайшей избы, в его сторону, шустро перебирая босыми ногами, шла седовласая женщина.
Дронов вежливо её окликнул:
– Ай, же ты, добрая женщина, позволь спросить тебя?
Женщина остановилась и с нескрываемым удивлением уставилась на ладного молодца, в модном костюме. Причём, он был настолько высок да ладен, что, поначалу, она не поверила глазам своим. Сильно усомнилась она, что таким может быть выходец из здешних мест: уж больно пригожим он ей показался!
Женщина оказалась на удивление коммуникабельной, но немного подозрительной.
– Гой еси ты, добрый молодец, кто сам-то будешь? Я тут долго живу уже, но такого молодца как ты, вижу впервые. Откуда пожаловал к нам, сокол ясный?
Дронов обезоруживающе улыбнулся.
– Ой, же ты, добрая женщина, пришлый я.
Туманно добавил:
– Издалека пришёл…
Она ещё раз окинула своим цепким взглядом его стройную фигуру и подозрительно белый, немятый костюм.
– Видно, что издалёка…. Видно-видно…. В наших краях таких молодцев не найти.
Подняла глаза к небу.
– Уж не оттуда ли ты?
Глеб снова улыбнулся.
– Почему так считаешь, добрая женщина?
– Чистый ты шибко, добрый молодец, для дальней дороги-то…. Нет ни пылинки, ни на сапожках диковинных, ни на платье твоём.
Хронопутешественник смутился.
– Из Мурома-града я. А одежду свою оберегал, потому и чистая она.
Старуха, в знак одобрения, закивала головой. Подозрение во взгляде потускнело.
– В Муроме-граде, чай, все в такой одежде ходят?
Дронов сказал первое, что пришло в голову.
– Все поголовно, матушка. Не найдёшь никого, чтобы не в такой одежде ходил. Кроме купцов, конечно. У тех товар из чужих земель. Те совсем гоголем выступают.
После пространного отвлечения, женщина, наконец, вернулась к истоку разговора:
– О чём спросить-то хотел меня, добрый молодец?
Глеб обрадовался тому, что разговор вернулся в нужную колею.
– Об Илье – свет Ивановиче хотел спросить я, о нехожалом молодце.
Женщина настороженно уставилась на чудного, пришлого человека.
– Зачем спрашиваешь о нём? Али встречался раньше?
Глеб немного смутился.
– Нет, не встречал я раньше этого доброго молодца.
Настороженность женщины усилилась.
– Тогда откуда знаешь его?
Гость из будущего неопределённо повёл глазами.
– Земля слухами полна…
Седовласая собеседница, неожиданно для Дронова, смягчилась.
– Ох, полна земля слухами, добрый молодец, ох, полна…
Задумчиво пожевала губами, и ударилась в лирические воспоминания.
– Был богатырь, Илюшенька – свет. Молодец – одно загляденье. Все девицы красные села нашего Карачарово, заглядывались на него. А село – то у нас, ой, какое большое. Тайно они воздыхали, глядучи…
Выдавила потайную слезу.
– И моя Алёнушка, тоже… эх…
Утёрла уголком платка слезинку. Всхлипнула:
– Да не судьба, видно, быть им вместе… не судьба…
«Ага, – подумал Глеб, – получается, что Илья раньше-то был жив – здоров, раз девицы-красавицы на него заглядывались. Отсюда вывод: нехожалым он стал совсем недавно, а не был им с раннего детства. Это уже любопытно».
Дронов почувствовал, что беседа его со словоохотливой собеседницей выводит его к конечной цели.
– Да где же его изба будет, добрая женщина? Увидеть его хочу.
Женщина показала рукой на избу, которая стояла на отшибе, в конце улицы.
– Вон она. Сидит в ней Илюшенька – свет, как в темнице. Света белого не видит…
Снова выдавила скупую слезу.
– Ой, бедная его головушка…
Всхлипнула от великой жалости.
– А такой молодец был, такой красавец…
Тускло посмотрела на Дронова.
– Иди, добрый человек, посмотри… Только ни к чему всё это. Ох, ни к чему. Силушка его богатырская уж больше не возвернётся к нему. Не станет больше Илюшенька на свои крепкие ноженьки. Не пройдёт он ясным соколом по селу, подбоченясь. Не улыбнётся больше моей Алёнушке, зазывно. Ой, беда-то, какая…
Дронов поблагодарил словоохотливую женщину поклоном и на прощанье спросил:
– Как зовут тебя, добрая женщина?
Та охотно ответила:
– Пелагеей Ивановной кличут меня…
Он не мог не спросить о девушке, имя которой она упоминала. Это ему было нужно для полноты картины.
– А кем приходится тебе, добрая женщина, красная девица по имени Алёнушка?
Пелагея Ивановна снова всхлипнула.
– Дочерью родной она мне приходится, вот кем.
Приложила руки к щекам. Закачала сокрушённо своей головой из стороны в сторону.
– Была она наречённой Илюшеньки – света, да не судьба им вместе быти. Хотя, всё ждёт на его, горемычная. Все три годика ждёт, как он нехожалым стал. Всё надеется на что-то, сердечная. Ох, горе-то, какое…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги